Видишь ли, – сказал дон Хуан, – эманации Орла суть нечто большее, чем просто волокна света. Каждое из этих волокон является источником энергии неограниченной мощности. Подумай об этом следующим образом: поскольку некоторые из внешних эманаций те же, что и эманации внутри, их энергии – как продолжающееся давление. Но кокон изолирует внутренние эманации своей стенкой и, таким образом, направляет давление.
Я уже говорил тебе как-то о том, что древние видящие были непревзойденными мастерами по части управления осознанием. А теперь я могу добавить: суть их мастерства состояла в умении манипулировать структурой человеческого кокона. Я также говорил тебе ранее, что они раскрыли тайну осознания. Они увидели и поняли, что осознание есть определенного рода свечение в коконе живого существа. Они правильно назвали это свечение «свечением осознания».
Потом дон Хуан объяснил, что древние видящие увидели осознание человека. Это – особая область светимости янтарного цвета, отличающаяся от остальных волокон кокона повышенной яркостью. Эта область занимает узкую вертикальную полосу, протянувшуюся по правой стороне поверхности кокона сверху донизу. Древние видящие владели искусством смещать эту светимость, заставляя ее распространяться с ее изначальной позиции на поверхности кокона внутрь через его ширину.
Умолкнув, дон Хуан взглянул на Хенаро. Тот по-прежнему спал сном праведника.
– Хенаро плевать хотел на объяснения, – сказал дон Хуан. – Он человек действия. Мой бенефактор постоянно загонял его в угол, ставя перед ним неразрешимые задачи. Поэтому Хенаро пришлось сразу же прочно закрепиться в левой стороне осознания. У него не было выбора, не было никакой возможности пробовать и размышлять.
– Так лучше, дон Хуан?
– Кому как. Для него подобный путь явился совершенным. Тебя и меня такой подход вряд ли устроит. Ведь мы оба, так или иначе, призваны иметь дело с объяснениями. Хенаро и мой бенефактор больше похожи на древних видящих, чем на новых: со свечением осознания они могут делать все, что захотят, поскольку обладают над ним совершенным контролем.
Дон Хуан поднялся с циновки, на которой мы сидели, и потянулся, выпрямив руки и ноги. Я настаивал на продолжении разговора. Он с улыбкой сказал, что мне нужно отдохнуть, поскольку высокая степень сосредоточения у меня убывает.
В дверь постучали. Я проснулся. Было темно. Какое-то мгновение я не мог сообразить, где я и что со мной происходит. Ощущение было таким, словно какая-то часть моего существа затерялась где-то очень-очень далеко. Эта часть вроде бы продолжала спать, хотя я уже полностью проснулся. Сквозь окно в дом проникал свет луны, поэтому мне было видно все, что происходит вокруг. Я увидел, как дон Хенаро поднялся и пошел к двери. Я понял, что нахожусь в его доме. Дон Хуан по-прежнему спал на циновке, расстеленной на полу. У меня было явственное ощущение, что все мы втроем заснули сразу же после того, как смертельно устав, вернулись с прогулки по горам.
Дон Хенаро зажег керосиновую лампу. Я поплелся за ним в кухню. Кто-то принес ему кастрюлю жаркого и стопку лепешек.
Я спросил:
– Кто это принес? У тебя что, есть женщина, которая готовит?
В кухню вошел дон Хуан. Они оба смотрели на меня и улыбались. Эти улыбки почему-то наполняли меня ужасом. Я уже совсем было принялся орать от страха, когда дон Хуан ударил меня по спине. Войдя в состояние повышенного осознания, я понял, что за время сна или в момент пробуждения я вернулся назад в свое повседневное состояние осознания.
Чувство, охватившее меня, когда я вернулся в состояние повышенного осознания, было смесью облегчения, злости и потрясающе пронзительной печали. Я снова стал самим собой, и это явилось источником облегчения. Во всяком случае, с некоторых пор я начал относиться к подобным непостижимым состояниям как к проявлениям моей истинной сущности. Единственная причина такого отношения была очень проста: находясь в этих состояниях, я ощущал полноту и целостность своего существа. Я не чувствовал, что во мне чего-то не хватает. Злость и печаль были реакцией на бессилие, ибо именно в таких состояниях я более чем когда-либо осознавал ограниченность своих возможностей[14].
