Коллективное фантастическое: приватизация воображения

Корнев Вячеслав Вячеславович

 

 

Ключевые слова: идеология, фантастика, фантазия, кино, повседневность, капитализм, коллективное бессознательное, коллективное фантастическое, власть, симуляция, потребление

 

Статья посвящена анализу главного парадокса кинематографической и литературной фантастики – нищете её воображения, неспособности представить будущее, спроектировать новое общество и человека. С точки зрения автора, этот парадокс объясняется объективным процессом капитализации или приватизации коллективного бессознательного. Репрессивное воображение господствующей идеологии, её безальтернативные сценарии будущего именно в наше время приобрели особую власть над желаниями и фантазиями каждого субъекта, бессознательно идентифицирующего себя с властью. Эксплуатация и приватизация фантазии – главный симптом тотальной экспансии потребительской идеологии и системы капитализма.

 

Kornev V.V.

COLLECTIVE FANTASIC: IMAGINATION PRIVATISING

Key words: ideology, science fiction, fantasy, movie, everyday life, capitalism, collective unconscious, collective fantastic, power, simulation, consumerism

The article reviews the main paradox of science fiction in cinematography and literature. It is weak imagination of science fiction, impossibility to imagine future, to design new society and human being. The author considers that the paradox could be explained by capitalization or privatization process of collective unconscious. Repressive imagination of the dominant ideology, its single optioned scenarios of the future especially today get hold of desires and fantasies of every person identifying him- or herself with power. Fantasy exploitation and privatizing is a key symptom of consumerism and capitalistic system total expansion.

 

Один из главных парадоксов кинофантастики состоит в последовательной демистификации любых технических чудес и одновременном усилении действия «коллективного фантастического» (назову так область коллективного бессознательного, производящего большую часть идей и образов фантастики).

Что касается демистификации, то ситуация здесь сравнима с современным восприятием жанра волшебной сказки: все наивные чудеса (скатерти-самобранки, сапоги-скороходы, тарелочка-телевизор и т.п.) нивелированы научно-техническим прогрессом, лишены фантастического статуса и неспособны сегодня удивить даже маленького ребенка. Тот же самый прогресс обесценивает многие мечты литературной или кинофантастики, материализуя (или обещая воплотить в самом ближайшем будущем) некогда несбыточные и просто невероятные идеи. За последние полвека, начиная с первых полетов в космос, большинство фантастических прожектов сбылись или оказались отсроченными в не столь отдаленное будущее. Если верить новостным лентам популярных интернет-сайтов, то колонизация Марса, создание искусственного интеллекта, полная расшифровка человеческого генома и т.п. – дело ближайших лет или десятилетий.

Но при всех темпах научной революции, воплощение важнейших коллективных фантазий человечества остается в целом разочаровывающим. Когда Рэй Брэдбери в своих последних интервью сетует на потерянные человеком десятилетия и объясняет журналистам, почему не сбылись его «Марсианские хроники» (время действия в романе: 1999-2026 гг.), во всех ответах писателя сквозит глубокое разочарование в судьбе современной цивилизации. Почему строительство супермаркетов важнее строительства ракет и орбитальных станций? Почему рекорды в престижном потреблении предпочтительнее научных и образовательных достижений? Почему человек так и не улетел дальше земной орбиты, несмотря на имеющиеся уже сейчас технические возможности? Ссылки на отдельные факторы (как то: идиотизм и трусость политиков, конформизм учёных, эскапизм деятелей культуры, патологии потребительской психологии и т.п.) не объясняют все же эту удивительную остановку в интеллектуальном развитии человечества, обесценивания его планов и задач.

Чтобы понять насколько глубоко расщепление между обрисованными наукой и культурой (в том числе фантастической литературой и кинематографом) приоритетами развития человечества и нынешним положением вещей, достаточно пересмотреть «Космическую одиссею» («2001: A Space Odyssey») Кубрика. Фильм снятый в 1968 году, не просто повествует о чудесах НТР в пройденном давно 2001-м – люди осваивают окраины Солнечной системы и т.п. Но главное, что картина вписывает сам феномен человечества в космический контекст, судит его по вселенскому счету, ставит вечные вопросы о том, «кто мы, откуда и куда идем». Однако сегодня проблема такой серьезной кинофантастики состоит не в обычном расхождении прогнозов с реальностью или техническом несовершенстве изображения (кстати, здесь у Кубрика все в полном порядке), а в полной невостребованности ее послания, неуместности пафоса, избыточности философского и вообще интеллектуального содержания. Все это именно по современным меркам излишние и неуместные вещи. «Эка, куда загнул!» – скажет о «Космической одиссее» нынешний средний человек, пожурит режиссера за лишние кадры, сложные мысли, сложную музыку, отсутствие действия и т.п.

