В законопреступном сожительстве и сладострастном прелюбодеянии был зачат и рожден наш нынешний царь Иоанн (IV. — Н.Э.), и как в Слове Иоанна Златоуста о злой жене и в пророчестве Иоанна Крестителя об Иродовой лютости, так и при этом рождении у святых великих учителей смутились и затрепетали сердца, помрачилось зрение, притупился разум и пропал слух. И если уж святые учителя ужаснулись, то как подобает ужасаться мне грешному, пишущему эти строки, возвещая такую трагедию.
Ко всему этому злу добавилось еще и раннее сиротство, ибо остался Иоанн с молодых лет (всего около двух лет) без отца, а вскоре и без матери, и воспитывали его гордые бояре, которые, на беду свою и своего потомства, льстили и угождали ему во всяком наслаждении и сладострастии.
Еще в раннем возрасте творил он злые дела; о некоторых из них я здесь напишу.
Начал он с пролития крови неповинных и бессловесных животных, которых сбрасывал с высоких стремнин (крыш теремов. — Н.Э.), являя этим свое немилосердие, а между еще Соломон свидетельствовал о том, что мудрые милуют души своих скотов, а безумные бьют их нещадно[xciii]. Глупые его воспитатели не препятствовали ему, а, напротив, хвалили и поощряли ко всему плохому.
Когда же Иоанну минуло пятнадцать лет, начал он губить людей. Он собрал вокруг себя детей своих родственников и детей бояр-синклитиков[xciv], стал ездить вместе с ними по дорогам и торговым площадям. Они скакали на конях и грабили и убивали всех встречных людей и творили злые разбойные дела, о которых даже и говорить стыдно, но его воспитатели-льстецы[xcv] на беду свою продолжали восхвалять Иоанна. «О, какой храбрый и мужественный будет сей царь!» — говорили они.
Когда же вступил он в свое семнадцатилетие, то бояре стали подучать его мстить своим личным врагам, натравливая его то против одного, то против другого. Первым был убит Иван Вельский[xcvi], высокородный человек из рода литовских князей, родственник самому королю Ягайле, храбрый и мужественный полководец.
Вскоре Иоанн приказал убить благородного князя Андрея Шуйского из рода суздальских князей[xcvii], а всего через два года повелел убить еще трех великородных мужей. Он обрушил свой гнев на близкого родственника — племянника — Иоанна Кубенского из рода князей смоленских и ярославских, бывшего при Василии III земским маршалком (воеводой. — Н.Э.). Князь Иван, человек разумный и тихий, к тому времени был уже в преклонном возрасте. Вместе с ним были погублены славные мужи — Федор и Василий Воронцовы[xcviii], родом из немцев, из племени князей Решских, тогда же был убит еще и Федор, прозванный Невежей, знатный и богатый землевладелец. А за два года до этого был удавлен сын князя Богдана Трубецкого, пятнадцатилетний Михаил из рода литовских князей, и еще были погублены благородные княжата: Иван Дорогобужский[xcix] из рода великих князей тверских и Федор, единственный сын князя, прозванного Овчиной[c], из рода тарусских и оболенских княжат, которые подобно неповинным агнцам были закланы в самом нежном возрасте.
Бесчинства царя Иоанна можно сравнить с нашествием татар ногайских и царя казанского, сильного и могущественного мучителя, которому подвластны были шесть различных народов[ci] и от которого терпела Московия кровопролитие и опустошение земель на восемьдесят миль в окрестностях Москвы. От перекопского, крымского и ногайского царей вся Рязанская земля по самый берег реки Оки была опустошена, а внутри разоряема и опустошаема человеке угодниками с молодым царем, нещадно воюющим свое чество.
Иоанн своими бесчисленными злыми делами стал превосходить вышеописанные беды, и тогда Господь, решив усмирить его лютость, подал ему знак, обрушив на Москву вели кий пожар. Из-за того пожара -разразилось столь великое возмущение всего народа московского, что сам царь принужден был спрятаться со всем своим двором[cii].
Б том восстании был убит дядя царя, князь Юрий Глинский, а двор его разграблен народом, но другой его дядя, князь Михаиле Глинский, известный своими злоупотреблениями, бежал вместе со своими приспешниками.
