Одна из главных у Замятина мысль о том, что происходит с человеком, государством, обществом, цивилизацией, когда они, поклоняясь абстрактно-разумной идее, добровольно отказываются от свободы и ставят знак равенства между несвободой и коллективным счастьем. Люди превращаются в придаток машины, в винтики. Замятин показал трагедию преодоления человеческого в человеке, потери имени как потери собственного «я». От этого и предостерегает писатель. От этого, как из бежать «окончательного осуществления» утопий, предостерегает Бердяев. От этого предостерегают все романы-антиутопии ХХ века и прежде всего роман «Мы».
Домашнее задание
1. Перечитать повесть А. Платонова «Котлован», рассказ «Усомнившийся Макар».
2. Дополнительные вопросы по роману Е. Замятина «Мы»:
— Какие литературные традиции продолжает и развивает Замятин?
— Что «угадано» Замятиным в романе? Найдите образы-символы.
— Почему Замятин выбрал для своего романа форму дневника героя?
— Почему в ХХ веке стал популярным жанр антиутопии?
Вариант урока 56. Урок-семинар. Сопоставительный анализ
романа Е. Замятина «Мы» и романа М. Салтыкова-Щедрина
«История одного города»
Цель урока: провести сопоставительный анализ двух произведений, выявить их общие особенности.
Методические приемы: дискуссия, работа с текст произведений.
Предварительное домашнее задание: перечитать «Историю одного города» Салтыкова-Щедрина; подготовиться к уроку-семинару: провести параллели между романом Замятина «Мы» и «Историей одного города», выделить общие черты Угрюм-Бурчеева и Благодетеля.
Ход урока
I. Слово учителя
В одной из автобиографий 1922 года Замятин писал о том, что годы его нравственного созревания прошли под знаком огромного духовного влияния творчества Гоголя, Тургенева, Салтыкова-Щедрина.
Образы и символы щедринских произведений Замятин часто использовал в переписке с родственниками и друзьями. Нередки ссылки на щедринские образы в публицистических и литературно-критических произведениях Замятина, созданных в первые годы советской власти.
В статье «О служебном искусстве» (1918) он с гневом и сарказмом говорит о властвующих деятелях, разрушающих памятники старины: «Снос памятников делается не во имя украшения нашей жизни — до того ли? — а во имя украшения увядающих наших помпадуров новыми лаврами. Можно ли верить, что заботятся об украшении жизни те, кто из Кремля, цитадели красоты, сделал красногвардейскую цитадель? Какое дело до красоты принципиальным бегемотам, и какое дело красоте до них?».
II. Беседа
— Давайте откроем главу «Подтверждение покаяния. Заключение» из «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина. О чем эта глава?
(В главе «Подтверждение покаяния. Заключение» Щедрин описывает одного из самых страшных градоначальников города Глупова Угрюм-Бурчеева, который вознамерился переделать город в фантастическую казарму.)
— Какие общие черты вы могли бы отметить у двух властителей?
(Уже в некоторых чертах внешности и поведения можно увидеть много общего между образами градоначальника Щедрина и вождя Единого Государства — Благодетеля — у Замятина.)
Задание. Найдите описание этих героев в книгах. Читаем вслух отрывки.
Угрюм-Бурчеев наделен «каким-то деревянным лицом, никогда не освещающимся улыбкой», светлым, как сталь, взором, недоступным «ни для оттенков, ни для колебаний». Он обладает «голой решимостью» и действует с «регулярностью самого отчетливого механизма». По мысли Щедрина, он окончательно «упразднил» в себе всякое «естество», а это в свою очередь привело к «окаменению».
В его жестоко-механическом поведении даже привыкшие ко всяким правителям глуповцы увидели сатанинские проявления. «Молча указывали они, — пишет Щедрин, — на вытянутые в струну дома свои, на разбитые перед этими домами палисадники, на форменные казакины, в которых однообразно были обмундированы все жители до одного — и трепетные губы их шептали: сатана!».
