Перенос и отношения между людьми 6 страница

В связи с тем, что каждый из нас находится под влиянием как сознательных, так и бессознательных мотиваций, я полагаю, что перенос существует в любых близких отношениях между людьми в том смысле, что мы бессознательно воспринимаем другого человека как объект для удовлетворения своих потребностей. Отношения между людьми сами по себе являются базовой потребностью, для удовлетворения которой необходим объект. Нам необходимы другие люди для удовлетворения самих себя. Они нам нужны даже для личностного роста и индивидуационного процесса. Нам нужны отношения с окружающими, чтобы констеллировать свои комплексы и осознавать их. Поступать иначе —значит избегать реальной жизни. По меткому выражению Юнга «нельзя участвовать в процессе индивидуации, находясь на Эвересте, где вы будете абсолютно уверены в том, что вас никто не побеспокоит. Индивидуация всегда связана с отношениями между людьми» 55(Jung. The Visions Seminars, p. 506.).

Но явление, которое мы, по сути, называем переносом, как правило, в той или иной мере привносит частичное искажение в наше восприятие субъектной целостности другого человека и влияет на наше мнение о нем. Перенос возникает из нашей бессознательной потребности видеть данного человека в определенной роли. В таком случае, например, я буду отождествлять свою возлюбленную с бессознательной фантазией, которую на нее проецирую; она может стать моим судьей, моей любимой мамой, моей ненавистной тенью, моей доброй феей и даже всесильной богиней. И тогда, при наличии переноса, мое поведение должно соответствовать спроецированной фантазии.

Вспомним женщину с негативным материнским комплексом, о которой упоминалось выше. Ее отношение к матери в основном было фрустрирующим: мать садистски пресекала все базовые жизненные потребности дочери. Основная фантазия дочери об отсутствии права на жизнь была ядром невроза, причиняющего ей нестерпимые, мучительные страдания. Но эта же фантазия, заставляющая чувствовать себя отвергнутой, давала ей ощущение некоторого мазохистского удовольствия, которое, по мнению одного из пациентов Юнга, осознавшего это состояние, можно было назвать «счастливым островком невроза»56 (Ju»g, "The Psychology of the Transference", CW 16, par. 374.). Именно это обстоятельство заставляло ее бессознательно искать среди окружающих ее людей преследующую и довлеющую мать.

Эта женщина фантазировала, что ее никто не любит, никто не принимает всерьез, все ее презирают. Она не могла долго работать на одном месте, так как вскоре после устройства на работу у нее появлялось ощущение, что она пришлась не ко двору, что другие сотрудники убеждены в ее неспособности справиться с работой и что, конечно же, ее следует уволить. Из-за таких фантазий она вынужденно провоцировала окружающих людей на отвержение, чтобы получить объективное доказательство своей никчемности. Разумеется, в процессе анализа она стала исполнять ту же роль, провоцируя мое отвержение. Но здесь появилась возможность интерпретировать ее поведение, сопоставив его с ее поведением в детстве в отношениях с матерью. Она не могла никого адекватно воспринимать и тем более вступать в какие-то более или менее реальные отношения. Каждый человек становился объектом ее страхов и ее невротической потребности в отвержении.

Мне вспоминается другой мой пациент — мужчина, который жил надеждой на встречу с женщиной, способной воскресить его к жизни и помочь ему забыть обо всех превратностях жизни. В конечном счете он действительно женился. Первые несколько месяцев все шло более или менее гладко. Он больше не чувствовал себя одиноким, его сексуальные желания были удовлетворены, а жена окружила его просто материнской заботой, исполняя чуть ли не каждое его желание. Она даже разговаривала с ним на политические темы. Но вскоре начались жалобы: он считал, что ей явно не хватает интеллекта, ибо она лишь повторяет то, о чем раньше от него услышала. Она перестала его вдохновлять, поэтому в нем угасло творческое начало. Она превратилась в ребенка и стала полностью от него зависеть и т.д. Он рассуждал о том, что ему нужна женщина, которая могла бы его вдохновлять, быть равна ему по интеллекту и при этом независимой. Разумеется, по его мнению, ее независимость означала независимость или зависимость от его собственных потребностей.

Он все более и более критически стал относиться к жене; его замечания и упреки становились все более колкими и обидными. Жена стала его бояться; постепенно появились эмоциональное отчуждение, скованность и сексуальная фригидность. Его придирки и колкости казались ей несправедливыми, но она ему все прощала, объясняя его поведение сложностью его характера и наличием артистического темперамента, а жизнь артиста, как известно, нельзя назвать простой. А для него брак все больше превращался в тюрьму: «Теперь я прикован к человеку, который просто не может мне дать то, что требуется. Это мешает мне искать равную мне женщину, которую я буду по-настоящему любить и с которой буду по-настоящему счастлив». Он был озабочен лишь тем, что хочет получить от жены; до него с трудом доходило, что жена, видимо, тоже могла что-то от него хотеть.

