В) отвод иных участников уголовного судопроизводства 9 страница

Поскольку, как было показано выше, доказывание состоит из собирания, проверки (исследования) и оценки доказательств (доказывание = собирание + проверка (исследование) + оценка доказательств), будучи при этом делимым, то понятие субъекта доказывания определяется по следующей формуле: субъект доказывания = субъект собирания доказательств + субъект проверки доказательств + субъект оценки доказательств. Иначе говоря, для того чтобы считаться субъектом доказывания, необходимо иметь право осуществлять по крайней мере один из элементов доказывания, хотя в большинстве случаев субъекты доказывания осуществляют все три входящих в доказывание элемента в их совокупности.

Кто вправе собирать доказательства, т.е. совершать следственные действия, принимать решения о приобщении материалов, представленных сторонами, и направлять запросы об истребовании документов? Кто вправе проверять доказательства способами, установленными в ст. 87 УПК РФ, а также исследовать в ходе судебного разбирательства доказательства, собранные в ходе предварительного расследования, принимая решения об оглашении протоколов, показаний и т.п.? Кто вправе осуществлять юридически значимую оценку доказательств, принимая на ее основе процессуальные решения и отражая результаты этой оценки в их мотивировочной части? Ответ на данные вопросы затруднений не вызывает: во всех случаях речь идет о лицах, ведущих производство по уголовному делу, т.е. дознавателе, следователе и суде. Они, безусловно, являются субъектами доказывания, поскольку осуществляют собирание, проверку и оценку доказательств, причем обязаны это делать всесторонне, полно и объективно.

Несколько сложнее ответить на вопрос о том, относится ли по действующему законодательству к субъектам доказывания прокурор. В момент принятия УПК РФ прокурор занимал основное положение на предварительном расследовании. Он не только надзирал за процессуальной деятельностью органов дознания и органов предварительного следствия, в частности давал согласие на возбуждение уголовного дела дознавателю и следователю, но и имел право самостоятельно возбудить уголовное дело, а также, что для нас здесь самое важное, самостоятельно собирать доказательства по любому уголовному делу путем производства отдельных следственных действий или принятия к своему производству дела в полном объеме. Иначе говоря, прокурор относился к числу полноценных субъектов доказывания (ч. 1 ст. 86, ст. 87 УПК РФ и др.). Однако Федеральный закон от 5 июня 2007 г. N 87-ФЗ изменил процессуальное положение прокурора на предварительном расследовании. Он был лишен не только права давать согласие дознавателю или следователю на возбуждение уголовного дела, а также самостоятельно возбуждать уголовное дело и принимать его к своему производству, но и лично проводить следственные и иные процессуальные действия. Тем самым прокурор ныне лишен полномочий самостоятельно собирать доказательства. При этом прокурор по-прежнему утверждает обвинительное заключение и принимает иные процессуальные решения, требующие официальной оценки доказательств, т.е. он продолжает оставаться субъектом оценки доказательств. Таким образом, прокурора можно считать субъектом доказывания лишь в части оценки доказательств, а также тех форм проверки доказательств, которые примыкают к их оценке (сопоставление с другими доказательствами, установление источников и т.п.), но не в части собирания доказательств.

Примерно та же самая логика действует в отношении руководителя следственного органа и начальника подразделения дознания. Осуществляя ведомственный процессуальный контроль за следователем и дознавателем, они принимают юридически значимые решения (об отмене незаконных постановлений, о даче согласия на возбуждение перед судом ходатайства о мере пресечения и др.), для чего обязаны производить официальную оценку доказательств. Однако самостоятельно собирать доказательства они не вправе. Если же руководитель следственного органа и начальник подразделения дознания полностью принимают уголовное дело к своему производству (ч. 2 ст. 39 и ч. 2 ст. 40.1 УПК РФ), то в процессуальном смысле становятся соответственно следователем и дознавателем, переставая быть для данного уголовного дела "руководителем" и "начальником".

