Тридцать девять лет — слишком мало — слишком долго

О, самая страшная трагедия — не смерть в молодом возрасте, но когда, дожив до семидесяти пяти лет, ты понимаешь, что в действительности не жил.

Мартин Лютер Кинг-младший

С 1929 до 1968 года всего 39 коротких лет.

Слишком мало, чтобы вкусить плоды своего труда.

Слишком мало, чтобы утешить родителей, когда твой брат утонул.

Слишком мало, чтобы увидеть, как твои дети закончили школу.

Слишком мало, чтобы вообще увидеть внуков.

Слишком мало, чтобы дожить до пенсии.

Тридцати девяти лет просто слишком мало.

С 1929 до 1968 года всего 39 коротких лет, однако они тянутся слишком долго.

Слишком долго, если ты ограничен оковами сегрегации и цепями дискриминации.

Слишком долго, чтобы устоять на зыбучем песке расовой несправедливости.

Слишком долго, чтобы получать телефонные звонки с угрозами — по сорок за день.

Слишком долго, чтобы жить под изнурительным гнетом непрерывного давления.

Слишком долго, 39 лет — это просто слишком долго.

С 1929 до 1968 года — всего 39 коротких лет, однако это достаточно много.

Достаточно много для путешествия в Индию, чтобы научиться у великого учителя, как проходить сквозь разозленную толпу и оставаться спокойным.

Достаточно много, чтобы тебя травили полицейскими собаками и поливали водой из пожарных шлангов, потому что ты подчеркиваешь тот факт, что правосудие не распространяется на меня и моего брата. Это достаточно много.

Достаточно много, чтобы немало дней провести в тюрьме, протестуя против плохого положения других.

Достаточно много, чтобы в твой дом бросили бомбу.

Достаточно много, чтобы научить злых и агрессивных людей молчать, пока ты молишься за бросивших бомбу.

Это достаточно много.

Достаточно много, чтобы привести многих к христианству.

Достаточно много, чтобы понять: лучше пойти на войну за справедливость, чем жить в мире с несправедливостью.

Достаточно много, чтобы понять: отвратительнее фанатизма и ненависти молчаливое взирание на несправедливость.

Достаточно много, чтобы осознать: несправедливость не знает расовых ограничений, и люди всех рас рано или поздно испытают на себе ее жестокое воздействие.

Это достаточно много.

Достаточно много, чтобы понять: гражданское неповиновение одного человека в борьбе за его гражданские права не означает нарушения Конституции Соединенных Штатов Америки, — скорее, этот человек одобряет принципы равенства всех людей; он хочет нарушить местные порядки, которые уже и так нарушили Конституцию Соединенных Штатов Америки.

Это достаточно много.

Достаточно много, чтобы принять предложение выступить перед руководителями нации.

Достаточно много, чтобы обратиться к тысячам людей по сотням разных поводов.

Достаточно много, чтобы привести в столицу страны 200 000 человек, подчеркнув тем самым, что все народы Америки — наследники права на жизнь, свободу и поиски счастья.

Достаточно много, чтобы поступить в колледж в 15 лет.

Достаточно много, чтобы закончить его, получив несколько званий.

Достаточно много, чтобы получить сотни наград.

Достаточно много, чтобы жениться и родить четверых детей.

Достаточно много, чтобы стать главным тамбурмажором в борьбе за мир.

Достаточно много, чтобы получить Нобелевскую премию мира.

Достаточно много, чтобы отдать полученные с премией деньги (54 000 долларов) на дело справедливости.

Достаточно много, чтобы оказаться на вершине. И конечно же, достаточно много, чтобы взлелеять мечту.

* * *

Когда мы отмечаем, как много успел за свои 39 лет Мартин Лютер Кинг, мы понимаем, что их достаточно много для любого человека, который любит свою страну и своего ближнего настолько, что жизнь уже не имеет для него ценности — если только все люди не смогут сесть за стол братства как братья. Для любого человека, который сознательно играл со смертью каждый день своей жизни, 39 лет — это достаточно много, потому что позволить себе сердечную боль и скорбь означало бы, что завтра его брат сделает два шага назад.

Мартин прожил несколько веков, сжатых в 39 коротких лет. Память о нем будет жить вечно. Как было бы чудесно, если бы мы все могли так жить.

