Родители, идиоты и некомпетентные люди 7 страница

— Забудь, — сказала она.

— Я недостаточно умен для тебя, — заметил я.

— Ты мне прекрасно подходишь, — сказала она.

— Я — дурак. Я простой, как снег.

Это была шутка. Это была ирония. Я хотел сострить, но Анна уже принялась за одно из своих объяснений и исследований, игнорируя то, что я имел в виду.

— Снег совсем не прост, — заявила она. — Он только так выглядит. На самом деле он очень сложный, — она посмотрела на меня и рассмеялась. — Ничего не могу с собой поделать, — улыбнулась Анна, подошла ко мне и поцеловала холодными губами. Поцелуй подействовал на меня, как удар электрического тока. — Иногда я говорю глупости, — признала она.

— Я никогда не слышал, чтобы ты сказала глупость.

— Я — дегенератка, — сказала она. — Мне следует держать рот на замке. Больше походить на тебя.

— А мне следовало бы больше походить на тебя.

 

* * *

 

Она хотела проехать сама. Я смотрел, как она медленно катится с горки, а затем быстро набирает скорость. Вначале все шло хорошо. Она держалась середины склона и ехала по проложенной нами вдвоем тропинке, но затем, как раз перед впадинкой, где крутизна начинает уменьшаться, Анна отклонилась в сторону к лесу и исчезла у меня из вида. Может, она во что-то врезалась, подскочила на кочке, внезапно склонилась не в ту сторону и потеряла контроль над санями, — но выглядело это так, словно она хотела углубиться в лес, под деревья. Я подождал несколько минут, но она не появлялась. Я подождал еще немного и начал думать, что Анна, наверное, врезалась в дерево. Я побежал вниз по склону, подворачивая ноги и падая в снег. Я следовал по проложенной санями колее и забежал в лес, ожидая самого худшего.

Я вспотел, весь вывалялся в снегу и тяжело дышал к тому времени, как добрался до деревьев. Я надышался холодного воздуха, и у меня изо рта валил пар. Анна лежала на земле, на спине, забросив руки в малиновых рукавах за голову и вытянув ноги. Я уставился на нее и рассмеялся.

— Я могла быть мертва, — заметила она. — Я могла бы врезаться в одно из этих деревьев. Что бы ты тогда сделал?

— Оставил бы тебя здесь, отправился домой и вел себя так, словно ничего не случилось.

— Ты бы так сделал?

— Наверное, я мог бы тебя вначале похоронить. Но никто бы тебя долго не нашел.

— Ты бы просто меня бросил?

Она приняла сидячее положение и подвинулась, чтобы освободить для меня место на тобоггане. У нее горели глаза, и я подумал, что она получает большое удовольствие.

— Люди могли бы подумать, что во всем виноват я.

— Но это и была бы твоя вина.

— Я не ехал на санях.

— Ты привел меня сюда, затем убил и оставил в лесу. Вот так бы это все и поняли. Подумай, как бы расстроились мои родители. Ты бы просто оставил меня здесь! Но ты получил бы по заслугам. И тебе лучше не хоронить меня в лесу. Я вернусь и стану тебя мучить.

— Просто возвращайся, — сказал я.

— Ты думаешь, что я бы смогла?

— Если кто-то и может, то это ты.

— Но если бы я не могла вернуться, если бы я могла только связаться с тобой через кого-то еще, например, через экстрасенса или медиума?

— Я бы тебя не узнал.

— Именно поэтому нам и нужен шифр или что-то, что будем знать только мы двое, что-то, что ты обязательно узнаешь, — заявила она.

— А почему ты думаешь, что умрешь первой?

— Это не ты чуть не врезался в дерево.

— Но какой у нас может быть шифр?

— Что-то простое, — сказала она. — Что-то простое, как снег. Эта фраза: что-то простое, как снег.

— Ты надо мной смеешься.

— Ее легко запомнить, — заметила Анна.

— Это нельзя назвать шифром.

