Спиритуалы против конвентуалов: концептуализация и структура

Поначалу францисканский орден пустил бурные всходы, и прошло лишь несколько десятилетий со дня смерти его основателя, как мы находим братию во многих частях Италии, Сицилии, Франции, Испании; предпринимались даже миссионерские путешествия в Армению и Палестину. Опять же поначалу нищета и странничество — на деле, конечно, энтузиазм — монахов возбудили подозрение секулярного духовенства, организованного в локальные отделения, такие, как епархии и приходы. При этих обстоятельствах, отмечает Лэмберт, концепция нищеты у Франциска (которая, как мы видели, связана с экзистенциальной коммунитас) носит настолько «крайний характер, что породит невероятные трудности, как только она начнет применяться не к сборищу бродячих монахов, а к развивающемуся ордену с его проблемами жилья, обучения, больных и т. п.» [35, с. 68]. Еще более трудными были проблемы структурной преемственности, касавшиеся обращения с ресурсами ордена и очень остро ставившие вопрос о природе собственности. За сто лет, прошедших после смерти Франциска, этот вопрос стал почти наваждением для ордена и вызвал его разделение на две основные ветви — можно даже назвать их лагерями или фракциями конвентуалов, которые ослабили суровую практическую сторону идеалов Франциска, и спиритуалов, которые, вооружившись доктриной usus pauper, соблюдали ее, несмотря ни на что, еще более сурово, чем основатель ордена.

Немного забегая вперед, можно отметить знаменательность того факта, что многие из вождей спиритуалов имели тесные контакты с иоахимизмом, милленаристским движением, основанным как на подлинных, так и на мнимых трудах цистерцианского аббата XII в. Иоахима из Флоры. Любопытно, как часто в истории понятия катастрофы и кризиса связываются с тем, что можно назвать «немедленной коммунитас». Хотя на самом деле это даже и не столь удивительно, потому что ясно: если кто-либо предсказывает скорый конец света, то не может возникнуть вопроса о введении в жизнь разработанной системы социальных институтов, предназначенных противостоять превратностям эпохи. Тут является искус поразмышлять на тему об отношениях между хиппи и водородной бомбой.

Однако поначалу этот раскол в ордене не был ощутим, хотя все способствовало развитию в сторону от первоначально провозглашенной Франциском нищеты. Лэмберт пишет:

«Влияние римских пап было естественным образом направлено на то, чтобы францисканцы, подобно соперничающему с ними ордену доминиканцев, стали орудием деятельности как духовной, так и политической. Для достижения этой цели крайняя нищета чаще всего становилась препятствием. Благодетели из внешнего мира, привлеченные аскетизмом францисканской нищеты, сыграли свою роль в ее ослаблении даяниями, от которых зачастую трудно было отказаться. Сами монахи, которые были единственными стражами над собой, слишком часто не могли достаточно стойко охранять свою нищету от тех людей из внешнего мира, кто из самых высоких побуждений желал облегчить их бремя. И все же именно члены ордена, а не какие-либо фигуры внешнего мира, как бы возвеличены они ни были, прежде всего ответственны за эволюцию францисканского идеала, которая за какие-нибудь двадцать лет увела монахов так далеко от примитивной жизни Франциска и его собратьев» [35, с. 70].

Интересно, что за несколько лет до своей смерти Франциск оставил правление орденом и проводил время в основном в обществе небольшого круга собратьев в обителях Умбрии и Тосканы. Для него, человека прямых и непосредственных отношений, коммунитас всегда была конкретной и спонтанной. Он, должно быть, был даже напуган успехом своего движения, которое еще при его жизни обнаружило признаки структурирования и рутинизации, неизбежных в дальнейшем ввиду действий преемников Франциска на посту генерала ордена и внешней формирующей силы ряда папских булл. Первый же преемник Франциска, Илья, был тем, кого Лэмберт называет «главной организующей фигурой, которая во множестве религиозных обществ переводит высокие идеалы их основателей в формы, приемлемые для дальнейших последователей» [35, с. 74]. Знаменательно, что именно — Илья был инициатором сооружения в Ассизи большой базилики для захоронения останков св. Франциска, и за это доброе дело ассизский муниципалитет установил ему в 1937 г. памятник. Как говорит Лэмберт, «он внес в развитие города более долговременный вклад, чем в развитие францисканского идеала» [35, с. 74]. При Илье структура — как материальная, так и абстрактная — стала замещать коммунитас.

