Внутренняя деформация фразеологизмов 1 страница

Понятие текстовой ошибки

 

 

3.1. В лингвистических работах об ошибках авторы очень редко используют обобщающее понятие «текстовая ошибка». Изучаются рече­вые ошибки как сугубо лингвистические. А ошибки смысловые – факти­ческие, логические и т. п. – как ошибки экстралингвистические для лин­гвистов интереса не представляют. Вспомните школьные годы. Учите­ля-словесники выделяли в ваших письменных работах три типа ошибок: орфографические, пунктуационные и, так называемые, стилистические.

 

А между тем, в практике других лингвистов – литературных редакторов – встречаются все типы текстовых ошибок. Но нет их теоре­тического обобщения и даже простой классификации.

 

Рассмотрим кратко две специальные классификации речевых ошибок.

 

Ошибки школьников С.Н. Цейтлин1 подразделяет на три больших класса:

 

1) ошибки, свойственные только письменной речи: орфографические и пунктуационные;

 

2) ошибки, свойственные только устной речи: фонетические (у автора неверно: орфоэпические) и акцентологические, объединяемые в словарной практике в класс орфоэпических ошибок;

 

3) ошибки, не зависящие от формы речи. Здесь автор выделяет шесть типов ошибок: три грамматических типа – словообразовательные, морфологические, синтаксические (первый тип входит во второй), два лексико-семантических типа – лексические и фразеологические ошибки, а один тип – стилистические ошибки – стоит особняком и нарушает клас­сификацию по уровням языка.

 

Перед нами типично формальная классификация. Она очень удобна в методических целях, но научной критики не выдерживает.

 

Классификация ошибок наборщика проведена Ю. В. Красиковым2 на обширном материале, но это тоже формальная классификация. Автор выделяет два больших класса ошибок наборщика: 1) орфографи­ческие и пунктуационные, 2) семантические. Это означает, что в класс семантических ошибок попали все неорфографические и непунктуаци­онные. Например, пропуск слова считается семантической ошибкой, а пропуск слога или буквы – ошибкой орфографической, хотя это явные модификации одного психологического типа ошибки, связанного с де­фектами внимания.

 

Таким образом, классификация ошибок упирается в их теорети­ческое осмысление. Теория и типология – две стороны одной медали. А с теорией речевых ошибок дела обстоят неважно. Показательный факт. В лингвистических словарях нет терминов «ошибка», «речевая ошибка», ибо это не термины. Нет их и в «Словаре издательских терминов», хотя есть термины «опечатка», «правка», «редакторская правка». А что пра­вит редактор в тексте, как не текстовые ошибки в широком понимании?

 

Зато отражено понятие «ошибка» в «Логическом словаре-справочнике» Н. И. Кондакова, поэтому на логическую терминологию можно ссылаться.

 

Общая типология текстовых ошибок нужна. По сути дела, это редакторская типология. И печатные выступления редакторов дают от­дельные фрагменты такой типологии.3 О практическом разнообразии текстовых ошибок, пропущенных редакторами и корректорами, можно судить по разделам в журналах «Крокодил» и «Журналист» и в «Литературной газете», в которых публикуются подборки ляпсусов из печатных текстов, преимущественно газетных. Только один журнал «Крокодил» еще недавно получал ежегодно до пяти тысяч писем до­тошных читателей с такого рода наблюдениями4. В них представлен весь спектр текстовых ошибок.

 

3.2. Ниже предлагается подход к созданию редакторской типо­логии текстовых ошибок и ее первый набросок.

 

Текстовые ошибки – это в общем-то ошибки, встретившиеся в тексте, то есть в закрепленном на письме произведении речи. Текст – это сообщение, иначе – элемент в информационной цепи, в которой инфор­мация получается, обрабатывается, хранится и передается дальше. По­этому текстовые ошибки – это также информационные ошибки.

 

Между источником информации и читателем находится целая фабрика, выпускающая текст. Как было уже показано, текст создается в два этапа. Упрощено: на первом этапе автор печатает текст на машинке, а редактор вносит в него исправления; на втором этапе наборщик наби­рает типографский текст, а корректор устраняет огрехи наборщика. Эти два этапа можно представить в виде пропорции:

 

автор: редактор = наборщик: корректор.