Мартин, как и все другие, приветствовал бы долгую жизнь, однако, взвесив факты, он сказал: «Не важно, сколько прожил человек, важно, насколько хорошо он распорядился отпущенным ему временем».

И поэтому мы воздаем должное памяти человека, который все свои слишком короткие, слишком долгие, достаточно долгие 39 лет прожил в мире несправедливости.

«Ибо он свободен наконец».

Уилла Перръе

Ничего, кроме проблем

Человек, у которого нет проблем, выпадает из игры.

Элберт Хаббард

Накануне Рождества 1993 года в возрасте 95 лет умер Норман Винсент Пил, автор бестселлера на все времена «Сила позитивного мышления». Он находился дома, окруженный любовью, покоем и нежной заботой. Норман Винсент Пил заслуживал этого. Его служение, наполненное позитивным мышлением, принесло мир целым поколениям и укрепило уверенность в себе людей, которые из его проповедей, речей, радиовыступлений и книг поняли, что мы ответственны за то состояние, в котором находимся. Уверенный в том, что Господь ничего не делает просто так, Норман напоминал нам, что каждое утро, проснувшись, мы слышим два голоса: мы можем выбрать любовь к себе, а можем преисполниться к себе отвращением. И я до сих пор слышу, как Норман восклицает: «Так зачем же нам выбирать второе?»

Впервые я встретился с Норманом в июле 1986 года. Ларри Хьюз, который был президентом моей издательской компании «Уильям Морроу энд компани», предложил нам с Норманом написать книгу по этике. И следующие два года, пока мы с Норманом работали над «Силой этичного менеджмента», стали самыми восхитительными в моей жизни.

С первой же встречи Норман оказал огромное влияние на мою жизнь. Он всегда подчеркивал, что позитивно мыслящие получают позитивные результаты, потому что не боятся проблем. И действительно, вместо того чтобы думать о проблеме как о чем-то негативном, от чего следует как можно скорее избавиться, Норман рассматривал проблемы как знаки жизни. Вот одна из его любимых историй, иллюстрирующая данную мысль. Я часто использую ее в своих презентациях.

Однажды я шел по улице и увидел идущего навстречу моего друга Джорджа. По его подавленному взгляду было ясно, что он пребывает не на вершине счастья, проще говоря — едва тащится по дну жизни:

Естественно, я спросил его, как дела. Хотя это был практически риторический вопрос, Джордж воспринял его.очень серьезно и 15 минут просвещал меня, как ему плохо. И чем больше он говорил, тем хуже я себя чувствовал.

Наконец я сказал:

— Да, Джордж, мне очень жаль, что ты так отчаялся. Как ты до такого дошел?

— Это все мои проблемы, — последовал ответ. — Проблемы... ничего, кроме проблем. Я сыт ими по горло. Если ты сможешь избавить меня от всех проблем, я дам 5000 долларов на твою любимую благотворительность.

Что ж, я не из тех, кто отмахивается от такого предложения, поэтому я хорошенько поразмыслил и нашел ответ, который мне показался очень удачным. Я сказал:

— Вчера я был в одном месте, где отдыхают тысячи людей. Насколько я мог определить, ни у кого из них нет никаких проблем. Ты хочешь туда попасть?

— Когда мы можем выехать? Звучит очень заманчиво, — ответил Джордж.

Пока они обшаривали нас, я уповал на то, что их интересуют только деньги. Я испугался, потому что слышал рассказы о том, как взрослые бродяги насилуют молодых ребят. В этот момент спичка погасла... тут же зажгли новую. Мы не двинулись! Воры нашли у меня доллар и тридцать центов, но не нащупали десять долларов, зашитых в подкладку пальто. У моего друга Денвера Фокса они взяли два доллара.

Спичка погасла, и я почувствовал, что бандиты колеблются и не знают, что с нами делать. Я услышал, как щелкнул взводимый курок пистолета, и похолодел. Я понял, что они решили нас убить. Они ничем не рисковали. По крыше вагона барабанил дождь, который заглушил бы любой звук. Застыв от ужаса, я подумал о своем отце, о том, как он молился бы за меня, если бы знал. Внезапно страх оставил меня, и вернулись умиротворение и спокойствие. Словно почувствовав мою вновь обретенную уверенность в себе, бандиты снова наклонились над нами. И я почувствовал, как один из них сует что-то мне в руку.

