Стабильность агрессивного поведения

Если существуют индивидуальные различия агрессивности, выражающейся в по­ведении, то должна наблюдаться и стабильность агрессивных проявлений в тече­ние длительных периодов времени. К ней относится и определенная последова­тельность агрессивного реагирования в ситуациях различных типов (невысокая специфичность ситуаций). На первый взгляд кажется, что здесь имеет место объяс­нение поведения с первого взгляда (теория свойств, которую мы критиковали в главе 1). Однако на самом деле это не объяснение с первого взгляда. Ведь чем мень­ше мы обращаемся к тестовым показателям черт личности и чем больше к самому рассматриваемому поведению, тем больше мы приближаемся к продуктам вза­имодействия личности и ситуации, т. е. к объяснению с третьего взгляда. Вопрос состоит лишь в следующем: если кто-то в прошлом, попав в ситуацию, которая могла побудить к агрессивному поведению, вел себя агрессивно или неагрессивно, будет ли он так же вести себя и в более позднее время по сравнению с другими испытуемыми, т. е. сохранит ли он свое ранговое место по агрессивности. При этом ситуации, наблюдаемые в разные моменты времени, не обязательно должны быть одинаковыми. Решающим фактором является то, в какой мере та или иная ситуа­ция воспринимается с точки зрения связанной с агрессивностью оценочной диспозиции, т. е. каких мотивирующих последствий агрессивного действия ожидает человек. С этой точки зрения высокоагрессивные люди ищут ситуации, побужда­ющие их к агрессии, или создают их, преобразуя первоначально нейтральные си­туации в поводы для агрессии (Bowers, 1973; Wachtel, 1973).

Олвеус (Olweus, 1979) проанализировал стабильность агрессивности предста­вителей мужского пола на основе сопоставления шестнадцати лонгитлодных иссле­дований, в которых использовались весьма различные переменные, а временной промежуток колебался отвести месяцев до двадцати одного года. Коэффициенты стабильности колебались от 0,98 для восьмидесяти пяти 13-летних подростков, изучавшихся на протяжении одного года (Olweus, 1977b), до 0,36 для тридцати шести 5-летних мальчиков, которых повторно оценивали через восемнадцать лет. В целом стабильность агрессивности оказалась весьма существенной; она едва ли уступала стабильности интеллекта, который является образцом стабильного свой­ства. С увеличением рассматриваемого периода времени стабильность уменьша­лась, причем тем в большей степени, чем старше были испытуемые. Индивидуальные различия проявлялись уже начиная с трехлетнего возраста. Таким образом, уже в очень раннем возрасте формируются стабильные индивидуальные тенден­ции реагирования, или, иначе говоря, система мотива, по-разному выраженная у разных индивидуумов. Поэтому мы с полным правом можем рассматривать агрессивность как личностную диспозицию.

Сказанное относится также к девочкам и женщинам, хотя и в меньшей степени. Хусман и его соавторы (Huesmann, Eron, Lefkowitz, Walder, 1984) в своем лонгитюдном исследовании, охватывающем промежуток более 22 лет (с 8 лет до 30), получили коэффициент стабильности 0,50 для мальчиков и 0,35 — для девочек. Переменные фиксировались с помощью таких различных методик, как самооце­нивание и внешняя оценка, опросники, интервью и выписки из списков лиц, име­ющих судимость. Ранняя агрессивность позволяла предсказать антисоциальное по­ведение в зрелом возрасте, такое как уголовные преступления, нарушения правил дорожного движения, рукоприкладство в семье и другие насильственные действия. Стабильность в семье на протяжении трех поколений (родители испытуемых, ко­гда им было 8 лет, — сами испытуемые — дети испытуемых, когда им было 30 лет) оказалась даже несколько более высокой, чем индивидуальная стабильность в про­межутке между 8 и 30 годами.

