Октября 1994 года. Кровавые события в Москве. Расстрел парламента. Коннец Советской власти.

 

Понятно, что долго такое противостояние продолжаться не могло. К осени 1993 года оно дошло до критической точки. Теперь судьба России зависела от того, какая сторона проявит больше решимости в насильственном разрешении возникшего конфликта между Администрацией президента и Верховным Советом.

«Почему в деревьях трепет?

От предчувствия чего?

Новый Девяносто Третий

спрыгнул со страниц Гюго.

И в два века расстоянье

не считается ничуть,

ибо противостоянье –

человеческая суть.

Люди флаг трёхцветной масти

рвут,

хватая по куску,

и две власти,

две напасти

разодрали всю Москву.

Люди грязь ногами месят,

кровь месить уже хотят.

Заварушки любит месяц

по фамилии Октябрь.

Кровью он ещё не хлюпал,

прыгнув некогда под рёв

через три-четыре трупа

мальчуганов-юнкеров.

Но над бабьим батальоном

гогот пьяной матросни

был октябрьским эмбрионом

долгой будущей резни.

И теперь не без подвоха,

словно с бешенством шприцок,

вновь подсунула эпоха

этот месяц-месяцок.

И для заварушковеда

новый матерьял готов:

победителей победа

превратила во врагов.

Властью можно подавиться.

Не боясь такой цены,

в президенты хочет вице,

президент хотит в цари.

А чего Россия хочет?

Не молчи…

Шепни…

Ответь…

Но пугают вдовьи очи

нехотением хотеть.

И глядит она убито,

всеми позабытая,

у разбитого корыта

в зеркало разбитое.

И подите

разберите,

чего больше от кручин –

или трещин на корыте,

или на лице морщин…»

(Е. А Евтушенко. Тринадцать // Бог бывает всеми нами… Сборник стихов. – М.: ИПО писателей РФ, 1996. – С. 64 − 65.)

 

Борис Ельцин в ходе этих событий показал свою способность действовать в экстремальной ситуации, не останавливаясь перед применением военной силы в борьбе с оппозицией. Настроение народа, мысли президента и перспективу победы оппозиции попытался осмыслить Евгений Евтушенко в своей небольшой поэме, которая, на наш взгляд, расставляет все точки над исходными причинами поступков и действий всех противоборствующих сил.

«…Он идёт

и смотрит вниз,

себя накаляющий,

полу-Грозный царь –

Борис

Николаевич.

А по руку его правую –

сокольничие бравые,

а по левую –

обычная

наша русская опричнина.

Что царю шум-гам в парламенте,

Вашингтон

или Париж!

Но Россия –

не Ирландия.

Будешь дрыхнуть –

всё проспишь!

Не до жиру –

быть бы живу.

Тяжелее хомута

всей Россией дирижировать

не в гостях у Гельмута.

Помнишь ты, Россия,

август

девяносто первого

и громоздкую отвагу

президента своего?

Помнишь хитрую простинку,

и обкомовинку в ней,

и медвежистость инстинкта,

что порой ума сильней?

Скольких спас он от расправы.

Первой кровью потрясён,

за трёх «мальчиков кровавых»

попросил прощенья он.

А теперь –

У всей Руси,

царь,

прощения проси.

 

Легче на землю сырую

кровь потом пролить вторую,

а уж третья-то сама

льётся,

будто задарма.

Нет в гражданских войнах правых,

и три мальчика кровавых

в той гапоновской войне,

на смерть зазванные в рупор,

превратились в сотни трупов,

после в тысячи –

в Чечне.

Ну, а может, был он прав,

тот момент не проворонивши,

и опаснейших гидрёнышей

гусеницами поправ?

Промедленье тоже гибель,

и на трон бы, может, влез

новенький Сталиногитлер –

смесь СС с КПСС.

Всю Россию распороли –

Не срастётся этот шов.

Что готовят ей по роли

Баркашов

и Макашов?

Кто ответит в миг бессилья

на вопрос –

такой больной, −

можно ли спасти Россию

малой кровью от большой?

Русский бес –

всемирный демон.

Пострашнее всех расплат

после вечного «Что делать?»

вечное:

«Кто виноват?

 

Вертолёт стоит,

но лопасти

крутятся,

кресты креня,

и от дрожи чуть не лопаются

луковки церквей Кремля.

Не при деле,

но при теле

царь шагает по Кремлю.

В политическом похмелье

тяжелей, чем во хмелю.

Он без водки тяжелеет.

В Белом доме – торжество.

Если он их пожалеет,

пожалеют ли его?

Он и кровь пролить боится,

и нельзя быть размазнёй.

Призрак бывшего Бориса

Годунова –

за спиной.

Царь,

по росту из оглобель,

что он сделал с трезвых глаз?