— Вот твои тридцать центов, — сказал он. — Это тебе на завтрак.

Сегодня с высоты своих 45 лет в качестве звезды двух самых продолжительных шоу в истории радиовещания я могу поразмышлять над успехом, которого я достиг как бизнесмен, писатель и лектор, и могу гордиться своей чудесной семейной жизнью — 58 лет со своей единственной женой, пятеро детей, семь внуков и восемь правнуков. Я говорю обо всем этом не ради хвастовства, но чтобы воодушевить тех, кто находится на самой нижней ступеньке экономической лестницы. Не забывайте, с чего начинал я, и помните, что если я смог это сделать, сможете и вы! Да — вы сможете!

Арт Линклеттер

Что случилось?

Один молодой человек играл, а скорее, учился играть в американский футбол в Университете Лиги плюща. Умения Джерри хватало только на то, чтобы иногда участвовать в плановых играх сезона, но за четыре года этот исполнительный молодой человек не пропустил ни одной тренировки.

Преданность молодого человека команде производила на тренера большое впечатление, а еще его поражало почтение Джерри к своему отцу. Несколько раз тренер видел, как Джерри и навещавший его отец смеялись и разговаривали, прогуливаясь по университетскому городку. Но с отцом тренер знаком не был и никогда не говорил о нем с Джерри.

Как-то вечером, за несколько дней до самой важной игры сезона, в дверь кабинета тренера постучали. Он открыл и увидел опечаленного Джерри, тот был тогда на одном из старших курсов.

— Только что умер мой отец, тренер, — пробормотал Джерри. — Ничего, если я пропущу несколько тренировок и съезжу домой?

Тренер выразил соболезнования и, разумеется, отпустил молодого человека, добавив:

— Ты не обязан возвращаться к субботней игре, я разрешаю пропустить и ее.

Джерри кивнул и ушел.

Но вечером в пятницу, за несколько часов до матча, Джерри снова стоял на пороге квартиры тренера.

— Тренер, я вернулся, — сказал он, — и у меня есть к вам просьба. Пожалуйста, разрешите мне начать завтрашнюю игру.

Тренер пытался отговорить юношу ввиду важности предстоящей игры, но в конце концов разрешил. Всю ночь он ворочался с боку на бок, размышляя, почему согласился на просьбу этого юнца. Противник был очень силен, и на протяжении всей игры его команде потребуются самые лучшие игроки. Предположим, первая подача пойдет к Джерри, а он с ней не справится. Предположим, он неудачно начнет игру, и они проиграют.

Он явно совершил ошибку, дав такое обещание, но что делать?

И вот играет оркестр, толпа ревет, Джерри стоит на линии ворот, ожидая вбрасывания меча. «Может, мяч вообще к нему не попадет», — подумал тренер. И тогда после первой подачи он заменит молодого человека, а до тех пор защитник и полузащитник позаботятся о мяче. И тогда и беспокоиться будет не о чем, и обещание свое он выполнит.

— О нет! — простонал тренер, когда с первой же подачи мяч попал прямо в руки Джерри. Но совершенно неожиданно для тренера тот крепко прижал к себе мяч, увернулся от трех нападающих противника и помчался на середину поля раньше, чем его схватили.

Тренер никогда не видел, чтобы Джерри бежал так быстро и мощно, все его маневры были удачны, он прекрасно взаимодействовал с другими игроками и скоро занес мяч за линию ворот.

Именитые соперники были поражены. Кто этот малыш? О нем даже не подавали никаких сведений, потому что за год он не сыграл в общей сложности и трех минут.

Тренер оставил Джерри на поле, и первую половину игры тот действовал как в нападении, так и в защите. К перерыву их более слабая команда имела в своем зачете на два «заноса» мяча в ворота противника больше, чем именитые соперники.

Вторую половину игры Джерри продолжал вдохновлять свою команду, и, когда прозвучал финальный свисток, его команда выиграла.

В раздевалке, где царил бедлам, какой может царить только в раздевалке команды-победительницы, выигравшей невозможную игру, тренер отыскал Джерри, который тихо сидел в дальнем углу, закрыв лицо ладонями.