— Это тайное послание. Это сигнал. Это означает, что послание исходит от одного из нас. А это шифр.

— Значит, мы будем начинать послание этой фразой?

— Так делали Гудини с женой.

— А какой у них был шифр?

— Там было имя, а затем слова, которые сами по себе не имели смысла, и только их количество соответствовало нужной букве алфавита. Так получалось передаваемое слово. Начиналось все с «Розабель», это значило, что послание исходит от одного из них, а потом шли отдельные, не связанные друг с другом слова.

— Его жену звали Розабель?

— Нет, это из песни.

— Почему бы нам тогда не воспользоваться этим именем?

— Потому что они им пользовались. Для нас оно ничего не значит. Кроме того, я не хочу пользоваться шифром Гудини. А если он сам до сих пор им пользуется?

— А что наш шифр означает для нас? Она ответила сразу же, без колебаний.

— Он означает, что мы знаем нечто, неизвестное никому другому. Он означает, что все остальные считают мир простым, — но это не так. Он, как снег. Большинство людей думают, что снег просто белый, но если на него посмотреть, на самом деле понаблюдать за ним, то ты увидишь различные оттенки — от серовато-белого до ярко-белого. Я читала книгу «Самое худшее путешествие в мире» о последней экспедиции Скотта к Южному полюсу. В ней о снеге говорится, как о кобальтово-голубом, розовом, розовато-лиловом и лиловом, причем с различной интенсивностью всех этих цветов. А потом еще есть структура. Иногда снег сухой и гранулированный, почти как сахар. В других случаях он мокрый и весь комками. И это только поверхностные впечатления. Если ты начнешь смотреть на каждую снежинку, все станет на самом деле сложным.

— Может, ты все усложняешь больше, чем есть на самом деле, — заметил я. — Может, уникальность снежинок — это миф. Все думают, что нет двух одинаковых снежинок, потому что на самом деле их никто не сравнивал, — я взял пригоршню снега и стряхнул излишки. — Может, я сейчас держу в правой руке точно такие же снежинки, как в эту самую минуту держит какой-то парень в Тибете или Швейцарии, или в Исландии, или в Айове. Но он думает, что его снежинки уникальны, а я думаю, что мои уникальны, потому что мы никак не можем внести их в каталог и сравнить. И это только снег, который сейчас лежит на земле, а еще был прошлогодний. Нужно сравнить миллиарды, многие миллиарды снежинок. Она рассмеялась. Она смеялась надо мной.

— Ты только что доказал мою мысль. Просто подумай, как сложно было бы занести в каталоги и классифицировать все отдельные снежинки, а затем попытаться их сравнить. Этого еще не сделали даже с отпечатками пальцев. А ведь эти снежники — лишь ничтожная часть снежинок одной зимы, не говоря уже про все зимы.

 

* * *

 

Пошел холодный дождь, капли начали падать на нас сквозь деревья, и мы направились к дому. Вместо того чтобы подниматься в гору, а потом идти вниз по дороге, мы решили срезать путь через лес. К тому времени, как мы добрались до Брук-роуд, деревья уже блестели от тонкого слоя льда. Я хотел, чтобы Анна какое-то время посидела у меня дома, но она переоделась и собралась уходить.

— Я срежу путь, как обычно делаешь ты, — сказала она.

— Будь осторожна, — предупредил я.

— Я тебе позвоню из дома.

Прошло полчаса, и она не позвонила. Я набрал ее домашний номер, и миссис Кайн сказала, что Анны еще нет.

— Когда она ушла?

— Недавно, — ответил я. — Не сомневаюсь, что она скоро появится.

Я набрал мобильный Анны.

— Беспокоишься? — спросила она.

— Ты где?

— У реки, наблюдаю за бурей, наблюдаю за льдом.

— Зачем?

— Приходи и сам выяснишь. Я никуда не собирался.

— Я с тобой до сих пор не могу разобраться, — сказал я.

