Сильна, как смерть, любовь

Fortis est ut mors dilectio

Я сказал на латыни изречение, написанное в Песне Песней; по-немецки оно гласит; любовь сильна, как смерть.

Это изречение как раз подходит для восхваления возлюбившей Христа великой любовью святой Марии Магдалины, о которой столько писали святые евангелисты, что слава о ней распространилась по всему христианскому миру, и так далеко, как это редко бывает. И хотя многие достоинства и добродетели ее заслуживают прославления, но горячая и превеликая любовь ее ко Христу горела в ней с такой неизреченной силой и так в ней действовала, что именно эту любовь и действие ее по всей справедливости можно сравнить с непреклонной смертью. Оттого и может быть сказано о ней; "Сильна, как смерть, любовь".

Три вещи, которые производит в человеке смерть тела, совершает любовь в человеческом духе. Во-первых, смерть похищает и отнимает у человека все преходящие вещи, так что не может он уже, как раньше, ни обладать, ни пользоваться ими. Во-вторых, проститься нужно ему и со всеми духовными благами, радовавшими тело и душу: с молитвой, с созерцанием и добродетелью, со святым паломничеством, словом, со всеми хорошими вещами, которые дают утешение, усладу и радость духовному человеку; ничего этого не может он больше делать подобно тому, кто мертв на земле. В-третьих, смерть лишает человека всякой награды и достоинства, которые он мог бы еще заслужить. Ибо после смерти не может он уже больше ни на волос двинуться в Царствие Божие: он остается с тем, что уже здесь приобрел. Эти три вещи должны мы принять от смерти, ибо она - расставание тела с душой. Но если любовь к Господу нашему "сильна как смерть", она также убивает человека в духовном смысле и по-своему разлучает душу с телом. Но происходит это тогда, когда человек всецело отказывается от себя, освобождается от своего "я" и таким образом разлучается сам с собой. Происходит же это силой безмерно высокой любви, которая умеет убивать так любовно. Называют же ее недугом сладким и смертью оживляющей. Ибо такое умирание есть излияние жизни вечной, смерть телесной жизни, в которой человек всегда стремится жить для собственного своего блага.

Но эта сладкая, отрадная смерть производит в человеке все это лишь тогда, когда она настолько сильна, чтобы действительно убить его, а не только сделать его хилым, как случается это со многими людьми; которые долго хиреют, прежде чем умереть. Другие хиреют не долго. А еще другие умирают смертью скоропостижной. Также бывает часто, что люди долго колеблются и рассуждают прежде, нежели преодолеют себя настолько, чтоб для Бога всецело отказаться от себя. Ибо часто поступают они так, словно хотят положить свою душу и умереть, но опять возвращаются к прежнему и жадно ищут еще хоть какой-либо малой для себя выгоды; так что делают они не исключительно ради Бога, а кое-что оставляют и для себя. И до тех пор они все еще не мертвы по-настоящему, но, умирая, чахнут против воли своей; покуда наконец благодать Божия, то есть любовь, не одолеет и они не умрут вполне для себялюбия. Ибо ничто не может умертвить себялюбия и корысти, которые суть жизнь и природа человека, кроме любви сильной, как смерть, иначе никак не могут быть умерщвлены эти свойства. Потому и терпят такую муку те, что в аду. Ибо они алчут только своего, алчут, как бы освободиться им от муки! И никогда не может им быть дано это. Потому и умирают они вечной смертью, что жажда своекорыстия не умерла в них и никогда умереть не может. И ничто в мире не может им помочь, кроме одной любви; которой они совсем непричастны.

Таким образом, любовь не только сильна, как телесная смерть, она гораздо сильнее адской смерти, которая не может помочь осужденным, как та любовная смерть, что одна действительно убивает жизнь желания и своекорыстия. И происходит это на трех ступенях.

На первой разлучает эта смерть, то есть любовь, человека с преходящим, с друзьями, имуществом, почестями и всеми творениями, так что ничем он больше не владеет и не пользуется ради себя и предумышленно не двинет ни одним членом по собственной воле и ради собственной пользы. Когда это достигнуто; душа тотчас начинает искать благ духовных и обращается к ним, к молитве, благоговению, добродетели, восхищению, к Богу. О них научается она радеть и ими научается наслаждаться с упоением, оно же выше всех наслаждений; которыми утешалась она раньше. Ибо эти духовные блага по самой природе своей более свойственны ей, нежели блага вещественные. И оттого, что Бог так создал душу, что она не может быть без утешения, а от вещественных радостей она отказалась, чтобы обратиться к духовным, они дают ей такую отраду, что гораздо труднее ей расстаться с ними, нежели было ей раньше расставаться с вещественными. Ибо тот, кто сам это испытал, хорошо знает, что часто бывает гораздо легче отказаться от всего мира, нежели от одного какого-нибудь утешения, одного задушевного чувства, какое иногда дается в молитве или другом каком духовном подвиге.

Но все это лишь начало в сравнении с тем, что следует дальше и для чего любовь действует в человеке. Если любовь действительно сильна, как смерть, то она действует и иначе: она заставляет человека отказаться и расстаться также со всяким духовным утешением и подобными благами, о коих уже сказано выше; чтоб человек свободно и вольно согласился покинуть для Бога все, что до сих пор радовало его душу, чтобы отказался наслаждаться этим или желать этого.

Боже! Кто и не смог бы этого достичь, того принудила бы к тому любовь к Тебе; откажется он от Тебя, Тебя ради, и отрешится от Тебя, ради Тебя. Какую же лучшую и более драгоценную жертву ради Него могли бы принести Богу, как не Его Самого! Но не дивно ли это, что Ему в дар приносишь Его же и платишь за Него Им же Самим!

К сожалению, существует немного таких людей, которые согласны отказаться от преходящих вещественных благ, ибо, отказавшись, часто все же чувствуют влечение к вещам внешним. Но насколько реже встречаются такие люди, которые охотно оставляют духовные блага, в сравнении с чем все вещественные блага - ничто. Ибо Тобою обладать, Господи (говорит один учитель), это - лучшее, что когда-либо мог даровать мир, что когда-либо дарует, от начала веков и до Страшного Суда!