В облике замятинского Благодетеля преобладают те же черты, что и в Угрюм-Бурчееве: непреклонность, жестокость, решительность, автоматизм. Замятин неоднократно выделяет в портрете идеолога Единого Государства «тяжкие каменные руки», «медленный, чугунный жест», отсутствие какого-либо намека на человечность. Достаточно вспомнить сцену казни поэта-ослушника во время так называемого Праздника Правосудия: «Наверху, на Кубе, возле Машины — неподвижная, как из металла, фигура того, кого мы именуем Благодетелем. Лица отсюда, снизу, не разобрать: видно только, что оно ограничено строгими, величественными, квадратными очертаниями. Но зато руки... Так иногда бывает на фотографических снимках: слишком близко, на первом плане, поставленные руки выходят огромными, приковывают взор — заслоняют собою все. Эти, тяжкие, пока еще спокойно лежащие на коленях руки — ясно: они каменные, и колени еле выдерживают их вес...».
— Как вы могли бы охарактеризовать правление Угрюм-Бурчеева и Благодетеля?
(Оба правителя властвуют с непреклонностью и жестокостью машин. Угрюм-Бурчеев пытается свести все многообразие жизни к элементарной «прямой линии»: «Начертавши прямую линию, он замыслил втиснуть в нее весь видимый и невидимый мир, и притом с таким непременным расчетом, чтобы нельзя было повернуться ни взад ни вперед, ни направо, ни налево, предполагал ли он при этом сделаться благодетелем человечества? — утвердительно отвечать на этот вопрос трудно».
Страсть Угрюм-Бурчеева к прямой линии была связана с его стремлением упростить отношения между людьми, лишить человека свободы, радости, многомерности переживаний. Эта страсть обусловлена его натурой, естеством. Он пытается нивелировать необъятный и разнородный живой мир в силу своего идиотизма, он «нивеллятор» от природы.)
— Как соотносятся эти образы?
(Замятин, создав образ Благодетеля, отказался от гротескности и примитивности Угрюм-Бурчеева. Но писатель при этом как бы перенес в будущее любовь щедринского градоначальника к прямой линии, связав ее с идеей всеобщего счастья.
Замятин реализовал в романе мысль Щедрина о появлении в новые эпохи угрюм-бурчеевых, наделенных жаждой осчастливить человечество, то есть генетически Благодетель Замятина восходит к градоначальнику Щедрина.
«В то время еще ничего не было достоверно известно ни о «коммунистах», ни о социалистах, ни о так называемых нивелляторах вообще, — с иронией замечает щедринский повествователь. — Тем не менее нивелляторство существовало, и притом в самых обширных размерах. Были нивелляторы «хождения в струну», нивелляторы «бараньего рога», нивелляторы «ежовых рукавиц» и проч. и проч. Но никто не видел в этом ничего угрожающего обществу или подрывающего его основы... Сами нивелляторы не подозревали, что они — нивелляторы, а называли себя добрыми и благопопечительными устроителями, в меру усмотрения радеющими о счастье подчиненных им лиц. Лишь в позднейшие времена (почти на наших глазам) мысль о сочетании идеи прямолинейности с идеей всеобщего осчастливления была возведена в довольно сложную и неизъятую идеологических ухищрений административную теорию…»)
— В чем заключается «истина» для Благодетеля из романа «Мы»?
(Благодетель у Замятина — высшее существо Единого Государства, стоящее на страже его норм и предписаний. Его нивелляторство носит изощренный характер и имеет философское и идеологическое обоснование.
Для Благодетеля существовало лишь жалкое человеческое стадо, которому не нужны ни свобода, ни правда, а только счастье, основанное на сытом удовлетворении и благополучии. Он провозглашает жестокую «истину» о том, что путь к счастью лежит через преодоление жалости к человеку и насилие над нам. Благодетель берет на себя роль палача и уверен в своей способности вести людей к земному раю.
Обвиняя строителя «Интеграла» в преступлении перед государством, Благодетель с надменностью вождя заявляет: «Я спрашиваю: о чем люди — с самых пеленок — молились, мечтали, мучились? О том, чтобы кто-нибудь раз и навсегда сказал им, что такое счастье, — и потом приковал их к этому счастью на цепь. Что же другое мы теперь делаем, как не это?»)
— В чем заключается основное сходство между Угрюм-Бурчеевым и Благодетелем?
(Главное, что объединяет Угрюм-Бурчеева и Благодетеля, — это их стремление к универсальной регламентации жизни.)
— Найдите соответствия в государственном устройстве города Глупова и Единого государства.