Здесь тот самый случай, когда вся ситуация нуждается в фирменном жижековском переворачивании: ведь если современность воспринимает серьезное искусство как ненужное или чересчур пафосное, то насколько уместна и необходима сама эта мелко плавающая современность? Если практически любой школьник в 70-е годы знал имена и фамилии действующих космонавтов, а нынешний школьник знает лишь пустышек из мира шоу-бизнеса, то как это характеризует современность? Известно, что в древней истории человечества были тупиковые цивилизационные ветви, «потерянные» эпохи…. Почему бы тогда вместе с Брэдбери, Кубриком или Иваном Ефремовым не сменить сам фокус восприятия социальной реальности, не переосмыслить вектор ее развития? Современность вполне может оказаться ложной реальностью – в духе фильма «Матрица», в логике критического анализа Ги Дебора или Жана Бодрийяра. У безальтернативной, но только в нашем кастрированном восприятии, современной действительности могут быть полностью фальшивые ценности, симулятивные цели, неразумные институции, бездарные поводыри. С дистанции в те же полвека – с позиций героев и ценностей советских и зарубежных писателей-фантастов – практически все сегодняшнее воплощение технического прогресса выглядит полным конфузом и даже кошмаром.

Да, литературные и кинофантазии о новых небесах и новом человеке не реализовались, но, быть может, это говорит не о заблуждениях фантастов, а о нашей слабости и трусости. При этом умалению и демистификации подверглось идейное и моральное содержание классической фантастики. Но, переворачивая вверх дном мнение о «наивности», «пафосности», «идеалистичности» героев, например, ефремовской «Туманности Андромеды» получаем слепок наших разочарований в современности. Как изъятый из времени рыцарских романов, помещенный прямо в мещанскую современность Дон Кихот, так же точно герой фантастики 60-х становится непонятен, смешон и жалок в мире тотального шоппинга и в рациональности расчета сезонных скидок.

Не случайно, что в синхронной нашему обществу фантастике потерянным оказался сам герой большинства сюжетов. Сегодня действие просто подменяется демонстрацией технологий и гаджетов (как в фантастических кинокомиксах, наподобие «Трансформеров», «Людей Икс» и т.п.) или героем становится повествовательная схема, робот. Типичный для середины прошлого века картезианский герой с его парадоксально мыслящей индивидуальностью (как пилот Пиркс у Станислава Лема), уникальный герой фантастической драмы совести (персонажи «Соляриса» и «Сталкера» Андрея Тарковского), герой-мечтатель, герой-первопроходец, герой-учёный, автор открытий и поступков – все они вытеснены шаблонным персонажем, героем-трансформером. Так же точно, как киношный Джеймс Бонд – механический персонаж, клишированно исполняемый разными актерами, из серии в серию представляющий зрителю новые марки машин и товаров, – осовремененный фантастический герой оказался лишь посредником в демонстрации и продаже потребительских новинок.

Но, возвращаясь, к сформулированному в самом начале парадоксу, почему тогда это обесценивание, темы, пафоса и героя в современной фантастике не приводит к размыванию «коллективного фантастического» – то есть меньшей востребованности в коллективном бессознательном фантазийных образов и сюжетов?

Важнейшей функцией фантастического образа как формы проявления коллективного бессознательного, является репрезентация тех или иных социальных желаний. Перемещая место и время действия в план чистого воображения, фантастика обладает большей свободой маневра (по сравнению с реалистическим нарративом) и потому делает возможным наслаждение от сомнительных с моральной, например, точки зрения зрелищ насилия, смерти, катастроф. Ситуация сравнима с компьютерными играми, где виртуальный персонаж (выражающий тем не менее истину желаний самого игрока) убивает, не нарушая уголовного кодекса. Фантастический фильм как «галлюциногенный конденсат» коллективного бессознательного (по выражению А.Менегетти [5, с 36]) с успехом проявляет все трансгрессивные желания человека, вплоть до пожелания скорой гибели всей уродливо сконструированной потребительской цивилизации.