Нетрудно видеть, что этот мужчина переносил на жену роль возрождающей матери-анимы, которая, несомненно, должна открыть ему дорогу в рай. По существу, анима связывает эго-идентичность с внутренним миром мужчины. Не приходится сомневаться в том, что, к его разочарованию, бедная жена просто была не в состоянии отвечать таким запросам.

В обоих случаях не соответствующая реальности проекция-перенос низводит другую личность до уровня Оно, тем самым исключая любую возможность для появления Я-Ты-отношений. Эти отношения подразумевают, что другой человек полностью принимается в расчет во всей его сложности и уникальности. Но даже здесь, полностью принимая другого «во всей его сложности и уникальности», мы часто можем наблюдать скрытый перенос. Есть категория людей, которые, видимо, живут лишь для того, чтобы приносить пользу другим, выполняя функцию объектов, необходимых для удовлетворения потребностей окружающих. Мы могли бы сказать, что у них есть некая потребность в том, чтобы отвечать воображаемым или реальным требованиям других или удовлетворять их запросы, поэтому они сами вступают в отношения в качестве Оно. Они следуют христианской заповеди «Полюби ближнего своего как самого себя». Однако эта заповедь вовсе не говорит о том, что своего ближнего следует любить больше, чем самого себя. Для таких людей суть проблемы часто заключается именно в этом. Они не чувствуют, что имеют право любить самих себя. Их право на жизнь и весь смысл их жизни заключается в том, чтобы приносить пользу окружающим. Такая установка приводит к тому, что ими начинают пользоваться, ибо рано или поздно обязательно найдется человек, который постарается извлечь из отношений с ними максимальную пользу для себя.

Мне вспоминается пациентка с идеалистическими представлениями о дружеских отношениях, которая считала, что настоящая дружба возможна, только если человек вкладывает в нее самого себя полностью, без остатка. Но когда мы стали анализировать ее жизнь, выяснилось, что многие ее приятели извлекали и до сих пор продолжают извлекать для себя выгоду из дружеских отношений с ней. В чем бы они ни нуждались: в эмоциональной поддержке или в материнском внимании и заботе, в сексуальном объекте, в няньке для детей или в деньгах — она всегда была готова им услужить. Она чувствовала, что лучше всех остальных понимает их потребности и чувствует, как для них важно, чтобы все получалось именно так, как задумано. Подобные отношения она строила со всеми друзьями любого пола, так как, по ее мнению, дружба могла быть только такой.

В детстве ее постоянно использовала мать. «Сделай то, сделай это, я терпеть не могу заниматься этим, у меня просто голова раскалывается»,— так обращалась она к своей дочери. После школы девочка торопилась домой, чтобы помогать по дому матери. Если она собиралась пойти поиграть во дворе или, когда стала старше, хотела что-то почитать у себя в комнате, мать всегда отвлекала ее от этих занятий своими просьбами о помощи. Делать что-то для себя, то, что хотелось ей, фактически было запрещено. Мать любила ее при условии, что она должна была делать все только для нее. Если дочь собиралась сделать что-то нужное для себя, она сразу ощущала угрозу потери материнской любви. Теперь легко можно убедиться в том, что она должна была перенести отношение к требовательной матери на своих друзей, испытывая такое бессознательное чувство: они будут меня любить, только если я буду делать все, что они от меня хотят.

По-моему, теперь можно лучше себе представить, что на любые человеческие отношения в той или иной мере влияет перенос, или бессознательные проекции. Как сказали бы экзистенциалисты, наши отношения должны соответствовать нашей собственной картине «мироздания». Чем больше мы себя осознаем, тем больше отличаем себя от другого. Тем не менее у нас должна быть общая длина волны, на которую мы можем настроиться. Мне значительно сложнее говорить о полноценном отношении Я-Ты, чем о его искажении, вызванном переносом. Человек — чрезвычайно сложное создание, а еще сложнее его отношения с другими людьми, так как эти отношения включают, по крайней мере, двух человек. С одной стороны, чтобы достичь единения с другим и растворения в нем, человеку необходимо постоянное общение. С другой стороны, у него существует прямо противоположная потребность: в отделении, сохранении своих границ, в свободе и независимости. Эти потребности имеют внутреннее противоречие. В отношениях между людьми взаимное удовлетворение приводит к неземному блаженству, но противоречие интересов — это кромешный ад. Такие фрустрации свойственны любым близким отношениям, и о психологической зрелости личности можно говорить, только если человек может терпеливо выдерживать эти фрустрации.

