Постановка проблемы и выбор подхода

Согласно традиционной реалистической позиции научное творчество представляет собой сложный и разносторонний объект исследования, одни аспекты которого изучаются специальной областью психологии – психологией научного творчества, другие – науковедением и социальными дисциплинами. Непосредственно механизмам научного творчества, а также природе научного открытия значительное внимание уделяется историей науки, методологией и философией науки.

Одно из наиболее важных мест в рассмотрении структуры научной деятельности занимает анализ способов и методов исследования. Их развитие определяет уровень разработанности той или иной конкретной научной проблемы, а также реальные возможности науки в целом. По этой причине философско-методологический и концептуальный инструментарий науки нуждается в постоянном внимании как со стороны самих ученых, так и со стороны методологов науки.

Целью науки, как считает, например, видный логик и философ Владимир Александрович Смирнов, – является “создание типовых методов, позволяющих стандартным образом решать целые классы задач. От достижения этой цели зависит соотношение нестандартного, творческого, и стандартного, рутинного, в науке. Если для задачи еще не существует методов решения, она оказывается сугубо творческой. Выработка таких методов превращает ее в стандартную, рутинную задачу. После этого творческая деятельность смещается в более высокую плоскость – плоскость создания методов решения”[255].

При таком понимании науки модель научного творчества, предложенная В.А.Смирновым, предстает как процесс созидания своеобразного “пространства выбора”, исходными положениями для реализации “выборки” внутри которого оказываются теоретические соображения и эмпирические данные[256].

В более укоренившемся и общенаучном контексте под “пространством выбора” чаще всего подразумевается объект исследования, в соответствии со спецификой которого как раз и выводится последовательность приложимых к нему наиболее адекватных методов и средств. Между тем использование понятия “пространство выбора” в контексте исследования феномена научного творчества, нам представляется более уместным и точным, поскольку в центре внимания здесь оказывается научная деятельность как таковая, благодаря которой, собственно говоря, и формируется данное, исследуемое нами “пространство выбора”.

Первым шагом в построении модели научного творчества является формулирование основной исходной цели исследования. Однако обоснованию цели исследования должен предшествовать хорошо аргументированный анализ специфики изучаемого объекта. Как это ни покажется тривиальным на первый взгляд, познание сущности объекта начинается с постановки традиционного для науки вопроса, обращенного непосредственно на объект. Этот вопрос весьма прост: что можно наблюдать? В нашем случае – что можно наблюдать в глубинах творческого научного процесса; что представляет собой данное “пространство выбора”? Другими словами, исследование должно быть основано на теоретически подкрепленных эмпирических данных об объекте, специфика которого обусловливает организацию проблемного поля анализа.

В отношении научного творчества как особого объекта философского анализа проблема всего того, “что можно наблюдать?”, никак не укладывается в жесткие рамки задачи создания только лишь “ типовых методов ”, о которых говорит В.А.Смирнов, то есть методов стандартных, пригодных для изучения творчества вообще, безотносительно его специфического выражения – прикладной, интеллектуальной, научной или какой-то иной деятельности человека.

Философское решение вопроса специфики творческой деятельности в науке сопряжено с определенным ракурсом исследования, а именно: необходимо рассматривать проблему в двуединых и в чем-то может быть даже парадоксальных аспектах – наблюдать творческий процесс как бы со стороны, то есть пребывать в роли наблюдателя и при этом сохранять собственный творческий потенциал: использовать стандартные и нестандартные подходы и методы.

Но какие же методы наблюдения за творческим процессом можно квалифицировать как адекватные ему? Конечно же, нестандартные, творческие, и стандартные, уже известные (рутинные). Выявить эти методы и подходы, обосновать их и проиллюстрировать их действенность на примере конкретного научного открытия – такова цель данного исследования.

На философском языке конечную цель науки можно определить по-разному: это и поиск истины, и приобретение нового знания о мире, объектах, явлениях, процессах, в нем происходящих, и расширение горизонтов познания. Цель науки – это, помимо всего, “открытие новых возможностей человеческого мышления и действия. С их появлением формируются новые способы и приемы научной деятельности, они раскрывают новые потенции творческого интеллекта”[257]. В этой связи идеалом научного творчества, его конечной целью является научное открытие, по отношению к которому роль и задача философа, методолога и эпистемолога состоит в том, чтобы максимально приблизиться к пониманию того, как, каким образом и при каких условиях становится возможным и осуществимым научное открытие.