 

Текстовые ошибки – это ошибки автора и наборщика. На них можно смотреть с точки зрения их порождения, возникновения и с точ­ки зрения их исправления. Сперва посмотрим на текстовые ошибки с точки зрения их происхождения.

 

Можно выделить четыре типа ошибок, порождаемых автором текста:

 

1) ошибки восприятия; 2) ошибки памяти; 3) ошибки мышле­ния; 4) ошибки вербализации.

 

Ошибки восприятия – результат плохих условий получения ин­формации автором будущего текста. Обычное дело: чего-то не разгля­дел, чего-то не расслышал.

 

Ошибки памяти (lapsus memoriae)5 – это весьма распространен­ное непроизвольное забывание части информации или ее искажение.

 

Ошибки мышления имеют две причины. Во-первых, это ошиб­ки в понимании, оценке информации из-за недостатка знания или из-за достатка предубеждений (концептуальные или идеологические шоры). Психолог сказал бы: это результат неадекватной установки. И, во-вторых, ошибки мышления – это ошибки в умозаключениях, выводах, рассуждениях из-за дефектов логического мышления автора текста.

 

Наконец, ошибки вербализации – это хорошо известные речевые ошибки, ошибки в речевом ходе, с помощью которого вербализуется информация.

 

Ошибки наборщика совсем иного рода. В принципе все они мо­гут быть сведены к одному типу ошибок, причина которых не лингвис­тическая, а психологическая – дефекты внимания. У автора такие ошиб­ки встречаются тоже, поэтому ошибки наборщика, набирающего текст, не представляют собой ничего принципиально нового по сравнению с ошибками автора, печатающего текст на машинке.

 

Итак, все авторские ошибки попадают в текст и становятся подотчетны редактору. А для редактора классификация ошибок по их происхождению имеет второстепенное значение, ибо на первом плане у него – исправление ошибок.

 

3.3. С точки зрения редактора ошибки восприятия, памяти и мышления – это смысловые ошибки, ошибки плана содержания. При этом ошибки восприятия и памяти дают в тексте ошибки фактические (искажение факта), а ошибки мышления – логические ошибки (нарушение законов формальной логики). Добавим: юристы издавна выделяют и разделяют два типа ошибок – ошибку в факте (error facti) и ошибку в форме (error in forma).

 

Ошибки вербализации – это речевые ошибки, ошибки плана вы­ражения.

 

Фактические и речевые ошибки можно разделить на два типа: ошибки по небрежности и ошибки по незнанию. Такое деление понадо­биться в дальнейшем.

 

Речевые ошибки – это лингвистические ошибки, ошибки в коде. Смысловые ошибки – это экстралингвистические ошибки, ошибки в ин­формационной стороне сообщения, не затрагивающие кода. Смысловая ошибка остается при переводе текста на другой язык, ибо это ошибка не в языке. В свою очередь, речевая ошибка, как правило, не искажает смысла сообщения. Если же искажение информации происходит, то это означает, что на основе первичной, речевой ошибки возникла вторич­ная ошибка – смысловая.

 

Такова общая, редакторская типология текстовых ошибок, но без детализации – она появится в дальнейшем. А пока несколько кон­кретных иллюстраций для более полного понимания.

 

Начнем с примера фактической ошибки. Попробуйте найти ее сами в тексте информации из газеты «Известия» (12 февр. 1998):

 

«Внеочередные президентские выборы в Армении, назначенные на 16 марта, потребуют серьезных усилий по их организации и привле­чению средств. В 1996 году они обошлись казне в 200 миллионов драмов (400 тысяч долларов), но они были изначально включены в смету избирательной кампании. Теперь же финансировать выборы приходится по статье «Непредвиденные расходы», и с учетом инфляции они будут строить на 110 тысяч долларов дороже.»

 

Не нашли? Попытайтесь еще раз.

 

Ошибка малозаметная. Заключается она в том, что инфляция армянской денежной единицы – драма – никак не отражается на долларе (инфляция которого микроскопична). И если расходы на президентские выборы в Армении в долларовом исчислении выросли более чем в пол­тора раза, то причина этого не в удешевлении драма, а в чем-то другом.

