Профессиональный римский солдат постепенно обратился в полумилиционера, в военного поселенца, имевшего ничтожную боевую ценность и слабое представление о военной дисциплине.

В государстве одновременно происходило исчезновение сборщика податей, так как не было денег, и центуриона-фельдфебеля, носителя римской дисциплины. В третьем столетии центурион-фельдфебель уже переродился в центуриона-каптенармуса, раздатчика пайков.

Германизация войск. Параллельно с этим процессом, подрывавшим основы устройства постоянной армии, происходил и другой процесс ее денационализации. Период великих завоевательных походов был изжит; армия вела по преимуществу монотонную жизнь на отдаленных границах, прерываемую междоусобной бранью при государственных переворотах. В этих условиях военная карьера перестала прельщать представителей древних римских фамилий, которые охотнее стали специализироваться на чисто гражданской службе. Римский историк императора Валерьяна (254—259 г.) обращает внимание на то, что он представлял исключение: он избрал себе военное поприще, хотя и был довольно знатного происхождения. Латинский командный состав быстро стал отходить на второй план. Сначала каждая провинция окрасила командный состав в свои оттенки, затем перевес начали получать варвары-германцы. Власть, заботясь о сохранении латинского характера хотя бы за. гражданским управлением, должна была озаботиться резким разделением гражданской и военной [84] службы. Сын Валерьяна, Галлиен (259—268 г.), воспретил совмещение сенаторского звания с военной службой. Диоклетиан и Константин провели полное разделение гражданской и военной администрации.

Римский солдат превосходил воинственных германских варваров исключительно благодаря строгой дисциплине, регулярному обучению и превосходству организации постоянной армии.

Когда же он обратился в недисциплинированного, плохо обученного и недостаточно снабжаемого военного поселенца-милиционера, превосходство воинственных варваров, с их неизжитой энергией полудикарей, стало очевидным. В борьбе за престол двух кандидатов в императоры одерживал верх тот, кто располагал в своих рядах большим количеством германских наемников. Вспомогательные когорты скоро стали центром римской армии, стали лучше оплачиваться, а легионы — представлять второстепенную часть войска. Напрасно император Проб (276—282 г.) стремился замаскировать зависимость Рима от германских наемников, распределив по легионам 16 тысяч германцев. Легионы уже подражали германцам — строились в колонны, отказались от дротика и меча, перешли на копье, как на главное нападательное вооружение.

Этот порядок был только запротоколен Диоклетианом (284—305 г.), который разделил армию на 4 категории; большинство старых небоеспособных легионов, сильно уменьшившейся численности, обратилось в пограничные поселенные войска — лимитанов. Гвардия была сохранена в виде палатинов — вначале два преданных Диоклетиану легиона варваров. Для сопровождения императора в походе назначалась особая категория — комитетские части. Так как пограничные части, самое большее, по своей боеспособности, могли гоняться за разбойниками и были бессильны против вторжения какого-либо племени, то для поддержки их, в виде активного резерва на угрожаемых, границах, была сформирована новая категория войск, по образцу комитатских, получившая вследствие этого оригинальное название псевдокомитатских.

Чем больше варваров было в части, тем она считалась боеспособнее. Скоро слово варвар стало синонимом солдата. Официально учреждение военного фиска стало называться варварским фиском.

Императорская власть, опираясь на эти несвязанные с ней ничем, кроме жалованья и пайка, иноплеменные нецивилизованные войска, чувствовала себя слабой. Константин Великий, в своем походе на Рим, перед колоннами своей армии приказал нести кресты не потому, что это было важно для язычников — кельтов и германцев, составлявших [85] его армию, а чтобы затруднить положение его противника Максенция, возбудив против него сильную христианскую партию в Риме. Добившись успеха, Константин, не веря уже в исключительную силу своего оружия, вступил в соглашение с сильным союзом епископов христианской церкви; на уступку в пользу церкви части своих верховных прав римский император никогда бы не пошел, если бы не ощущалась гнилость фундамента его военного могущества. Старая культура умирала.