Демократию угробил

Или грубо,

грязно спас?

Вышло оченно по-русски –

Облегчение

и стыдь.

 

Но у бога нет «вертушки»,

чтоб совета попросить.

На решенье обречённый

сделал царь без экивок

побледневшему Грачеву

повелительный кивок…»

(Е.А. Евтушенко. Тринадцать. Поэма // Бог бывает всеми нами… Сборник стихов. – М.: ИПО писателей РФ, 1996. – С.70 − 73.)

 

В ходе столкновений в Москве 3 − 4 октября 1993 года погибло свыше 150 человек. Победа оказалась на стороне президентской команды. Ничто теперь не могло помешать принятию новой конституции, передававшей президенту страны почти неограниченные полномочия при весьма урезанных правах парламента – Государственной думы, которая теперь не могла всерьёз контролировать исполнительную власть. Такая развязка событий объясняется тем, что большая часть населения, разуверившись во всем, равнодушно отнеслась к танковому расстрелу Белого дома и разгону Верховного Совета. Однако это вовсе не означало его одобрения проводимым либерально-рыночным реформам, которые привели к обнищанию больше половины населения страны. Обильные магазинные витрины вызывали у людей скорее злость, чем восторг. Горечь обманутых надежд нельзя было унять даже такого рода эпиграммой.

«Ах, какое ныне изобилие,

Пялится из каждого ларька!

Растворимый кофе из

Бразилии

Ароматный чай из

Шри-Ланка.

Всё − лазурно или

фиолетово,

Всё полно нездешней

красоты…

 

Вот и догадайся после

этого,

что живёшь на грани

нищеты».

(Ю. Благов. Специи из Греции. Эпиграммы // Литературная газета. – 1993. − № 48.)

 

Одержав победу, Борис Ельцин и все поддерживающие его силы вовсе не собирались возвращать утраченный кредит доверия со стороны широких народных масс. Они воспользовались плодами своей победы для ещё более неприкрытого и циничного ограбления страны. Капитализм в исполнении президентской команды оказался лишенным самой привлекательной своей стороны – свободной конкуренции на рынке труда и ресурсов. Всё народное хозяйство России к исходу 1996 года оказалось во власти нескольких финансово-промышленных корпораций, ведших постоянную борьбу за поглощение друг друга. В роли «правового» регулятора общественных отношений часто выступал бандитский беспредел на фоне полного бессилия государственноправовых органов перед властью и крупными собственниками. Да что об этом говорить, если к исходу ельциновской эры коррупция на всех уровнях исполнительной власти превратилась в составную часть производственного процесса, когда «зелёный свет» при решении хозяйственных проектов давался только правительствообразующим группам.

И всё-таки Борису Ельцину удалось переизбраться на второй президентский срок. Сыграли свою роль и большие деньги, пожертвованные «олигархами», и ангажированные СМИ, и прямые нарушения в ходе избирательной компании. Но, главная причина его победы заключалась в том, что значительная часть населения страны отвергла коммунистическую альтернативу, показав тем самым её неприемлемость для демократической России даже в её улучшенном, цивилизованном варианте.

Но президент и его команда в эйфории успеха опять обрушила на сограждан все издержки от проводимых реформ, ясно дав понять всему народу, что общества равных возможностей нет и не будет. Даже определённая часть демократических сил встала в оппозицию существующему режиму. Она поняла, что под прикрытием разговоров о демократии ситуацию в стране определяет тот слой, который заинтересован не в развитии свободного рынка, а просто в придании рыночной формы тем отношениям собственности и власти, которые сложились в ходе гайдаровско-чубайсовских реформ. Причём, на верху социальной лестницы оказались «новые русские», в значительной своей части выходцы из партийно-комсомольских структур. Они добились желаемого – перевели корпоративную собственность партийной бюрократии в своё частное владение. Оттого новые «верхи» российского общества напоминали чудовищный симбиоз хорошо знакомого советского холуйства и новобуржуазного хамства. Эту новую мораль «новых хозяев жизни» давно раскрыл поэт Николай Шумаков в одном из первых своих «перестроечных» стихотворений.

«Все мы задним умом богаты…

Но, товарищ, вокруг погляди –

Словоблуды и плутократы

Ведь повсюду опять впереди!

 

…Мы забудем то время едва ли,

Время кривды, елейных прикрас.

Те, кто рты всем тогда закрывали,

Не дают им пути и сейчас.

 

Нет, лакеи всегда не умнеют.

Им бы только от сытости ржать…

Просто льстить гениально умеют

Да хозяевам пятки лизать.

 

Угождать их влиятельным жёнам,

Тех нетрудно лжецам обдурить,

Да алмазы наследным пижонам

В дни рожденья с улыбкой дарить.