— Это хорошо. Я не хотела бы, чтобы ты со всем разобрался. Подумай, как это было бы скучно. Самое интересное в жизни — это тайны, то, что находится в тени или под поверхностью. Самое худшее — это определенность и точность. Сомнение вызывает возбуждение.

Я слышал, как на заднем плане потрескивают покрытые льдом деревья, а также звук шин на скользком мосту.

— Возвращайся поскорее домой, ладно? — попросил я.

— Ладно.

Через час вырубился свет, и весь город погрузился во тьму. Я сидел у себя в комнате и слушал, как грузовики с грохотом катятся вверх и вниз с возвышенности. Я слышал звуки, создаваемые снегоуборочными машинами, которые также посыпали лед песком и солью. Я слышал, по крайней мере, два столкновения машин. Водители по глупости попытались съехать вниз с горки — и не справились с управлением. Отец развел огонь в обоих каминах, и дом наполнился запахами дерева и дыма. Он принес мне фонарик и свечу, но я предпочитал сидеть в темноте.

Анна позвонила мне на мобильный.

— Нас разделает только слой льда, — сказала она. — Почему бы тебе не представить себя Гансом Бринкером[28]и не примчаться сюда на коньках?

На заднем фоне слышалась музыка, она то появлялась, го пропадала.

— Что это?

— Думаю, Антон фон Вебер. Что-то классическое.

— Я имел в виду, откуда звучит музыка?

— Отец ходит мимо со своим приемником. Мама хочет, чтобы он включил генератор, но отец медлит и все откладывает его включение. Ему нравится темнота.

— И ты это унаследовала от него?

— Не совсем. У нас с отцом много общего, но это я унаследовала от матери. Просто она это в себе игнорирует. А как насчет тебя, Ганс Бринкер, ты в кого пошел — в мать или в отца?

— На самом деле — ни в того, ни в другую. Наверное, я больше всего похож на сестру.

— А где она?

— Я не знаю. Мы ее не видели некоторое время. Она уехала.

— Исчезла?

— Вполне могла. Она просто уехала, и мы не получали от нее никаких сообщений уже какое-то время.

— Значит, вот что тебе нравится. Ты собираешься когда-нибудь просто уехать, и никто от тебя больше не услышит?

— Иногда я так думаю.

— Ну, не уезжай пока, Ганс. Я только что сюда приехала.

— Я никуда не уезжаю.

 

Первый диск

 

На следующий день я получил посылку. Это была коробка из-под обуви, завернутая в простую бумагу. В углу были наклеены марки Анны. Внутри коробка была наполнена перьями индейки, а среди перьев лежал спрятанный компакт-диск. На коробочке красовалась фотография мертвых щеглов, причем на каждом тельце имелась бирка с номером. Всех их выложили в белом ящике. На диске значилось написанное Анной название: «Ящик, полный птиц». На оборотной стороне она напечатала названия песен и исполнителей:

1. «The Replacements» — «Я посмею»;

2. «Динозавр младший» — «Странная сцена»;

3. «Фэн-клуб тинэйджеров» — «Все течет»;

4. Братья Стэнли — «Маленький стаканчик вина»;

5. «Sonic Youth» — «Тень сомнения»;

6. Чет Бейкер — «Давай потеряемся»;

7. Йо Ла Тенго — «Мой маленький уголок мира»;

8. Т.Рекс — «Покатайся на белом лебеде»;

9. Джордж Харрисон — «Опасайся тьмы»;

10. «Pretenders» — «В центре внимания»;

11. «Big Star» — «Покров из маргариток»;

12. Сэм Кук и «The Soul Stirrers» — «Гнусный старый мир»;

13. Бонни Принс Билли — «Смерть всем»;

14. Нина Симоне — «Я тебя околдовала»;

15. «This Mortal Соn» — «Песнь для сирены»;

16. Робин Хичкок — «Вид с высоты птичьего полета»;

17. «Jayhawks» — «Забери меня с собой (когда уйдешь)»;

18. «The Сиге» — «Лес»;

19. «The Jam» — «Призраки»;

20. «Bauhaus» — «Бела Лугоши мертв».