В течение III, IV и V столетий пограничные районы — Британия, Рейнская и Дунайская области — были потеряны для римской культуры, вследствие расселения в них германцев, которые являлись то наемниками римских императоров, то восставали против них. То явление, которое называется великим переселением народов, представляет по существу поступление на римскую службу целых германских племен. Не как крестьяне являлись в Римскую империю германские племена, со своими женами, детьми и скарбом, а как наемники, которые в рядах своей племенной организации шли испытывать военное счастье на римской службе. В обстановке разложения, вызванной катастрофой денежного обращения, Рим уже оказывался неспособным к организацией и вместо того, чтобы набирать в вспомогательную часть Отдельных германцев, нанимал кондотьера-германца, преимущественно вождя племени, который обязывался выставлять определенное число воинов и в расплату получал концессии на области и провинции (уступка под постой части каждого дома, под земельный надел — части каждого частного владения и т. д.). В последней четверти IV века это явление-начало получать развитие. Германский наемник уже в течение двух столетий располагал физической силой — но для захвата власти ему не хватало организации, социальной структуры. Теперь она оказалась налицо. Небольшие племена, не превосходившие 70 тысяч человек, считая и женщин и детей, и имевшие возможность выставить не более полутора десятка тысяч бойцов, оказались в состоянии покончить с той фикцией, которую представляло римское гражданское управление, не опиравшееся на национальную военную силу; германские предводители захватили власть в Галлии, Италии, Испании и Африке — сначала как наместники императоров; объявление самостоятельности королевств вест- и остготов, бургундцев, франков, вандалов — явилось уже небольшим и неважным изменением формы. Римская империя умерла; римский солдат не был побежден германцем — он дал себя им заместить. [86]

Средневековье.

Родовой быт германцев. — Вооружение и тактика. — Исчезновение линейной пехоты. — Военная организация франков. — Вассалитет и ленная система. — Исчезновение призыва масс. — Снаряжение в поход. — Социальные и тактические предпосылки рыцарства. — Копье. — Средневековая дисциплина. — Рыцарские ордена. — Тактика. — Стратегия. — Города. Препятствия росту силы городских милиций. — Военная мощь феодализма. — Сражение при Бунине

В связи с переходом Римской империи на натуральное хозяйство, уже с третьего века начался перевес варваров над античной цивилизацией. Государственная жизнь возвратилась на давно пройденную феодальную ступень развития. Наступило средневековье.

Из огромного материала, представляемого средневековьем, мы остановимся лишь на том, который характеризует то дно, на которое, при общем развале экономики, опустилось военное искусство и которое интересует нас, как исходное положение всей дальнейшей эволюции. В этой главе мы очертим военное искусство на первоначальной ступени родового быта германцев, феодальные его формы, рыцарство и средневековые милиции. Проблески будущего, попытки возрождения пехоты, связанные с зарождением денежного обращения и народными движениями XIV и XV веков, мы относим к следующей главе.

Родовой быт германцев. Германские племена в эпоху первого соприкосновения с римской цивилизацией жили па преимуществу скотоводством и охотой при зачаточном состоянии земледелия. Пределы численности племени обусловливались необходимостью в одни сутки собрать, в случае опасности, к центру территории племени всех воинов. Племена занимали, таким образом, каждое не свыше 5.000 кв. километров, на каком пространстве могло прокормиться 25—40 тысяч населения. Взрослых мужчин в племени могло быть 6—10 тысяч

Племя распадалось на роды или сотни. Каждый род — около сотни семейств — населял особую деревню. При [87] большом количестве населения деревни — свыше двух тысяч душ — совместная жизнь становилась трудной, и род расселялся и разделялся на два рода — две деревни. Земля составляла общественную собственность деревни — в среднем 150 кв. км. — и называлась гау (волость). Род назывался сотней, потому что выставлял сотню воинов, понимая "сто" в смысле большого, круглого числа. Деревня выставляла самостоятельный отряд. Во главе деревенского округа — гау — находился старейшина рода — гунно{56} сотни. Гунно являлся руководителем мирной жизни деревни и вождем ее воинов на войне. Сила германцев в период их родового быта покоилась на двух основах: храбрости и физической выносливости отдельного воина, получавшего закал в беспрерывных столкновениях с соседями и на охоте за дикими зверями, и коллективной сплоченности воинов одного рода. Та сплоченность и сомкнутость, которая у цивилизованных народов дается только совместными упражнениями, жизнью в казарме, и строгой дисциплиной, при родовом быте достигается естественно, так как сотня скреплена между собой родственными отношениями; в бой идут родственники и товарищи, имеющие общие хозяйственные и военные интересы. Вместо создаваемого искусственно авторитета начальника, сотня имела в гунно вождя, авторитету которого все подчинялись ежедневно, как в мирной жизни, так и на войне. Гунны не вел строевых занятий своей сотни, как римский центурион в своей манипуле, у него не было определенной дисциплинарной власти, понятие приказа было смутно — и все же род под командой гунно представлял такое естественно Сплоченное целое, какое с большим трудом, на других психологических основаниях, искусственно создают цивилизованные народы в своих тактических единицах. Внутренняя спайка, взаимная выручка — основные моральные силы; они были у германцев налицо и оставались непоколебимыми даже при внешнем беспорядке их действий. Не приказу, но призыву своего гунно каждый германец не мог не повиноваться. Даже паника, столь естественно возникающая в нерегулярных, недисциплинированных частях, при неразложившемся еще родовом быте германцев, имела мало места, отступающие германцы, по призыву гунно, останавливались и переходили в наступление. Гунно — тот же римский центурион лучших времен, но отличавшийся от него, как природа отличается От искусства. Вооружение и тактика. Вооружение германцев страдало от бедности их металлом; только немногие из них имели панцири и шлемы; предохранительное вооружение [88] образовывалось преимущественно большим щитом; голова защищалась кожаной или меховой шапкой. Наступательное оружие представляли длинные копья, только у немногих — дротики и мечи. Римляне утверждали, что в задних рядах германцы имели людей, вооруженных только простыми палками.