Таким образом, мы можем рассматривать агрессивность как личностную дис­позицию или, точнее, как переменную из категории мотивов. Каким будет поведе­ние в том или ином конкретном случае, зависит, конечно, еще и от (воспринимае­мых) особенностей ситуации. Впрочем, исходя из различия ситуаций в различные возрастные периоды, охваченные лонгитюдными исследованиями, должна суще­ствовать и определенная последовательность агрессивного поведения в разных ситуациях. Поэтому наблюдаемую стабильность нельзя просто свести к побуди­тельности конкретных ситуаций. Конечно, решающую роль играют условия раз­вития в семье и ближайшем окружении, а также полученный ребенком ранний опыт, однако немаловажными могут оказаться и генетические факторы, влияние которых опосредуется нейрофизиологическими и конституциональными пере­менными. Лонгитюдные исследования, которые могли бы пролить свет на вопрос о возможных детерминантах, еще предстоит провести.

Личностные характеристики

Когда ученые в своих исследованиях начали обращаться к личностным свойствам, средства измерения которых были разработаны для совсем иных целей, результа­ты оказались довольно интересными. Мы покажем это на нескольких примерах.

Одним из средств, позволяющих выявить различия между людьми по степени их агрессивности, является четвертая шкала MMPI (Миннесотского многомерно­го личностного опросника). Уилкинс, Шарф и Шлотман (Wilkins, Scharff, Schlottmann, 1974) отобрали с помощью этой шкалы высоко- и низкоагрессивных испы­туемых и обнаружили, что первые даже при чисто инструментальной агрессии (к тому же «просоциальной», ибо удар током должен повышать успешность науче­ния) прибегали к использованию тока большей интенсивности. Последующее со­общение о случаях насилия доводило испытуемых первой группы до такой степе­ни агрессивности, которой низко-агрессивные испытуемые достигали только при условии, что они предварительно подвергались оскорблению.

Имеется также ряд разнообразных личностных свойств, указывающих на устой­чивую тенденцию торможения агрессии. Например, Дорски, использовавший в сво­ем эксперименте процедуру Тэйлора с соревнованием на лучшее время реакции (Dorsky, 1972), подразделил испытуемых в соответствии с их ответами на опросник «социальной тревожности» (страха перед «социальными» последствиями своего действия). Когда подставной партнер начинал постепенно наращивать интенсив­ность тока, испытуемые с низкой тревожностью отвечали ему тем же, в то время как испытуемые с высокой тревожностью применяли ток меньшей интенсивности. В ситуации, когда лишь партнер имел в своем распоряжении ток особо сильной ин­тенсивности, испытуемые с высоким уровнем социальной тревожности вели себя особенно сдержанно. Если же, наоборот, только сами испытуемые могли применять ток сверхсильной интенсивности, они пользовались током максимальной силы в 4 раза чаще, чем испытуемые, которым свойственна низкая социальная тревожность.

Перечисленные свойства личности указывают скорее на страх перед возмезди­ем, чем на внутреннее торможение агрессии, влекущее за собой чувство вины в качестве последствия своей агрессивности. Кнотт, Лейзейтер и Шуман (Knott, Lasater, Shuman, 1974), применив опросник, фиксирующий переживания вины, выявили признаки внутреннего торможения агрессии. По сравнению с испытуе­мыми со слабым переживанием чувства вины лица, склонные к сильному чувству вины, проявляли меньшую ответную агрессию как по частоте применения электроразряда, так и по его интенсивности. Кроме того, у них с большим трудом фор­мировалась условная ответная агрессия.