— Сынок, что случилось? — спросил тренер, обнимая его. — Ты не можешь играть так, как ты сыграл. Ты бегаешь не так быстро, ты не так силен, не так опытен. Что случилось?

Подняв голову, Джерри ответил:

— Понимаете, мой отец был слепым. Это первая игра с моим участием, которую он видел.

Автор неизвестен Предоставлено Чаком Доджем

Да воцарится покой

Один мудрый старый джентльмен вышел на пенсию и купил себе скромный домик рядом со средней школой. Первые несколько недель своего заслуженного отдыха он провел в тиши и довольстве... пока не начался учебный год. На следующий же день трое мальчишек, полных сил и энергии, рвущейся наружу после занятий, шли по улице и колотили по всем мусорным контейнерам, которые стоя вдоль улицы. Эта металлическая музыка продолжалась день за днем, пока мудрый старик не решил, что настало время действовать.

Как-то раз он вышел навстречу юным ударникам и, остановив их, сказал:

— Дети, вы такие славные. Мне нравится, когда вы так выражаете свою радость жизни. В вашем возрасте я и сам так делал. Вы не окажете мне услугу? Я буду давать каждому из вас по доллару, если вы пообещаете мне приходить сюда каждый день и стучать.

Дети пришли в восторг и продолжали колотить по мусорным контейнерам. Через несколько дней старик снова вышел к детям, но на этот раз с печальной улыбкой.

— Спад в экономике нанес удар по моему карману. Теперь я могу платить вам только по пятьдесят центов.

Юным производителям шума это не понравилось, но они согласились с этим и продолжали свои дневные нашествия.

Еще через несколько дней хитрый пенсионер снова подошел к барабанившим по бакам мальчишкам.

— Послушайте, я еще не получил свой чек социального страхования, поэтому могу давать вам всего по двадцать пять центов. Ничего?

— Жалкий четвертак? — воскликнул предводитель возмутителей спокойствия. — Если вы думаете, что мы согласимся терять наше время, стуча тут за четвертак, то вы рехнулись! Не выйдет, мистер. Мы уходим!

И старик до конца своих дней наслаждался миром и покоем.

«Новости мирных небес»

Мудрые мысли

Жизнь — это череда уроков, которые надо прожить, чтобы понять.

Хелен Келлер

Мудрость

Три ковбоя, один из которых был индеец навахо, с раннего утра объезжали свой участок. Весь день собирая отбившийся скот, они не нашли времени, чтобы поесть. К концу дня два ковбоя стали говорить о том, как они голодны и как наедятся, когда вернутся в город. Когда один из этих двоих спросил навахо, голоден ли он, тот пожал плечами и ответил «нет».

Прибыв в город, все трое заказали по огромному бифштексу. И когда навахо с аппетитом принялся есть, один из его друзей напомнил, что всего час назад он утверждал, что не голоден. «Тогда было глупо хотеть есть, — ответил навахо, — еды-то не было».

Автор неизвестен

Наполеон и скорняк

Не оглядывайся в гневе, не смотри вперед со страхом, но смотри вокруг с осторожностью.

Джеймс Тербер

Во время вторжения Наполеона в Россию, когда его войска вели сражение в одном из городов этой огромной заснеженной страны, он был случайно отрезан от своих людей. Его заметил отряд казаков и стал преследовать по извилистым улицам. Спасая жизнь, Наполеон нырнул в лавчонку скорняка в каком-то переулке. Переведя дыхание, он жалобно воскликнул: «Спаси, спаси меня! Где можно спрятаться?» Скорняк велел Наполеону залезть под груду мехов, лежавших в углу.

Не успел он как следует замаскировать своего гостя, как в дом с криками: «Где он? Мы видели, как он сюда вошел!» — ворвались казаки. Невзирая на протесты скорняка, они обыскали весь дом. Потыкали саблями в кучу мехов, но Наполеона не нашли и удалились.

Через какое-то время Наполеон, целый и невредимый, выполз из своего укрытия, тут подоспела и его личная охрана. Скорняк смущенно спросил у Наполеона: «Простите, что я задаю такой вопрос вам, великому человеку, но что вы чувствовали, сидя под мехом и зная, что каждое мгновение может стать для вас последним?»