Состав германского войска отличался от римского наличием в нем многочисленной, хорошей иррегулярной конницы, умевшей работать рука об руку с пехотой. Цезарь{57} так описывает "парных" германских бойцов: "здесь было 6.000 всадников и столько же крайне проворных и храбрых пехотинцев; каждый всадник в пару к себе для своей охраны выбирал из всего войска одного пехотинца. Они принимали на себя отступление всадников и спешили вперед, когда последним приходилось трудно. Если тяжело раненый всадник падал с лошади, они обступали его и защищали. Вынуждаемые часто то к быстрому преследованию, то к отступлению, они достигали посредством упражнений такой быстроты, что, ухватившись за всадника, поспевали за ним".

В виду недостаточно хорошего вооружения массы пеших воинов, а также необходимости опасаться за фланги при столкновении с конным противником и для удобства движения по пересеченной местности, германская пехота строилась в бою не фалангообразной линией, а разбивалась на несколько глубоких колонн, человек 40 по фронту и в глубину. Целый ряд сотен, каждая 2—3 ряда по фронту, поставленных рядом, имея впереди своих гунно, образовывали такую колонну. При беспорядочном движении колонны в атаку, бегом с значительного расстояния, центр ее, обыкновенно, выдавался вперед, почему противники — римляне — называли их построение клином или свиной головой. Но если прорыв фронта неприятеля не удавался мгновенно, то завязывался рукопашный бой, то эти колонны, под влиянием натиска сзади, беспорядочно развертывались в обе стороны и сливались в одну линию.

Так как спайка германцев была не механическая, а внутренняя, то особенно им удавался бой в лесу или на скалистой, пересеченной местности, где, рассыпаясь под влиянием местных условий, они продолжали представлять сплоченное тактическое целое.

Для решения важнейших судебных дел в мирное время авторитет гунно был недостаточен. На народном собрании племени выбирались для этого первенствующие люди — князья — из особенно уважаемых и зажиточных семейств. Князья окружали себя дружиной, преданной им, и объезжали различные гау племени. Когда в племени одному [89] князю удавалось устранить других, он становился королем, зависимым от народного собрания. С течением времени роль народного собрания умалилась и свелась лишь к простому одобрению предлагаемого королем решения. Князья и короли объединяли в своих руках действия сотен на войне, сражаясь со своей отборной дружиной в первых рядах племени.

Исчезновение линейной пехоты. Германцы понимали, что их военная сила базируется на высокой квалификации отдельного бойца и на сплоченности родового быта и что воздействие на них римской цивилизации может гибельно отразиться на их боеспособности.

Однако, несмотря на все старания, родовой быт германцев, попавших в цивилизованные условия, был обречен на разложение. Условия натурального хозяйства властно толкали к расселению небольшими кучками по всей стране для облегчения довольствия. Старинные роды разбились на части.

Старый гунно, живший в одних условиях и одними интересами со своим родом, обратился теперь в крупного помещика, жизнь и интересы которого резко расходились с управляемыми им соплеменниками, которые обрабатывали своими руками землю. Гунно, ставший графом, т. е. губернатором, получил большую экономическую, военную и гражданскую власть, но его былой авторитет родового старейшины исчез.