 

Как такую ошибку исправить? Можно выбросить сочетание «с учетом инфляции». Но лучше предложить автору исправить погреш­ность самому, потому что возможно и то, что в контексте скрывается какой-то дополнительный смысл, который автор не сумел выразить сло­вами.

 

Теперь чисто речевая ошибка: «Лучшей кандидатуры, чем она, не сыскать» (районная газета). Конечно, кандидатура – не «она», канди­датура – «ее». Обычная языковая неряшливость, которая не влияет на понимание, но характеризует уровень речевой культуры автора.

 

Третья ошибка тоже из газеты (1980 г.): «За 53 рубля он отгро­хал такую домовину, которая годится не только для стоянки автомобиля, но и для жилья.» Нашли курьез? Навряд ли. Но есть подозрения? Надо проверить по толковому словарю значение слова «домовина». Это ред­кое, старое слово, в словаре С.И. Ожегова его не найдете, нужен 4-томный, в нем: домовина – гроб. А автор был уверен (да и вы, наверное, тоже), что домовина – большой дом.

 

Получилась двойная ошибка: первичная – речевая, а вторичная – смысловая: некто «отгрохал» гроб, который годится «не только для сто­янки автомобиля, но и для жилья». Один читатель ошибку не заметит, другой заметит и улыбнется, но никакой путаницы в понимании текста в обоих случаях не произойдет.

 

Получила широкую известность логическая ошибка В. В. Жи­риновского: «У меня мама русская, а папа юрист». Она цитируется в нескольких вариантах, но нарушение остается везде, и каждый человек его остро и обязательно комически ощущает. Нарушен один из законов формальной логики – и неважно какой. Заметим, ошибка возникла в уст­ной речи, в письменной речи такую ошибку найти трудно: она будет отредактирована.

 

3.4. Осталось ввести еще два понятия, без которых литератур­ному редактору не обойтись. Но без которых он обходится.

 

Сперва пример – четыре строки из песни Юрия Визбора:

 

«Мы перешли такие беды,

 

Какие вам не перейти.

 

Мы не попали в домоседы,

 

Но и в пиратов не пошли».

 

Вопрос поставим нейтрально: есть ли в этих стихах нарушение норм русского литературного языка? Надо признать, что есть. И целых два. С точки зрения лингвиста-педанта «перейти беды» – это как-то не по-русски. Лучше бы сказать: пережить беды, преодолеть беды – такие словосочетания в русском языке есть, они традиционны и привычны.

 

Кроме того, «пойти в пиратов» – это явное нарушение грамматической сочетаемости слов. Такие ошибки обычны в детской речи.

 

Теперь поставим вопрос иначе: а нужно ли исправлять, редак­тировать эти ошибки? Дружный ответ: конечно же, нет. Объяснение: это вовсе не ошибки, это сознательные, намеренные нарушения речевых норм – обычное явление в художественной речи, особенно в поэзии. И с этим объяснением мы переходим из литературного редактирования в теорию литературы, где с древнейших времен существует важнейшее понятие поэтической речи – licentia poetica – вольность поэтическая.

 

В современных словарях это понятие трактуется с легкими ва­риациями6, за которыми скрывается его история. Общее во всех опре­делениях: поэтическая вольность – нарушение в поэтической речи норм литературного языка. Видимо, первоначально это было связано с со­блюдением стихотворного размера, но быстро, уже в античное время, стало художественным приемом. Гораций в «Искусстве поэзии» употре­бил для объяснения такого явления слово «вольность», а Сенека в «Естественнонаучных вопросах» (I в. до н.э.) – словосочетание «поэтическая вольность» – так родился термин.

 

За две тысячи лет термин несколько устарел, ибо явление, им обозначаемое, давно проникло из поэзии в прозу и должно называться не поэтической вольностью, а художественной вольностью. Откройте любой томик Андрея Платонова, и вы там найдете в изобилии очень не­обычные словосочетания:

 

«Поезд... находился неизвестно где в сером пространстве». («Возвращение»);

 

«Фома Пухов не одарен чувствительностью, он на гробе жены вареную колбасу резал, проголодавшись вследствие отсутствия хозяй­ки». («Сокровенный человек»);

 

«На вокзале он исчитал все плакаты и тащил газеты из агит­пункта для своего осведомления». (Там же).