В рамках существующей в российском уголовном процессе конструкции доказывания, характерной для всех континентальных правопорядков, ни обвиняемый (подозреваемый), ни потерпевший, ни иные частные лица, а также те участники уголовного судопроизводства, которые оказывают им профессиональную юридическую помощь, к числу субъектов доказывания не относятся. Это в полной мере касается и защитника. Вопреки утверждениям, содержащимся в ч. 3 ст. 86 УПК РФ ("защитник вправе собирать доказательства"), защитник, как и другие упомянутые выше участники уголовного судопроизводства, не вправе производить следственные действия, решать вопрос о приобщении различных материалов к уголовному делу в качестве доказательств, принимать юридически значимые решения (в том числе по существу уголовного дела), требующие официальной и мотивированной оценки доказательств, и т.д. Тем самым он не собирает, не проверяет и не оценивает доказательства в процессуальном смысле. Иначе говоря, защитник не наделен властными полномочиями, без чего доказывание в уголовном процессе невозможно. Защитник наряду с обвиняемым (подозреваемым), потерпевшим и др. лишь собирает и представляет "письменные документы и предметы для приобщения их к уголовному делу в качестве доказательств" (ч. 2 ст. 86 УПК РФ), для чего обращается с ходатайством к лицу, ведущему производство по делу, который и принимает соответствующее решение. Можно говорить об участии защитника (как и обвиняемого, потерпевшего, представителя последнего и др.) в доказывании по уголовному делу, но не о том, что он является субъектом доказывания. Указанный подход связан еще и с тем, что российский уголовный процесс, как и остальные континентальные уголовно-процессуальные системы (французская, германская, швейцарская и др.), отвергает так называемое "параллельное расследование защиты", которое пытаются развивать представители англосаксонской уголовно-процессуальной семьи <1>.

--------------------------------

<1> Впрочем, и там оно в большей степени является мифом, поскольку, как уже отмечалось, защита ни в одной стране не вправе ограничивать конституционные права личности и применять различные меры процессуального принуждения (это прерогатива публичных властей), без чего ни о каком эффективном расследовании в современных условиях говорить не приходится.

 

К вопросу о субъектах доказывания тесно примыкает проблема так называемого бремени доказывания (onus probandi). На ком лежит бремя доказывания? Иначе говоря, кто обязан доказать все обстоятельства, входящие в предмет доказывания?

Хрестоматийная уголовно-процессуальная формула, отраженная в ч. 2 ст. 14 УПК РФ, гласит, что "бремя доказывания обвинения и опровержения доводов, приводимых в защиту подозреваемого или обвиняемого, лежит на стороне обвинения". В то же время данная формула при всей своей уголовно-процессуальной очевидности нуждается в определенных уточнениях.

Она безоговорочно верна только применительно к тем правопорядкам, которые полностью отрицают принцип объективной (материальной) истины вместе с активной ролью суда в доказывании по уголовным делам и причисляют органы расследования исключительно к стороне обвинения, не возлагая на них обязанности всестороннего, полного и объективного расследования обстоятельств уголовного дела. Понятно, что речь идет об англосаксонских уголовно-процессуальных системах (Англия, США и др.). Здесь бремя доказывания действительно лежит по общему правилу на обвинении, хотя логика чистой состязательности неизбежно приводит к тому, что в некоторых случаях бремя доказывания переходит на защиту по принципу reus in excepiendo fit actor (лат. "при выдвижении возражений ответчик становится истцом"), характерному для гражданского процесса.

Применительно к континентальным уголовно-процессуальным системам приведенную формулу следует понимать иначе: здесь бремя доказывания лежит на государственных органах, осуществляющих производство по уголовному делу, т.е. на дознавателе, следователе, прокуроре и суде, которые обязаны во всех случаях собирать, проверять и оценивать доказательства всесторонне, полно и объективно. Понятно, что такой подход обусловлен приверженностью принципу материальной (объективной) истины, активной ролью в доказывании суда и отказом рассматривать органы следствия, дознания и прокурора в качестве лишь "стороны", действующей исключительно в интересах обвинения. Российский уголовный процесс, невзирая на давно ведущуюся теоретическую полемику вокруг принципа объективной (материальной) истины <1>, придерживается континентального подхода, поэтому возлагает обязанность доказать обстоятельства, входящие в предмет доказывания, т.е. бремя доказывания, на дознавателя, следователя, прокурора и суд (ст. ст. 85, 86 и др. УПК РФ).

--------------------------------

<1> См. подробнее § 3 настоящей главы.

