Рассуждения о наивной и сентиментальной поэзии

 

 

Одно время мне казалось, что деление поэтов на наивных и

сентиментальных, как это делает Шиллер, покоилось как будто на точках

зрения, совпадающих с изложенными в этом моем труде. Но после зрелого

размышления я пришел к заключению, что это не так. Определение Шиллера

просто: наивный поэт сам есть природа, а сентиментальный ищет ее. Эта

простая формула очень соблазнительна, потому что она устанавливает два

различных отношения к объекту. Поэтому легко можно было бы сказать,

например: тот, который ищет или требует природы в качестве объекта, тот не

имеет ее; его можно, значит, назвать интровертом; наоборот, тот, который сам

есть природа и, стало быть, стоит в самом тесном отношении к объекту, того

можно назвать экстравертом. Однако такая, несколько насильственная

интерпретация имела бы мало отношения к точке зрения Шиллера. Деление

Шиллера на наивное и сентиментальное - в противоположность нашему делению на

типы - занимается отнюдь не индивидуальной ментальностью поэта, а лишь

характером его творческой деятельности и соответственно ее продуктом. Один и

тот же поэт может быть в одном стихотворении сентиментальным, а в другом -

наивным. Гомер, правда, всегда наивен; но многие ли из числа новейших не

сентиментальны по преимуществу? Очевидно, Шиллер сам чувствовал это

затруднение и поэтому объявил, что поэт обусловлен своим временем - не как

индивидуальность, а как поэт. "Смотря по свойствам того времени, - говорит

он, например, - в котором поэты расцветают, или по тем случайным

обстоятельствам, которые влияют на их общее образование и преходящее

настроение духа, - смотря по всему этому, все подлинные поэты будут

принадлежать к числу или наивных, или сентиментальных".

Из этого следует, что и для Шиллера речь шла не об основных типах, а

скорее об известных характеристических чертах или свойствах отдельных

произведений. И сразу становится ясно, что интровертный поэт может при

случае творить как наивно, так и сентиментально. Вследствие этого совершенно

отпадает и вопрос о тождестве наивного и сентиментального, с одной стороны,

и экстраверта и интроверта - с другой, то есть постольку, поскольку дело

касается типов. Но вопрос становится иным, если речь идет о типических

механизмах.

 

а) Наивная установка

 

Прежде всего я приведу определения, которые Шиллер дает этой установке.

Мы уже говорили о том, что наивный поэт есть "природа". "Он следует простой

природе и ощущению и ограничивается подражанием действительности". "При

наивном изображении мы радуемся живому присутствию объекта в нашем

воображении". "Наивная поэзия есть дар природы. Она счастливый жребий; она

не нуждается ни в каком усовершенствовании при удаче, но и не способна к

нему при неудаче". "Наивный гений должен все создавать из своей природы и

может создать лишь очень немногое из своей свободы. Он тогда только

осуществит свою идею, когда в нем будет действовать одна природа по

внутренней необходимости". Наивная поэзия "есть дитя жизни", и потому она

возвращает нас в жизнь. Наивный гений вполне зависит от "опыта", от мира,

"который непосредственно прикасается к нему". Он "нуждается в помощи извне".

Для наивного поэта "неизменная природа" его среды "может стать опасной", ибо

"восприимчивость всегда более или менее зависит от внешнего впечатления и

лишь такая постоянная деятельность продуктивной способности, которой нельзя

требовать от человеческой природы, могла бы помешать материи вызывать в душе

от времени до времени слепую восприимчивость. Но каждый раз, как это

случается, поэтическое чувство превращается во что-то низменное". "Наивный

гений предоставляет природе безграничное господство в самом себе".