Таким знаком Бог подал руку помощи земле христианской, дав ей возможность отдохнуть. К царю Иоанну явился протопоп (у Курбского «пресвитер». — Н.Э.), родом из Великого Новгорода[ciii], и страшным заклятием из Священного Писания угрозил царю, а также представил ему чудеса, как бы явленные от Бога (не могу сказать: истинные те чудеса были, или пугая Сильвестр царя, как пугают родители детей своих), чтобы с их помощью пресечь его буйства и умерить неистовый нрав. Подобным образом часто поступают врачи, когда им приходится, излечивая гангрену[civ], отсекать дикое мясо до необходимых пределов. Так и Сильвестр исцеляя душу царя от проказы и исправлял его развращенный ум наставляя его на истинную стезю. Сильвестру содействовал в этом и благородный юноша Алексей Адашев[cv], который сам был подобен ангелу и явно отличен Богом от всех других. В то время он был любим и самим царем. Эти два мужа делали много добра своей сокрушенной и опустошенной земле; царь же благосклонно, со вниманием слушал их. Юный царь ко времени их появления уже был искушен в злострастии. Будучи воспитан без отца, был самоволен и успел к тому же напиться крови не только животных, но и людей. Прежде всего они (Сильвестр и Адашев. — Н.Э.) отдалили от него тех его приспешников, которые вместе с ним зло творили, а самого царя укротили страхом перед Богом. Протопоп Сильвестр склоняя Иоанна к соблюдению постов и прилежным молитвам. Прежних льстецов и угодников он от царя отстранил, побуждая его к покаянию, привел к внутреннему очищению перед Богом и поднял его, прежде окаянного, на такую духовную высоту, которой удивлялись даже во многих окрестных странах.
Сильвестр и Адашев подобрали царю различных советников: одних — мужей разумных и добродетельных, умудренных летами и благочестием украшенных, имеющих страх перед Господом; других — среднего возраста, добрых и храбрых. Те и другие были сведущи в военных и земских делах, и царь вдружбе и приязни с ними решал все дела с общего совета. И, как вещал мудрый Соломон-царь, добрыми советниками, как город твердыми столпами, был утвержден. Пока царь любит Совет и советников, он сохраняет душу свою, если же не возлюбит сего, то может пропасть, так как управлять следует, не склоняясь к естественным бессловесным влечениям, а совместным советом и рассуждением. Назывались тогда эти советники Избранной радой, воистину по делам и название имели. Бее великое в государстве совершалось благодаря их советам, так с помощью Избранной рады вершился нелицеприятный и праведный суд, равный как для убогого, так и богатого, что бывает для государства наилучшим. Воеводами назначались искусные и храбрые мужи, и военные чины над конными и пешими полками давались тем воинам, которые мужественно сражались с врагами и в битвах руки окровавили во вражеской крови. Таких воинов награждали движимым и недвижимым имуществом, а некоторых самых искусных возводили в высшие чины. А тунеядцев, и всяких паразитов, и прихлебателей, и товарищей по трапезам, которые только шутовством кормились да те обеды хаяли, не только не жаловали, но и прогоняли, вместе со скоморохами и другими им подобными. Только мужество и храбрость почитались и вознаграждались. За мужество и храбрость одаривали по достоинству каждого человека.
ГЛАВА II
ПОКОРЕНИЕ КАЗАНИ (1552)
Военные успехи. Поход на Казань. Основание Свияжска. Нашествие крымского хана. Битва Курбского с татарами под Тулой. Поход на Казань. Трудности пути. Прибытие в Свияжск. Местоположение Казани. Первая битва. Осада города. Курбский с товарищем начальник полка правой руки. Устройство шанцев. Вылазки казанцев. Стрельба по городу. Хитрость казанского царя. Тяжелое положение русских. Военный совет. Победа князя Александра Горбатого. Ярость казанцев. Взятие Арского города. Колдовство. Дерево спасенное. Взрыв тайника. Постройка высокой башни. Штурм Казани. Взрыв подкопа. Приступ. Родной брат — первый на стене. Татары уступают. Мародеры. На Тезицком рве. Помощь усталым воинам. Y мечети вблизи царского двора и в царском дворе. Жены в прекрасно украшенных одеяниях. У нижних ворот. Выдача царя Идигера. Остаток татарского войска вышел на широкое поле на последний бой. Доблесть братьев Курбских
Русские земаи часто подвергались набегам и опустошениям грозных измаильтянских (здесь татарских. — Н.З.) царей перекопских и казанских, а также князей ногайских. С Божьей помощью русское воинство побеждало татар и даже сумело расширить за несколько лет свои владения на те места, что и прежде были русскими, но затем там были поставлены татарские зимовища; теперь же кони русских воинов напились из рек Танаиса (Дон) и Куалы (по славянски — Медведица[cvi]) и прочих, и города свои здесь поставили.
