Слово 18. О том, чтобы с вниманием пребывать всегда

 

На каждый вечер мы должны испытывать себя, как прошел у нас день, и на всякое утро опять должны испытывать, как прошла ночь. И не только в определенное, но и во всякое время, на каждом месте и о всякой вещи мы должны давать себе отчет и рассуждать о добродетелях и страстях, в каком состоянии жизни мы находимся, — в начале, в середине или в конце;

достойно ли награды мы трудимся и совершаем добродетели, или только трудимся, а награды не получаем. Когда же согрешим, то восполним недостаток добродетели слезами и плачем.

Мы потому не приходим в совершенство и бедны благодатью, что не знаем, в чем начало, середина и совершенство добродетели, от чего оскудели добродетели, что ко всякой добродетели примешивается порок тщеславия, который противодействует ей. Без знания сего мы напрасно трудимся. Добродетели хотя и называются душевными, но во всех них страдает и утверждается тело.

Страсти же иначе: одни называются душевными, и потому так, что их любит или услаждается одна душа, помимо тела. Другие же называются телесными, потому что в них нежится и тучнеет только тело, то есть в тех и других душа и тело ни в чем не сочувствуют друг другу.

 

Молитва о чаше

Чист неба купол голубой,

День ясно, тихо догорает

Весь запад в золоте сияет

Над Иудейскою землей.

 

Спокойно высясь над полями,

Закатом Солнца освещен.

Стоит высокий Елеол

С благоуханными садами.

 

И. полный блеска перед ним,

Народа шумом оживленный,

Стеною твердой окруженный.

Лежит святой Иерусалим.

 

Вдали Геваль и Хоразин,

К востоку — воды Иордана

Рисуются в водах тумана

С роскошной зеленью долин,

И моря Мертвого краса

Сквозь сон глядит на небеса.

 

А там, на западе далеко.

Лазурных средиземных волн

Разлив могучий огражден

Песчаным берегом широко.

 

Вот ночи вспыхнули светила,

Темнеет всюду тишина...

И ярко полная Луна

Сад Гефсиманский озарила.

 

В траве под ветвями олив

Сыны божественного слова,

Спят три Апостола Христова,

Иерусалима шум забыв.

Их сон спокоен и глубок,

Но тяжело спал мир суровый.

Его замкнул в свои оковы

Веков наследственный порок.

 

Пятном бесславия лежало

Проклятье праотцов на нем,

И с каждым веком новым злом

Его, как язвой, ограждало.

 

Но час свободы наступал,

И, чуждый общему позору,

Посланник Духа в эту пору

Судьбу всемирную решал.

 

За слово Истины высокой

Голгофский крест предвидел он,

И, чувством скорби возмущен,

Отцу молился одиноко:

 

«Ты знаешь, Отче, скорбь мою

и видишь, как твой сын страдает,

Моя душа изнемогает,

О, поддержи меня, молю!

 

День казни близок, он придет.

На жертву отданный народу,

Умрет за общую свободу

Твой сын. Безропотно умрет.

 

Проклятьем черни поражен,

Измученный и обнаженный,

Своей главой окровавленной

Перед толпой поникнет он.

 

И те, которым со креста

Послал он дар благословленья,

Поднимут руку на Христа...

О да минует чаша эта,

Мой Отче, сына твоего!

За искупление его

Мне горько видеть злобу света.

 

Но не моя да будет воля!

Да будет так, как хочешь ты!

Есть дело всякой правоты

Тобой назначенная доля!

 

И, если твоему народу

Позор мой благо принесет,

Сын человеческий умрет

Тогда за общую свободу!»

 

К ученикам он подошел,

Молитву кончив, скорби полный,

И, увидав их сон спокойный,

Сказал им: «Встаньте! Час пришел!

 

Чтоб в искушенье вам не впасть,

Оставьте сон свой и молитесь!

Тогда вы в Вере укрепитесь,

И с Верой встретите напасть!»

 

Сказал и тихо удалился

Туда, где прежде плакал он,

И, той же скорбью возмущен,

На землю пал он и молился:

 

«Ты, Отче, в мир меня послал,

Но сына мир твой не приемлет,

Ему любовь я завещал,

Моим глаголам он не внемлет.

