Больше всех досталось Пушкину. Но и зрительному залу пришлось несладко.

 

Ещё немного фрагментов из школьных сочинений

 

***

 

Сюжет бессмертной комедии Гоголя разворачивается вокруг ревизора, который должен посетить город и которого все по ошибке принимают за Хлестакова.

 

Действие комедии «Ревизор» происходит в наполеоновской России. В это время она не была ни бедной, ни политически слабой страной. Наоборот, это было сравнительно неплохое время для России.

 

Второе действие начинается с монолога Осипа, слуги Хлестакова, который, будучи коллежским регистратором, делится со всеми историей жизни Хлестакова.

 

Хлестаков, как обычно ему свойственно, с трудом понимает, что с ним вообще происходит. Причина этого проста – он очень любит играть в карты с кем попало.

 

Трактирщик уже давно держит в своём доме Хлестакова и Осипова, но не кормит их и очень плохо с ними обращается.

 

Хлестаков рассказывает всем, что он автор «Женитьбы» Гоголя, и что у Пушкина он на короткой ноге.

 

Прообразом Хлестакова стал А.С. Пушкин, которого тоже несколько раз принимали за ревизора. Пушкин – это тот же самый Хлестаков, а разница между ними состоит только в том, что Хлестакову не везёт в жизни.

 

Хлестаков не случайно приехал в уездный городок, а с целью реализовать там все свои тайные желания и порочные наклонности. А чиновники, принимая его за столичного ревизора, были и рады его ублажать.

 

Пятая часть «Хлестакова» открывается с неожиданной стороны, Прибегает почтомейстер и выясняется, что никакой это не Хлестаков. Выясняется также, что городничий похож на мерина-моветона, почтомейстер – пьяница, а надзиратель – не «Земляника», а настоящая свинья.

 

Узнав о приезде Ревизора, Городничий разметал по брёвнам заборы и вывез их из города на сорока телегах мусора.

 

Собрать в одну кучу всё, что есть в России, и одним махом со всем расправиться – вот цель Н.В. Гоголя. Зрительный зал Гоголь тоже имеет в виду.

 

Хлестаков – дурак и ничтожество, поэтому он и главный герой.

 

Хотя все персонажи «Ревизора» показывают, что любят Хлестакова каждый по-своему, всё же основной конфликт пьесы – не любовный.

 

Всем своим существом Хлестаков порождает городничих и держиморд.

 

Когда ничтожную сосульку, дрянь и тряпку принимали за ревизора – это был довольно частый случай в России. К примеру, Пушкина тоже приняли за ревизора в Нижнем Новгороде. Гоголь тоже любил ради выгоды выдавать себя на почтовых станциях за важного чиновника.

 

На кузнецов надели колпаки и морят их голодом без табака, у солдат под мундирами нет ничего, даже мундиров, а церковь чиновники проели и пропили, а потом решили соврать, что она сама сгорела.

 

Комедия ничуть не устарела. Кажется, что перед нами не гоголевские, а современные чиновники, которые только переоделись в старинные костюмы и выучились говорить на русском языке…

 

Гоголь не однозначен. Его героев нельзя разделить на «плохих» и «хороших» - они все омерзительны.

 

 

Всякая ерунда

 

Провинциальные записки сумасшедшего

В древние времена в лесах и рощах часто попадались тропинки. Сегодня многие в это не верят, но я их ещё помню - настоящие пешеходные тропинки в одну колею! И люди ходили по ним НОГАМИ! Странно, да? И чего только не бывало в эти дикие древние времена… Теперь таких тропинок нет и в помине – обязательно двойная ребристая борозда от колёс. Что это была за книга, вы не помните? – фантастика? детская сказка? О счастливых будущих временах, когда ноги у людей вообще отомрут за ненадобностью, как хвосты, а на руках останется только по одному пальцу – чтобы нажимать на кнопки.