Попытка оставаться самим собой в отношениях с партнером, как и быть честным по отношению к самому себе рискованна и противоречива. Человеческие отношения неизбежно включают страдание. Страдания могут быть очень полезны, если помогают человеку раскрыть внутреннее содержание его психики, спроецированное на другого. Такие открытия нас обогащают, раскрывая внутренние ресурсы, необходимые, чтобы отказаться от необоснованного ожидания от партнера удовлетворения наших желаний. Тогда мы признаем за ним полное право на независимое существование и вместе с тем можем защитить свою целостность от необоснованных притязаний других. Два человека позволяют друг другу жить своей жизнью и вместе с тем чувствуют, что имеют много общего, что они друг другу необходимы, понимают друг друга, желают друг другу успеха и т.д.; именно так, по моему мнению, можно описать зрелые отношения Я-Ты. Они действительно очень редко встречаются, ибо согласие каждого партнера на индивидуальную свободу другого противоречит их стремлению к слиянию и единению.

Как правило, реальные отношения между людьми включают совокупность установок Я-Ты и Я-Оно. Если в самые важные жизненные моменты человек действительно принимает в расчет реальность Ты, это уже можно считать весьма важным достижением. Например, допустим, что один человек почему-то ненавидит другого. Эта ненависть может быть вызвана тем, что этот другой препятствует удовлетворению его какой-то важной и насущной потребности. Так, сильная страсть к другому человеку может превратиться в жгучую ненависть. Или человек может ненавидеть своего соперника, так как само его существование оказывается препятствием к достижению желаемого объекта: добиться любви женщины или даже уважать самого себя. Таким образом этот другой становится его «врагом», объектом, на который направляется агрессия, зависть и ненависть. Он воспринимается как плохое Оно, и его существование несет на себе отпечаток всевозможных фантазий, порожденных Тенью. Иногда этот враг не чинит человеку никаких препятствий и не стоит у него на пути, а просто отличается от него: он может быть чернокожим, итальянцем или евреем, и этого порой бывает достаточно для появления агрессии. Или он может просто жить другой жизнью, иметь другую веру: например, быть легкомысленным экстравертом и потому констеллировать явные теневые проекции. Кто бы ни оказался этим врагом, он никогда не воспринимается как цельная личность, а низводится до носителя тех реальных или воображаемых качеств, которые делают его объектом ненависти.

Если теперь я сделаю паузу и постараюсь взвешенно отнестись к нему, если я подумаю о нем как об ином человеческом создании со своими мотивами, потребностями и недостатками, то вполне вероятно, что я получу очень ценный результат. Может случиться так, что я осознаю собственные бессознательные мотивации и пойму, почему так стремлюсь превратить этого человека в объект для вымещения своей агрессии. Иногда такие размышления приводят к весьма болезненным инсайтам, связанным с моей Тенью, и к ясному представлению о том, что относится к нему, а что — ко мне. После этого тот человек может остаться причиной моего беспокойства, но я буду относиться к нему более объективно и более взвешенно. К тому же, если я стану воспринимать его как отдельную и независимую личность, а не как объект, существующий лишь для того, чтобы мне навредить, он будет иметь гораздо меньше власти над моими эмоциями.

Хорошо известно, какую страшную роль в массовой психологии играет образ врага. Очень часто он необходим для объединения; в таком случае людей связывает только ненависть к общему врагу. Это так хорошо известно, что вряд ли стоит приводить какие-то примеры. Для группы людей образ врага всегда низводит объективную реальность до отношения с Оно. Все, что делают люди, принадлежащие к этой группе, должно быть искажено так, чтобы соответствовать фантазии, предполагающей наличие врага, иначе агрессия лишится своего накала и даже превратится в свою противоположность. Во время Первой Мировой войны было долгое затяжное противостояние между немцами и французами; по обе стороны линии фронта солдаты месяцами лежали в траншеях и могли разглядывать друг друга. Немецкие солдаты видели, что французы, как и они сами, по уши сыты этой войной. То же самое видели французские солдаты. Каждая сторона могла наблюдать, как страдает противник. Вскоре они стали обмениваться сигаретами, приветствовать друг друга и пришли к мнению, что для них война уже закончилась. Как только старшие офицеры это заметили, эти части моментально сняли с передовой. Их место заняли свежие солдаты, у которых образ врага был еще достаточно сильным и еще не успел стереться — и война продолжалась.

Эмпатическое отношение к реальному бытию других людей или других групп подрывает корни ненависти и агрессии. Именно поэтому Бубер отмечал, что его идея отношения Я-Ты является исключительно важной для общества в целом.