 

В то же время бремя доказывания ни при каких обстоятельствах не может быть переложено на сторону защиты. Это важнейшее положение закреплено в ч. 2 ст. 14 УПК РФ, которая гласит, что "подозреваемый или обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность". Строго говоря, следующий за этими словами тезис о том, что "бремя доказывания лежит на обвинении" следует понимать в рамках российского уголовного процесса не в плане утверждения (дескать, бремя доказывания лежит на некоей "стороне" обвинения), а в плане отрицания: бремя доказывания может лежать на любых государственных органах, включая суд, но только не на стороне защиты. Следует также обратить внимание на то, что в отличие от многих западных уголовно-процессуальных систем в России запрет перелагать бремя доказывания на сторону защиты является абсолютным и не знающим никаких (даже локальных) исключений.

 

§ 11. Процессуальное значение данных,

полученных оперативно-розыскным путем

 

Уголовно-процессуальное доказывание не является единственным способом получения информации о преступлении. Наряду с ним существует так называемая "оперативно-розыскная деятельность", как сегодня называют полицейский розыск, или сыск, которая также позволяет органам расследования выяснять обстоятельства совершенного преступления, причем иногда во много более гибких формах <1>. Между уголовно-процессуальным доказыванием и оперативно-розыскной деятельностью имеется очевидная функциональная связь, поскольку, с одной стороны, речь идет о двух, образно говоря, "параллельных" способах получения информации о преступлении <2>. С другой стороны, эта связь является также иерархической, так как только один из этих способов является в правовом смысле полноценным - уголовно-процессуальное доказывание. Иначе говоря, оперативно-розыскная деятельность хотя и ведется часто одновременно и, если угодно, "параллельно" с ним, но самостоятельного доказательственного значения не имеет, играя по отношению к доказыванию служебную роль (подчиняясь ему). Поэтому в рамках теории доказательств возникает особая проблема места и значения в уголовно-процессуальном доказывании результатов, получаемых при проведении оперативно-розыскных мероприятий. Иначе говоря, теория доказательств давно озабочена ответом на вопрос, каким образом данные, автономно полученные оперативно-розыскным путем, могут затем использоваться в уголовно-процессуальном доказывании с его строгими процессуальными формами, требованиями к допустимости доказательств и т.д. и могут ли они использоваться вообще?

--------------------------------

<1> При этом следует иметь в виду, что оперативно-розыскная деятельность осуществляется не только в целях получения информации о совершенных преступлениях, но и для предупреждения совершения опасных для общества преступлений, постоянного мониторинга преступного мира, систематизации сведений о нем и т.п., т.е. она выходит за рамки собственно уголовно-процессуальной деятельности. Поэтому законодательные положения об оперативно-розыскной деятельности не кодифицированы на уровне УПК РФ, а урегулированы автономным Федеральным законом "Об оперативно-розыскной деятельности".

<2> Образ о "параллельном" осуществлении уголовно-процессуального доказывания и оперативно-розыскной деятельности не следует, конечно, понимать буквально. Во-первых, оперативно-розыскная деятельность может начинаться до доказывания, например, в стадии возбуждения уголовного дела. Во-вторых, основная часть уголовно-процессуального доказывания происходит уже без оперативно-розыскной деятельности (на завершающих этапах предварительного расследования, в ходе судебного разбирательства и т.п.). В какой-то мере можно сказать, что по мере движения уголовного дела значение оперативно-розыскной деятельности, необходимой прежде всего для раскрытия преступления, снижается, а значение доказывания - возрастает.

 

Ясно, что раскрытие многих опасных преступлений, например, совершенных организованной группой, террористических актов, заказных убийств, коррупционных преступлений и т.д. только традиционными процессуальными средствами бывает трудноосуществимо. Поэтому использование в доказывании по уголовным делам информации, полученной оперативно-розыскным путем, строго говоря, становится объективной необходимостью.

С другой стороны, следует отметить, что познание явлений, событий объективного мира происходит по законам гносеологии (науки о познании). Оперативная и процессуальная информация о преступлении как отражении действительности по своей природе едины. Вместе с тем они различаются по форме получения информации. Оперативно-розыскная деятельность осуществляется уполномоченными органами как гласно, так и негласно. Закрытость многих оперативно-розыскных мероприятий, возможность нарушения прав лиц, в отношении которых проводятся такие мероприятия, создают определенные риски, связанные со слишком активным использованием в уголовном процессе оперативно-розыскных данных.