 

Это составляет прелесть платоновского стиля. Все эти псевдо­ошибки выполняют художественные задачи, которые в научных целях можно проанализировать и сформулировать, но непосредственное эсте­тическое восприятие в таких операциях не нуждается.

 

Но и термин «художественная вольность» тоже ограничивает явление, которое в наше время встречается и в бытовой устной речи, особенно у интеллигенции, и в письменной воздействующей речи – в публицистике прежде всего. Необходим термин «авторская вольность», обозначающий намеренное нарушение норм литературного языка с це­лью получения эффекта речевой экспрессии, речевой выразительности независимо от типа, вида речи.

 

Могут нарушаться нормы произношения, нормы сочетаемости слов – грамматические и семантические, а также законы формальной логики. Попробуйте сами определить, что именно нарушено в приве­денных ниже примерах:

 

– «его ушли с работы» (из бытовой речи);

 

– «Будем посмотреть» (любимая бытовая фраза М. Горького);

 

– «Я сплю, я сплю со всех сторон» (Саша Черный);

 

– «И самовар у нас электрический, и мы довольно неискренни» (Михаил Жванецкий);

 

– «В сельском хозяйстве можно использовать удобрения в лице навоза» (фельетон, С. Нариньяни);

 

– «Вы смотрели «Маски-шоу» –

 

Это очень хорошоу» (телепередача).

 

Вы, наверное, заметили: во всех примерах использованы раз­личные выразительные средства речи и вдобавок с комическим эффек­том, который в общем-то не обязателен.

 

Обратимся к другому ряду примеров.

 

В 1982 году была популярна одна песня в исполнении Юрия Богатикова. Два стиха из нее:

 

«Вот и мне пора настала

 

Поселиться в новый дом».

 

Ваша реакция должна быть мгновенной: поселить можно в до­ме, а в дом вселяются – нарушение глагольного управления. Но посмот­рите внимательно на эти строчки, это ведь не авторская вольность, это обыкновенная ошибка, распространенная к тому же. Вот еще одна – из стихотворения для детей:

 

«На свой скворечник сел скворец:

 

Кто поселился в мой дворец?»

 

Для таких случаев М. Горький придумал термин «авторская глухота», означающий «явные стилистические и смысловые ошибки в художественном произведении, не замеченные автором»7. Добавим: во всяком произведении.

 

Примеры авторской глухоты можно найти у любого писателя, у любого поэта. Две маленьких иллюстраций:

 

М. Лермонтов:

 

«И Терек, прыгая как львица

 

С косматой гривой на хребте».

 

У львицы нет гривы, грива только у льва и только на шее.

 

А. Фет:

 

«О первый ландыш! Из-под снега

 

Ты просишь солнечных лучей».

 

Когда появляется ландыш, снега уже нет. Фет имел в виду под­снежник.

 

Причины авторской глухоты различны: незнание, небрежность, невнимательность, неграмотность. Не ошибается тот, кто не пишет. Весь вопрос в том, как часто ошибается автор.

 

Литературный редактор должен очень четко различать автор­скую вольность и авторскую глухоту и быть в работе с автором дели­катным: ведь задевается авторское самолюбие. К тому же есть два мо­мента, усложняющие ситуацию. Во-первых, не всегда авторская воль­ность и авторская глухота легко различимы. Во-вторых, сама авторская вольность может быть дефектной, неудачной.

 

Главное: понятия авторской вольности и авторской глухоты – это два инструмента в руках литературного редактора.

 

3.5. И прежде чем перейти к типологическому описанию тек­стовых ошибок, сформулируем правила редактирования текста. В наи­более полном виде это сделал А. Мильчин8. Перескажем их кратко:

 

1) прежде чем править текст, его нужно прочитать весь, цели­ком;

 

2) прежде чем исправить фрагмент текста, вызвавший ваше не­удовлетворение, нужно найти в нем ошибку, назвать ее и объяснить ее возникновение;

 

3) исправление должно быть минимальным;

 

4) для больших поправок нужно пользоваться авторскими рече­выми средствами (или предоставлять это самому автору);

 

5) подвергать критике нужно не только авторский текст, но и свою правку;

 

6) нужно согласовывать правку с автором, доказывая ему необ­ходимость каждого исправления.