Царь с Божеской помощью и покровительством решил пойти на гордого своего врага — царя казанского. Собрал он большое и храброе войско и сам возглавия его (царь наш не хотел, подобно западным царям, проводить ночи над картами и прочими бесовскими развлечениями) и выступил на Казань в лютую зиму, но не сумел взять город сразу и отступил[cvii]. Укрепив свое воинство (совместно с советниками своими) и изучив расположение города, в одно лето выстроили на подступах к Казани на реке Свияге, за четверть мили от Волги, а от Казани миль за пять, прекрасный новый город — Свияжск[cviii].
В то же лето, отправив стенобитные орудия по Волге, царь Иоанн решил пойти сухим путем, но получил извести о нашествии на его царство перекопского царя, предшествующее этому походу. Поэтому казанский поход был отложен, и Иоанн с большей частью войска и с орудиями вышел против перекопского царя и стал на Оке, расположив; вдоль нее все свои войска, а другую часть войска поставил по другим городам на этой же реке и повелел выведать; все о перекопском царе, ибо неизвестно было, в каком месте он выйдет на бой. Перекопский царь, проведав о том, что великий князь с воинством стоит против него, повернул вспять и окружил каменный город Тулу, что в шестидесяти милях от Коломны, где находился великий князь со своим войском, ожидая татар, а нас он послал разведывать намерения перекопцев и держать оборону, и было с нами войска пятьдесят тысяч. Мы переправились через Оку с большим трудом и за один день прошли около тридцати миль, подойдя вечером к месту расположения перекопской стражи — приблизительно в полутора милях от Тулы[cix]. Стража донесла перекопскому царю о большом христианском войске, полагая, что и сам русский царь пришел со всем своим воинством. Перекопский царь, услышав такое известие, в ту же ночь отошел миль за восемь в дикое поле, переправился через три реки, потопил часть орудий и некоторые ядра и снаряжения, отогнал верблюдов и войско, ибо в течение двух дней он хотел воевать и стоял под городом, а на третий побежал.
Встав рано поутру, мы подошли к городу (Туле. — Н.Э.), к тем местам, где стояли его шатры. Треть татарского войска находилась на подступах и шла к городу, надеясь найти там своего царя. Когда же они осмотрелись и увидели нас, то ополчились против нас. Мы сошлись с ними и бились два с половиной дня, с Божьей помощью побили басурман так, что мало их осталось и они едва сумели донести весть в Орду. Б этой битве и я сам получил тяжкие раны в голову и в другие части тела. Когда же мы возвратились к царю с пресветлой победой, то он предоставил уставшему войску восемь дней отдыха. Через восемь дней царь во главе всего своего воинства вновь начал поход на Казань, пришел в город Муром, лежащий на границе с Казанским царством, откуда через дикое поле за месяц подошел к новому городу, поставленному на реке Свияге, где его ждало воинство с орудиями и с большими припасами, приплывшее Волгой. А нас тогда послал с тридцатитысячным войском через Рязанскую и Мещерскую земли в мордовские края. За три дня мы прошли мордовские леса, пересекли великое дикое поле и шли от него по правой руке царева войска на расстоянии пяти дней конного пути от него, заслоняя таким образом царское войско от заволжских татар (ибо царь опасался нападения ногайских княжат). В течение пяти недель, претерпевая голод и большую нужду, мы дошли до великой реки Суры и устья речки Барыша[cx], куда должно было прийти великое царское войско. Там мы наелись сухого хлеба со многою сладостью и благодарением, часть которого купили, а другую получили от родных, приятелей и друзей, и нам его хватило на девять дней, а далее Господь Бог насыщал войско рыбой и зверем, которых в тех реках и пустынных полях было великое множество.