Анна также приложила открытку — черную карточку, на которой серебристыми чернилами были выведены слова: «Почитай Рембо, „Пора в аду“: „Я сорву покров с любой тайны — тайн религии и природы, смерти, рождения, будущего, прошлого, космогонии и пустоты. Я — мастер фантасмагории.

Послушай!

Каждый талант — мой! — Здесь нет никого, и здесь кто-то есть: я не хочу терять свое сокровище. — Мне следует отдать тебе африканские песни, танцовщиц, исполняющих танец живота…“ Прочитай остальное. Прочитай все».

 

Рождество

 

Мой брат с семьей приехали на Рождество. Они ехали на машине из Луизианы, упаковав все в свой огромный джип. Это означало, что большую часть праздничных дней они проведут в пути и не смогут долго у нас гостить.

— Зачем так далеко ехать, чтобы так ненадолго остаться? — сказал мой отец через пару минут после того, как они завернули к нашему дому. Это было практически единственным произнесенным им предложением.

Меня поразило, что брат выглядит точно, как отец, только моложе. Раньше я никогда не замечал этого сходства, но на каком-то этапе после нашей последней встречи он проиграл генетическую битву — и вылез отец. Брат набрал немного веса и начал лысеть. Линия волос словно отступала ото лба назад. Он даже начал сутулиться, пусть и совсем немного. Ему оставалось до тридцати примерно два года, но он уже выглядел старым. Правда, у него было трое маленьких детей — двухлетние мальчики-близнецы и девочка, которой еще не исполнился год.

Близнецы были маньяками. Их страшно заинтересовали ящики в кухне, они постоянно к ним бегали, полностью их вытягивали и разбрасывали по полу ножи, вилки и ложки. Похоже, им хотелось взять ножи. Они сражались друг с другом за один нож, хотя еще семь таких же валялись рядом. За ними нужно было постоянно следить: при любой возможности они неслись к ящикам, их следовало обогнать — или все содержимое за долю секунды вываливалось на пол. Наконец, мой брат появился из гаража с несколькими измерительными линейками и мотками веревки. Он вставил линейки в ручки ящиков, располагавшихся друг над другом, затем привязал веревками одиночные — или к шкафчикам, или трубам под раковиной.

— Просто дай им добраться до ножей, — сказал отец. — Тогда они научатся держаться от них подальше.

Ящики выглядели ужасно, но нововведения брата остановили близнецов. Проблема заключалась в том, что и моя мать теперь ничего не могла делать. Она пришла в раздражение и смятение, поскольку больше не могла передвигаться по кухне из-за того, что все было связано.

— Разве нельзя оставить ящики в покое и связать близнецов? — спросила она.

Никто не был уверен, шутит ли она или нет. Вероятно, мы постились бы все праздники, если бы не жена брата.

По крайней мере, дом для разнообразия наполнился шумом. Царила суматоха, слышались разговоры, шла жизнь. Мои родители чувствовали себя несчастными. Неудивительно, что брат так редко приезжал в гости. Я представил то время, когда покину дом, отправлюсь учиться в колледж, а потом пойду работать. Мы сможем встречаться без них и даже не приглашать их. Они могут оставаться дома и недовольно молчать, а мы все будем отлично проводить время.

 

* * *

 

Родители поставили в старой комнате брата дополнительную кровать, и близнецов разместили там. В бывшую комнату моей сестры установили детскую кроватку. Та комната располагалась рядом с моей, и младенец спал там. Это означало, что брат с женой заняли мою комнату, а мне пришлось спать внизу, на кушетке в гостиной. Это, конечно, означало, что я не могу послать Анне письмо по электронной почте ночью, как мы обычно делали. Ей не разрешали пользоваться телефоном после десяти вечера, поэтому нам приходилось отправлять текстовые сообщения друг другу на мобильники. Я лежал на кушетке и ждал ответа от Анны. Но тут со второго этажа спустился брат и сел рядом со мной.