Этим обстоятельством и объясняется актуальность большинства сюжетов современных фантастических ужасов и фильмов-катастроф. В них научные открытия оборачиваются кошмарами, технический прогресс – апокалипсисом, утопия мутирует в антиутопию… Специфическое мазохистское удовольствие от сюжетов о гибели всего человеческого – это симптом того, что фантастический образ попадает точно в цель. Двойственность психического переживания мазохиста (зависимость от источника травматического удовольствия и одновременно освобождение от действия властного садиста, ведь мазохист, как объясняет психоанализ, похищает удовольствие у садиста, лишает того радости насилия) проецируется на двойственность нашего отношения к современности. Наслаждаясь всеми потребительскими благами, мы все больше ощущаем травматическую привязанность к социальной матрице, и мечтаем о решительном освобождении в акте фантастической катастрофы.

Даже если темы фантастики середины прошлого века мы находим «наивными» и устаревшими, то в итоге, как в модной «боязни пафоса», мы сами одергиваем это желание перемен, пытаемся запретить себе думать о «белом слонике» - не мыслить то, что мыслить очень хочется. Если же темы современной кинофантастики кажутся нам особенно актуальными, то потому лишь, что в них улавливается эта мазохистская амбивалентность любви и ненависти в отношении к своей эпохе, ее вещам и ценностям. Лично я предпочитаю радикальную «несовременность» идей Ивана Ефремова или Рэя Брэдбери (апеллирующих к альтернативам и перспективам нашей жизни, социального устройства, человеческого мышления) этому конформистскому прагматизму в стиле «хочешь жить – умей вертеться», «не высовывайся», «не дразни гусей» и т.п.

Кастрирующая психология современной кинофантастики с ее двумя сценариями будущего (либо «революционный» цивилизационный апокалипсис, либо «эволюционное» вырождение кажущегося идеальным утопического общества в кошмарную утопию) очень хорошо видна в обывательской реакции на действительно фантастические допущения. Например, на предложение представить что будет, если сменится власть, обыватель обязательно скажет: «будет то же самое», «воровали и будут воровать»… А скороспелый детский ответ «Так не бывает!» - это типичная современная формула для решения любых интеллектуальных затруднений, предлагающих переоценку самих критериев суждения или изначальной расстановки данных.

Совершенно парадоксальна эта невозможность мыслить действительно фантастическими категориями, смелыми предположениями и нетривиальными способами для человека, живущего в эпоху невероятных технических чудес, ярких фантастических киноисторий, научных прорывов. «Коллективное фантастическое» не только демистифицирует волшебный статус научно-технических произведений, но и оказывает общеотупляющее действие на сферу воображения и мышления современного человека. Жижековская «интерпассивность» (когда телевизор действительно «смотрит сам себя», реагируя на шутки в передачах закадровым смехом или аплодисментами [3]) дополняется в этом случае клинической интерпассивностью рядового зрителя или читателя фантастики: ведь за него герои думают, действуют, открывают… Вместо него эти виртуальные персонажи осуществляют то самое будущее, которое по идее должна лишь размечать фантастика.

Здесь и состоит главный парадокс в отношениях фантастики и современности: если в старые времена писатели и режиссеры этого жанра работали с будущим как с ключевой темой читательского интереса, то сегодня «коллективное фантастическое» действует как репрессивное и консервативное чувство. Фантастическое теперь закрепощает мышление, вырабатывает стойкую фобию в адрес любых перемен («футурошок», в терминологии А.Тоффлера [6]) и вообще имеет дело не с будущим, а с гипостазированным настоящим. Совершенно фантастический характер имеет эта давно произошедшая подмена будущего времени в кино и литературе настоящим или прошлым. Разумеется, герои там постоянно путешествуют в разные времена, события происходят спустя сотни лет после настоящего момента. Но действует ли там новый человек в новом мире? Узнаем ли мы что-нибудь по-настоящему новое, исключая вычурные названия новых гаджетов? Нет, сегодня фантастика – самый консервативный жанр, вернее, в нем наиболее заметно противоречие между свободой формы и реакционностью содержания.

Анализ феномена интерпассивности может здесь показать, как сама современность делегирует жанру фантастики все права на изменения и допущения, оставаясь в полной уверенности, что режиссеры при этом не заиграются, а писатели не замечтаются. Будет все то же самое, но только в космическом антураже, в модных костюмах от Готье и с лучшими спецэффектами, отвлекающими и отчуждающими смысл происходящего на экране. В духе бодрийяровского тезиса об отмене истории [1, с 62.], можно сказать, что сегодня происходит отмена будущего времени – как времени перемен, альтернатив, вариаций… В духе известной шутки Джерома можно заметить, что это и были комические куплеты – то есть, это и было будущее, оно уже незаметно наступило, оно в самой удобной форме присвоено современным обществом, приватизировано, капитализировано. Так же точно, как в ХХ веке монетизированы были бессознательное (сегодня любой психоаналитик получает плату за его наличие и обслуживание), сновидения, эротические фантазии и другие тонкие материи, так же именно оказалось полностью капитализировано будущее время.