В УПК РФ проблема использования в уголовно-процессуальном доказывании сведений, полученных оперативно-розыскным путем, решена весьма лаконично. Во-первых, на сугубо понятийном уровне здесь содержится положение, что под результатами оперативно-розыскной деятельности следует понимать "сведения, полученные в соответствии с федеральным законом об оперативно-розыскной деятельности, о признаках подготавливаемого, совершаемого преступления, лицах, подготавливающих, совершающих или совершивших преступление и скрывшихся от органов дознания, следствия или суда" (п. 36.1 ст. 5 УПК РФ). Во-вторых, применительно уже к доказательствам и доказыванию в ст. 89 УПК РФ говорится о том, что такого рода результаты запрещено использовать в процессе доказывания, "если они не отвечают требованиям, предъявляемым к доказательствам настоящим Кодексом". Другими словами, речь идет о том, что сведения, полученные при проведении оперативно-розыскных мероприятий, самостоятельным видом (источником) доказательств не являются. Они в любом случае должны быть процессуализированы, т.е. проверены и приведены в надлежащую форму в порядке, установленном УПК РФ, путем преобразования в надлежащий источник (вид) доказательств.

Естественно, при подобной проверке прежде всего должно учитываться соблюдение установленных нормативных предписаний осуществления оперативно-розыскных действий. В настоящее время основным нормативным актом, позволяющим формировать доказательства на основе информации, полученной путем оперативно-розыскной деятельности, является Федеральный закон от 12 августа 1995 г. N 144-ФЗ "Об оперативно-розыскной деятельности" <1>. В ст. 11 указанного Закона сказано, что результаты оперативно-розыскной деятельности (ОРД) могут использоваться в доказывании по уголовным делам в соответствии с положениями уголовно-процессуального законодательства, регламентирующими собирание, проверку и оценку доказательств (п. 3 ст. 11). Этот Закон указывает на то, что результаты ОРД представляются на основании мотивированного постановления руководителя органа, осуществляющего ОРД, в порядке, предусмотренном ведомственными нормативными актами. Такой порядок в настоящее время регулируется межведомственной Инструкцией от 27 сентября 2013 г. "О порядке представления результатов оперативно-розыскной деятельности органу дознания, следователю или в суд" <2>.

--------------------------------

<1> СЗ РФ. 1995. N 33. Ст. 3349 (с последующими изменениями и дополнениями).

<2> Приказ МВД России N 776, Минобороны России N 703, ФСБ России N 509, ФСО России N 507, ФГС России N 1820, СВР России N 42, ФСИН России N 535, ФСКН России N 398, СК России N 68 от 27 сентября 2013 г. "Об утверждении Инструкции о порядке представления результатов оперативно-розыскной деятельности органу дознания, следователю или в суд".

 

В п. 20 этой Инструкции указано: "Результаты ОРД, представляемые для использования в доказывании по уголовным делам, должны позволять формировать доказательства, удовлетворяющие требованиям уголовно-процессуального законодательства, предъявляемым к доказательствам в целом, к соответствующим видам доказательств; содержать сведения, имеющие значение для установления обстоятельств, подлежащих доказыванию по уголовному делу, указания на оперативно-розыскные мероприятия (ОРМ), при проведении которых получены предполагаемые доказательства, а также данные, позволяющие проверить в условиях уголовного судопроизводства доказательства, сформированные на их основе".

Приведенные в Инструкции положения еще раз подтверждают, что оперативно-розыскные данные сами по себе доказательствами не являются и что представляемые для использования в доказывании результаты ОРД должны только позволять формировать доброкачественные уголовно-процессуальные доказательства. Полученную непроцессуальным путем информацию следователь, во-первых, обязан проверить на ее относимость, допустимость и достоверность, а во-вторых, произвести следственные действия или принять процессуальные решения, необходимые для получения на основе полученных оперативно-розыскных данных надлежащего источника (вида) доказательств. Кроме того, обязательным условием использования в доказывании результатов оперативно-розыскной деятельности является соблюдение не только уголовно-процессуального закона, но и соответствующих положений законодательства об оперативно-розыскной деятельности. Скажем, если оперативно-розыскное мероприятие может быть произведено только на основании судебного решения, но в конкретной ситуации такое решение отсутствует, то использование в уголовно-процессуальном доказывании полученных сведений в любом случае исключено (данный порок не подлежит исправлению никакими последующими уголовно-процессуальными действиями).