Но как ни безмерно высока и редка такая отрешенность, есть еще одна степень, поднимающая человека на более гордую высоту совершенства в достижении его конечной цели. Это совершает любовь, которая тогда сильна, как разбивающая наше сердце смерть! И это бывает, когда человек отрекается и от вечной жизни, и от сокровищ вечности - от всего, что он мог бы иметь от Бога и Его даров; так что вечную жизнь для себя и ради себя он ясно и сознательно никогда уже не принимает за цель и не радеет о ней; когда надежда на вечную жизнь его больше не волнует, и не радует, и не облегчает ему бремени. Лишь это - истинная степень подлинного и совершенного отрешения. И только любовь дает нам такое отрешение, любовь, которая сильна, как смерть; и она убивает в человеке его "я", и разлучает душу с телом, так что душа ради пользы своей не хочет иметь ничего общего с телом и ни с чем ему подобным. А потому расстается она вообще и с этим миром и отходит туда, где ее место по заслугам ее. А что же иное заслужила она, как не уйти в Тебя, о Бог Предвечный, если ради этой смерти через любовь Ты будешь ее жизнью.

Чтобы совершилось это с нами, в том да поможет нам Бог! Аминь.

О ЦАРСТВЕ БОЖИЕМ

"Ищите Царствия Божия и правды Его, и все остальное приложится вам" (Матфея 6, 33). Когда Христос велит нам искать Царствия Божия, то прежде всего должно нам понять, что это за Царствие такое? От вас требуется серьезное сотрудничество. Царство Божие это Он Сам во всей подлинности Своей. Но это Царство воспринимаем мы и в своей душе! Поэтому Христос говорит также: "Царство Божие внутри вас".

Теперь обратите все внимание на то, первое, Царство! Умудренные в вещах божественных утверждают, что особенности этого Царства - единство сущности при Троичности в Лицах. Вопрос в том: где же подлинная обитель блаженства Божия? На это мы отвечаем так: блаженство Божие хотя и пребывает в Боге всегда одним, постоянным, но для нашего разумения Бог неизмеримо блаженнее в единстве сущности, нежели в Троичности Лиц, что и хотим мы доказать. Начнем с происхождения Лиц Божества.

"В Начале было Слово", - с этого начинает святой Иоанн. Это начало или Первоисточник Слова есть Бог-Отец, как доказано у Августина. Возникает вопрос: не имеет ли и Отец начала? И на это отвечаем мы: да! Но начало Его изначально и неисповедимо, что и хочу я доказать.

В Божестве, говорят богословы, надо различать сущность и осуществление ее. В области божественного сущность означает Божество в более узком смысле, и это есть первое, что мы постигаем в Боге. Божество полагает основу для дальнейшего божественного самосовершенствования. Согласно этому, Оно есть в Себе Самом пребывающее неизменное Единство и парящая тишина; но в то же время и источник всех обособлений, поэтому необходимо сказать "родник". Это первое выявление мы называем сущностью. Ибо наиболее подходящее выражение и первое определение для Божества, которое можно применить, есть Сущее. Это существование, взятое в чистом смысле, в котором "Бог" есть действительно нечто сущее, не означает, однако, что всесущее есть уже "Бог".

Что можем мы еще предположить о происхождении Отца? Названием "родник" мы даем Ему ближайшее определение: так как Божество в основе Своей есть Разум, божественная сущность исходит из Божества, как понятие - "Иное" (Иное, и все же - не иное, ибо это обособление есть чистое понятие, а не что-либо вещественное).

Спрашивается, которое из этих определений подойдет к Лику Отца? Ответ наш будет: Сущность в Божестве; но теперь уж не в прежней своей неопределенности, а как начало рождающее. Это есть определение, которое выделяет Отца как божественное Лицо. Но в Отце уже заключена вся полнота Божества. Таким образом, первое Лицо непроизвольно возникает из Божества: не в силу деятельности первоисточника. Ибо последний не владыка над самим собою. Поэтому когда святой Иоанн говорит: "В Начале было Слово", не надо понимать этого так, что Начало есть Божество или Божественная Сущность, но лишь Отец есть действенная первопричина Сына.

Исследуем теперь, каким образом в Отце заключен уже и Сын. Когда Отец смотрит внутрь Себя, Он в Себе постигает как деятельное начало еще заключенную в Нем, но устремляющуюся наружу божественную природу Свою. К этой сущности как к рождающей силе (а тем самым и к природе) присоединяется бытие "в себе". Но та самая природа, которая в Отце содержится как деятельная, в Сыне содержится как воспринимающая и распадается при этом на два самосущих. Так от Отца Сын получает полную божественность. Ибо когда за обособленностью Лиц постигнут единую природу, тогда постигнут, что такое рождение преходящего преходящим, божественного божественным.

И через это сущность приобрела образ. Учат святые и наставники, что как Лица берут свое начало в божественной сущности, так и сущность первоначально устанавливается Лицами. И наоборот, лица - соответствующим обособлением Сущности. Как понятие "Отцовство" явно предполагает Отца, так понятие "Сыновство" явно предполагает Сына. Рождающий и Рожденный суть последние определения, которые еще относятся к божественной сущности: Они для нее качества дополнительные, а не самостоятельные.

И Слово было у Бога. Теперь обратите внимание, что Слово то же, что от Отца рожденный Сын, хотя и остается внутри сущности, но в то же время выделяется как Лицо!

Каждому разумному понятию - так учат наставники - соответствует понятное слово. Когда Бог-Отец внутренне постигает Самого Себя, Его собственная природа становится предметом Его понимания: Отец замечает Себя. Этим прибавляется к природе еще одно определение, которое называется самосознанием.

В этом смысле Сын остается, по существу, в Отце; и все же противополагается Ему как Лицо соответственно тому, как двоякая цель этого действия.

Таким образом, Сын родится и исходит из Отцовского сердца, "Слово" произнесено как говорит вечная мудрость: "Я вышла из уст Всевышнего": произошла из понимания своей собственной сущности как существенное слово Божественного Отца.

"И Слово было у Бога" означает следовательно: как отдельное от Отца Лицо, что здесь и разъясняется.