В этих условиях колонны германцев необходимо должны были потерять свою изначальную крепость и сплоченность. Родовая спайка исчезла, а власть, которая могла бы создать искусственную спайку и сплоченность дисциплиной и муштровкой, еще не народилась. У королевской власти для этого не было ни силы, ни достаточного авторитета, ни знания. Цивилизация разлагала боевую силу германских варваров.

С уничтожением изначальной сплоченности германских сотен, тактика резко изменилась. Пехотинец, вооруженный холодным оружием, представляет серьезную силу только в сплоченной массе. Отдельный боец, как бы высоки ни были его качества, представляет ничтожную боевую ценность. Нет спайки, нет и линейной пехоты. Она исчезла с разложением римской дисциплины и германских родовых связей на долгий период средних веков. В Византии, вообще на востоке, усердно культивировалось метательное оружие — пешие и конные лучники. Но пеший лучник, хотя и имеет известное значение и без смыкания его в сплоченную тактическую единицу, может”играть только вспомогательную роль — в бою на пересеченной местности или за укреплениями — и вынужден уступать поле сражения натиску [90] конницы. Римская пехота никогда не была прорвана и потоптана кавалерийской атакой. Теперь пехота, перед своим окончательным исчезновением с полей сражения, стремилась искупить недостаток своей спайки установкой перед фронтом передвижных рогаток.

У германцев конные воины всегда были в почете; наемным германским конным частям Юлий Цезарь в значительной мере был обязан своими победами. Теперь все внимание обратилось на конницу, в ущерб пехоте; о ней только и заботятся короли, лучшие воины идут в конницу.

Как одиночный боец, конный воин, снабженный не слишком тяжелым предохранительным вооружением, умеющий сражаться как на коне, гак и пешком, безусловно превосходил пехотинца. Массы исчезли с полей сражения; о числе заботились очень мало, так как условия для оперирования большими силами были крайне неблагоприятны: не было никакого организованного тыла, в армии каждый жил тем продовольствием, которое он брал с собою для похода. Все внимание устремлялось на качество, на квалификацию одиночного бойца. По мере того, как общие связи рвались, как слабела спайка тактических единиц, как все сильнее выступала отдельная личность, — конные воины получали все более решительное преобладание. Кто мог достать себе коня — садился на него, отправляясь воевать. Командование, управление боем отошли на второй план — решающее значение осталось только за личной доблестью.

Военная организация франков. Тогда как большинство королевств, основанных германскими племенами на развалинах Западной Римской империи и стремившихся сохранить родовой быт, исчезло без остатка, королевство франков сохранилось и явилось основой развития всей романско-германской культуры, так как приспособило свой строй к новым военным требованиям и оказалось в состоянии воспитать тех квалифицированных конных бойцов, к которым перешло решающее значение. Родовой быт разложился здесь прежде всего, так как франки расселялись среди народа, впитавшего в себя римскую цивилизацию исподволь, еще до захвата там крупного землевладения и верховной власти; они приняли тоже католическое вероисповедание и легко слились с местным населением. По-видимому, переход исподволь власти в Галлии к франкам предохранил хозяйственную жизнь от резкой катастрофы и создал в королевстве франков более прочный экономический базис для военного строительства. Уже в IV веке просторные незащищенные римские города в Галлии, под влиянием нападений варваров, сменились тесными, обведенными стеной бургами. Армия франков образовывалась призывом к оружию всех свободных; однако, в виду общих [91] условий средних веков, этот призыв распространялся на все меньшее число отборных и специализировавшихся на военном деле людей. Вскоре, во время династических распрей, крупные землевладельцы добились первого закона, ограничившего власть короля — а именно, последний обязался назначать в гау графов не из своей дружины, а из числа крупных местных землевладельцев. С развитием средневековья графы становятся все менее чиновниками и все более и более владетельными особами. Нужно помнить, что великое переселение народов не явилось ни освежением дряхлой цивилизации чистым нравами, близким к. природе народом, ни расселением германских крестьянских масс среди римских полурабов-землевладельцев, а явилось заменой римской аристократии, базировавшейся на образовании, чиновничестве и богатстве, тонким слоем новой, совершенно неграмотной германской аристократии, связанной исключительно с военным делом. Никакой учет или контроль не был посилен средневековому неграмотному управлению. Графы стали наследственными не только потому, что оказались в силах добиться этого, но и потому, что никем не контролируемый граф, назначаемый на время, несомненно был занят мыслью только о скорой наживе, тогда как граф, видевший в своем графстве наследственное достояние, заботился и входил в его интересы гораздо ближе и мог являться на призыв короля с лучшими и более исправно снаряженными воинами.