Что касается конкретных уголовно-процессуальных действий (решений), которые требуются для формирования на основе оперативно-розыскных данных полноценных доказательств, то они зависят от вида произведенного ранее оперативно-розыскного мероприятия, характера полученных данных и т.п., т.е. определяются в каждом конкретном случае индивидуально. При этом следует различать воспроизводимые и невоспроизводимые данные, полученные оперативно-розыскным путем. С первыми больших трудностей не возникает. Например, уполномоченное лицо в порядке оперативно-розыскной деятельности произвело опрос жителей многоквартирного дома с целью выяснения того, кто из них что-то может показать об интересующих следствие событиях. На основании представленных оперативно-розыскных данных следователь вызывает для допроса в качестве свидетелей только тех лиц, которых удалось отобрать оперативно-розыскным путем, так как вызывать остальных (они ничего не видели и не слышали) не имеет ни малейшего смысла. В такой ситуации вызванные в качестве свидетелей лица способны воспроизвести необходимую информацию, но уже в надлежащей процессуальной форме (в качестве показаний, полученных на допросе). Сложнее обстоит дело с невоспроизводимыми оперативно-розыскными данными. Например, когда в ходе оперативно-розыскной деятельности удалось зафиксировать факт передачи взятки. Ясно, что повторно воспроизвести его никакой возможности нет. Тогда возникает необходимость в производстве целого комплекса уголовно-процессуальных мер, которые позволят сформировать полноценные доказательства: приобщение полученной видеопленки в качестве доказательства, ее осмотр, направление на экспертизу с целью выяснения подлинности, допрос в качестве свидетелей соответствующих оперативных работников и др. В результате мы получим ряд надлежащих доказательств (вещественное доказательство, протокол осмотра, заключение эксперта, свидетельские показания и др.), каждое из которых может использоваться в уголовно-процессуальном доказывании для установления обстоятельств уголовного дела.

 

§ 12. Учение о преюдиции

 

Преюдиция - классический институт доказательственного права, присущий прежде всего континентальной процессуальной традиции. Современный этап развития российской уголовно-процессуальной доктрины характеризуется повышенным вниманием к этому институту и его применению в рамках производства по уголовному делу. Подобное положение дел не случайно и обусловлено определенным и достаточно существенным "размыванием" классических подходов к основным правилам применения института преюдиции в процессуальной сфере в целом и в сфере уголовного судопроизводства в частности.

Процессуальный термин "преюдиция" имеет латинское происхождение (от лат. praejudicialis) и означает "относящийся к предыдущему судебному решению". В праве он используется в разных значениях <1>. В доказательственном смысле институт преюдиции предполагает освобождение от необходимости повторного доказывания обстоятельств, ранее установленных судом и нашедших отражение во вступившем в законную силу судебном решении.

--------------------------------

<1> Например, когда одно судебное или даже административное решение должно в обязательном порядке предшествовать другому. Отсюда понятия "административная преюдиция", "преюдициальная компетенция высших судов" (когда суд общей юрисдикции вправе рассмотреть какой-то вопрос только при наличии предварительного решения органа конституционной юстиции, европейского наднационального суда в странах Евросоюза и т.п.) и др. Эти значения понятия преюдиции здесь не рассматриваются, поскольку не относятся к доказательственному праву.

 

В этом плане действие института преюдиции обеспечивает достижение в установленных пределах разумной и обоснованной процессуальной экономии, препятствующей излишнему загромождению процесса и одновременно способствующей реализации основополагающих принципов уголовного судопроизводства, в том числе права на разумный срок судопроизводства, права на защиту и т.п. Кроме того, институт преюдиции позволяет избежать противоречия судебных решений, когда в двух или более вступивших в законную силу решениях (приговорах) суда один и тот же факт толкуется прямо противоположным образом.

Важнейшей характеристикой данного процессуального института, определяющей его сущность и служащей отправной точкой при дальнейшем раскрытии его содержания в сфере уголовного судопроизводства, является ограниченность преюдиции исключительно фактическими обстоятельствами дела, что исключает из сферы действия института юридическую оценку данных обстоятельств, получившую отражение в состоявшемся по ранее рассмотренному делу судебном решении. Иначе говоря, преюдицией охватываются только обстоятельства, подлежащие доказыванию по уголовному делу, но не уголовно-правовая оценка содеянного.

В уголовном судопроизводстве основные вопросы применения института преюдиции сводятся к двум основным проблемам, отсутствие однозначного разрешения которых как на законодательном, так и на правоприменительном уровне приводит к многочисленным доктринальным спорам и частым колебаниям практики.