Когда же мы переправились через реку Суру, то Черемиса Горняя[cxi], называемая Чувашией, народ особый, встретил нас своим воинством, разнаряженным по пять сотен и по тысяче, как бы радуясь цареву пришествию: так как в их земле поставлен был чудесный город на реке Свияге. И от той реки мы шли с войском восемь дней дикими полями, дубравами и лесами. Земля у чувашей населена мало, и села поставлены у них при крепостях и незаметны даже для тех, кто находится поблизости тех сея. Здесь мы также добыли хлеба и купили мяса. Платили дорогую цену, но, изнемогая от голода, мы и за это были благодарны. Черемисский хлеб был сладок и казался лучше драгоценных калачей, а о малвазии и любимых напитках с марципанами там и не вспоминали. Мы были рады тому, что воюем за отечество и правую веру христианскую против врагов Христовых вместе со своим царем, и это наполняло нас радостью и благодарностью, и не ведали мы никакой нужды, а только гордились друг перед другом подвигами и уповали на помощь Божию.
Когда мы пришли к новопоставленному городу на Свияге, воистину прекрасному, на встречу с царем выехали гетманы[cxii] городские и те, что пришли с орудиями и с многочисленным воинством, устроенным по чину в полки и имеющим приблизительно пятнадцать тысяч конного войска и множество пешего; а также из варварских новопокорившихся царю народов, живущих близ Свияжска, было составлено четырехтысячное войско (хотели они или не хотели, но покорились). И была там радость великая по поводу здоровья ца-ря, пришедшего со множеством воинов, и по случаю победами, одержанной над крымским царем (поскольку весьма беспокоились ранее о возможной помощи крымцев Казани), и поставлению великого города Свияжска. Мы приехали будто к себе домой после долгого и трудного пути. По Волге нам привезли множество домов на больших кораблях, ли не каждому, а также прибыло тем же путем бесчисленное множество купцов с различными живностями и многим товарами, и было все, чего бы душа ни захотела (только нечистоты там купить было невозможно).
Отдохнув три дня, войско начало переправляться через великую реку Волгу и окончило переправу в два дня. Н третий день двинувшись в путь,, прошли четыре мили в три дня, ибо там множество впадающих в Волгу рек. Переправлялись через мосты и гати, указанные нам казанцами. На четвертый день вышли на великие, просторные, гладкие и веселые луга, против города Казани, расположив войско по реке Волге. От этих лугов до самой Казани миля, ибо стоит тот город не на Волге, а на реке, называемой Казань, по имени которой наречен был и сам город. Расположен он на великой горе, хорошо виден с Волги и находится на равном расстоянии от Ногайской страны, и от Камы-реки, и от Арского поля. Отдохнувши один день, разгрузили орудия с кораблей, которые поставили перед полками. На другой день рано под Божественную литургию поднялось все войско с царем своим и, развернув хоругви христианские и со многим благочинием, в большом порядке пошли к городу на своих врагов. Город будто бы был пустым, и не видно было ни одного человека, и не слышно ни единого голоса, так что многим неискушенным казалось, что все воинство вместе с их царем убежало от страха великого в леса.
Когда же подошли ближе, то увидели, что город Казань был хорошо укреплен: к востоку от него Казань-река, а к западу — Булак-речка, тинистая и непроходимая, впадающая в Казань-реку, вытекает же та речка из озера Кабана, довольно большого по величине, и если переправиться через нее, то в полуверсте, между озером и Арским полем, находится гора, сразу и не различимая, но весьма трудная для восхождения. А от той реки отходит глубокий ров, доходящий до озерка Поганого, расположенного под самой Казанью-рекою. Над рекой же такая гора высокая, что невозможно даже ее взором охватить, и на ней стоит сам город Казань; а в нем палаты царские, мечети высокие каменные, где захоронены их умершие цари, числом пять, как мне помнится.
Наступление начали тремя полками, которым было велено переправиться через речку Булак, наведя через нее мост. Передний полк представлял собою избранное войско числом в семь тысяч под командованием храбрых ярославских князей Юрия Пронского и Федора Львова[cxiii]. Они должны были одолеть гору и выйти на Арское поле, оказавшись от городских ворот на расстоянии, в два раза превышающем дальность полета стрелы, выпущенной из лука. Другой же великий полк только начал переправляться через реку по мосту когда царь казанский выпустил пятитысячное конное войско из города и десятитысячное пешее прямо на первый полк. Конники были с копьями, а пешие — со стрелами. Они ударили на христиан, когда те одолели половину горы, и прервали наступление в тот момент, когда наши полководцы почти взошли на гору. Сражение было крепкое и сеча великая. Потом подоспели другие полководцы с пешими стрельцами, вооруженными ружьями, и смяли басурман — и конных и пеших, — и преследовали их до самых городских ворот, и захватили живьем десять человек в плен.