Вассалитет и ленная система. Успехи крупных землевладельцев в королевстве франков были связаны с тем, что они обзавелись "частными"{58} солдатами. Эта форма скоро получила всеобщее распространение. Это — вассалитет. Вассал — это человек, признавший свою зависимость, свое подданство другому лицу — сеньору. Вассал приносил сеньору присягу-клятву в верности, имевшую личный характер{59}. Крупный вассал, в свою очередь, являлся сеньором для лиц. признавших свое подданство ему — вассалов следующего порядка. Это разложение верховной власти на ряд ступеней, из которых каждая является в известной степени самостоятельной и работает для государственных целей по своему усмотрению, а не по контролируемому центром [92] приказу и является характерной чертой феодальной эпохи. Создается иерархия земельной собственности.

Сохранить квалифицированного бойца, удержать воинскую доблесть от разложения королевству франков удалось благодаря комбинации вассалитета и ленной системы. Ленная система заключается в том, что ленник получает от государства или сеньора в пожизненное пользование участок земли и принимает на себя обязательство являться с оружием по призыву, приводя с собой, в зависимости от размера участка земли, определенное количество воинов ("людны, конны и оружны"). Ленная система организации вооруженных сил в высокой степени отвечает условиям натурального хозяйства, когда государство может расплачиваться преимущественно концессиями на землю. За 2100 лет до нашей эры основатель Вавилонской империи, Гамураби{60}, этот Карл Великий древности, подробно регламентировал ленную систему, и его законодательство дошло до нас.

Отсутствие защиты со стороны государства толкало землепашцев к крепостному праву; но и свободные землевладельцы не чувствовали себя спокойно без опоры и искали сильных мира сего, коим предлагали себя в вассалы, предпочитая свою вотчину обратить в лен, т. е. преподносили 1свою землю сеньору и получали ее обратно, иногда с прибавкой, в качестве наследственного лена. Ставший вассалом, бывший свободный землевладелец, был обязан теперь военной службой своему сеньору, присягал на верность, в случае нарушения клятвы терял право на имение, но зато в других случаях ему была обеспечена защита со стороны сеньора. В IX веке "военный" стал синонимом "вассального". Существует эдикт 847 года, коим каждый свободный обязывался иметь сеньора.

Исчезновение призыва масс. Энергичные короли понимали, что с развитием вооруженной силы, основанной на феодальной системе, центральная власть обречена на упадок, и потому, пользуясь феодальным ополчением, не отказывались от старого порядка призыва к оружию всех свободных.

Одновременно действовали две схемы призыва — старая, по которой король призывал, посредством своих графов, всех свободных, и новая — король, посредством сеньоров, созывал их вассалов.

Однако, принцип общей воинской повинности, существовавший у римлян, при наличии точного учета всего населения, и осуществлявшийся германцами на патриархальных условиях, при существовании родового быта, в средние века, не знавшие ни грамоты, ни статистики и учета, мог являться только бумажной декларацией. [93]

Полуграмотное средневековье не могла бы использовать точно установленное законами и уставами распределение налогов и обязанностей и не нуждалось в нем. Контроль возможен только по отношению регулярной военной силы, где можно инспектировать наличность людей, запасов и степень обучения и усвоения уставов. В средние века, когда вопрос шел преимущественно не о числе, а о квалификации отдельных, иррегулярных бойцов, единственный возможный контроль подготовки представлял поход на врага. Не принуждение, а добровольное желание было главным импульсом военной подготовки в средние века. А потому военное дело могло существовать только в хозяйских руках. Так как политическое значение каждого герцога и графа зависело от того, как оценивалась его вооруженная свита в походе, то его добровольное желание не уступать соседям и являлось главным двигателем. Закон играл придаточную роль{61} и нормировал преимущественно военные обязательства иноплеменных вассалов, получая в этом случае часто характер договора о найме. Воинская повинность всего населения обратилась в фикцию; если за нее еще держались и подтверждали призывами, то только потому, что эти в действительности неосуществимые призывы являлись замаскированным налогом, так как они ставили население в зависимость от графов и забавляли его откупаться.