— Прости, что мы выгнали тебя из твоей комнаты.

— Не беспокойся. Это же всего на пару дней.

— Я постараюсь не нарушать там твой порядок, ничего не перекладывать.

— Пусть тебя это не волнует.

— А как вообще дела?

— Неплохо.

— Мать с отцом нисколько не изменились?

— Здесь словно город призраков. Они просто исчезают после ужина.

— Это тебе должно бы уже опротиветь.

— Меня это не волнует, — ответил я. — В любом случае, кто хочет находиться рядом с ними? Они чудные, когда с ними не разговариваешь, и еще более странные, когда начинаешь что-то говорить.

— Так чем ты занимаешься?

— У меня полно дел. У меня есть девушка, она не дает мне скучать.

— Мы с ней встретимся?

— Я попытаюсь ее привести. Хотя я должен тебя предупредить — она не совсем обычная.

— Что ты имеешь в виду?

— Она предпочитает одеваться в черное.

— Тебе это нравится?

— Мне она нравится. И тебе она понравится., — Ну, тогда приводи ее.

— Ей может захотеться забрать твоих детей. Для жертвоприношений или еще чего-нибудь.

— Может забирать. Звони ей прямо сейчас, пусть приходит и забирает.

 

Второй диск

 

Я почувствовал холод где-то посередине спины. Мне действительно стало холодно. Я протянул руку назад и почувствовал что-то холодное и влажное. Я спрыгнул с кушетки и увидел брата. Он стоял рядом с кушеткой и хохотал.

— С Рождеством! — поздравил он. — Это лежало на крыльце. Думаю, что это пришло для тебя.

Это оказался кусок льда, размером примерно с буханку хлеба. В центре был заморожен компакт-диск. На нем была черно-белая картинка, на которой изображались то ли фракталы, то ли странные геометрические фигуры. На самом деле это оказались увеличенные снежинки. Название было написано зелеными буквами, которые словно отбрасывали красные тени — «Малышка, на улице холодно». Небольшая карточка, которая обычно прикладывается к подаркам, тоже заледенела. Однако можно быть прочесть написанное сквозь слой льда: «Поздравляю с Рождеством. С любовью, Анастасия».

— Написано «с любовью», — поддразнил меня брат.

Я отправился к мойке в кухне и положил подарок туда, чтобы лед оттаял. Позднее Анна сказала, что но отдельности замораживала половинки куска, после того, как они частично замерзли, положила компакт-диск и карточку на нижнюю, закрыла верхней и оставила замораживаться дальше.

— Мне просто пришлось добавить немного воды, чтобы скрыть швы, — пояснила она. — Я не знала, испортится ли компакт-диск или нет, поэтому на всякий случай сделала копию.

— Если бы я это знал, то не стал бы растапливать лед, — сказал я. — Я оставил бы подарок целиком в холодильнике.

— А какой смысл?..

«Малышка, на улице холодно». Альбом включает:

1. Дин Мартин — «Зефирный мир»;

2. Буффало Том — «Замерзшее озеро»;

3. Джезус и Мэри Чейн — «Ты сбил меня с толку»;

4. Близнецы Кокто — «Ледяной отблеск удачи»;

5. «Galaxy-500»- «Снежная буря»;

6. Дамьен Джурадо — «Призрак в снегу»;

7. Кейт Буш — «Подо льдом»;

8. Леонард Коэн — «Зимняя дама»;

9. Хэнк Уильямс-старший — «Первый снегопад»;

10. Джеймс П.Джонсои — «Плохое утреннее настроение»;

11. «Superchunk» — «Серебряный лист и белоснежные слезы»;

12. Йоко Оно — «Прогулки по тонкому льду»;

13. Билли Холидей — «У меня есть любовь, чтобы не мерзнуть»;

14. «The Handsome Family» — «Холод, холод, холод»;

15. «The Durutti Column» — «Снежинки»;

16. Билл Монро и его «Blue Grass Boys» — «Следы на снегу»;

17. «Tindersticks» — «Покрытые снегом в фа-миноре»;

18. Нико — «Зимняя песня»;

19. «Mountain Goats» — «Снег убивает песню»;

20. Белль и Себастьян — «Лиса в снегу»;

21. Элиот Смит — «Ангел в снегу»;

22. Ник Дрейк — «Зима ушла».