 

И добавим еще одно правило:

 

7) исправляют ошибки автора, а не его стиль, то есть авторскую глухоту, а не авторскую вольность.

 

Далее в трех главах рассмотрим три большие группы текстовых ошибок: фактические, логические и речевые.

 

II. ФАКТИЧЕСКИЕ ОШИБКИ

 

Искажения фактического материала меньше всего можно найти в изданиях научных и специализированных издательств. Почему? По двум причинам. Во-первых, для таких издательств текст пишет автор-специалист. Уж он-то знает свою тему! Во-вторых, текст редактирует тоже специалист – научный редактор, а уж после него литературный ре­дактор. В ведомственных издательствах такой редакторский тандем обычен.

 

Но в сфере массовой коммуникации – в издательствах массовой литературы, в издательствах широкого профиля, в художественных из­дательствах, в журналах и газетах – невозможно иметь ни научного, ни специального редактора, ибо такой редактор должен быть, по сути дела, энциклопедистом – знать все. Выход – внештатный рецензент-специалист. Но часто и такого выхода нет. И тогда литературный редак­тор отвечает за все, а за все он ответить не может – в этом парадокс.

 

Издательская практика знает универсальных редакторов с фи­лологическим или журналистским образованием. Их основная особен­ность – широкая общая культура, помноженная на опыт редакторской работы. Но таких редакторов немного1.

 

Вернемся к истокам текста: почему сами авторы допускают фактические ошибки? Выше уже было отмечено, что в основном по двум причинам: по небрежности и по незнанию.

 

Ошибки по небрежности, из-за ослабленного внимания обычно без труда выделяются из общей массы фактических ошибок.

 

Например, совершенно курьезная ошибка из журнала «Огонек»: «У меня за плечами семь войн, – отвечает генерал, – две мировые, шесть локальных. Не хочу, чтобы была седьмая.» /Из коллекции журнала «Журналист». 1979. № 6/.

 

Другая, не столь заметная ошибка. В «Литературной газете» /12 октября 1983 г./ преподаватель литературы с большим опытом приема вступительных экзаменов пишет в статье «Зачем Чичикову мертвые ду­ши?»: «Я задаю этот вопрос восьмой год. Каждый год в среднем шест­надцать раз. Опрошено было более тысячи человек...» Но 8 на 16 будет 128, а не «более тысячи». Обидная путаница в интересной статье. Возможно, она принадлежит не автору, а машинистке или наборщику, но для читателя это не имеет значения.

 

И еще такая деталь: обе эти ошибки редактор должен увидеть, но не сможет исправить. Это дело автора.

 

Задание 3. Очень легкое. В предлагаемых фрагментах текстов найдите и исправьте фактические ошибки, причина которых – обыкно­венная авторская неряшливость.

 

1. «У нее был поразительно ясный выговор, казалось, она отче­канивает каждую букву». (Переводной роман). 2. «Кстати, о лиде. «Лид» происходит от слова «лидер». (Журнал «Журналист»). 3. «Температура воздуха минус 10 градусов. Ветер юго-восточный, давление 750 атмо­сфер». (Газета). 4. «Свергнутый в результате военного переворота и из­гнанный из страны президент Гаити отбыл в поездку по США и другим западноевропейским государствам». («Известия»). 5. «В целях борьбы с шумом в Алма-Ате заменили устаревшие вагоны трамваев на бесшум­ные, старые рельсы – на железобетонные.» («Литературная газета»). 6. «Сейчас у Зайцевой в активе семь побед, три ничьих и одно поражение». («Вечерняя Москва»). 7. «Весь западный участок неба заполыхал крас­ками от бледно-розовой до ультрафиолетовой.» (Газета).

 

Ошибки по незнанию – замаскированные ошибки памяти. Это основной по количеству подкласс фактических ошибок. Газеты дают их богатый набор, наверное, по той причине, что журналисту в своей рабо­те часто приходится быть всезнайкой, а это невозможно. Как тут не вспомнить афоризм Марка Твена: журналист – это человек, который знает все, только не совсем точно.