Из такого определения понятия становится особенно очевидно, какова

зависимость наивного поэта от объекта. Его отношение к объекту имеет

характер принуждения в том смысле, что он интроецирует объект, то есть

бессознательно отождествляется с объектом или, так сказать, уже априори

тождествен с ним. Такое отношение к объекту Леви-Брюль (Levy-Bruhl) называет

"participation mystique" (мистическое соучастие). Это тождество всегда

создается через посредство аналогии между объектом и бессознательным

содержанием. Можно также сказать: тождество создается посредством проекции

бессознательной ассоциации по аналогии на объект. Такому тождеству всегда

присущ характер принуждения, потому что имеется известная сумма либидо,

которая, как всякое количество либидо, действующее из бессознательного,

имеет силу принуждения по отношению к сознательному процессу, иными словами:

сознание ею не располагает. Поэтому наивно установленный человек в высокой

степени обусловлен объектом; можно сказать, что объект самостоятельно и

действенно изживает себя в нем и осуществляется в нем вследствие того, что

человек отождествляется с объектом. Через это наивно установленный человек

как бы предоставляет объекту свою экспрессивную функцию и таким образом

изображает его - но не активно или намеренно, а так, что объект как бы сам

изображается в нем. Наивно установленный человек сам есть природа, и природа

создает в нем его произведение. Такой человек предоставляет природе

неограниченно господствовать в нем. Первенство принадлежит объекту,

поскольку наивная установка экстравертна.

 

б) Сентиментальная установка

 

Выше мы уже упомянули о том, что сентиментально установленный поэт ищет

природу. Сентиментальный поэт "рефлектирует о впечатлениях, производимых на

него предметами, и только на этой рефлексии основывается то, что он сам

растроган и что он заставляет нас быть растроганными. Предмет у него

является отнесенным к идее, и на этом отношении покоится вся его поэтическая

сила". "Он имеет дело всегда с двумя противоборствующими представлениями и

ощущениями - с действительностью, как с границей, и со своей идеею, как с

бесконечным; и то смешанное чувство, которое он возбуждает, всегда

свидетельствует об этом двояком источнике". "Сентиментальное настроение есть

результат стремления восстановить наивное ощущение в его содержании и при

условиях рефлексии". "Сентиментальная поэзия есть продукт отвлеченности".

"Сентиментальный гений имеет дело с опасностью в стремлении удалить от нее

(от человеческой природы) все пределы, дойти до полного устранения самой

человеческой природы и не только подняться над всякой определенной и

ограниченной действительностью до абсолютной возможности, то есть

идеализировать (это человеку позволено, это он и должен), но выйти и за

пределы самой возможности, то есть предаться мечтаниям". "Сентиментальный

гений оставляет действительность, чтобы вознестись к идеям и, в свободной

самодеятельности, господствовать над своим материалом".

Нетрудно усмотреть, что сентиментальный поэт в противоположность

наивному отличается рефлектирующей и абстрагирующей установкой по отношению

к объекту. Он рефлектирует над объектом, абстрагируя себя от него. Он, так

сказать, уже априори отделен от объекта в то время, когда начинается процесс

его продуктивной деятельности; не объект действует в нем, а действует он

сам. Однако он действует не вовнутрь себя самого, а за пределы объекта. Он

отличен от объекта, не тождествен с ним, он старается восстановить свое

отношение к объекту, "господствовать над своею материей". Из этой его

отделенности от объекта вытекает то впечатление двойственности, на которое

указывает Шиллер, ибо сентиментальный черпает из двух источников: из объекта

или из восприятия его и из себя самого. Внешнее впечатление от объекта не

есть для него нечто безусловное, а лишь материал, с которым он обходится

согласно со своими собственными содержания-ми. Поэтому он стоит над объектом

и все-таки имеет некоторое отношение к нему; однако не отношение

восприимчивости, но он сам по своему произволу придает объекту ту или иную

ценность, то или иное свойство. Его установка, стало быть, интровертна.

Однако, охарактеризовав эти обе установки как интровертную и

экстравертную, мы отнюдь не исчерпали мысли Шиллера. Наши два механизма суть

не что иное, как основные феномены, при этом довольно общие по своей природе

и лишь в общих чертах намечающие специфическое. Для понимания наивного и

сентиментального начала нам необходимо привлечь на помощь еще два принципа,

а именно элементы ощущения и интуиции. В дальнейшем развитии нашего

исследования я подробнее опишу эти функции. Здесь же я только ограничусь

указанием на то, что характерным признаком наивного типа является

преобладание ощущения, а сентиментального - преобладание интуиции. Ощущение

привязывает к объекту, мало того, оно вовлекает субъект в объект; поэтому

для наивного "опасность" заключается в том, что он исчезает в объекте.