По мере количественного роста ордена и его распространения по Европе он разработал соответствующий технический аппарат от обетов до настоятелей вместе с квазиполитической структурой, свойственной религиозным орденам того времени — на деле же и более поздних времен. Так, во главе этого централизованного монашеского государства стоял министр-генерал; ему подчинялось определенное количество провинциалов, каждый из которых стоял во главе провинции, т. е. отделения ордена, которое объединяло всех членов ордена и все его дома в данном районе; территориальные границы этого «государства» очень часто, хотя и не обязательно, совпадали с границами светского государства. Провинциал отчитывался перед генералом за правление провинцией и за поддержание в ней религии, что достигалось им прежде всего путем визитов к своим подопечным. Он созывал провинциальный капитул и был членом генерального капитула ордена. Оба типа капитулов имели законодательные, дисциплинарные и выборные функции. Среди францисканских провинций были, например, такие: Прованс, Анконская марка, Генуя, Арагон, Тоскана и Англия. Антропологи, изучавшие централизованные политические системы как в дописьменных, так и в феодальных обществах, без труда поймут, какие возможности структурной оппозиции хранила такая иерархия. Кроме того, францисканцы в религиозном отношении подчинялись лишь своим настоятелям, а не местным ординариям (т. е. клирикам, осуществлявшим постоянный юридический контроль по всей вверенной им территории, как, например, епископы в своих епархиях). В действительности они прямо, без посредников, подчинялись папе. Структурный конфликт, стало быть, был возможен между орденом и секулярным духовенством.

Существовало также соперничество с другими орденами, и диспуты между францисканцами и доминиканцами по вопросам теологии к организации, так же как борьба за влияние на папство, стали примечательными моментами истории средневековой церкви. И разумеется, поле социальной эффективности францисканского ордена не ограничивалось церковью, но включало и влиятельных мирских политических деятелей. Например, читая лэмбертовское повествование, поражаешься значительности той поддержки, которую фракция спиритуалов получила у таких монархов, как Яков II Арагонский и Фридрих II Сицилийский, и у таких королев, как Эсклармонда де Фуаи Санция, ее дочь, которая вышла замуж за Роберта Мудрого Неаполитанского. Во времена, когда фракция конвентуалов добилась наибольшего влияния на папство и воспользовалась этим для преследования и заключения многих спиритуалов, такие монархи предоставляли вождям спиритуалов убежище и защиту.

Dominium и Usus

Когда-нибудь антропологи переключат все свое внимание на зачастую прекрасно документированную область средневековой религиозной политики, по которой можно с подробностями проследить политические процессы, длившиеся веками. Здесь я просто хочу указать, что первоначальный отряд свободных собратьев св. Франциска — группа, в которой нормативная коммунитас практически не отделена еще от экзистенциальной коммунитас, — не смог бы выстоять, если бы не сумел организоваться для жизни в сложной политической среде. Однако память о первоначальной коммунитас, освещенная примером жизни, видений и поучений св. Франциска, всегда оставалась живой в ордене, в особенности среди спиритуалов — таких, как Иоанн из Пармы, Анджело да Кларено, Оливи и Убертино. Однако впоследствии, когда ряд. папских булл и писания св. Бонавентуры юридически и теологически обработали доктрину абсолютной нищеты, спиритуалы были вынуждены принять «структурное» отношение к нищете.