 

Судя по читательской почте, авторы допускают, а редакторы пропускают большое количество фактических ошибок. Создается впе­чатление, что редакторы массовых издательств просто не могут поста­вить им заслон. Лучший редактор – это читатель-специалист. Юристы находят ошибки в детективных кинофильмах и романах, в которых сле­дователи уголовного розыска ведут дела, отдают виновных под суд, хотя в реальной жизни они называются инспекторами и занимаются опера­тивно-розыскной работой. Железнодорожники высмеивают автора, у которого вагонные слесари постукивают молотком по чугунным коле­сам – колеса стальные.

 

«Литературная газета» в 1970-е годы давала подборки ехидных читательских писем такого рода:

 

Герои повести Е. Языковой «Однажды, когда мы расстанем­ся...» обсуждают достоинства перевода на русский язык романа Лонга «Дафнис и Хлоя»:

 

«– Наверное, «Дафнис и Хлоя» по-латыни все-таки лучше?

 

– Нет, милая, – вкладывает он какой-то особый смысл в ответ» («Аврора», № 12, 1976, стр. 24).

 

Может быть, он знает то, чего не знает «милая»? Что роман Лонга написан не на латинском, а на древнегреческом языке.

 

А. Щетинский. Москва

 

«...События льются друг за другом таким потоком, в который, по выражению Геродота, нельзя вступить дважды» («Знание-сила», № 12, 1976).

 

А не вернуть ли это выражение Гераклиту?

 

А. Ямпольский. Саратов

 

(«Литературная газета», 15 июня 1977 г.)

 

Для журналистов камнем преткновения в фактическом мате­риале будут специальные области, специальные предметы, деталей ко­торых он может не знать. Два примера.

 

«Моим соседом в салоне воздушного лайнера оказался черно­бородый священник в церковном облачении». В лайнере священник был в рясе, а в церковном облачении он может быть только во время служ­бы.

 

«Аэростат – огромная гондола, наполненная водородом, – под­нимался вверх.» Гондола – подвесная корзина у аэростата.

 

У писателей и поэтов положение еще труднее: надо знать очень точно то, о чем пишешь. В истории литературы существует такая зако­номерность: вершинные писатели часто выступают как редакторы про­изведений своих менее выдающихся коллег. Но не наоборот.

 

А. Чехов пишет в письме Н.А. Лейкину (7 октября 1987 г.):

 

«...У Вас «На охоте» охотники стреляют куропаток в лесу. Куропатки бывают на опушке леса, а в лесу по деревьям никогда...» Почему Чехов это знает, а Лейкин нет?

 

А. Пушкин в письме А. Рылееву (май 1825 г.): «Ты напрасно не поправил в «Олеге» герба России. Древний герб, святой Георгий, не мог находиться на щите язычника Олега; новейший двуглавый орел есть герб византийский и принят у нас во время Иоанна III, не прежде. Лето­писец просто говорит: «Таже повеси щит свой на вратех на показание победы»?2 В этом попутном замечании Пушкина проявилась не только глубина его образования, но и профессиональный, редакторский подход к чужому тексту. Наверняка, Пушкин навел справку в «Истории» Карам­зина.

 

Читая «Опыты в стихах и прозе Константина Батюшкова» (1817 г.) Пушкин делал редакторские пометы на полях. Напротив стихов

 

«Так ландыш под серпом убийственным жнеца

 

Склоняет голову и вянет...»

 

он написал: «Не под серпом, а под косою. Ландыш растет в лу­гах и рощах – не на пашнях засеянных.»3 А ведь в лицее Пушкину этого не преподавали. Большой писатель – это всегда большой эрудит.

 

Когда-то Антон Чехов дал хороший совет своему старшему брату Александру (в письме от б апреля 1886 г.): «Не выдумывай стра­даний, которых не испытал, и не рисуй картин, которых не видел...»

 

Если следовать этому совету, то можно избежать многих фак­тических неточностей... Хотя и не всех. Поэтому ошибки встречаются даже у классиков.