Заметьте, что дальше рождают эти двое в своем союзе Святого Духа. Вот разъяснение учителей: когда Отец, любя, изливается в Сына, то и тут также возгорается любовь и вновь отныне изливается Сын в Отца. Это излияние себя обоих из любви есть установление общего духа, духа Отца и Сына.

Спрашивается: в том же ли смысле Дух Святой есть определение божественной природы, как и Сын? На это скажем: нет! Ибо для этого он должен был бы, подобно Сыну, происходить от движения божественной природы. А это не так, ибо тогда в Божестве было бы два Сына. Наоборот, особое свойство Святого Духа прежде всего одарять божественной природой; Его исхождение принадлежит к свободной области воли; поскольку только Сын, согласно своему природному происхождению, есть подобие Отца, а не Дух Святой, то и взаимный обмен происходит лишь между Родившим и Рожденным, а не с Духом Святым.

Во всем этом, благородная душа, постарайся найти разумом Царствие Божие. Говорит же святой Иоанн: и Слово было Бог. Это указывает нам на Единосущность Лиц в Божественной сущности. Восстань, благородная душа, вознесись в божественное чудо! Ах, в то высокое чудо, где Три Лица соединены в одну единую сущность. Лишь тут, в таком полном единстве, где Сущий превыше всех существ, Бог есть в Себе Самом Царство.

Возникает вопрос: не может ли Божественная сущность уже как таковая, без разделяющих выявлений (учителя называют их вечными ликами жизни) заключать блаженство Божие, а вместе с ним и блаженство творений? На это мы отвечаем: нет! Ибо сущность в чистом своем виде тождественна в Боге и творениях. Наоборот, блаженство Бога и блаженство души заключается в Божественной сущности, поскольку она имеет в себе все определения, которые мы назвали вечными ликами жизни, те, что прежде всего осуществляют эту сущность!

Однако некоторые учителя говорят: душе достаточно сосредоточиться только на одном из этих обликов, оставляя другие в стороне, чтобы быть блаженной. Но это не так! Ибо тогда каждый из этих обликов, отделенный от сущности, должен был бы иметь основу в себе самом, а это невозможно. Поэтому такое утверждение неверно. Наоборот, в том заключается блаженство души, что она постигает как единое целое эти вечные лики жизни, эти расчлененные выражения божественной Сущности. Ибо здесь нет никакого деления, здесь Бог есть сверхсущее Единое блаженство для себя самого и всех творений в полном осуществлении своего Божества! Знайте, что Сам Бог в этом Единстве постиг разделение не иначе, как в одном крепко замкнутом целом! В этом единении Он свободен: никогда Божество не делало "того" или "этого" - Бог же изначала творит все вещи. Где Бог является творцом, там Он разнообразен и познает всякое разнообразие; где Он - Одно, там Он волен и свободен от всякого дела, но в этой единосущности Он познает только то, что Он есть подлинно в Себе Самом.

Вот это означает - Слово было Бог: Единосущность. Оно было в Начале у Бога, как ему равное по мудрости, истине, благости, по всякому основному совершенству это восходит до вечных ликов жизни, до выявления и полноты божественной сущности!

Так прежде всего надо понимать сверхсущее единство в Царстве Божием, которого ищет Дух, так его познавать и так к нему стремиться.

С другой стороны, под Царством Божиим разумеем мы душу. Ибо душа создана подобной Божеству. Поэтому все, что тут сказано о Царстве Божием, поскольку Сам Бог есть это Царство, можно поистине сказать и о душе. Все через Него было, говорит дальше святой Иоанн. Под этим понимать надо душу, ибо душа есть все. Она все, так как она - подобие Бога. Как таковое она также - Царство Божие. И как Бог есть в Себе Сущий без начала, так в царстве души Он есть Сущий без конца. Потому Бог в душе, говорит один учитель, что все Его богобытие покоится на ней. Это есть высшее состояние, когда Бог - в душе, выше того, чем когда душа - в Боге: что она - в Боге, от этого она еще не блаженна, но блаженна от того, что Бог в ней. Верьте: Бог - Сам блажен в душе! Ибо, если Бог и выходит из Себя Самого, когда творит душу, Он тем самым и утверждает Себя в ней настолько, что и свое Божеское сокровище и свое Божественное Царство все вкладывает в душу: "Царство Божие подобно сокровищу, скрытому в поле", - говорит Христос. Поле это - душа, где сокрыто лежит сокровище Царства Божия. Поэтому и Бог, и всякое творение блаженны в душе.

То, что мы говорим о душе, относится к ней, поскольку она есть подобие Божие; поэтому исследуем, на чем основано это подобие. На силах, отвечает один учитель, и обыкновенно это считается верным. Но такое положение верно лишь тогда, когда его правильно понимают: если разуметь тут силы как нечто раздельное, то это не есть последняя правда; если принять их как наивысшее, что может, явить душа - слияние в Едином, - тогда положение верно.

Тут, именно в подобном божественном деянии, душе подобает еще раз проникнуть взором, духовным и непосредственным, в Божественную природу. В этом деянии овладевает она собственной своей высшей наидействительной сущностью в Боге. В этом деянии для прообраза души все вещи божественны. Ибо этот прообраз в таком наиболее свойственном ему деянии, по существу, есть Сам Бог и он блажен. Но не для своего сознания: в тот самый миг, когда он смотрит в себя и себя видит, он в то же время постигает и Бога как непосредственно Сущего в нем. Поэтому блажен он, по существу, от себя самого для своего самосознания в силу божественной сущности. Один учитель говорит: этот прообраз непосредственно исходит от Бога и в тот же миг постигает себя действием разума как безраздельно заключенного в Боге. Таким образом, его происхождение из божественной сущности и пребывание в ней являют для постижения разума две стороны одного и того же духовного свершения.

Знайте, как Бог жив, что тут, в прообразе своем, душа никогда не познала ничего конечного как конечное, а также не было для нее в этом ни пространства, ни времени! Ибо прообраз души - все вещи - все едино в этом прообразе. Как мало изменяется божественная природа от всего, что принадлежит конечному, так же мало и этот прообраз изменяется от всего, что вступило во время. Ибо он постигает все вещи и поступает с ними по закону жизни Божества.