Рассмотренные диагностические методики позволяют выявить лишь косвенные показатели склонности к агрессии или ее торможению. Более конкретную информа­цию дают специально разработанные опросники. Подобно MMPI, первоначально это были методики, организованные по принципу -«общего вагона», т. е. представ­лявшие собой набор вопросов о самых различных формах поведения и установках (например, шкала Закса и Уолтерса: Zaks, Walters, 1959). Опросник Басса- Дарки (Buss, Darkee, 1957) содержит выделенные с помощью факторного анализа суб­шкалы, такие как агрессивность и враждебность. Но пока осуществленная с помощью факторного анализа дифференциация не привела к разработке теоретических кон­структов, которые стали бы объяснительным опосредующим звеном между множе­ством ситуационных особенностей и многообразием форм поведения./Она лишь дает нам возможность проследить взаимосвязи конкретных видов поведения, переживаний и отношений.

Конструкт «мотив агрессивности»

Основополагающей теоретической предпосылкой для попыток соотнести вообра­жаемую агрессию (ТАТ) с фактически наблюдаемой является противопоставление тенденций к агрессии и к ее торможению. Примером может служить не так давно разработанная Ольвеусом (Olweus, X972,1979) концепция различения привычной агрессивной тенденции и тенденции привычного торможения. Он пишет:

«Привычные агрессивные тенденции индивида представляют собой предрасположен­ность оценивать определенный класс ситуаций как фрустрирующие, угрожающие и (или) вредные. Оценка, ведущая к активации, превышающей некоторый индивидуаль­ный уровень, влечет актуализацию тенденций индивида причинять вред или вызывать беспокойство. Аналогично привычные индивиду тенденции подавления агрессии представляют собой предрасположенность оценивать собственные агрессивные тен­денции и (или) реакции как опасные, неприятные, вызывающие беспокойство или неуместные; оценка, ведущая к активации, превосходящей определенный минималь­ный уровень, влечет активизацию тенденций индивида к подавлению, избеганию или осуждению проявления агрессивных тенденций» (Olweus, 1972, р. 283).

Эта концепция устанавливает приблизительную связь между тремя перемен­ными: степенью ситуационного побуждения, силой устойчивой тенденции (моти­вом) и силой сиюминутно актуализированной тенденции (мотивацией), причем значения этих переменных учитываются параллельно, как в плане стимулирова­ния агрессии, так и в плане ее торможения.

Аналогичных взглядов придерживается Корнадт (Kornadt, 1974, 1982b), также основывающий свой анализ на двух гипотетических мотивах — агрессии и тор­можения агрессии. По его мнению, вся последовательность событий начинается с вызываемого каким-либо препятствием, угрозой или причиненной субъекту бо­лью аффекта гнева. Если в результате когнитивных процессов оценивания ситуа­ция будет воспринята как «действительно заслуживающая гнева», то актуальное мотивационное состояние расчленится на процессы постановки агрессивной цели, планирования ведущих к ней действий и предвосхищения возможных последствий достижения цели. Мотив торможения окажется при этом решающим детерминан­том в мотивационном процессе ожидания негативных последствий агрессии, таких как чувство вины или страх перед наказанием.

Прежде чем мы обратимся к анализу базирующихся на этих концепциях мето­дик измерения и полученных с их помощью результатов, стоит ненадолго вернуть­ся к ранним исследованиям агрессии на основе ТАТ, поскольку уже они указали на необходимость различения в сфере агрессии устойчивых Мотивационных тен­денций поиска и избегания. Отношения между релевантным агрессии содержани­ем рассказов по ТАТ («воображаемая агрессия») и агрессивностью, проявляемой в непосредственно наблюдаемом поведении субъекта («наблюдаемая агрессия»), первоначально составили несколько противоречивую картину. Между этими ви­дами агрессии были выявлены и позитивные отношения, и негативные, и отсут­ствие каких-либо отношений (см.: Murstein, 1963, гл. 11; Molish, 1972; Varble, 1971). Негативные корреляции отвечали широко распространенному в психоанализе представлению об обратном соотношении этих переменных: в силу социальных запретов агрессия, не имея возможности проявиться в повседневной жизни, нахо­дит замещающее выражение в фантазиях. Другие возможные объяснения обрат­ной зависимости относятся к особенностям выборки (преобладание испытуемых с тенденцией торможения агрессии), картинок ТАТ (представленные на них ситу­ации не внушают опасений), ключевых категорий анализа (охватывают главным образом тенденции торможения) или же предшествующего опыта научения испы­туемых (в какой мере они в прошлом после совершения агрессии получали соци­альную поддержку) (см.: Klinger, 1971, р. 320-321). Отсутствие корреляций позво­ляло предположить, что используемые категории анализа не различают тенденций стремления и избегания, что выборки испытуемых по своему составу разнородны и что одна часть изображенных на картинках ТАТ ситуаций представляется опас­ной для совершения агрессивного действия, а другая — безопасной. Соответствен­но позитивные корреляции могли быть объяснены ссылкой на представляющиеся безопасными изображения ситуации, подбором испытуемых со слабыми тенден­циями торможения агрессии и т. д.