Первая проблема связана с необходимостью правильного определения пределов действия института преюдиции в соотношении с внутренним убеждением лица, ведущего производство по делу и устанавливающего значимые для разрешения конкретного уголовного дела обстоятельства.

При решении данного вопроса возникает разделение преюдиции на два вида - опровержимую и неопровержимую. В основу их разделения положена степень обязательности для лиц, расследующих или рассматривающих уголовное дело, выводов о фактических обстоятельствах, ранее установленных по другому делу.

Опровержимая преюдиция предполагает возможность несогласия судьи, следователя, дознавателя с выводами о фактических обстоятельствах, ранее установленных при производстве по другому делу, т.е. эти выводы могут быть ими процессуально опровергнуты. Как следствие, возможность опровержения преюдиции влечет необходимость повторного исследования данных обстоятельств в рамках расследования и разрешения уголовного дела, находящегося в производстве соответствующего лица. В такой ситуации лицо, ведущее производство по уголовному делу, осуществляет полноценное доказывание по делу, включая собирание, проверку и оценку фактических данных по всем установленным правилам уголовно-процессуального доказывания.

При таком подходе основанием опровержения преюдиции следует считать наличие разумных сомнений в достоверности ранее установленных обстоятельств. Соответственно, приоритет в таком случае остается за внутренним убеждением лица, сформированным на основе совокупности доказательств, установленных по расследуемому или рассматриваемому уголовному делу.

Неопровержимая преюдиция, напротив, отдает предпочтение законной силе состоявшегося судебного решения, исключая возможность пересмотра в рамках производства по расследуемому или рассматриваемому уголовному делу ранее установленных по другому делу обстоятельств.

В подобной ситуации преодоление преюдиции возможно исключительно посредством пересмотра вступившего в законную силу судебного решения ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств <1>. В условиях действующего процессуального регулирования данная процедура сопряжена с необходимостью соблюдения ряда процессуальных формальностей, существенно увеличивающих сроки производства по делу и тем самым значительно снижающих эффективность осуществления правосудия по уголовным делам.

--------------------------------

<1> Судебное решение может также утратить законную силу в кассационном или надзорном порядке, но по другим основаниям, что косвенно приведет к утрате им и преюдициального значения.

 

Кроме того, неопровержимый характер преюдиции предполагает определенные ограничения в реализации принципа оценки доказательств по внутреннему убеждению, создавая объективные препятствия к принятию процессуальных решений, связанных с движением уголовного дела и основанных на доказательственной базе, сформированной по расследуемому (рассматриваемому) уголовному делу.

Вторая проблема действия института преюдиции в уголовном процессе обусловлена сферой его применения при производстве по уголовному делу. В зависимости от того, ограничена ли возможность применения преюдиции конкретным видом судопроизводства (уголовным, гражданским, арбитражным, административным), в рамках которого могут быть установлены имеющие значение для уголовного дела фактические обстоятельства, преюдиция разделяется на внутриотраслевую и межотраслевую.

При решении данного вопроса основное назначение института преюдиции состоит в обеспечении непротиворечивости судебных актов в отношении одних и тех же фактических обстоятельств, подлежащих установлению в рамках нескольких самостоятельных производств (уголовного и уголовного; уголовного и гражданского; уголовного и административного и т.п.).

Вместе с тем признание возможности применения как внутриотраслевой, так и межотраслевой преюдиции при производстве по уголовному делу требует отдельного, более детального рассмотрения.

Прежде всего необходимо понимать, что неотъемлемым элементом движения любого уголовного дела по стадиям процесса является соблюдение установленной законом процессуальной формы, которая в свою очередь включает необходимость установления фактических обстоятельств дела в соответствии с правилами уголовно-процессуального доказывания, подробно рассмотренными в предыдущих параграфах настоящей главы. Установленные уголовно-процессуальным законом положения о собирании, проверке и оценке доказательств служат не только средством установления фактических обстоятельств дела в соответствии с действительностью, но и являются важнейшими процессуальными гарантиями прав личности. К числу последних следует отнести такие основополагающие принципы уголовного судопроизводства, как презумпция невиновности, возложение бремени доказывания на сторону обвинения, право на защиту и т.п. Соблюдение указанных уголовно-процессуальных гарантий служит неотъемлемым условием обеспечения законности при производстве по уголовному делу.