Теперь можно спросить: если таким образом это Царство есть в нас, почему оно нам неизвестно?

На это мы отвечаем так: при той природной склонности, которую душа питает к творениям, все ее действие должно брать свое начало в образах конечных вещей. (И многие думают, что и прообраз этот также относится к этой области. Никогда! Такие люди до отчаяния мало понимают благородную природу души.) Это действие в конечном есть дело обыденного рассудка. Хотя деятельность его и берет свое начало в высшей области мысли, она начинается с образа разума, который по содержанию определяется образом воображения, но по существу тем наивысшим, Богосозерцающим прообразом; им же душа так обогащается, что становится способной постичь правду всех вещей. К этой деятельности ума устремляется тотчас воля, которая есть не что иное, как свечение чувств. И таким образом обыкновенный рассудок принимает вещи за нечто действительное; а воля принимает их за добро! Следовательно, вещи всегда имеют предметом своей деятельности самих себя. Поэтому они далеко не постигают Бога. Ибо Бог и не добр, и не действителен. И в той же мере, как Бог отрешен и отделен от всего, что может понимать творение, так же точно относится к этому и высшее подобие Божества.

Но, спросят, нет ли между Богом и творениями взаимного стремления друг к другу? Мы ответим следующее. Бог не томится по творению, ибо Бог смотрит всегда лишь в Самого Себя! Но творение томится по Богу. Ибо все, что когда-либо излилось, взирает в оцепенении на Него. Применим это к прообразу. В тот миг, что он впервые бросает взор из Бога наружу, устремляет он его опять внутрь, чтобы с "непокрытым лицом" (без посредства) постичь божественную сущность. Благодаря этому действию получает он всю свою сущность: прообраз есть Бог в этом своем действии и потому зовется подобием Божиим; в своем же проявлении он есть творение и потому зовется прообразом души. Итак, подумай о себе самой, благородная душа, подумай, какое великолепие ты носишь в себе! Ибо возвеличена ты в твоем Богоподобии превыше славы всех творений! Пренебреги малым, ибо для великого ты сотворена!

Вот как надо понимать, что душа есть Царство Божие. Это должно быть исключительной нашей заботой и исключительно нашим желанием; поскольку мы способны познавать Славу Божию и Славу Души!

Теперь поразмыслим, как должно нам искать Царство Божие!

В Песне Песней написано: "Разве не знаешь ты себя, ты, прекраснейшая из женщин? Тогда выходи и следуй за пастырем твоим!" О душе эти слова, ибо она прекраснейшая из всех творений; постигнув свою собственную красоту, она должна выйти. Но обрати внимание на троякий исход души из троякой сущности, присущей душе. Прежде всего сущность, которой: она обладает как творение. Во-вторых, сущность присущая ей в Сыне как в личном слове Троицы. В-третьих, сущность присущая ей в рождающей силе божественной природы, которая как действие заключена в Отце, Он же есть родник всех творений.

Теперь послушайте о первом исходе, о том, как выходит она из своей первой сотворенной сущности. Христос говорит: "Кто хочет следовать за Мной, тот да возьмет крест свой и отречется от себя!" В этом будьте так же уверены, как в том, что Бог жив: покуда человек не станет так свободен от себя, как был, когда не был, до тех пор не пройти ему никогда путем истинного самоотречения. Двояко, как уверяют учителя, надо понимать человека: с одной стороны, как внешнего, с другой - как внутреннего. Внутреннего, чьи дела духовны, внешнего, чьи дела телесны. Внутренний человек ищет Бога в жизни созерцательной, внешний же человек ищет Его в жизни деятельной.

Заметьте себе хорошенько! Я утверждал раньше и опять утверждаю: всякий внешний подвиг мало подвигает дело вперед. Он годен только, чтобы преодолевать природу еще непривычную. Но при этом вы должны проникнуться мыслью, что все внешние дела, которые может совершать человек, хоть и преодолевают природу, но действительно умертвить ее не могут. Чтоб умертвить ее, нужны дела духовные. А между тем есть много людей, которые, имея добрые намерения, только крепче держатся за себя, вместо того, чтоб от себя отречься. Истинно говорю я: все эти люди обманываются! Ибо это против человеческого разума, против соискания благодати и против свидетельства Святого Духа. Я не хочу, собственно, сказать, что тот погиб, кто видит спасение во внешнем подвиге; но без щедрого очистительного огня не придет он к Богу! Ибо кто не отвергнул себя, тот не идет за Богом, а следует мечтаниям своим, сохраняя себя самого. Во телесном подвиге так же не найти им Бога, как и в грехе. Между тем люди, всецело преданные внешнему деланию, очень почитаются в глазах света! И происходит это по сродству. Ибо люди, не понимающие ничего, кроме вещей чувственного мира, высоко ценят жизнь, которую могут понять внешними чувствами. Осел знает цену ослу.

Наоборот, в действии внутреннего человека, в так называемом созерцании Бога, различаем мы познание и любовь. В них начало святой жизни. Этой двоякой деятельностью выражена сущность души. Учителя говорят, что каждое существо живет ради собственного дела. Так как мы не можем постичь сущности иным путем, как через две эти силы, они суть наиблагороднейшее выражение того, что есть в человеке.

Раньше я говорил: добродетель есть только среднее между пороком и совершенством. Любовь же есть основное проявление всех добродетелей, без которой никакая способность не может быть добродетелью. Где бы только человек ни обнаруживал добродетель, там дела добродетели должны быть делами любви, а не человека. Любовь даст всякому хорошему делу силу привести человека к Богу. Ибо любовь, говорит святой Дионисий, такова по природе своей, что превращает человека в то, что он любит. Поэтому человек должен быть таким, чтобы вся жизнь его была любовью. В этом смысле все подвиги похвальны, как внешние, так и внутренние. "Вы должны подняться над добродетелью, тогда узрите в Сионе Господа Господствующих". Так сказал Давид.