(План Угрюм-Бурчеева переустройства города Глупова содержит в себе многие структурные элементы замятинского Единого Государства. В соответствии с планом в воспаленном воображении градоначальника возникает некий «театр абсурда», действующими лицами которого выступают не люди с их индивидуальными чертами, а жалкие марширующие тени: «Таинственные тени гуськом шли одна за другой, застегнутые, выстриженные, однообразным шагом, в однообразных одеждах, все шли... Все они были снабжены одинаковыми физиономиями, все одинаково молчали и все одинаково куда-то исчезали...».
К каждому взводу граждан у Щедрина приставлен командир и шпион. Город должен превратиться в казарму, в которой у людей «нет ни страстей, ни увлечений, ни привязанностей. Все живут каждую минуту вместе, и всякий чувствует себя одиноким».
То, что у Щедрина было «систематическим бредом» Угрюм-Бурчеева и с его исчезновением вспоминалось глуповцами как кошмарный сон, у Замятина стало явью Единого Государства.
Все сферы существования в нем строго регламентированы Часовой Скрижалью. Это основной свод норм и ограничений, который расписывает жизнь каждого жителя или «нумера» с точностью до минуты. Личное время каждого почти целиком поглощено нормированным временем государства и составляет всего 2 часа в сутки. За соблюдением норм времени пристально следят Хранители и добровольные доносчики. Нормированное время определяет и ограниченное, изолированное пространство. «Нумера» живут в стеклянных, прозрачных клетках, коллективно посещают залы для обязательных тэйлоровских упражнений, слушают раз и навсегда установленные лекции в аудиториях.)
— Как складываются отношения общества и природы в городе Глупове и в Едином Государстве?
(Объединяет город Угрюм-Бурчеева с Единым Государством и стремление его правителей уничтожить все природное.
Но если Угрюм-Бурчееву так и не удается покорить природу, остановить или изменить течение реки, то в государстве Благодетеля полностью избавились от всего природного. «Машиноравный» человек не только не нуждается в общении с природой, но и считает свой искусственный мир самой разумной и единственной формой существования жизни. Отсюда и Зеленая Стена, и нефтяная пища, и прочие прелести стеклянно-стерольного мира. Замятин, как и Щедрин, прекрасно понимал, что может произойти с человечеством, если оно на практике начнет осуществлять безумные утопии преобразования природы.)
III. Слово учителя
В письме к художнику Юрию Анненкову, которое тот назвал очень метко и точно — «кратчайшим шуточным конспектом романа «Мы», Замятин с неподражаемым юмором отмечал: «дорогой мой Юрий Анненков! Ты прав. Техника — всемогуща, всеведуща, всеблаженна. Будет время, когда во всем — только организованность, когда человек и природа — обратятся в формулу, в клавиатуру.
И вот — я вижу, это блаженное время. Все симплифицировано. В архитектуре допущена только одна форма — куб. Цветы? Они нецелесообразны, это красота — бесполезная: их нет. Деревьев тоже. Музыка — это, конечно, только звучащие Пифагоровы штаны. Из произведений древней эпохи в хрестоматию вошло только Расписание железных дорог.
Люди смазаны машинным маслом, начищены и точны, как шестиколесный герой расписания. Уклонение от норм называют безумием. А по тому уклоняющихся от норм шекспиров, достоевских и скрябиных завязывают в сумасшедшие рубахи и сажают в пробковые изоляторы. Детей изготовляют на фабриках — сотнями, в оригинальных упаковках, как патентованные средства; раньше, говорят, это делали каким-то кустарным способом...
Дорогой мой друг! В этой целесообразной, организованной и точнейшей вселенной тебя укачало бы в полчаса».
IV. Итог урока
— Каков жанр романа «Мы» и рассмотренного отрывка «Истории одного города»? О чем хотели сказать авторы в своих произведениях?
Рассмотренная глава из «Истории» Щедрина и роман «Мы» по своим жанровым особенностям являются антиутопиями, то есть сатирически показывают модели нежелаемого, негативного общества, подавляющего свободу индивидуума, естественные чувства человека.
Замятин вслед за Салтыковым-Щедриным предупредил нас о том, как страшна любая система, фабрикующая в массовом порядке людейроботов, делающая главным инструментом своей политики насилие во всех его формах. Эти произведения дают возможность в полной мере понять тревогу писателей за будущее России.