Кроме компакт-диска, она подарила мне на Рождество и портативный коротковолновый радиоприемник.

— Это один из старых приемников моего отца, — сообщила Анна. — Ему пришлось поставить туда несколько новых деталей, но он работает. В общем, он в некотором роде от нас обоих. Отец говорит, что зайдет к тебе и поможет установить антенну.

Я подарил ей «Словарь дьявола» Амброза Бирса в твердой обложке. Это была на самом деле старая книга, изданная в 1930-ые годы, с заляпанной кофе или еще чем-то обложкой.

— Может, это кровь, — высказала предположение Анна.

Внутри было два странных рисунка, сделанных то ли ребенком, то ли каким-то сумасшедшим. Первый оказался на обороте титула. Это был грубый рисунок карандашом. На нем изображались два человека, которые боролись под мостом, или суком дерева. Деталей было мало, и линии, казалось, начинались и заканчивались где попало. Иногда они шли параллельно или пересекались, и было трудно точно определить, что происходит. Двое людей (это могли быть мужчина и женщина, или мужчина и ребенок) выглядели испуганными или сошедшими с ума. Второй рисунок располагался с внутренней стороны оборота обложки. Он был сделан на более высоком уровне, по крайней мере, в некоторых отношениях. Можно было определить, что это девочка, которая стоит на ограждении моста, а, может, и на высотном здании. На ней была ночная сорочка или длинное платье. Она смотрела на луну, и казалось, что у нее по щекам текут слезы. У нее было три пары рук. Две руки они скрестила на груди, две простерла вперед, а последняя пара тянулась вверх, к луне.

Я не знал про рисунки, когда покупал книгу, но Анна решила, что они — это лучшая ее часть. Я также подарил ей портрет Эдгара Алана По. Это была не репродукция, а настоящий портрет, сделанный в 1889 году для журнала «Харпер». По смотрел прямо, темный пиджак был застегнут на все пуговицы, вокруг воротника рубашки он обвязал шарф, немного завернутый под подбородком. Похоже, он слегка усмехался, но усмешку скрывали черные усы. Он словно хранил какую-то тайну.

Я нашел оба подарка на аукционе и дал больше всех.

— Я заметил, что у тебя на стене нет По, — сказал я Анне.

 

* * *

 

Мой брат отвез нас на боулинг. Его жена Кейт осталась дома с детьми.

— Думаешь, их можно доверить твоим родителям? — сказала она.

Анна привела с собой Клер.

— Нельзя играть в боулинг втроем, — сказала она. — Кроме того, я не хотела оказаться там одной дегенераткой.

Это был единственный раз, когда бы она себя так назвала. Я думаю, она нервничала перед знакомством с моим братом, но с Полом все было в порядке. Он — более чем нормальный парень.

Мы поехали в Хилликер и отправились в «Небесные дороги».

— Это самое глупое название для предприятия, не имеющего никакого отношения к полетам, которое я только слышала, — заявила Анна. — Но оно мне нравится.

— Место отличное, — сказал мой брат. — Очень модное.