Таким образом, созерцание Бога выше добродетелей, как я уже это пояснил: добродетель только середина между пороком и совершенством. Поэтому плод добродетели, та цель, к которой она стремится, никогда не будет достигнута, если душа не станет выше своих добродетелей. Вы можете быть уверены: пока человек, как раб себя самого, держится еще за свое "я" в образе своей добродетели, до тех пор не вкусить ему и не пожать плодов добродетели; никогда он не увидит "в Сионе Господа Господствующих", что означает: чистое созерцание Божественной сущности единым взглядом. Но добродетель - и в этом вы можете быть уверены - никогда не достигала такого созерцания!

Тут можно бы спросить: не лучше ли тогда отказаться от добродетели? На это я отвечаю: нет! Должно упражняться в них, но их не иметь! Совершенная добродетель - быть свободным от нее. "Когда исполните все, что можете, - говорит Христос, - тогда скажите: мы ненужные рабы!"

Это в пояснение того, как должна душа уйти от всех собственных дел; относительно же вопроса, как она должна потерять собственную сущность, нужно уяснить себе следующее.

У учителей встречается одна такая мысль: все вещи, созданные Богом, устроены так превосходно, что ни одна не может желать, чтоб ее не было. А между тем душа должна уйти от того, что она есть: этим требует она у духа смерти его. Но чтобы достичь в себе этой смерти, душа должна отречься от себя и всех вещей: она должна так же мало сохранить от мира и от себя самой, как тогда, когда она не была. "Если не умрет пшеничное зерно, то не умножится", - говорит Христос. Умирание есть полное похищение жизни. И так, будьте уверены, покуда мы еще живем, покуда еще в нас что-нибудь живет, до тех пор не знаем мы ничего об этой смерти! Говорит святой Павел: "Теперь я не живу". Иные понимают эту смерть так, что человек не должен жить ни для Бога, ни для себя; ни вообще ни для какого творения. Это верно, ибо умирание есть похищение всякой жизни. Но я скажу еще лучше; если б даже человек и умер для всего: для Бога, для творений, пока Бог найдет какое-нибудь место в душе, где Он мог бы жить, душа еще не мертва, не изошла еще в Ничто своей сотворенной сущности. Ибо умирание есть не что другое, как прекращение всякого "что". Этим я не хочу сказать, что этот вид бытия души обращается в такое же Ничто, каким она была раньше своего сотворения; это обращение в Ничто относится только к сохранению и обладанию.

Все теряет теперь душа: и Бога, и все творения. Странно звучит то, что душа должна также потерять и Бога. Я утверждаю: чтобы стать совершенной, ей даже более необходимо в некотором отношении лишиться Бога, чем творения. Пусть все будет потеряно, душа должна утвердиться на полном Ничто. И это также есть единственное намерение Бога, чтоб душа потеряла своего Бога. Ибо покуда она имеет Бога, познает Бога, знает о Боге, до тех пор она отлучена от Бога. Цель у Бога - уничтожиться в душе, чтоб и душа также потеряла себя. Ибо то, что Бог называется "Богом", этим Он обязан творениям. Когда душа стала творением, тогда впервые получила она Бога. Когда вновь совлекает она с себя бытие твари, тогда остается Бог перед Самим Собою тем, чем Он есть. И это есть высшая слава, которую может душа воздать Богу, предоставив Его Самому Себе и став сама свободной от Него.

Таков смысл этой смерти души, через которую должно ей стать божественной.

Но таких внутренних людей едва можно распознать. Как говорит Павел: вы мертвы, и жизнь ваша скрыта со Христом в Боге. Могут спросить, не обнаруживают ли все же чем-либо эти люди своих внутренних качеств? И я отвечаю: да! Как Христос, образ всякого совершенства, Сам, ни в чем не нуждаясь, был светом, изливавшимся наружу для всех, так и эти люди в богоподобном состоянии открыты всем, самоотрешенно обращены ко всем людям.

***

Это все относится к первому исходу души, когда она должна выйти из своей сотворенной сущности, чтоб искать Царство Божие. Во второй раз должна она выйти из сущности, присущей ей в вечном прообразе. О прообразе души учителя говорят, как о деле божественного самопознания. Но божественное самопознание в лице есть Сын. Поэтому Сын есть образец всех творений и в то же время есть образ Отца и в этом подобии находятся сущности всех творений. Но когда душа совлекает с себя свою сотворенную сущность, открывается ей сияющий несотворенный прообраз, в нем же она находит и себя как несотворенное. Ибо все заключенное в этом прообразе обладает его свойствами.

Из него должна выйти душа и это должна она сделать чрез божественную смерть. Это именно и чует душа: ни этот прообраз, ни эта сущность не суть то, чего она ищет; ибо сознает она себя в нем не свободной от различия и многообразия. Те низшие определения, которые мы установили в Божестве, уже многообразие. Но так как и эта ее вечная сущность, в которой отныне пребывает душа, согласно природе вечного прообраза принадлежит к многообразному (ибо Лица относятся к области разделения), то душа прорывается сквозь свой вечный прообраз, чтобы достигнуть Бога там, где Он является как царство чистого единства! Поэтому, утверждает один учитель, прорыв души есть нечто высшее, чем ее первый исход. Так говорит и Христос: никто не приходит к Отцу, как только через Меня! Христос есть прообраз. Оттого пристань души не в Нем, но она должна, как Он Сам говорит, пройти через Него.

Этот прорыв есть вторая смерть духа. Она гораздо важнее первой; о ней говорит святой Иоанн; блаженны мертвые, которые в Господе умирают.

"Услышьте же чудо из чудес: как может быть умирание в Том, Кто Сам про Себя говорит, что Он есть жизнь?"

На это мы отвечаем: истинно так! От рождения Сына произошли все творения и получили жизнь свою и сущность; поэтому все вещи рождаются в Сыне, поскольку они жизнь. Но когда душа должна опять возвратиться, она должна отказаться принадлежать Ему. И учат наставники: "когда Сын возвращается к единой божественной природе, Он лишается Своего свойства как Лицо; Он теряет Себя в единстве сущности", и я утверждаю то же о душе; когда она, прорвавшись, вновь теряет себя в своем вечном прообразе, это есть Умирание, в котором душа отходит в Боге.