“Искусству делать открытия учит история науки”[258]. Под этим утверждением подписались бы многие методологи и философы науки. Так А.С.Майданов в своей книге “Искусство открытия” большое внимание уделяет изучению истории научных открытий с позиций анализа творческого процесса. При этом автор обращает внимание на то обстоятельство, что изучение прошлого опыта может оказаться полезнымпри решении проблем, стоящих перед современной наукой, например дать подсказку в выборе возможных путей и способов их решения. “Но кроме тех сторон и явлений действительности, существование которых подсказывается формулировкой самих проблем, – пишет А.С.Майданов, – неисчерпаемая в своем содержании действительность хранит в себе такие явления, события и процессы, о существовании которых, а тем более об их характере мы и не подозреваем и не имеем о них никакого представления”[259].

Осознание того, что содержательная сторона действительности неисчерпаема, может служить побудительным мотивом и внутренним толчком для творческого мышления и действия. Кроме того, стимулирующим и позитивным моментом в анализе процесса творчества является понимание относительности нашего знания вообще, а значит, и в вопросах научного творчества. Кроме того, теоретические суждения и научные данные, используемые учеными для проверки выдвигаемых ими теорий, по сути оказываются смыслонагруженным опытом самих этих ученых – творцов научных теорий, однако это вовсе не должно означать, что такой опыт составляет последнее основание науки. Нет никакого последнего основания, и все то, что сегодня представляется окончательно установленным, завтра может оказаться ошибочным. Такое наше утверждение касается также и изучения опыта собственно научного творчества, привнося определенную долю здорового скептицизма в построение теории научного творчества.

Сделав этот вывод, мы могли бы ограничить нашу исследовательскую задачу изображением картины творческого процесса в духе описания “превратности идей”, где созидательный творческий акт лишь стыдливо подразумевается, присутствуя в скрытом виде в тех сугубо методологических алгоритмах, которые хотя и описывают тот путь, которым шел исследователь к своему открытию, однако ничего не дают тем, кто возомнил бы себя способным использовать этот опыт без особых на то оснований.

В этом месте мы непосредственно подошли к той постановке вопроса анализа творчества в науке, который закономерно переходит в очерк этих “особых оснований”. В первую очередь речь здесь пойдет об основных требованиях, предъявляемых современному ученому как со стороны научного сообщества, членом которого он является, будучи профессионалом в своей сфере деятельности, так и со стороны общечеловеческих и личностных качеств деятеля науки. При этом заметим, что обращение к типологии личности ученого ни в коей мере не должно уводить нас от темы исследования, а именно от обращения к герменевтическому подходу как методу анализа творчества. Напротив, немаловажное значение имеет понимание того обстоятельства, что существует определенная связь и определенная зависимость между типом личности ученого и его способностью делать открытия. Подчеркивая эту зависимость, мы остаемся в рамках герменевтического анализа и при этом сохраняем основной замысел нашего исследования, суть которого (в качестве определенной исследовательской сверхзадачи) может быть сформулирована постановкой следующего вопроса: пригодна ли герменевтика для понимания специфики научного творчества?

Дело в том, что одним из условий адекватного понимания специфического характера творчества, максимально приближающего к постижению содержания контекста проблемы научного творчества, связанного с научным открытием, является сформулированное в недрах герменевтики требование использовать в первую очередь такой метод понимания, как, например, мысленное объединение, “ ассоциирование себя с автором”.

Сущность этого герменевтического метода состоит в том, что при истолковании конкретного текста важно составить себе наиболее полное представление о личности автора “текста”. В данном случае под “ текстом ” мы будем понимать не только определенный научный текст, который подвергнем герменевтическому анализу, но также, в качестве сверхзадачи, творческий процесс как подтекст “текста” автора конкретного научного открытия. Добраться до сути вопроса о том, как становится возможным научное открытие, нам поможет герменевтический подход.

В последующих разделах статьи мы рассмотрим все известные нам методы герменевтического анализа, которые могут оказать позитивную роль в изучении процесса творчества в целом.

В соответствии с требованиями герменевтического подхода начнем изложение материала с анализа типов личности людей, так или иначе причастных к науке. Это позволит приблизиться к ответу на вопросы: кто должен заниматься наукой и как возможно научное открытие? Кроме того, пропедевтический по своей сути очерк типологии личности ученого представляется не только уместным, но и интересным хотя бы в силу того, что многие выдающиеся ученые сами описывали пути и способы, которыми они пришли к научному открытию. Для этого достаточно сослаться, например, на книгу “От мечты и открытию” Ганса Селье или на труды Чарльза Дарвина, в частности на книгу “Воспоминания о развитии моего ума и характера”, где ученый подробно описывает те моменты собственной жизни, которые побудили его к научным изысканиям, а также рассказывает о тех незаурядных авторах, книги которых дали подсказку для формулирования собственного научного открытия, собственной научной концепции[260].