Там предлагалось двадцать семь дорожек. Если вы имеете хоть какое-то представление о боулинге, то должны знать, что количеств дорожек не может быть нечетным, однако в «Небесных дорогах» насчитывалось двадцать семь. Последняя выглядела, как настоящая, но на самом деле являлась только демонстрационной. Из стены торчала половинка шара — и половинка всего оборудования. Хозяева сделали так, что создавалось впечатление, будто стена разделила дорожку на две части. Предполагалось, что все будут говорить об этом, и это сделает клуб знаменитым. Может, так и было в 60-ые годы, но я о нем никогда не слышал. Занятыми оказались примерно три четверти дорожек, и мой брат попросил самую дальнюю (в противоположном конце от знаменитой половинки). Там никого не было. Я думал, что его смущают двое гостей-готов, но он пытался увести нас подальше от остальных по другой причине.

За стойкой нам выдали специальную обувь. Старик даже не моргнул глазом при виде Анны и Клер, а только полил дезинфицирующим средством зелено-красную обувь, а затем поменял ее на черные сапоги, которые девушки оставили у стойки.

— В честь Рождества, — сказала Анна, отмахиваясь от облака, повисшего в воздухе после использования распылителя.

Обувь для боулинга выглядела всегда глупой, но на Анне и Клер выглядела еще более смехотворной.

— Мне следовало бы стать клоуном в готском цирке, — сказала Клер.

Мы втроем отправились выбирать шар, а брат куда-то отошел.

Анна выбрала ярко-розовый шар.

— Он напоминает огромный кусок жвачки, — сказала она. Анна хотела, чтобы я взял такой же.

— Я думаю, что для разнообразия остановлюсь на чисто черном, — заявил я.

Она сделала пробный бросок розовым шаром, и он получился удачным.

— Давайте это засчитаем, — предложила Анна.

— Это просто тренировочный бросок. Мы должны дождаться моего брата.

Анна знала, что делает, даже хотя и заявляла, что никогда раньше не играла в боулинг. Я заметил, что Клер играет так, словно брала уроки боулинга, а не игры на флейте. Своими словами я впервые заставил Клер рассмеяться.

Мой брат вернулся с четырьмя бутылками пива. Они оказались в форме кеглей, и Анне это очень понравилось.

— Вы пьете пиво? — спросил брат. Мы все кивнули.

— Хорошо, — сказал он. — Только давайте поосторожнее. Я не хочу, чтобы нас всех вышвырнули отсюда, а меня арестовали.

Мы спрятали бутылки с пивом за нашей верхней одеждой, которая лежала на оранжевых и голубых пластиковых стульях.

Клер с Полом составили одну команду, мы с Анной — вторую. Мы их победили. Клер сделала три неудачных броска подряд. Брат попытался давать ей указания, но улучшения не последовало. Но, казалось, Клер это не волнует, как и никого другого. У нас было пиво, какое нам дело до всего остального? Чем больше мой брат пил, тем хуже играл, однако у Клер, похоже, дела пошли лучше. Поскольку я добился лучших результатов, то на вторую игру объединился с Клер, которая добилась худших. И мы все равно победили. Во время третьей игры мы с братом играли против Анны и Клер. Мы выиграли, но с очень небольшим преимуществом. Мой брат сыграл хуже всех.

— Я отвык так много пить, — сказал он. В итоге, мой брат напился.

Он не думал, что ему следует садиться за руль, поэтому отдал ключи Клер. Он сам обмяк на переднем месте пассажира, а мы с Анной устроились сзади. У Клер имелось разрешение на вождение, а права она должна была получить в конце февраля.

— Что ты сделаешь первым делом? — спросил у нее мой брат. — И куда ты поедешь сейчас?

— Давайте поедем в город и посмотрим на того экстрасенса, который выступает по телевизору, на Прина, — предложила Анна.

— Может, вернемся в «Небесные дороги»? — спросила Клер. Она флиртовала с моим братом весь вечер, поддразнивала его, заставляла его краснеть и смеяться. Ему это нравилось.

— Давайте составим список людей, которых хотим задавить, — предложил я.

— Так бы сказал Брюс, — заметила Клер.

— Ну, тогда я придумаю что-то еще.

— Слишком поздно, — заявила Анна. — Верхнюю строку в списке занимает мистер Девон.