Наполеон выпрямился во весь рост и с негодованием набросился на скорняка: «Да как ты смеешь спрашивать об этом меня, императора Наполеона! Охрана, взять этого наглеца, завязать ему глаза и расстрелять. Я лично отдам команду!»

Несчастного скорняка схватили, выволокли на улицу и, поставив к стенке, завязали глаза. Скорняк ничего не видел, но слышал передвижения охраны — они медленно выстраивались в ряд, готовили свои ружья. Еще он слышал, как тихо шуршит на холодном ветру его старая одежда, чувствовал, как ветер холодит его щеки и как против воли подгибаются колени. Потом он услышал, как Наполеон, откашлявшись, медленно скомандовал: «Готовьсь... Целься...» В этот момент, когда скорняк понял, что даже эти немногие ощущения сейчас отнимут у него навсегда, его переполнило какое-то невыразимое чувство, и по щекам его заструились слезы.

После долгой тишины скорняк услышал приближавшиеся к нему шаги, и с глаз его сорвали повязку. Щурясь от солнечного света, он поймал пристальный взгляд стоявшего перед ним Наполеона. Казалось, этот взгляд проникает в самые потаенные уголки души. Потом Наполеон тихо произнес: «Теперь ты знаешь».

Стив Андреас

Следы

Однажды мне приснился сон.

Я шла по пляжу вместе с Господом.

На темном небе проносились сцены из моей жизни.

И каждый раз я замечала

Две цепочки следов на песке,

Одна принадлежала мне,

А другая — моему Господу.

Когда последняя сцена из моей жизни промелькнула,

Я посмотрела на следы на песке.

Там была только одна цепочка следов.

Я осознала, что так бывало в самые тяжелые

И печальные периоды в моей жизни.

Это всегда волновало меня,

И я попросила у Господа

Ответа на свой вопрос.

«Господи, когда я решила следовать за Тобой, ты сказал,

Что все время будешь идти рядом со мной и разговаривать.

Но я вижу, что в самое тяжелое время моей жизни

На песке отпечаталась только одна цепочка следов.

Я просто не понимаю, почему, когда я нуждалась в Тебе больше всего,

Ты оставил меня». Он прошептал: «Мое дорогое дитя,

Я люблю тебя и никогда не оставлю тебя

Во дни тягот и испытаний.

Когда ты видела только одну цепочку следов,

Я нес тебя на руках».

Маргарет Фишбэк Пауэре

Глазами ребенка

Один старик день за днем сидел в своем кресле-качалке. Он дал обещание не двигаться с этого места, пока нe увидит Бога.

Однажды прекрасным весенним утром, по-прежнему качаясь в своем кресле в визуальном поиске Бога, старик увидел девочку, игравшую через дорогу. Мяч девочки закатился во двор старика, она прибежала за мячом и, подняв его, спросила:

— Господин Старик, я каждый день вижу, как вы качаетесь в своем кресле и смотрите в никуда. На что это вы смотрите?

— О, мое дорогое дитя, ты слишком мала, чтобы понять, — ответил старик.

— Может быть, — ответила девочка, — но моя мама всегда говорит мне, что если у меня есть какая-то мысль, нужно ее обсудить. Для лучшего понимания, говорит она. Моя мама всегда говорит: «Мисс Лиззи, поделись мыслями. Поделись, поделись, поделись», — все время говорит мама.

— Мисс Лиззи, девочка, не думаю, что ты сможешь мне помочь, — проворчал старик.

— Может, и нет, господин Старик, но вдруг вам поможет то, что я просто вас выслушаю.

— Хорошо, мисс Лиззи, дитя, я ищу Бога.

— При всем уважении к вам, господин Старик, неужели вы качаетесь туда-сюда целыми днями в поисках Бога? — спросила озадаченная мисс Лиззи.

— Ну да. Мне нужно поверить, что Бог есть, до того как я умру. Мне нужен знак, а я еще ни одного не видел, — сказал старик.