Тогда же, в час сражения, с городских стрельниц была открыта огненная стрельба, однако она не повлияла на исход битвы, ибо Божье благословение сопутствовало православному русскому войску.
Город был окружен и все пути и проезды перекрыты, и никто не смог ни войти в город, ни выйти из него. Тогда же татарский авангардный полк (яртуал у них называется) пошел на Арское поле, а другой полк, в котором был царь Шигалей и иные великие татарские воеводы, залег на путях от Ногайской страны к городу.
Мне же тогда с моим товарищем поручили устроить полк правой руки. Я был тогда молод, мне едва минуло двадцать четыре года, но я получил свои чины, благодаря Христу, по достоинству, восходя к ним по военным степеням. В нашем полку было двадцать тысяч пеших стрельцов и около шести тысяч казаков. Нам было приказано построить полк за Казанью-рекой, мы и заняли позиции на этой реке таким образом, что одна часть расположилась выше города, а другая — у моста по Галицкой дороге по той же реке, но уже ниже города, перекрывая все пути к Черемисе Луговой.
Таким образом, войско наше оказалось на луговой равнине, между великими болотами, а на большой дороге, прямо перед нами на великой горе — город Казань. Нам пришлось опасаться огненной стрельбы со стороны города, а сзади, из лесов — черемисских набегов. Другие наши полки стояли между реками Казань и Булак по эту сторону Волги.
Сам же царь с вольным отрядом и множеством воинов, подойдя с Волги, стал от Казани за версту или немного больше на пригорке. Таким образом весь город басурманский был окружен. Царь казанский затворился в городе с тридцатью тысячами избранных воинов, с вельможами духовными и светскими и со всем своим двором. Другая половина его войска была поставлена за городом, в лесах, и к ним прислал на подмогу ногайский властитель около двух тысяч воинов.
Рядом с этим местом наше воинство в течение трех дней рыло шанцы[cxiv], увидя это, басурмане начали нас обстреливать из города, а кроме того, отдельные татарские воины выходили из ворот и завязывали рукопашный бой; в результате с обеих сторон были большие потери, но христиан пале меньше, нежели басурман, и это было воспринято как новый знак Божественного милосердия христианам, что придало храбрости нашим воинам. Когда жевыросли хорошие и крепкие шанцы, а стрельцы и командиры закопались вземлю, то стрельба и вылазки из города стали не страшны.
И тогда поставили басурмане великие и средние орудия огненного боя близ города, которые верхом стреляют[cxv], и помнится мне, что и таких орудий, великих и средних, было полтораста, за всеми шанцами, и поставлены они были co всех сторон города с расстоянием в полторы сажени между ними, кроме этого, многие полковые орудия (мортиры) размещались у царских шатров.
Когда же начали наши бить со всех сторон по стенам города, то сумели подавить стрельбу из самого города, то есть не дали им стрелять из великих орудий на войско христианское, и остались у них только гаковичные ручничные[cxvi] ору-1 дня, но и от них было много потерь в христианском войске и в людях и в конях. К тому же царь казанский изобрел одну хитрость против нас. И какову же? А вот такую. По совету со своим войском, которое было оставлено вне города, в лесах, он договорился о подаче знака (на их языке — ясака): в тот момент, когда на вершине крепости или на высоком месте в городе будет развеваться их великая басурманская хоругвь, тогда одновременно (а это довелось нам испытать) грозно и быстро из лесов ударят по нашим полкам, и тогда же раскроются все ворота города Казани и оттуда также выедут и выйдут басурмане на наши шанцы, да так храбро и жестоко, что даже удивительно для их веры. Царевы карачи[cxvii] враз вышли из ворот, а с ними десять тысяч войска ударили на те шанцы, где были великие орудия спрятаны, и завязалась злая и жестокая сеча, и басурмане всех наших отогнали далеко от тех орудий, но с Божьей помощью подоспела шляхта Муромского уезда, так как поблизости от тех мест были их станы, и среди той шляхты были храбрые и мужественные люди, издавна связанные с русскими родами. Всеми силами они ударили на карачей и принудили их отступить до самых городских ворот, многие из них были побиты и посечены, и не столько побито было, сколько подавилось народа в тех воротах из-за тесноты, многих взяли живыми в плен. В других воротах также была битва, но не столь жестокая.