Такие призывы масс на военную службу при натуральном хозяйстве в средние века являлись бесцельными и потому, что та магазинная система продовольствия, которая применялась римлянами, не могла быть восстановлена. В государственную казну налоги не поступали, государство не могло взять на себя обязательства довольствовать призванных в армию; каждый должен был являться на призыв со своим продовольствием. Водные пути, игравшие в Риме такую важную роль при сборе запасов, в средневековье не имели характера коммуникационных линий, так как для Использования их отсутствовала требуемая организация.

Снаряжение в поход. При завоевании Карлом Великим Саксонии запасы на армию не сосредоточивались хотя бы на переправах через Рейн: каждый воин, или группа их, был обязан явиться на сборный пункт на границах театра войны с 3-месячным запасом продовольствия; так как по пути разрешалось пользоваться только дровами и зеленым фуражом, а воину с берегов Луары предстоял конец свыше 700 километров длиной, то выступать приходилось с 4-месячным [94] запасом продовольствия, нагруженные на повозки и гонимым в виде гуртов скота; покупать на месте продовольствие мобилизованный феодал мог бы только на денежный знак, вносимый его крестьянами, а у последних при натуральном хозяйстве денег вовсе не было. Операция могла продолжаться только короткое время, так как месячный запас продовольствия нужно было сохранить на обратный путь. Война получила прерывчатый характер. Если в 33 года (772—804 г.) Карлу Великому все же удалось справиться с завоеванием Саксонии — с задачей, перед которой отступил Рим, сосредоточивавший в 8 раз более многочисленную армию, то, главным образом, потому, что противник был уже не тот. Саксонский родовой быт также уже разложился.

Каждый воин{62} нуждался в слуге; на двух воинов, по крайней мере, нужна была парная или четверочная повозка; за 6-тысячной армией уже тянулся на многие десятки верст обоз в 3—4 тыс. повозок и тысячные гурты скота. Армия, действовавшая бы по одной дороге и насчитывавшая бы свыше 10 тысяч бойцов, вообще не могла существовать.

Естественно, что массы народа, привлекавшиеся раньше к военной службе, отошли от нее, и только в редких случаях, для отражения варварского вторжения, собиралось общее ополчение; но и оно становилось пережитком старины. Военный класс становился небольшой частью народа, и чем меньшую часть он образовывал, тем более прочною профессиональную закваску он получал.

Квалифицированный воин средневековья нуждался в квалифицированном, дорогом металлическом вооружении, в дорогой крупной лошади, которая могла бы возить закованного в железо всадника. Вооружение и лошадь одного воина расценивались в IX веке в стоимость 45 коров. Если принять во внимание, что нужно было в дополнение снарядить конного слугу, приобрести парную повозку с запряжкой и нагрузить ее запасами, то окажется, что стоимость снаряжения одного бойца в поход равнялась стоимости всего крупного скота целой деревни. В эпоху великого переселения народов воин шел все вперед, на добычу, не оглядываясь назад. В средние века воин стал уже оседлым, добыча отошла на второй план сравнительно с тяжелым бременем, которое представляло снаряжение в поход. Это бремя было, очевидно, непосильно отдельному лицу, жившему на личный заработок. Воинов могло быть лишь немного. Все причины, вместе взятые в период, начиная с IV и, кончая IX веком, вели к постепенному переходу от призыва в войска всего народа к призыву одних вассалов. [95]

Социальные и тактические предпосылки рыцарства. Дружинники германских королей, назначавшиеся графами, т. е. губернаторами, и их помощники — органы новой варварской правительственной власти, быстро оказались крупными земельными собственниками и положили основание новому господствующему классу, который продолжал пополняться выдающимися рядовыми воинами. В IX веке окончательно сложилась феодальная военная система; различие между воинами — завоевателями и туземцами, между свободными и несвободными стерлось, и началась кристаллизация общества Профессиональный, наследственный воин, владелец лена, вассал стал все резче выделяться от невоинов, образовавших массу населения. В XII веке окончательно сложился господствующий рыцарский класс; до этого времени он имел открытый характер — каждый рыцарь мог ударом меча посвятить в рыцари любого воина, но с этого времени выдвигается требование, чтобы посвящаемый происходил от родителей-рыцарей; рыцарское достоинство получает тесное, обособленное значение; то, что раньше подразумевалось под рыцарством, теперь разделилось на собственно рыцарей и сержантов, кнехтов{63}, вооруженных слуг.