 

А лакей, он догадлив и ловок,

Если «шеф» говорит невпопад…

И отсюда – приписанный хлопок,

И отсюда же – лжезвездопад…

 

Поднимите из пыли подшивки,

Всё увидите наяву!

И поэтому люди-фальшивки,

Процветая, у власти живут.

 

Все мы задним умом богаты…

Правда жизни, и ты подтверди, −

Словоблуды и плутократы

«Перестроились» −

вновь впереди!..»

(Н. Шумаков. Лирики жестокое лицо. О перестроившихся // Смена. – 1988. − № 24. – С. 15.)

 

Вроде бы речь в этом произведении идёт об уже прошедших временах, а, кажется, будто написано только вчера, насколько здесь верно отпечатались все болезни ельцинской эпохи. А что оставалось делать сохранившим совесть и не запятнавших себя прислужничеством перед властью людям. Оставаться таковыми же и впредь. Именно это мог им посоветовать поэт Евгений Евтушенко.

«Зачем я родился в России?

Торгаш – её новый герой…»

Слова эти злые – презлые

я молча глотаю порой.

 

Но, впрочем, России не легче…

То в кровь оскользаясь, то в грязь,

вздыхает: на кой она леший

в России сама родилась!..

 

Но с прошлым убийственна сделка.

Застыть – в этом сразу пол-зла.

О, лишь бы полночная стрелка

назад, скрежеща, не ползла!

 

Хотя целомудренно вышит

снежком наступающий год,

проклятое «Только бы выжить…»

нам жить по-людски не даёт…

 

А хлопья густые-густые

в иные летят времена.

Зачем родились мы в России?

Чтоб в нас возродилась она.

 

При смене любых декораций,

при шабаше и чехарде

попробуем не замараться,

себя соблюсти в чистоте.

 

Накаркиватели ада

людей напугали, сипя,

а нам напророчить бы надо

спокойную веру в себя…»

(Е.А. Евтушенко. Бог бывает всеми нами… Новая книга стихов. – М.: ИПО писателей РФ. – 1996. – С. 32 − 33.)

(И.С. Глазунов Рынок нашей «демократии». 1999)

Трудно, однако, было сохранить спокойствие во времена президентства Бориса Ельцина, когда «страну едва до ручки не довело правительство семейного подряда». Экономическая конъюнктура продолжала ухудшаться. Треть населения пребывало в бедности. На его голову обрушилась Чеченская война. Ещё большим ударом по престижу страны стала позорная капитуляция перед бандами сепаратистов. Затем дефолт августа 1998 года, подтвердивший ущербность всего предыдущего экономического курса правительства. Положение страны, её постепенное втягивание в пропасть, не могли спасти неоднократные перетасовки в правительстве. Кредит доверия ко всем решениям президента и действиям его правительства у населения упал до рекордно низкой отметки. Сейчас только по эпиграммам Игоря Иртеньева можно представить себе образы тех премьеров, которым довелось «порулить» российской экономикой. Вот их череда.

«Мальчик Серёжа подрастает быстро,

Вчера ещё он был пионер,

Потом комсомолец, потом министр,

Сегодня Серёжа всем ребятам премьер.

 

Мальчик Серёжа не похож на наших,

Мальчик Серёжа совсем другой,

Мальчик Серёжа слушает старших,

Головой кивает, шаркает ногой.

 

Но запомните, дети, слово правдоруба,

Пусть не станет это сюрпризом для вас –

У мальчика Серёжи отличные зубы

И активный кислотно-щелочный баланс.

 

Любит Серёжу дедушка Боря,

Ласковой рукою гладит по волосам,

И если не съест он Серёжу вскоре,

То вскоре Серёжа вас скушает сам».

 

«Максимыч справный был служака.

Всё вроде делал по уму.

Как и положено, однако,

Не пофартило и ему.

 

Хотя в его сужденьях резких

Порою громыхал металл,

Он избегал движений резких,

Он вообще их избегал.

 

Он улыбался крайне редко.

Был нрав его местами крут.

Таких берут с собой в разведку

Хотя и не таких берут.

 

Он дипломатом был неслабым,

Он всю планету облетел,

А если тяготел к арабам –

То кто же к ним не тяготел?

 

Непроницаемый, как Будда,

На мир глядел он тяжело,

Он всё надеялся на чудо,

Но чуда не произошло».

 

«Внешний вид товарный,

Честные глаза,

Утвердили парня

С первого раза.

 

Генерал Степашин,

Козырной валет,

Генерал Степашин,

Чёрный пистолет.

 

Не гляди так строго,

Не гони понты,

Погоди немного –

Отдохнёшь и ты».

(И.М. Иртеньев. Антология сатиры и юмора России ХХ века. – М.: Изд-во ЭКСМА – Пресс, 2000. – Т. 5. – С. 313 − 315.)