Часть 1. Текст де Клапье де Вовенарга

Практическое занятие 1.

Вопросы для анализа текстов:

1. О чём текст? (Нужно дать его аннотацию).

2. Что является главным для автора? Какова его основная мысль? (Или: Каковы главные мысли? Нужно составить резюме текста).

3. Что является проблемой (или проблемами) для автора?

4. В чём проявилось наличие у автора проблемы (проблем)? (Или: Как выражена в тексте проблемность авторской позиции?).

5. Как аналитик распознал проблему (проблемы) в данном случае? (Методическое указание-подсказка: основные этапы диагностики суть обнаружение, различение и опознание.)

6. Каковы вероятные причины наличия выделенной проблемы (или проблем)?

Часть 1. Текст де Клапье де Вовенарга

…Писать следует тому, кто мыслит, или проникнут каким-то чувством, или осенён какой-то полезной истиной. Этому правилу, однако, не следуют. Поэтому на нас и льётся поток холод­ных, поверхностных и тяжеловесных опусов. Нередко человек, решивший сочинить книгу, садится за стол, не зная, что сказать, а то и вовсе об этом не думая. В голове у него пусто, вот он и тщится чем-нибудь заполнить бумагу: пишет, зачеркивает, нагро­мождает мысли и факты, как камен­щик, накладывающий раствор; или как самый последний поденщик, меха­нически выполняющий грубую рабо­ту. Его вдохновляет не сердце, им ру­ководит не размышление, и повсю­ду у него проглядывает стремление блеснуть остроумием, равно как и уста­лость, которую влекут за собой подоб­ные потуги.

Неизгладимый и докуч­ный их отпечаток лежит на каждой его строке, ибо вымученность произведе­ния скрыть невозможно. Читатель всё время видит перед собой автора, ко­торый потеет, выдавливая из себя мысли, потеет, пытаясь придать им удобопонятную форму. Читатель видит автора, который, вы­сидев несколько идей, всегда несовер­шенных и скорее замысловатых, неже­ли глубоких, старается убедить в том, во что не верит, старается дать почувствовать то, чего не чувствует, старается научить тому, чего не знает. Читатель видит автора, который, развивая свои сум­бурные и тёмные положения, приво­дит в их защиту такие же доводы. Ибо то, что мы отчётливо понимаем, не нуждается в комментариях. А то, о чём мы лишь догадываемся и что смутно представляем себе, мы всё равно не объясним, а только растянем.

Ум вы­ражается в слове; слово – облик ума, и длинноты изложения – это примета бесплодного ума и хаотического во­ображения. Вот почему в книгах так много «затычек» и так мало полезно­го. Попробуйте сократить длинное со­чинение до основных его посылок, и оно сведётся к ничтожно малому ко­личеству мыслей, выраженных черес­чур многословно и повсюду переме­шанных с ошибками.

Этот недостаток, свойственный книгам, наполненным рассуждениями, не менее ощутим и в тех книгах, где речь идёт исключительно о чувствах. Нас отвращает бес­плодное изобилие слов, бесцельное изли­шество в словах. Оно не в силах скрыть отсутствие мыслей, вялость чувств, напыщенность слога, фальши­вость красок, неправдоподобие и на­тяжки в развитии действия. Поэтому мы редко встречаем произведения, ко­торые читались бы легко. Нам при­ходится по-настоящему потрудиться, чтобы докопаться до смысла у фило­софа, который уверен в своей логике. Нам трудно понять связь между мыслями по­эта и метафорами, их облекающими. Нам трудно уследить за излияниями оратора, не умеющего ни прямо идти к цели, ни убеждать, ни трогать.

Если судить по таким вот сочинениям, книга – это всё что угодно, только не цепь мыслей, вытекающих одна из другой. Это не карти­на, которая приковывает к себе глаза, жадно впитывающие в себя сильные и правдивые образы. Это и не плод изобре­тательности человека, как бы обязав­шегося помочь нам без лишней траты сил ознакомиться с чем-то новым. Нет, тут всё поставлено с ног на голо­ву. Читатель, давясь от скуки, вынуж­ден выискивать крупицы полезного в произведении, которым его обещали развлечь. Нам трудно бывает пове­рить, что толстый том может заклю­чать в себе ничтожное содержание, или же может быть лишённым каких бы то ни было достоинств. Ведь на создание его затрачено, по-видимому, много труда. И мы готовы признать, будто сами ви­новаты в том, что чтение не позабави­ло нас и ничему не научило.

Сделаем из сказанного вывод: что­бы писать, нужно мыслить; чтобы вол­новать, нужно чувствовать; чтобы убеж­дать, нужно отчётливо понимать самому. Все старания выглядеть тем, кем на деле не являешься, лишь яснее обна­жают нашу сущность.

Мне хотелось бы, чтоб те, кто пишет, – поэты, ора­торы, философы, авторы в любом роде словесности – спросили на худой ко­нец у самих себя: «Да прониклись ли мы теми мыслями, какие выдвигаем? Прониклись ли чувствами, какие жаждем вызвать? Имеем ли знания, стремление к истине, пы­л, энтузиазм, какие пытаемся вселить в других? Короче, обладаем ли мы всем этим или только притворяемся, что об­ладаем?»

Мне хотелось бы, чтоб все пишущие убедились, сколь бесполезно расхо­довать на сочинительство ум, не под­креплённый способностью учить и нравиться. Я попросил бы их, нако­нец, запомнить и высечь большими буквами у себя в кабинете следую­щую максиму: «Автор создан для чи­тателя, а вот читатель создан отнюдь не затем, чтобы восторгаться каким-то автором, от которого ему нет проку».