Но когда через это для духа нет больше Бога, то нет для него больше и вечного прообраза, который тем не менее есть его первоисточник, как замечает святой Дионисий. В прообразе душе присуще еще подобие, ибо Сын подобен Отцу. Но там, где Они одно, в сущности, там подобие исчезает, ибо оно основано всегда на различии. То же утверждаю я о душе: если надлежит ей войти в божественное единство, она должна совлечь с себя богоподобие, присущее ей в вечном прообразе.

Об этом Дионисий и говорил; высшая радость духа связана с уничтожением его прообраза. Бог, так говорит один языческий мудрец, есть Тот, Чье подобие наполняет мир, и место Его пребывания - нигде. Поэтому душе не найти пребывания Божия, пока она сама не перестанет быть там, где она всегда может найти себя как нечто сотворенное или несотворенное, как и было сказано раньше о прообразе. Кто хочет прийти к Богу, говорит один учитель, тот приди как "ничто".

Это вторая смерть и второй исход, когда душа выходит из сущности, которую она имеет в вечном прообразе, чтобы искать Царство Божие. Третья сущность, из которой она должна выйти, есть рождающая божественная природа.

Природа является в Отце, творческой, и Бог-Отец, так говорят согласно учителя, сознает свою природу, становясь источником Слова и всех творений (учителя настаивают на различии между сущностью и природой. Но сущность, поскольку она является творческой в Отце - сама природа. Таким образом, различие существует только в понятии). И как только Бог становится творцом для всех творений, по крайней мере, так следует по этому учению, открывается всем творениям хотя бы как залог, свет мира.

Но в этом не видим мы еще божественного единства в его высшем облике, а потому нет и тут пристани для души. Заметьте это хорошенько: душа должна умереть и для всякого божественного движения (которое мы определяем как божественную природу), если она хочет достичь наисущественного в Боге, где Он пребывает без всякого деяния. Ибо прообраз души, созерцая во всей беспредельности в себе сущее Божество, свободное от всякой деятельности, дает таким образом указание душе, куда должна быть устремлена она в своем умирании.

Хорошо, теперь будьте внимательны! Божество парит в Себе Самом, Оно Себе Самому - мир. Поэтому Бог как Божество выше всего, что творение как таковое когда-либо постигало или может постичь: Он обитает, как говорит святой Павел, в свете, куда никто не может проникнуть. Когда душа выходит из своей сотворенной сущности, где она находит себя в своем прообразе, и достигает божественной природы, где не обнимет ее еще Царство Божие, и открывается ей, что в него не может проникнуть никакое творение, - тогда пробуждается в ней сознание собственного достоинства, и она идет своим путем вперед, не печалясь больше о Боге! И тут наконец умирает она своей высшей смертью. В этой смерти исчезает для нее всякое желание, и все образы, и всякое постижение, и всякий облик: она утрачивает всякое бытие. Как Бог жив, в этом вы можете быть уверены: как мертвый, телесно умерший, не может пошевельнуться, так не может и душа, умершая этой духовной смертью, представлять для других людей какой-либо упор, какое-либо явление. Этот дух мертв и погребен в Божестве: Божество не живет ни для кого другого, как только для Себя Самого. О благородная душа, вкуси же от этого великолепия! Несомненно: покуда ты не отдала себя всецело и не потопила себя в бездонном море Божества, ты не можешь познать ее, эту божественную смерть!

Когда душа, таким образом, теряет самое себя на всех путях своих, как тут написано, тогда открывается ей: что она и есть то, что так долго, так безуспешно искала. В прообразе, где Бог пребывает в Своем полном Божестве, как царство Сам в Себе, тут познает душа свою собственную "красоту". И должна теперь "изойти", чтоб проникнуть в себя самое, увидать, что она и Бог - одно блаженство, одно царство. И это находит она в конце концов без искания. Согласно слову пророка: я излил душу мою в себя самого!

Так говорит святой Павел: "Ничтожными счел я страдания этого века по сравнению со славой грядущего, которая должна нам открыться". Итак, обрати свое внимание: я раньше утверждал и еще утверждаю, что уже теперь обладаю всем тем, что суждено мне в вечности! Ибо Бог со всем Своим Блаженством и в полноте Своего Божества пребывает в этом прообразе. Но это сокрыто от души. (Как говорит пророк: во истину, Господь, Ты Бог сокрытый.) Это сокровище Царства Божия, его сокрыли время, и многообразие, и собственные деяния души - словом, ее сотворенность. Но по мере того, как душа, грядя вперед, расстается со всем этим многообразием, открывается в ней Царство Божие.

Без сомнения, для души это возможно лишь с помощью благодати: когда ей открывается это, тогда действует благодать. В прообразе же это только естественно: тут душа есть Бог! И тут наслаждается она всеми вещами и правит ими как Бог! Здесь душа не принимает больше ничего ни от Бога, ни от творений. Ибо она есть сама то, что содержит, и берет все лишь из своего собственного. Здесь Душа и Бог - одно. Здесь наконец нашла она, что Царство Божие она сама!

***

Теперь можно спросить: через какой подвиг лучше всего душа может этого достичь?

На это мы ответим так: она должна до самой смерти оставаться послушной Богу и не бояться смерти. Как говорит святой Павел: "Христос был послушен Отцу до самой смерти на кресте; поэтому Отец возвеличил Его и дал Ему имя, которое превыше всех имен". То же утверждаю я и о душе, если она действительно пребудет послушной Богу до смерти, Он возвеличит ее и даст ей новое имя, которое превыше всех имен.

Как Божество не имеет имени и чуждо всякого наименования, так же не имеет имени и душа. Ибо она то же, что и Бог. О чем также говорит Христос: "Я не зову вас теперь больше моими рабами, но моими друзьями. Ибо все, что услышал Я от Отца Моего, открыл Я вам". Друг есть второе "я", говорит один языческий мудрец Бог для того стал моим вторым "я", чтоб я стал Его вторым Он; или, по Августину, Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом. В Боге же душа получает новую жизнь: тут воскресает она из смерти в жизнь Божества. Тут изливает на нее Бог Свою Божественную полноту, тут получает она новое имя, которое превыше всех имен.

Мы вошли, говорит святой Иоанн, из смерти в жизнь, если мы любим. То же разумел и Христос, когда говорил; ищите прежде всего Царство Божие и правду Его!