— Почему мистер Девон?

— Он заслуживает того, чтобы ему сломали несколько конечностей.

— Эй, а мистер Кисслер еще преподает? — спросил мой брат, меня тему. Мы ответили, что преподает. — Тогда нам следует задавить его. Клер, поезжай к его дому. Можешь врезаться в него на моей машине.

Клер его проигнорировала и поехала к дому Анны. Она высадила ее, а затем поехала к своему дому.

— Спасибо за прекрасный вечер, — поблагодарила Клер. — И спасибо за то, что позволил мне порулить. Надеюсь, что не очень тебя испугала.

— Ты прекрасно выглядишь, — заявил Пол. Клер рассмеялась:

— Я не это имела в виду.

— Я знаю, что ты имела в виду.

Пол сидел на месте пассажира и смотрел, как она идет к двери дома. Она не обернулась, а просто зашла внутрь, и свет над крыльцом потух. Пол обернулся и посмотрел на меня.

— Садись за руль, — сказал он мне. Я никогда раньше не водил машину. — Садись, — настаивал Пол. — Это легко. Кроме того, на дороге никого нет. Относись ко всему попроще.

Это была большая машина, и я не сомневался, что разобью ее. Я проехал на малой скорости по Маддер-лейн и с успехом завернул на Кеннеди-лейн, а затем порулил домой, но тут мой брат попросил:

— Провези меня мимо школы.

— Нам лучше вернуться домой, — сказал я. — Не стоит испытывать удачу.

— Провези меня мимо школы. В любом случае нам пока не следует возвращаться домой. Я должен немного протрезветь, или у меня будут проблемы. Ты хочешь, чтобы у меня были проблемы?

Я повернул на Сиджвик-стрит, к нам приближалась машина. Я не знал, куда смотреть. Фары ярко светили, и я не очень хорошо видел дорогу. Когда та машина приблизилась, в ней нажали на клаксон, и я подумал, что, возможно, вильнул к ней.

— У тебя включен дальний свет, — сказал Пол.

Он прислонил голову к стеклу рядом с сиденьем пассажира. Вероятно, ему было приятно прижиматься лбом к холодному стеклу. Но это мне следовало прижиматься к нему головой. Мне следовало сидеть в машине и трезветь. И вождение мне не особо понравилось.

— Как мне выключить эти фары? Он мне объяснил.

— Когда мне их выключать? Он сказал.

— Почему ты не можешь снова сесть за руль?

— У тебя все прекрасно получается, — ответил брат.

Я заехал на стоянку у школы. Все здание было погружено во тьму. В темноте оно выглядело зловеще, словно какой-то огромный зверь, готовящийся к внезапному прыжку. Брат распрямился на сиденье и стал смотреть на школу. Я был уверен, что он думает то же, что и я, и захочет побыстрее отсюда уехать.

— Не могу поверить, какой крошечной она выглядит, — сказал Пол

 

* * *

 

— Когда ты учился в школе, у вас были ученики типа Анны и Клер? — спросил я.

— Ты имеешь в виду симпатичных девушек?

— Ты знаешь, о чем я.

— У нас все были — спортсмены, готы, панки, дегенераты, участники музыкальных групп, наркоманы и те, кто ездил на автобусе. Я кого-то выпустил?

— А ты к какой группе относился?

— К дегенератам. Вероятно, тогда бы я это не признал, но я входил именно в ту группу.

— Это тебя беспокоит?

— Не сейчас, — ответил Пол. — Все эти ребята хорошо себя показали, и в колледже, и потом. Они хорошо устроились в жизни. А спортсмены, с которыми возился весь город, восторгаясь ими, почти все закончили ничем. Их пик пришелся на среднюю школу. Эрик с Дереком считались восходящими футбольными звездами. Этого примера тебе достаточно, больше и знать не нужно. А самым большим дегенератом считался Боб Феснор. Ему еще не было тридцати, когда он заработал пятнадцать миллионов долларов.