Три недели непрерывно шли бои, так что войско не успевало даже поесть вовремя. Но Бог не оставлял нас своим покровительством, и с Его помощью воины храбро сражались: пешие с пешими, с теми, которые выходили из города; конники с конными, с теми, что из леса выезжали, и к тому же и орудия наши великие с железными ядрами, развернутые от города, стреляли на те полки басурманские, что выезжали из леса. Хуже всех от тех набегов из лесов приходилось тем полкам христианским, которые стояли на Арском поле, да и нам, на Галицкой дороге, что шла от Луговой Черемисы. То же войско, которое во главе с царем стояло в стороне от Волги под Казанью за Булаком, не так страдало от внешних нападений, его беспокоили только частые вылазки из города, особенно тех воинов, которые стояли под стенами города при орудиях. Много приносили ущерба нам басурманские полки во время пастьбы коней; ротмистры, стоящие в охране со своими полками, не могли их везде защищать от басурманских хитростей и наглости и от их внезапных и быстрых наездов, причинявших большой урон, так что даже и описать по порядку не могу, сколько было убито и ранено.
Царь казанский видел, как изнемогло христианское войско, особенно то, что у самых городских стен пришанцовалось[cxviii], ибо оно терпело частые нападения как от вылазок из города, так и от наездов из лесов, кроме того, воины не ели досыта и почти все ночи пребывали без сна, охраняя орудия больше жизни и своей чести. Уразумев всю сложность положения русского войска, царь басурманский участил вылазки из города и наезды из лесов.
Наш царь устроил совет со своими боярами и военачальниками, и они с Божьей помощью приняли верное решение — разделить войско надвое: половину оставить под городом при орудиях, немалую часть из него выделить для охраны царя, поставив при царских шатрах; а тридцать тысяч конников устроить, разделив на полки по чину рыцарскому, поставив во главе каждого полка по одному, по два, а где и по три командира, храбрых и закаленных в боях; также выделить по пятьдесят тысяч стрельцов и казаков, тоже разделить на гуфы[cxix] с военачальниками во главе и надо всеми поставить гетманом великого князя суздальского Александра, по прозвищу Горбатого[cxx], мужа разумного и известного, сведущего в военном деле. Царь приказал всему своему войску, скрытому за горами, ждать того момента, когда басурмане выйдут из лесов, по обычаю своему, тогда и сразиться с ними. На третий день, поутру, басурманские полки, выйдя из лесов на великое попе, называемое Арским, первыми напал на ротмистров, которые стояли со сторожевыми полками,; тем ротмистрам было приказано отступить, завлекая неприятеля к шанцам. Басурмане же подумали, что христиане испугались и побежали, тогда они погнались за ними, и достигли обоза, и начали над нашими шанцами кругами ходит и гарцевать, стреляя из луков, подобно частому дождю, множеством своих полков, которые все подходили к они уже хотели полностью захватить христиан. Бот тогда гетман (А. Горбатый. — ff.3.) с большим войском христианским поспешно приблизился к сражающимся. Увидев это| басурмане и рады бы бежать назад в лес, да уже не смогли| ибо далеко отъехали от него в поле и пришлось им, хс они того или нет, принять бой и сразиться с передовым» полками. Когда же подоспел великий полк, в котором бь сам гетман, а также и пешие полки одновременно обошли басурман с лесной стороны, тогда побежали все басурманские полки, христианское же воинство преследовало их; итоге, пространство в полторы мили было сплошь покрыт трупами басурманскими и около тысячи живых взято плен. Так с Божьей помощью была одержана пресветлая победа христиан над басурманами.
Когда же к царю привели связанных пленников, то онповелел вывести их перед шанцами, привязать к кольям заставить их умолять оставшихся в городе о том, чтобы онисдали Казань христианскому царю, а кроме того, и наши ездили и обещали казанцам в случае сдачи города жизнь свободу, как этим привязанным пленникам, так и всем остальным от имени нашего царя.