По формальному определению, понятие собственности делилось на два аспекта: dominium (или proprietas) и usus. Dominium означает, в основном права на имущество, usus — реальное управление имуществом и пользование им. И вот папа. Григорий IX объявил, что францисканцам следует сохранять за собой usus, но отказываться от любого рода dominium. Поначалу францисканцы попросили своих благодетелей оставить у себя права на первоначально принадлежавшее им имущество, на вскоре они обнаружили, что гораздо удобнее иметь единого распорядителя, и передали dominium на все свое имущество в руки папства. Практически последствия usus впервые обозначили идеологический компонент раскола между конвентуалами и спиритуалами, который в конце концов стал диакритическим знаком их противостояния. Конвентуалы, более ориентированные на структуру, взяли на себя все дела, связанные с нуждами ордена, в условиях сложной политической среды. А для трго чтобы действенным образом выполнять свою милосердную и благотворительную работу, они сочли необходимым сооружать прочные здания — как церкви, так и жилища. Для защиты же учения св. Франциска они вынуждены были обучать своих наиболее интеллектуальных собратьев философии и теологии, потому что надо было защищать свое учение на изощренных диспутах в Париже и Флоренции против коварных доминиканцев и перед лицом возрастающей угрозы инквизиции. Поэтому они нуждались в ресурсах, включая финансовые, причем даже в мелкой монете, для расходов на кирпичи и книги,

Конвентуалы все более предоставляли вопрос о том, насколько далеко могут зайти монахи в употреблении usus, на усмотрение местного настоятеля. С точки зрения спиритуалов — а все это всплывало во время знаменитого папского расследования дел ордена в 1309 г., через восемьдесят три года после смерти его основателя, — «употребление» у конвентуалов превратилось в «злоупотребление». Убертино, представлявший спиритуалов, привел много документированных доказательств того, что земли возделывались в целях получения дохода, амбары и подвалы использовались для хранения вина, а в наследство принимались лошади и оружие. Он даже обвинил их в том, что они осуществляли dominium.

«И опять-таки те, кто может, берут с собою bursarii, которые являются их слугами и которые тратят деньги по распоряжению братьев, так что, как ни взгляни, братья оказываются во владении не только деньгами, но и слугами, тратящими их. А иногда братья носят ларцы с деньгами; в случаях, когда их носят мальчики, они часто не знают об их содержимом, ключи же находятся у братьев. И хотя слуги иногда могут быть названы nuntii (nuntius, по первоначальному папскому определению, был официальным лицом — агентом подателя милостыни) тех, кто дал братьям деньги, однако ни слуги, ни те, кто передает с ними даяние, не знают, что деньги должны принадлежать кому угодно, но только не братьям…» (цит. по [35, с. 190]).

Однако лучше всего отношение спиритуалов к usus было выражено в доктрине usus pauper, в соответствии с которой пользование вещами у монахов должно было реально ограничиваться только тем минимумом, каковой достаточен для поддержания жизни; и в самом деле многие спиритуалы погибли от своего аскетизма. В этом, по их утверждению, они оставались верными духу взглядов их великого основателя на собственность. Однако один аспект этой весьма достойной позиции сделал ее совершенно неприемлемой для структурной церкви. Речь идет о значении, которое спиритуалы придавали совести индивидуума как высшему судье того, что считать нищетой, хотя совесть эта и ориентировалась на строгие нормы usus pauper. Некоторые спиритуалы заходили так далеко, что утверждали, будто любое ослабление этой строгости вступает в противоречие с их обетом нищеты и является, стало быть, смертным грехом. Если бы эта позиция возымела силу закона, многих конвентуалов можно было бы рассматривать как пребывающих в перманентном состоянии смертного греха. Таковы ловушки чрезмерного законничества!

С другой стороны, доктрина usus pauper явно оспаривала взгляды церкви о законодательной власти, которой обладает высший деятель в религиозной общине. Если глава францисканской обители или даже провинции оказался бы вынужден применить свои полномочия и разрешить из прагматических или структурных соображений воспользоваться определенным количеством вещей, то монахи-спиритуалы могли бы, исходя из своей доктрины usus pauper, считать себя абсолютно не обязанными подчиниться ему, противопоставляя, таким образом, обет нищеты обету послушания. На деле этот молчаливый вызов иерархической структуре церкви был одним из основных факторов, приведших к окончательному искоренению спиритуалов из ордена в результате суровых акций папы Иоанна XXII, объявленных специальными буллами, за которыми стояла санкционирующая власть инквизиции. И все же их рвение не пропало даром, ибо позднейшие реформы ордена были вдохновлены именно духом нищеты, который они так яростно защищали.