Обсудим далее, как же приложится нам все остальное? Это положение понимаем мы двояко. Первый смысл таков: все, что только имеется совершенного в вещах мира, мы находим в первом Царстве. Ко второму относится указание: неукоснительно, но твердо сохранять это совершенство во всех делах наших: человек должен исполнять все свои дела согласно духу Царства Божия. Будьте уверены: если кто поступает так, что его дела могут умалить его, он не поступает в духе Царства Божия! Поэтому, если наши дела совершаются по-человечески, в них скоро появляется раздор и несогласие; если же человек творит их в духе Божием, он пребывает с миром во всех делах своих.

"Когда Бог сотворил все вещи, он посмотрел на них, и они были хороши", - говорит Писание. То же утверждаю я и о душе: поскольку она видит все дела свои в Царствии Божьем - они все совершенны; ибо когда все дела равны, самое малое мое дело есть самое большое, и самое большое есть самое малое мое дело. Наоборот, если принадлежат дела человеку, то они не совершенны. Ибо в самих себе дела суть нечто многообразное и приводят человека к разделению; потому и близок он в них всегда к раздору. Отсюда и это обращение Христа: "Марфа, ты заботишься о многом; одно только нужно!" Верьте мне: к совершенству принадлежит и то, чтобы человек настолько возвысился в своем действии, чтобы все дела его устремлялись к одному делу.

Это должно совершиться в Царствии Божием, где человек есть Бог. Тогда божественно ответят ему все вещи, тогда и человек будет владыкой всех дел своих. Ибо я воистину говорю вам: все дела, которые человек исполняет вне Царства Божьего, - это все дела мертвые, те же, что он творит в Царстве Божьем, - это дела живые. "Бог любит дело Свое", - говорит о них пророк. Поэтому такие люди, действуют они или нет, остаются в неизменном покое. Ибо дела не дают им ничего и ничего у них не отнимают.

И душа, действующая сообразно строю Царствия Небесного, подобна Богу, Он же и в делах Своих пребывает в мире и неподвижности.

Так надо понимать слова: все остальное приложится вам.

***

Речь эта обращается лишь к тому, кто уже назвал ее своей, как собственную жизнь, или, по крайней мере, обладает ею, как жаждой сердца своего.

Чтоб открылось нам это, в том да поможет нам Бог! Аминь.

ИЗРЕЧЕНИЯ

Мейстер Экхарт сказал: "Есть люди на земле, они рождают Господа духовно, как родила Его телесно Мать Его". Его спросили: "Что это за люди?" Он сказал: "Это те, что свободны от вещей и созерцают образ правды и пришли к тому в неведении; они на земле, но обитель их на небе, и они погружены в покой. Они проходят здесь, как маленькие дети".

Мейстер Экхарт говорит: "Смерть, которой умирают в любви и в познании, благороднее и ценнее всех дел, что сначала и до сей поры в любви и желании совершало святое христианство и совершать будет до конца мира. Все эти дела служат лишь этой смерти, ибо из этой смерти рождается вечная жизнь".

Кто хочет стать тем, чем он должен быть, тот должен перестать быть тем, что он есть. Когда Бог создал ангелов, они узрели существо Отца; это было первое дело их. И они узрели Сына, растущего из сердца Отца, точь-в-точь как растет зеленая ветка на дереве. Больше шести тысяч лет созерцают они это радостное зрелище, а как это происходит, об этом знают они так же мало сегодня, как тогда, когда были созданы впервые. И это оттого, что так велико то познание: чем больше познаешь, тем меньше понимаешь.

Мейстер Экхарт говорит: "Кто вожделеет высокого, тот высок. Кто вожделеет видеть Бога, тот должен быть человеком высокого вожделения. Я говорю, что Бог может все, лишь в этом не может Он отказать человеку великого смирения и вожделения, и если человек не находит Бога, ему не достает или смирения, или вожделения".

Мейстер Экхарт сказал: "Кто делает доброе дело, но не делает его исключительно ради Бога, а имеет при этом еще и другие помыслы, кроме Бога, тот унижает достоинство Бога. Ибо все добрые дела - Божьи дела. Когда же человек в добром деле имеет в виду что-либо иное, кроме Бога, то честь дела приписывает он этому иному и отымает тем самым у Бога Его честь, и все такие дела неплодотворны и не нужны".

Мейстер Экхарт сказал: "То, что зажигает сердце человека благоговением и скорее всего приводит его к Богу, то для человека самое лучшее во времени. Но, говорит он: кто хочет стать сыном Отца, тот должен стать чужим всем людям и себе самому, и быть чистым внутри, и иметь просветленную душу. Человек, оставь самого себя, и твори добро без усилия, и приди к наилучшему; или сохрани себя самого, твори с усилием добро и не приходи к наилучшему никогда".

Мейстер Экхарт говорит: "Священное Писание всегда призывает человека к тому, чтобы он освободился от самого себя. Поскольку ты свободен от себя, постольку ты властен над собой, а поскольку ты властен над собой, постольку ты принадлежишь себе, а поскольку ты принадлежишь себе, постольку принадлежит тебе Бог и все, что Он когда-либо создал. Поистине, говорю тебе: как Бог - Бог, а я - человек, если бы ты был так же мало занят самим собой, как мало ты сейчас занят верховным Ангелом, то верховный Ангел принадлежал бы тебе, как ты сам - себе".

То, что Бог недвижим, делает все вещи бегущими. Есть нечто до того резвое, что оно-то и делает все вещи бегущими, так что они возвращаются туда, откуда изошли, и все же - в себе самом оно неподвижно. И чем благороднее какая-нибудь вещь, тем быстрее она бежит.

Что такое глагол Божий? Отец взирает на себя самого в простом познании и взирает в простую ясность Своего существа; там видит Он создание всех тварей. Там высказывает Он Себя Самого. Слово это ясно, вразумительно и это - Сын.

10.

Я говорю: Христос первый человек. Как так? Первое в мысли есть последнее в деле. Как крыша последнее при постройке дома.

11.