 

А что же делать редакторам-составителям с ошибками наших классиков? Процитируем целую заметку из журнала «Русская речь»:

 

«Сколько рук было у Кити Левиной? Странный вопрос, не правда ли? Однако прочтите:

 

«Он взял ее руку и протянул ее к своим губам, но, как бы боясь, что это ей неприятно будет, выпустил и только погладил ее. Кити взяла эту руку обеими руками и пожала ее» (Л.Н. Толстой. Анна Каренина). Выходит, что Кити взяла двумя руками третью свою руку.

 

Влияют ли такие описки на качество гениальных произведений Л. Н. Толстого? Думаю, ни один человек не ответит на такой вопрос утвердительно.

 

В книге К. Паустовского «Повесть о лесах» читаем: «В воде ка­навы острым огнем загорелся Юпитер... Он посылал свой огонь к Земле через сотни световых лет». А ведь Юпитер находится в нашей солнеч­ной системе. Свет к нам от него идет немногим более получаса. Паустовскому редактор не помог избежать ошибки. А теперь исправлять? Считаю недопустимым.

 

В романе А. Н. Толстого «Гиперболоид инженера Гарина» встречаем такую фразу: «...у воды сидел Роллинг и, пригорюнясь, глядел на океан, откуда сто миллионов лет тому назад вышел его предок в виде человекообразной ящерицы». Никогда таких ящериц не существовало. Явная описка. Но у кого сейчас поднимется рука править А. Н. Толстого?

 

Подобных примеров можно набрать множество. Ну, здравствующим авторам может помочь внимательный редактор. А как быть с ушедшими, а в особенности – с классиками? Между тем, есть очень простой выход. И он уже давно применяется. Но почему-то только при редактировании мемуаров. Если автор воспоминаний в чем-то ошибся, что-то напутал – об этом сообщается в сноске. Так почему бы не делать того же и с другими книгами? Скажем, так: «Описка Л. Н. Толстого: Кити пожала руку Николая Левина»; «Паустовский ошибся: свет от Юпитера до Земли идет всего полчаса» и т. п.»4

 

Исправление фактических ошибок вырастает в серьезную кадровую проблему для издательств. Высококвалифицированный, эрудированный редактор столь же редок, как и талантливый писатель.

 

Поток читательских писем с подмеченными текстовыми ошибками, чаще всего курьезными, в «Литературную газету» много лет питал ее «Почту крохобора», а в 1977 году заставил редакцию ввести рубрику «Точность – вежливость писателя».Литературоведы вспомнили о двух старых, забытых, но, как оказалось, актуальных терминах: акрибия – фактическая точность и акрибология – лексическая точность5. Потом рубрика незаметно исчезла. Наверное, ее погубило однообразие мате­риала и чувство безнадежности. Вечная проблема.

 

В те годы в «Литературной газете» и реже в других изданиях появлялись материалы под рубриками «Реплика», «Читатель недоумева­ет» и т. п., которые можно было бы отнести к жанру фактографической критики. Речь в таких материалах шла не об отдельных огрехах, а о мас­совых ошибках в какой-нибудь книге, посвященной специальному во­просу, но написанной журналистом: читатель-специалист критиковал автора-дилетанта.

 

Чаще всего читательская критика была посвящена трем обшир­ным темам: армии, флоту и природе. Почему? Ответ простой: об армии пишет гражданский человек, о флоте – сухопутный, о природе – горожа­нин. А кто редактор? Городская женщина с филологическим образова­нием.

 

А читатели негодуют. Армейские офицеры уличают авторов в незнании оружия: у пистолета ТТ нет предохранителя, у браунинга нет барабана. Артиллеристы объясняют, что в их родной артиллерии углы измеряются не в градусах, а в делениях угломера и т. д. Один дотошный читатель, офицер, прочитал внимательно книгу очерков «Еще не все награды вручены» (Донецк, 1975) и нашел там такое количество факти­ческих ошибок, что сам удивился: «...Что же это получается? Значит, почти каждый из тех, чьи очерки помещены в сборнике, не знает воен­ного дела? Трудно предположить такое. Но даже если это и так, то все (или, по крайней мере, многие) ошибки должен был заметить и попра­вить редактор сборника...»6