 

Я был врачом его больных,

Я за врагов моих молился...

Как над обманщиком глумился

Весь надо мной Иерусалим.

 

Народу мир я завещал,

Народ судом мне угрожает.

Я в мире мертвых воскрешал,

И мир мне крест приготовляет...

 

О, если можно, от меня

Да мимо идет чаша эта.

Ты Бог любви, начало света,

И все возможно для тебя!

 

Но, если кровь нужна святая.

Чтоб Землю с Небом примирить.

На крест готов я восходить.

Твои вечный труд благословляя!»

 

С небес на землю он низвел

Свой взор в тоске невыразимой,

И, снова скорблю томимый,

К ученикам он подошел.

 

Но их смежившиеся очи

Невольный сон отягощал.

Их бедный ум не постигал

Великой тайны этой ночи.

 

И стал он молча, полный муки.

Чело высокое склонил,

И на груди снятые руки

В изнеможении сложил.

 

Как человек и Божий сын,

Чтодумал он в минуты эти.

Поднявший грех тысячелетий?

То знал Отец его один.

 

И ни одна душа людская

Не испытала никогда

Той боли тягостной, какая

В его груди была тогда.

 

Весь грешный мир наш не постиг.

И люди сами не познали

Тех слез, которые сияли

В очах Спасителя в тот миг.

 

Он потихоньку удалился

Под сень смоковниц и олив.

И там, колена преклонив.

Опять он плакал и молился:

«О, Боже мой, мне тяжело

Все человеческое зло.

 

На мне едином тяготеет

Позор людской, позор веков.

Все на себя я принимаю,

И сам под тяжестью оков

Как человек изнемогаю.

 

С моею плотию земною

О, не оставь меня в борьбе.

И все угодное тебе

Тогда да будет надо мною!

 

Святая сила подкрепленья

Молюсь, да снидет на меня,

Да совершу с любовью я

Великий подвиг примиренья!»

 

И руки к небу он поднял,

И весь в молитву превратился.

Кровавый пот по нем струился,

Огонь лицо его сжигал.

 

И вдруг с безоблачных небес,

Лучами света окруженный,

Явился в сад уединенный

Глашатай Божеских чудес.

 

Был чуден взор его прекрасный,

И безмятежно, и светло

Одушевленное чело,

И лик сиял, как полдень ясный.

 

И близ Спасителя он стал,

И речью свыше вдохновленный,

Освободителя Вселенной

На славный подвиг укреплял.

 

И сам, подобный легкой тени,

Но полный благодатных сил,

С молитвой пламенной склонил

Свои воздушные колени.

 

Была на небе тишина,

Вокруг молчало все глубоко.

Лишь в царстве мрака одиноко

Страдал бесплодно Сатана.

 

Он знал, что в мире колебался

Его владычества кумир,

И что бесславно падший мир

К свободе новой приближался.

 

Виновник зла, он понимал,

Кто был Мессия воплощенный,

О чем Отца он умолял,

И, страшной мукой подавленный,

Дух гордый молча изнывал,

Бессильной злобой сокрушенный.

 

Спокойно в выси голубой

Светил блистали мириады.

И, полный сладостной прохлады,

Был чистый воздух над Землей.

 

Летел к надзвездным высотам,

Поднявшись тихо, небожитель.

Меж тем Всемирный Искупитель

Опять пришел к ученикам.

 

И был воистину велик

Он в это чудное мгновенье.

Каким огнем одушевленья

Горел его прекрасный лик!

 

Всю волю твердую его

Так ярко отражали очи.

Как радостно светила ночи

С высот глядели на него!

 

Ученики, как прежде, спали,

И вновь Спаситель им сказал:

«Вставайте, близок день печали,

И час предательства настал!»

 

И звук мечей остроконечных

Сад Гефсиманский пробудил,

И отблеск факелов зловещих

Лицо Иуды осветил.

 

Род бесовский, род страстей и греховности ничем не может быть побежден и изгнан, как только молитвою и постом (Мф. 17, 21).

Возлюби нищету Христову, чтобы обогатиться тебе Христовым Божеством.

Заповедь о посте дана самим Спасителем нашим: Внемлите себе, да не когда отягчают сердца ваша объядением … (Лк. 21, 34).