Интуиция же, как восприятие собственных бессознательных процессов, отвлекает

от объекта, поднимается над объектом и потому всегда стремится

господствовать над материей и придавать ей форму, согласно с субъективными

точками зрения, даже насиловать его, притом и не сознавая этого. Для

сентиментального же типа "опасность" заключается, стало быть, в полном

отрешении от реальности и в поглощении фантазией, проистекающей из области

бессознательного ("мечтание").

 

в) Идеалист и реалист

 

В этом же своем сочинении Шиллер, в дальнейших рассуждениях, доходит до

установки двух психологических типов человека. Он говорит: "Эта мысль

приводит меня к весьма замечательному психологическому антагонизму между

людьми, обнаруживающемуся в век культурного саморазвития: этот антагонизм в

силу того, что он радикален и коренится во внутренней душевной форме,

вызывает среди людей худшее разделение, чем когда-либо могло вызвать

случайное столкновение интересов; этот антагонизм отнимает у художника и

поэта всякую надежду всем понравиться и всех тронуть, а ведь в этом их

задача; он лишает философа возможности - даже тогда, когда он все сделал, -

убедить всех, а ведь это входит в самое понятие философии; наконец, в

практической жизни он никогда не позволит человеку получить всеобщее

одобрение за свой образ действий - словом, эта противоположность повинна в

том, что ни одно духовное произведение и ни один сердечный поступок не могут

вызвать у одного класса людей чувства решительного удовлетворения без того,

чтобы не вызвать слов отвержения со стороны людей другого класса. Эта

противоположность, несомненно, столь же стара, как самое начало культуры, и

вряд ли может быть устранена впредь до самого конца ее, разве только у

отдельных редких субъектов, которые, кажется, всегда бывали и, надо

надеяться, всегда и будут существовать; но, хотя одно из проявлений его

состоит в том, что он сводит на нет всякую попытку к его преодолению -

потому что ни одну сторону не удается привести к тому, чтобы она признала за

собой какой-нибудь недостаток и какую-нибудь реальность за противоположной

стороной, - все же было бы достаточным завоеванием, если бы удалось

проследить такое важное разъединение вплоть до последних источников его и

свести этим основной пункт разногласия по крайней мере к более простой

формуле".

Из всего вышесказанного недвусмысленно вытекает, что Шиллер через

рассмотрение противоположных механизмов приходит к установлению двух

психологических типов, которые в его понимании претендуют на то же значение,

которое я придаю интровертному и экстравертному типам. Что касается

взаимоотношений между двумя установленными мною типами, то я могу, так

сказать, подтвердить слово в слово то, что Шиллер говорит о своих типах. В

соответствии с тем, что выше сказано мною, Шиллер приходит от механизма к

типу, "отвлекая как от наивного, так и от сентиментального характера то, что

в обоих есть поэтического". При совершении такой операции мы должны отвлечь

все гениальное и творческое: тогда у наивного останется связанность с

объектом и самостоятельность объекта в субъекте; у сентиментального же

остается вознесенность над объектом, которая будет выражаться в более или

менее произвольном суждении об объекте и обращении с ним. Шиллер говорит:

"Тогда от первого (наивного) останется только: в области теории - трезвый

наблюдательный дух и крепкая привязанность к однообразному свидетельству

чувств; в области практики - отрекающаяся покорность перед лицом

естественной необходимости". "От сентиментального же характера останется

только беспокойный спекулятивный дух, стремящийся к безусловному во всяком

познании; в практической же области - моральный ригоризм, настаивающий на

безусловном во всех действиях воли. Кто принадлежит к первому классу, может

называться реалистом, кто ко второму - идеалистом".

Дальнейшие рассуждения Шиллера о двух установленных им типах относятся

соответственно лишь к неизвестным феноменам реалистической и идеалистической

установки, что для нашего исследования уже не имеет интереса.