 

***

 

За дачным забором:

 

— Слушай, а клубники в этом году совсем нет! Ну, совсем нет, представляешь? Такой кошмар… Погляди – ничего нет, ни одной ягодки… А! Нет, нет, погоди! Вон, одна висит! Здоро-овая такая, хорошая... Синяя!

 

***

 

Две молодые девушки, по виду – лет пяти и лет семи – беседуют в палисаднике.

МЛАДШАЯ. Уйди отсюда! Я с тобой вообще не играю! Ты дура!

СТАРШАЯ (холодно) Кто, я дура?

МЛАДШАЯ (с отчаянной, хотя и опасливой дерзостью) Ты! Ты!!!

СТАРШАЯ (угрожающе). Ну-ка, повтори ещё раз – кто я?

МЛАДШАЯ (зажмурившись и втянув голову в плечи) Дура!!

СТАРШАЯ (ледяным тоном). А знаешь, кто ты, в таком случае?

МЛАДШАЯ. Уходи отсюда! Дура!

СТАРШАЯ (вкрадчиво). Если я – дура, то ты – знаешь, кто? (Эффектная пауза). Ты – лямбда!

МЛАДШАЯ (бледнея). Чего, чего ты сказала?! Кто я?

СТАРШАЯ (с непередаваемым, счастливым ехидством). ЛЛЛЯМБ–ДА! Съела? Ты – лллямбда!

 

Уходит, торжествуя. Младшая кидается лицом в траву и рыдает от обиды

***

 

Улицы Серпухова пахли пылью, горячими лопухами, вишнями и прохладой из луж. А одна из улиц пахла только что вынутым из духовки сладким пирогом. Тёплым, вздыхающим и вздымающим крутую смуглую корочку с трещинками и подтёками варенья. Нежным, глубоко пропечённым, воздушным и застенчивым. Я шла через этот запах, уговаривая кроткими словами желудок, и голова моя кружилась, а душа стонала и пела. В окнах одного из деревянных домов, в щелях между стёклами и рамами, торчала замазка – золотистая, нежная, с поджаристой корочкой, с трещинками и бугорками, как от лопнувших пузырьков свежевыпеченного теста… Как я прошла мимо и не вцепилась зубами в эту замазку – один Бог знает. Вот что значит тренированная воля и подлинная сила духа!

 

*** У бабки Лиды в избе, прямо на сундуке, свили гнездо ласточки.

— А я, главное дело, хожу и не вижу! И Тимофей мой не видит! Ну, я – это ладно, я-то уж, почитай, и вовсе ничего не вижу. Но Тимофей-то как обмишулился!

 

Тимофей слушал, тёр лапой морду и улыбался. По лицу его было видно, что он и не думал обмишуливаться. Просто он ждал, когда вылупятся птенчики.

 

И дождался-таки. Но баба Лида не дала ему восторжествовать – положила птенчиков в маленький узкий короб, застеленный тряпочкой, и поставила на божницу, к иконам. Туда Тимофей никогда не лазил – то ли из благочестия, то ли по какой другой причине.

 

Родители птенцов быстро приноровились и стали кормить их и хлопотать над ними, как ни в чём не бывало. По вечерам они куда-то улетали, и тогда баба Лида, кряхтя, залезала на лавку, вытирала полочку под иконами и меняла птенцам подстилку. А потом уходила в сени, а Богородица и её Мальчик, прильнув друг к другу головами, смотрели, как прямо возле них ползают и шебуршатся страшенные всклокоченные создания с тонкими шеями и громадными, как кошельки, ярко-жёлтыми ртами.

 

 

Дети

 

Старые фильмы

Денис смотрит «Весёлых ребят». Родители удивлены: что может привлечь просвещённого современного человека неполных шести лет от роду в этой мутной чёрно-белой невнятице? Но Денис не отходит от экрана и исправно гогочет и хрюкает в унисон с разнузданным стадом утёсовских музыкантов. Однако, на финальных кадрах начинает хмуриться и ёрзать.

— Мам! А чего они поют: "разгорелся наш утюг"? Надо же ведь "разогрелся наш утюг", да?

 

Мать приятно поражена тонким филологическим чутьём сына.