— Знак, сэр? Знак? — переспросила мисс Лиззи, совершенно сбитая с толку словами старика. — О, господин Старик, сэр, Бог дает вам знак, когда вы делаете свой следующий вдох. Когда можете вдохнуть аромат цветов. Когда слышите пение птиц. Когда рождаются дети. Сэр, Бог дает вам знак, когда вы смеетесь и когда плачете, когда чувствуете, как из глаз у вас текут слезы. Это знак в вашем сердце, призывающий любить. Бог дает нам знак в ветре, и в радуге, и в смене времен года. Все знаки здесь, но вы в них не верите? Не нужно поисков, потому что, возможно, любой знак все время находится рядом.

Уперев одну руку в бок и размахивая другой, мисс Лиззи продолжала:

— Мама говорит: «Мисс Лиззи, если ты ищешь что-то грандиозное, значит, ты закрыла глаза, потому что видеть Бога — это значит видеть простые вещи, видеть Бога — значит, видеть жизнь во всех вещах». Вот что говорит мама.

— Мисс Лиззи, дитя, ты обладаешь проницательностью в вопросах знаний о Боге, но того, о чем ты говоришь, недостаточно.

Лиззи подошла к старику, приложила свои детские ладошки к его груди, там, где сердце, и тихо сказала ему на ухо:

— Сэр, это приходит отсюда, а не оттуда. — И указала на небо. — Найдите это в своем сердце, в своем зеркале. И тогда, господин Старик, сэр, вы увидите знаки.

Мисс Лиззи перешла на свою сторону улицы и, обернувшись к старику, улыбнулась. Потом, нагнувшись, понюхала цветы и крикнула:

— Мама всегда говорит: «Мисс Лиззи, если ты ищешь что-то грандиозное, значит, ты закрыла глаза».

Ди Ди Робинсон

Здравый смысл гуся

Осенью, когда вы увидите гусей, летящих клином на юг, вам, возможно, станет интересно, что говорит наука, — почему они летят таким образом? А вот почему. Каждая птица машет крыльями, это создает восходящий поток для следующей за ней птицы. Выстраиваясь в клин, вся стая добавляет по меньшей мере 71 процент к мощности полета.

Люди, имеющие одну цель и чувство общности, могут добраться туда, куда направляются, гораздо быстрее и легче, потому что они путешествуют, опираясь на силу друг друга.

Когда гусь выпадает из построения, он внезапно ощущает сопротивление воздуха и силу тяжести — и быстро возвращается в строй, чтобы воспользоваться преимуществами подъемной силы птичьего фронта.

Если у нас есть столько же здравого смысла, сколько у гуся, мы останемся в одном строю с людьми, которые идут в ту же сторону, что и мы.

Когда летящий во главе клина гусь устает, он отлетает назад, и его место занимает другой.

Разумно выполнять сложную работу по очереди, касается ли это людей или гусей, летящих на юг.

Гуси криками подбадривают летящих впереди, чтобы они не сбавляли скорости.

Что мы хотим сказать, когда криками подбадриваем идущих впереди?

И наконец, — и это важно, — когда гусь заболевает или ранен выстрелом и выпадает из строя, две другие птицы отделяются от клина и следуют за ним, чтобы помогать и защищать. Они остаются с раненым гусем, пока тот не сможет снова лететь или не умирает, и только тогда снова пускаются в путь самостоятельно или примыкают к другому клину, чтобы догнать своих.

Если бы у нас был здравый смысл гуся, мы бы точно так же подстраховывали друг друга.

Автор неизвестен

Я знаю, Он ходит на войну

Не помню, чтобы я хоть раз нашел Бога в церкви

Или почувствовал Его присутствие рядом с собой,

Когда приходил туда.

Но я помню множество дружеских, улыбающихся лиц

И людей в самой лучшей своей одежде.

И почему-то мне всегда было не по себе — слишком много людей,

Слишком близко они стоят.

Нет, я не помню, чтобы видел Бога в церкви,

Но я постоянно слышал там Его имя.

Некоторые спрашивали: «Ты родился заново?

И если так, то когда?» И я не понимал!

Но я чувствовал Бога во Вьетнаме —

Почти каждый день.

Я чувствовал Его, когда после целой ночи сражения

Он посылал солнце, которое прогоняло дождь, и дождь

Торжественно возвращался на следующий же день.

Он был там, когда я собрал то, что осталось от сержанта Мура,

И сложил это в специальный мешок.