Возникновение этой перегородки в военной касте между рыцарями и нерыцарями имело основы и в тактике и в общей структуре средневековья. Армия должна иметь скелет. Средневековая государственная власть не могла дать военного воспитания, и последнее являлось исключительно достоянием семьи и класса. Род оружия ставился наследственным, рождение — родом оружия. При отсутствии тактических единиц успех боевого столкновения ставился в исключительную зависимость от квалификации отдельных воинов, сохранять квалифицированного воина могли только совокупные усилия семьи и класса. Обучение имело чисто индивидуальный характер. Единственными центрами обучения являлись княжеские дворы. Социальное положение и классовое сознание предъявляли к рыцарю крупные требования, воспитывали его в определенной морали и развивали в нем до крайности славолюбие. Трусливый или слабый рыцарь — это был, прежде всего, изменник своему классу. Неподходящих для военной карьеры сыновей феодалы направляли в духовное звание. Сложилась и нашла свое выражение в сагах и песнях особая рыцарская идеология, с рыцарским идеалом прекрасного, с призывом рыцаря к самодисциплине, с указанием на его высокую задачу — быть слугой вечных идей, представляемых [96] церковью{64}; рыцарь должен отличаться от простых смертных утонченным обращением — он тянется к придворным манерам; средневековый писатель, описывая, что должен знать рыцарь, требует, чтобы рыцарь знал, как подавать кушанья и как служить за столом. Рыцарство в беспрестанных войнах упражнялось во владении оружием{65}, а в периоды мира тренировалось в нем на турнирах. Турниры родились во Франции; сначала на турнирах рыцари показывали свое искусство в верховой езде, а затем турниры обратились в одиночные или массовые поединки на тупых копьях; иногда, при тяжелом вооружении, турниры происходили и на остром оружии. Тщетно церковь стремилась запретить эти очень опасные упражнения (Реймский собор — 1131 г.); мода на них распространилась из Франции на весь Запад.

Другая причина, вызвавшая выделение рыцарского класса, заключается в усложнение рыцарского снаряжения. До IX века воины были исключительно конные, с хорошим, но не слишком тяжелым предохранительным вооружением, которые дрались как на коне, так и пешком; существовал только один род оружия, который решал все выпадавшие на войне задачи. Однако, затем, с каждым столетием средневековья, рыцарское вооружение становилось все более тяжелым. Начиная, с XII века, бронировались не только всадники, но и лошади. Рыцарь на походе сделался несамостоятельным, ему понадобилось несколько лошадей и вооруженных слуг. Выяснилось значение метательного оружия. Рыцарю оказались нужны стрелки, которые прикрывали бы его от неприятельских стрелков; появились пешие лучники и копейщики, оруженосцы, пажи, а после опыта Крестовых походов — конные лучники, по примеру восточных народов. В помощь рыцарям народились новые роды оружия.

Копье. Роды оружия могут группироваться или по специальностям, — но для этого нужны тактические единицы, или же они могут нарастать около главного рода оружия, образующего скелет армии. В средние века, при полном отсутствии возможности создать тактические единицы, все роды оружия распылялись по главному — по тяжело вооруженным всадникам, образуя так называемое копье. Копье [97] состояло из рыцаря, оруженосца, конного и пешего лунников, пешего копейщика — обыкновенно от 4 до 7 человек{66}. Свита рыцаря, образовывавшая вместе с ним копье, имела резко второстепенное значение. 100 конных (рыцарей) стоят 1000 пеших — обычно утверждали в средние века. До XII века эта рыцарская свита являлась некомбатантами и могла употребляться только для фуражировок и охранения. Последовательно она стала получать несколько большее значение. Не надо забывать, что и сам рыцарь представлял чью-то свиту, и в руках сеньора оставалось право для данной боевой задачи сгруппировать отдельные элементы из копий его вассалов.

Создание копья{67} провело грань между рыцарями, стоявшими в голове копья, и другими военными элементами, которые получили вспомогательное значение. Вспомогательные роды оружия имели свои особые социальные корни, которые их комплектовали; это были менее удачливые старые профессиональные воины, не поднявшиеся до рыцарства, пажи, кандидаты в рыцари, конюха. В крестовых походах, вследствие обезлошадивания в Сирии, много конных воинов стали пешими и, не владея луком, остались копейщиками.