В известном фильме «Вспомнить всё» («Total Recall» 1990, 2012) фирма торгует воспоминаниями об отпуске, которого никогда не было. И действительно – зачем вообще проживать событие, если выгодно его имитировать? Такой фантастический сюжет давно уже воплощен на практике – нынче события симулируются от начала и до конца, для того и существуют профессии политтехнологов, пиарщиков и проч. Будущее всей современной цивилизации тоже эксплицировано в кинематографическую симуляцию. В картине обывательского сознания человечество давно и привычно совершает межпланетные перелеты. Все тот же сегодняшний школьник на вопрос: «на каких планетах побывал человек?» уверенно назовет и Марс, и Венеру, и всё, что он видел в кино. В старом голливудском триллере «Козерог-1» («Capricorn One», 1977) симуляция полета на Марс оказывается рентабельнее действительного события и мистифицирует население всего мира. Этот сюжет, вместе с торговлей впечатлениями в «Total Recall» можно считать обнажением приема современной кинополитической индустрии. Фальсификация и продажа любых зрелищ – от свадеб и разводов до войн и революций – это прибыльная сфера коммерческой деятельности и вдобавок эффективный политический инструмент. Миллионы людей, воспитанных на «Звездных войнах» или «Звёздном пути», и усвоивших некие фантастические категории (например, концепт «гиперпространства», сходным образом обыгрывающийся во многих фильмах) теряют способность отличать факты от вымысла. В их воображении будущее космических побед человечества уже произошло. Значит, нет никакого смысла над ним работать, мечтать о профессии космонавта или хотя бы знать имена нынешних героев космоса.

Так что это и были космические куплеты. Будущего времени в наших коллективных фантазиях нет именно потому, что оно уже прошло. Идеологическая инвестиция в будущее (то есть санкционированный и оплаченный властью ракурс цивилизационной перспективы) превращает любой оригинальный фантастический сюжет в избитый скучный мотивчик о том, как вредно что-то принципиально менять. Учёных такой нарратив превращает в обезумевших франкенштейнов, космонавтов – в алчных охотников за астрономической прибылью, революционеров – в глупых террористов… Представьте себе среднестатистического голливудского «астронавта» (методом статистического усреднения множества героев и персонажей второго плана) – этого «космического профи», направляющегося спасать Землю, но при этом обязательно осведомляющегося о цене вопроса, жующего, перепирающегося с начальством, оживляющегося только при упоминании двойных премиальных. Такова вся космическая шайка спасателей планеты в «Армаггедоне», таковы звёздные вояки в «Чужих», типовые космические дальнобойщики и авантюристы.

Приватизированное и капитализированное коллективное фантастическое обращается к самым архаическим нашим чувствам: жадности, зависти, эгоизму. Тут уж не до кубриковских рефлексий, лемовских горизонтов знания или моральных максим Тарковского. Стоит ли далеко ходить за примерами? – даже Стругацкие выглядят на современном фоне настоящими гигантами мысли. Но что противопоставить оккупировавшим нашу фантазию хищным вещам XXI века? Вспоминается, кстати, одна из серий «Южного парка», где ракетный удар планируется еще и по воображению (стране «Воображляндии») – дескать, будем и там мочить террористов. Что ж, действительно приходится вести политические действия уже в топосе мечты и фантазии, ведь самостоятельное мышление начинается именно тогда, когда мы не уступаем дискурсу власти и логике капитала хотя бы в собственном желании. Девиз Мишеля Фуко «Не влюбляйтесь во власть!» [2, с 9.] нужно сегодня дополнить советом – не мечтать вместе с властью, не пленяться ее надеждами.

 

1. Бодрийяр Ж. Симулякры и симуляции. М.: Издательский дом «ПОСТУМ», 2015. – 240 с.

2. Делёз Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения. Екатеринбург: У-Фактория, 2007, – 672 с.

3. Жижек С. Интерпассивность. Желание: влечение. Мультикультура-лизм. СПб.: Алетейя, 2005. – 156 с.

4. Кожев А. Введение в чтение Гегеля. СПб.: Наука, 2003. – 792 с.

5. Менегетти А. Кино, театр, бессознательное. Том 1. М.: ННБФ «Онтопсихология», 2001. – 384 с.

6. Тоффлер Э. Шок будущего. М.: АСТ, 2002. – 557 с.