Он был там, когда я писал письмо вдове сержанта,

Рассказывая, как он умер.

Он был позади меня, когда я услышал последний вздох

Умирающего сержанта Синка.

Он помог мне отнести сержанта Суонсона с горы в долину.

Я поймал отблеск Бога, когда почувствовал жар напалма,

Который мы вызвали на себя 27 мая 1967 года.

Я чувствовал Его вокруг,

Когда капеллан отпевал наших мертвых.

Я видел Его отражение на лицах моих людей,

Когда я велел им сберечь одну пулю для себя —

Нас тогда чуть не захватили в плен в тот жаркий день во Вьетнаме.

Он привел меня к чтению «Отче наш» при каждом воздушном налете,

Когда все летело в тартарары.

Когда мы расставляли на ночь засады

И я не видел в темноте собственных рук,

Я чувствовал Его руки.

Он послал одиночество, чтобы гарантировать прекрасные воспоминания,

Которые потом постоянно будут всплывать в памяти.

Я всегда буду помнить силу, которую Бог дал сиротам — детям войны.

Он сделал их сильными, но они этого не поняли.

Спустя 25 лет я знаю: мы спим под одной звездой.

Он послал мальчиков на войну. Они вернулись молодыми мужчинами;

Их жизни навсегда изменились,

Они горды тем, что защищали страну свободных людей.

Я не знаю, приходит ли Бог в церковь,

Но я знаю, что Он ходит на войну.

Барри Л. Макалъпин

Велосипедная прогулка

Жизнь похожа на езду на велосипеде. Не упадешь, пока крутишь педали.

Клод Пеппер, конгрессмен

Сначала Бог казался мне наблюдателем, моим судьей, который следит за всем, что я делаю не так. И таким образом, когда я умру, Бог будет знать, куда меня отправить — в рай или в ад. Он всегда был где-то там, как Президент. Я узнавал Его изображение, когда видел, но на самом деле я Его не знал.

Потом, когда я лучше узнал свои силы, жизнь стала казаться мне ездой на велосипеде, и на этом велосипеде-тандеме, как я заметил, Бог сидел на заднем сиденье и помогал мне крутить педали.

Не знаю, когда Он предложил мне поменяться местами, но с тех пор все изменилось... жить с осознанием своей высшей силы — это прибавляет жизни остроты.

Когда контроль был в моих руках, я знал дорогу. Это было довольно скучно, но предсказуемо. Я всегда находил самый короткий путь между двумя точками.

Но когда руководство взял на себя Он, которому известны восхитительные обходные пути — вверх по горам, через скалистые ущелья и на головокружительной скорости, мне оставалось только держаться! И хотя все это выглядело сущим безумием, Он не уставал повторять: «Крути педали, крути педали!»

Я заволновался, забеспокоился и спросил: «Куда Ты меня везешь?» Он только рассмеялся и ничего не ответил, и я начал учиться доверять. Вскоре я забыл о своей скучной жизни, и у меня начались приключения, и когда я говорил: «Мне страшно», Он оборачивался ко мне и касался моей руки.

Он привез меня к людям, одаренным талантами, в которых я нуждался, — талантами лечить, принимать, радоваться. Они дали мне в дорогу свои таланты. В нашу дорогу, так правильнее, мою с Богом.

И когда мы снова тронулись в путь, Он сказал: «Отдай эти дары, это дополнительный вес, слишком тяжело». Так я и сделал, отдал их встреченным мной людям и обнаружил, что, отдавая, получил я, а нащ груз остался по-прежнему легким.

Сначала я Ему не доверял, когда сам контролировал свою жизнь. Я думал, что Он ее погубит. Но Он знал секреты езды на велосипеде, знал, как обойти острые углы, перепрыгнуть через камни, взлететь, чтобы перебраться через опасные участки.

И я учусь молчать и крутить педали в самых диковинных местах, и я начинаю наслаждаться видом и прохладным ветерком, овевающим мое лицо, имея такого восхитительного постоянного товарища, мои высшие силы.

И когда я точно уверен, что больше не могу двигаться, Он лишь улыбается и говорит: «Крути педали...»

Автор неизвестен

Тридцать девять лет — слишком мало — слишком долго — достаточно много