— Да. Правильнее было бы "разогрелся", конечно.

— А что ж они поют "разгорелся"?

— Не знаю. Может, из-за того, что раньше утюги грели горящими углями? Нет. Не знаю, честно говоря.

— А я знаю! – ликует Денис. – Теперь понятно, почему они такие все грязные, как трубочисты. Это потому, что они утюг забыли выключить! Он разгорелся и получился пожар!

— Да? Возможно. А с какой же тогда радости они пляшут и поют?

— Как – с какой? С такой, что сами не сгорели! Успели выскочить!

 

_________________

 

— Чего я делала? Ничего. Кино смотрела.

— Интересное?

— (Снисходительно). Ага. Ничего.

— Про что кино-то?

— Про тётеньку. Женщину, то есть. Она была даже не женщина, а рыцарь. Очень храбрая и всех побеждала…

— «Зена, королева воинов», что ли?

— Не-ет…. Ну, какая Зена? Не Зена. Её по-другому звали, только я не помню уже, как. Она воевала с врагами, а потом враги взяли её в плен и посадили в тюрьму. Но она их всё равно не боялась. Она ничего не боялась. И вот – она сидит, сидит в тюрьме, а при этом иногда так делается, как будто она не в тюрьме, а совсем в другом месте, в обыкновенном… И там она уже не в этих… не в доспехах… а просто в платье… в коротком. И с заколкой на волосах, вот тут. И она там живёт, как обыкновенная женщина… ну, девушка… Работает, играет, в магазин ходит… На поезде ездит.. ну, на электричке.

— Подожди, я ничего не поняла. В какой магазин? На какой электричке? Это что – ей снится, что ли?

— Да. Наверное, снится. Хотя – нет. Не снится. Всё взаправду. И то, и это – там у неё всё по-правдашнему. Она и рыцарь, и просто тётенька. Когда как. Понимаешь?

— Что, в параллельных мирах, что ли, живёт?

— Не знаю. Да. Наверное, живёт. То проснётся – и она в тюрьме. И враги над ней издеваются. Но она их не слушает, ей на них плевать… Она – храбрая. Он ей говорит: подпиши! А она говорит: пошёл ты знаешь куда!

— Так и говорит?

— Ну, да. И ещё дерётся! - А что ей велят подписать?

— Не знаю. Гадость какую-то там. Но она не хочет. Они её заставляют по-всякому, даже руки ей хотят отпилить, прямо пилой, а она всё равно их не боится и не слушается… И они за это её держат в тюрьме. А потом – раз! – и она уже не в тюрьме, а в квартире такой, небольшой. И там она уже обыкновенная девушка. К ней все в гости ходят. Ну, друзья, там… подружки всякие. Они вместе песни поют, про гимнастёрку... Мальчик там тоже один маленький к ней ходит, с мамой. Она ему конфеты даёт. А одного дяденьку курицей кормит, жареной. Он, этот дяденька... ну, этот мужчина... он хочет у неё насовсем остаться, а ему не дают. Не разрешают. И он уходит. А она сперва плачет, а потом перестаёт… смотрит так строго, так гордо – вот так… - (Сдвигает брови и вскидывает подбородок). - … и больше не плачет. Потому что она на самом деле не должна плакать, она рыцарь, с мечом, с флагом вот таким, на лошади… И она садится на лошадь и говорит: «Кто верит мне – за мной!» И они все за ней идут, все солдаты, целое войско. Потому что все-все ей верят, ей нельзя не верить...

— Туська, а ты что, не поняла, что вот это вот – с мечом, с флагом и прочее – всё это та самая тётенька просто играет в кино? Она актриса и играет Жанну д’Арк, французскую героиню. Это фильм про актрису.

— Ну, да. По телевизору – там все тётеньки актрисы. Я знаю.

— Да нет, дело не в этом. Этот фильм про то, как тётенька снимается в кино.

— Ну, ты чего? Совсем даже не про то!

— Хм… Пожалуй, ты права. Не про то.