Такого рода соображения несколько проясняли несоответствия в результатах. Так, Массен и Нейлор (Mussen, Naylor, 1954) разграничили воображаемую агрес­сию (все агрессивные акты героя рассказов) и страх наказания (все наказания, которые претерпел герой, и причиненный ему ущерб) и обнаружили позитивную связь между воображаемой агрессией и случаями действительной агрессии у под­ростков в возрасте от 9 до 15 лет, находящихся в исправительных заведениях. По­скольку испытуемые происходили из низших классов общества, напрашивается объяснение полученной положительной корреляции, характерной для этих слоев, слабой выраженностью тенденций к торможению агрессии. Наиболее тесной связь становилась в том случае, когда в качестве тенденции торможения агрессии допол­нительно учитывался страх наказания.

В исследовании Бандуры и Уолтерса (Bandura, Walters, 1959) лучшим диффе­ренцирующим показателем ТАТ, позволяющим различить нормальных и нужда­ющихся в исправлении подростков, оказался не страх наказания, а переживание вины. С этой же целью Мак-Кэсланд (MacCasland, 1962) развел показатели ТАТ, отражающие внутренние и внешние источники торможения. Именно признаки внутреннего, а не внешнего торможения характеризуют нормальных подростков в отличие от тех, кто совершил правонарушения агрессивного характера. В исследовании Лессера (Lesser, 1957) откровенно агрессивные действия в рассказах по ТАТ 10-13-летних подростков позитивно коррелировали с фактической агрессивно­стью, направленной против сверстников, в том случае, когда их матери поощряли агрессивное поведение (г - +0,41); если же матери отвергали агрессию, корреля­ции были негативными (г = -0,41).

Каган (Kagan, 1956) разработал серию картинок ТАТ для 6-10-летних мальчи­ков, в которой со все нарастающей интенсивностью изображались ситуации ссоры с ровесником, причем изображались именно эталонные (по оценкам учителей) формы поведения. При такой модификации ТАТ полученный с его помощью пока­затель и агрессивность, проявляющаяся в школьной жизни, коррелировали в ожи­даемом направлении. Причем корреляция была тем выше, чем более выраженной была агрессия в ситуациях на картинках ТАТ. Те школьники, которые, несмотря на картинки, стимулировавшие сочинение агрессивных историй, эти истории все же не сочиняли, характеризовались, по мнению авторов, тенденцией торможения агрессивности не только в повседневной жизни, но и в деятельности воображения.

Уже из этих результатов ясно, что, во-первых, категории анализа должны раз­личать содержания, относящиеся к тенденциям стремления и избегания, во-вто­рых, необходимо тщательно отбирать картинки по степени их побудительного вли­яния и соответствия эталонным формам поведения и, в-третьих, взаимосвязь воображаемой и реально наблюдаемой агрессии может искажаться социальным происхождением испытуемых и составом выборки.

Свидетельством решающего значения указанных выше моментов при разработ­ке методик измерения мотива может служить успешность недавних попыток тако­го рода, предпринятых Ольвеусом и Корнадтом.