Состояния сознания и работа с образами

Состояния сознания

Вопрос о различных состояниях сознания был впервые сформулирован Уильямом Джеймсом. В общепсихологической теории Джеймса центральное место играет понятие (или скорее метафора) потока сознания. Джеймс впервые поставил вопрос о существовании иных состояний сознания, помимо обычного. «Наше нормальное, или, как мы его называем, разумное сознание, - писал У. Джеймс – представляет лишь одну из форм сознания, причем другие, совершенно от него отличные, формы существуют рядом с ним, отделенные от него лишь тонкой перегородкой».[xlvii] Джеймса в первую очередь интересовала феноменология религиозного опыта, но его постановка вопроса применима и к другим психическим феноменам, не менее интересным.

Господство бихевиоризма и психоанализа привело к ослаблению интереса к теории сознания на долгие годы. Только массовое увлечение галлюциногенами (ЛСД, мескалин и др.) и появление контркультуры хиппи в шестидесятых годах двадцатого века, привели к более или менее систематическим наблюдениям феномена изменения сознания, происходящего под воздействием этих психотропных веществ. В те годы был создан институт Иссален в Калифорнии, в стенах которого было положено начало гештальт-терапии, а также были рождены главные идеи «Нью-Эйдж» и трансперсональной психологии[xlviii]. В Иссалене работали такие пионеры новых направлений в психотерапии, как Маслоу, Перлз, Мецнер и Лири. В работе этого института участвовал даже антрополог, великий фантаст и поэт Карлос Кастанеда[xlix].

Попытки применения галлюциногенов в психологическом исследовании и в терапии не дали убедительных практических и теоретических результатов. Но сам факт, что внимание к явлениям сознания было восстановлено, имеет принципиально большое значение для дальнейшего развития психотерапии. Применение таких сильных психотропных веществ в психотерапии и в психологических исследованиях дало неоднозначные и порой отрицательные и потенциально опасные результаты. С точки зрения психологической теории получился определенный откат от европейских научных традиций и переход к восточным учениям и традициям европейского мистицизма.

Работа с образами в психотерапевтических целях началась, как известно, с некоторых психологических экспериментов, которые К. Г. Юнг провел над самим собой. Как писал сам Юнг в автобиографии, «для того, чтобы использовать фантазии, я нередко представляю себе крутой спуск. Я даже сделал несколько попыток добраться до самого дна... Это похоже на путешествие на луну или на спуск в пустое пространство…У меня возникло ощущение, что я нахожусь в стране мертвых… в другом мире… Я заметил две фигуры: старика с белой бородой и красивую девушку. Я собрался с духом и приблизился к ним так, словно они были реальными людьми, и внимательно выслушал все, что они мне говорили».[l]

Это был один из приемов, который Юнг использовал для самолечения от невроза. Тут следует остановиться на том, что понимал данный ученый под таким понятием, как «лечение невроза». Такой исключительно оригинальный мыслитель часто требует дословного изложения его идей. «Мой основной интерес связан не с лечением неврозов, а скорее с подходом к непостижимому (чувством целостности). Но фактом является то, что приближение к непостижимому – это реальная терапия. Поскольку вы достигаете опытов непостижимого, постольку освобождаетесь от проклятия патологии»[li]

Конкретной целью психотерапии, по Юнгу, является достижение гармонии между различными элементами психики, которые указаны в теории самого Юнга. В первую очередь необходимо достижение гармонии между сознанием и бессознательным (индивидуальным и коллективным), достижение гармонии между Эго и Самостью, между Эго и Анима (или Анимус у женщин) и т. д.[lii]. Наверно, для того, чтобы определить, вылечился ли пациент, надо быть юнгианским психотерапевтом, а может быть, и пациент также должен стать юнгианским пациентом.

Это, конечно, порок всех психотерапевтических школ: пациент, который с точки зрения классического фрейдистского психоанализа, полностью излечен, с точки зрения Юнга находится только на полпути к исцелению, с точки зрения Берна просто научился играть в пациента психоанализа, а с точки зрения бихевиоризма и вовсе напрасно потерял свое время и деньги. Таким образом, можно пройтись по всем психотерапевтическим школам и прийти к очень неутешительным выводам по поводу состояния психотерапевтического искусства. Как бы там ни было, историческая истина состоит в том, что пионером активного использования образов в психотерапии в измененном состоянии сознания был Карл Густав Юнг.