Мейстер Экхарт говорит: "Если какой-нибудь человек предпочитает одну вещь другой и если ему милее Бог в одном, чем в другом, то такое человек груб и незрел, он еще ребенок. Лишь тот стал мужем, для которого Бог равен во всех вещах. Благо тому человеку, для которого все творения - скорбь и падение".

Его спросили еще: если кто-нибудь хочет забыть себя, должен ли он заботиться о том, что естественно. Он сказал: "Бремя Господне легко, и иго Его сладко: Он не хочет ничего, что не было бы добровольным; то, что тяжело первобытному человеку, умудренному - сердечная радость. Только тому принадлежит Царствие Небесное, кто мертв до конца".

Мейстер Экхарт говорил: "Благодать приходит лишь с Духом Святым. Благодать не есть нечто застывшее, она - вечно становящееся. Истекает она только из самого сердца Отца без всякого посредства. Благодать совершает преображение и возвращение в Бога. Она делает душу подобной Богу. Бог, основа души, и Благодать - едины".

12.

Говорит Мейстер Экхарт: "Один человек, умудренный в жизни, лучше ста книжных мудрецов. А жить и читать в Боге - этого достичь никто не может. Если бы я должен был найти умудренного в Писании, я искал бы его в Париже и высоких школах высокого искусства. Но если бы я захотел спросить его о совершенной жизни, то он не мог бы мне ничего об этом сказать.

Куда же мне идти? Только в чистую, свободную от всего природу; она могла бы сказать мне то, о чем я с трепетом спросил бы ее. Люди, что ищете вы Живого среди мертвых останков? Отчего не ищете вы живого спасения, которое может дать вам вечную жизнь?

Ибо мертвому нечего ни дать, ни взять.

И если бы Ангел искал Бога в Боге, он не искал бы Его в другом месте, как в свободном, чистом, отрешенном от всего творении. Совершенство заключается в том, чтобы всякое бедствие, нищету, страдание, злосчастие и позор, всей тяжестью свалившееся на тебя, переносить добровольно, радостно, свободно, как желанное, сознательно и спокойно и так оставаться до смерти без всякого "почему".

13.

Бог - нигде. Самым малым Его полно все творение. Самая сущность Его - нигде.

14.

Если бы Бог не был во всех вещах, природа не действовала бы и не вожделела бы ни в какой вещи. Ибо, любо тебе это или нет, желаешь ли ты это знать или нет, природа в своем сокровеннейшем ищет и мыслит Бога. Никогда человек не жаждал бы пития, если бы в этом питии не было бы чего-нибудь от Бога. Природа не предполагала бы ни пития, ни еды, ни отдыха, ни удобства и ничего иного, если бы не было в этом Бога. И она все больше гонится и стремится найти в этом Бога.

15.

Когда душа приходит в безымянную обитель, там отдыхает она; где все вещи - Бог в Боге, там покоится она. Обитель души, которая есть Бог, - безымянна.

Я говорю, что Бог неизречен. Одному из древнейших учителей, нашедшему истину задолго до рождения Бога, до того, как стала христианская вера такой, какова она теперь, казалось, что все, что бы он ни сказал о вещах, будет заключать в себе нечто чуждое и ложное: поэтому он не хотел молчать. Он не хотел говорить: дай мне хлеба или дай мне пить. Потому не хотел он говорить о вещах, что не мог говорить о них в той чистоте, в которой они впервые возникли из первопричины. Оттого предпочитал он молчать и выражал просьбу знаками пальцев. И если он не мог даже говорить о вещах, то нам подобает хранить полное молчание о Том, Кто первопричина всех вещей.

Мы говорим Бог - Дух. Но это не так; если бы Бог был Духом, то Он был бы изречен.

Святой Григорий говорит: "В сущности, мы не можем говорить о Боге. То, что мы говорим о Нем, должны мы лепетать".

16.

Один великий проповедник рассказал о высоком собрании следующую историю: был однажды человек (о нем можно прочесть в писаниях святых), целых восемь лет просивший у Бога послать ему человека, который мог бы указать ему путь к правде. Однажды, когда его охватило особенно сильное желание найти такого человека, был ему голос от Бога, который сказал: "Ступай к церкви, там найдешь человека, который укажет тебе путь к правде". И он пошел; и увидал бедного человека с ногами израненными и покрытыми грязью, вся одежда его не стоила трех грошей.

Он поклонился ему и сказал: "Да пошлет тебе Бог доброе утро", а тот возразил: "У меня никогда не было худого утра!" Он сказал: "Да пошлет тебе Бог счастья! Почему ты так отвечаешь мне?" Тот возразил: "Никогда не было у меня несчастья". И опять он сказал: "Ради блаженства твоего скажи, почему ты мне так отвечаешь?" Тот возразил: "Я никогда не был не блаженным". Тогда он сказал: "Да пошлет тебе Бог спасенье! Разъясни мне свои слова, потому что я не могу этого понять". Тот молвил: "Хорошо. Ты мне сказал: да пошлет мне Бог доброе утро, а я возразил: у меня никогда не было плохого утра. Случится мне голодать, я хвалю Бога; терплю ли скорбь или позор, я хвалю Бога, и потому у меня никогда не было плохого утра. Когда ты сказал: да пошлет мне Бог счастья, я возразил, что у меня никогда не было несчастья. Ибо, что бы ни послал или ни назначил мне Бог, будь то радость или страдание, кислое или сладкое, я все принимал от Бога как наилучшее, - поэтому никогда не было у меня несчастья. Ты сказал: ради блаженства моего, тогда я заметил: я никогда не был не блаженным, потому что всецело отдал свою волю воле Божьей. Чего хочет Бог, того хочу и я, потому никогда я не был не блаженным, ибо только и хотел одного - Божьей воли". "Ну, милый человек, а если б Бог захотел бросить тебя в ад, что бы ты тогда сказал?" Тот отвечал: "Меня! бросить в ад? Посмотрел бы я, как бы Он это сделал! Но даже и тогда, даже если б Он и бросил меня в ад, у меня нашлись бы две руки, которыми я бы ухватился за Него. Одна - это истинное смирение, и им я обвился бы вокруг Него; моя другая рука - любовь, и ею я обхватил бы Его". Потом он сказал еще: "Я хочу лучше быть в аду с Богом, чем в Царствии Небесном без Него".