Казанцы, тихо выслушав эти слова, начали стрелять ее стен города, причем не столько по нашему войску, сколько по своим пленникам, приговаривая при этом: «Лучше увидим вас мертвыми от наших басурманских рук, нежели посеченными гяурами[cxxi] необрезанными!» И всякую другую хулу яростно изрыгали нам на удивление.
Через три или семь дней царь приказал князю Александру Суздальскому (Горбатому. — ff.3.) идти с тем же войском ш засеку, где басурмане соорудили стену на одной горе, между великими болотами, за две мной от города, там собралось большое басурманское войско. Замысел их заключался нанесении разом всеми силами прямо оттуда внезапного удара на христианское войско.
Александру Горбатому был в помощь прислан еще вели-1 кий воевода Семен Микулинский[cxxii] из рода тверских великих! княжат, человек храбрый и в военном деле искусный, co своим войском, и было ему приказано эту стену с Божьей помощью проломить и следовать всем войском до Арского города, что находится от Казани в двадцати милях. Когда подошли к этой стене, то сошлись с басурманами и начали ними крепко биться и бились так два дня, затем с Божьей помощью огненной и ручной стрельбой одолели их, и побежали басурманы, а наши гнали их.
Когда же великое войско перевалило за ту стену, оттуда царю нашему радостную весть послали, а наше воинство заняло татарские шатры и пребывало в них ночь; для них было немало там добычи, так как за два дня до этого противники с испугу покинули этот Арский город и все разбежались по далеким лесам. А земля, которую мы пленили за десять дней, удивляла своим изобилием, ибо были в ней поля великие, изобильные и урожайные на всякие плоды, а дворы княжат их и вельмож поражали красотой и были воистину достойны удивления. Села в той земле расположены часто, а хлебов всяких там такое множество, что просто неподобно казалось бы для такой неправой веры; их в той земле столько, сколько звезд на небе, а также бесчисленное множество различных стад животных и всяких драгоценностей, особенно велико изобилие диких животных: родятся там добрые куницы и белки, и соболей там множество, пригодных для одежды и еды, также и медов изобилие: и не знаю даже, есть ли под солнцем иное такое место, где больше бы всего было.
Через десять дней это войско возвратилось к нам здоровым и невредимым с огромной добычей, и со множеством пленных басурманских жен и детей, и с освобожденными христианами из басурманского плена, где пребывали они в многолетних работах. И была тогда в войске христианском великая радость, и все Бога славили; и много было и дешево приобретено всякой живности: так, корову покупали за десять денег московских, а вола — за десять кун. Но дня через четыре значительные силы Черемисы Луговой ударили на наши тыловые станы на Гаяицкой дороге и захватили немало наших конных стад. Мы послали за ними в погоню трех ротмистров, а за ними еще и другие полки для устройства засады, и в трех или четырех милях догнали их, разгромили и взяли пленных.
Если бы я все писая по порядку, что там под городом каждый день делалось, то получилась бы целая книга, но я хочу только вкратце вспомянуть, как они над христианским войском разные чары творили и великие дожди на него наводили. Как только начинало всходить солнце, их старики или женщины выходили на возвышенное место города так, что нам всем было видно, и кричали различные сатанинские слова, махали одеждами своими на наше войско и неблагочинно вертелись перед нами. И тогда среди ясной погоды задувал ветер и появлялись облака, и начинал лить дождь, да такой, что сухие места обращались в болота и водой наполнялись, причем вокруг нас все было тихо, и только над войском точно из воздуха все это случалось.
Видевшие такое советовали царю послать в Москву спасенным древом, которое было в крест вделано, а крест тот всегда находился при царском венце. С Божьей помощью в короткое время, в три или четыре дня, посланные вятскими скоростными судами водой добрались до Нижнего Новгорода, а затем — быстрыми подводами до Москвы. Когда же привезли Честной Крест, в который была вделана часть спасенного дерева, то есть частица от того Креста, котором Господь Наш Иисус Христос плотью пострадал людей, тогда священники соборно, с обрядами христианскими сотворили службу и по обычаю церковному освятили крестом воды, и от силы Животворящего Креста исчезли все бесовские чары.