Я попросил дона Хуана объяснить, за счет чего происходит так, что в состоянии повышенного осознания я могу взглянуть назад и вспомнить все, отдавая себе отчет в каждом из действий, совершенных ранее в любом из состояний. Я даже вспоминаю собственную неспособность вспомнить. Но едва лишь мое осознание возвращается в обычное нормальное состояние, как я тут же теряю нить и не могу вспомнить абсолютно ничего из того, что происходило, когда я был в состоянии повышенного осознания. Я не смог бы вспомнить, даже если бы от этого зависела моя жизнь.
– Стоп, не торопись! – прервал меня дон Хуан. – Пока что ты еще ничего даже не начинал вспоминать. Повышенное осознание – всего лишь промежуточное состояние. А вот за ним – превеликое множество того, о чем ты действительно не можешь вспомнить. Даже под угрозой смерти. И ты был там много, много раз.
Он был прав. Я понятия не имел, о чем идет речь, и принялся упрашивать его объяснить.
– Объяснения будут, – сказал он. – Однако не сразу. Медленно, но, в конце концов, мы к ним придем. Медленно – потому что я в точности похож на тебя. Мне нравится понимать. В этом смысле я – полная противоположность своему бенефактору. Он не был склонен объяснять. Для него существовало только действие. Он имел обыкновение просто сталкивать нас с непонятными задачами, предоставляя возможность выпутываться самостоятельно. Некоторые из нас так и не смогли их решить и закончили в том же месте, где и древние видящие – все действия и никакого реального знания.
– Та информация, о которой ты говоришь, спрятана где-то в глубине моего разума? – спросил я.
– Нет. Это было бы чересчур просто, – ответил дон Хуан. – Одним лишь разделением человеческого существа на тело и разум тут не обойдешься. Действия видящих намного сложнее. Ты забыл то, что делал или наблюдал, поскольку, когда это происходило, ты видел. Вот в чем причина.
Я попросил его раскрыть смысл того, что он только что сказал. Дон Хуан принялся терпеливо объяснять. Когда происходило то, что я забыл, осознание мое было значительно интенсифицировано по сравнению с его обычным повседневным уровнем. Это значит, что были задействованы новые, обычно не используемые части всего моего полного существа.
– И то, что ты забыл, спрятано именно в этих частях твоего полного существа, – сказал он. – Использовать эти другие зоны и значит видеть.
– Я запутался еще больше, дон Хуан.
– Я не виню тебя. Видеть – значит обнажить внутреннюю сущность всего, созерцать неизвестное и бросить взгляд на непознаваемое. Поэтому видение – вещь весьма неутешительная. Обычно созерцание всей непостижимой сложности бытия приводит видящего в полную растерянность. Особенно же удручающе выглядит то, насколько ограниченность нашего обычного состояния осознания искажает и даже уродует истинную картину мира.
Тут дон Хуан в очередной раз напомнил мне, что мое сосредоточение должно быть полным, поскольку понимание имеет критическое значение, и что превыше всего новые видящие ценят глубокое осознание, не окрашенное никакими эмоциями.
– Вот, к примеру, – продолжал он, – в тот день, когда ты понял насчет своей и Ла Горды самозначительности, помнишь? На самом же деле ты ничего не понял. Это был всего лишь эмоциональный взрыв и только. Я утверждаю это с такой уверенностью потому, что уже на следующий день ты вновь оседлал своего любимого конька – самозначительность, как будто до тебя вообще ничего не дошло. С древними видящими произошло в точности то же самое. Они легко шли на поводу у эмоциональных реакций. Когда же дело доходило до понимания того, что они видели, они не могли сделать этого. Понимание требует трезвой уравновешенности, a не эмоциональности. Так что берегись того, кто готов рыдать от избытка чувств, когда ему кажется, что он осознал нечто важное. Ибо на самом деле он не понимает ровным счетом ничего.
– Путь знания таит в себе немыслимые опасности для того, кто пытается следовать по нему, не вооружившись трезвым пониманием, – продолжал дон Хуан. – Я намечаю порядок, в котором новые видящие расположили истины об осознании, чтобы он послужил тебе в качестве карты. Карты, которую ты должен будешь подтвердить своим видением, а не своими глазами.
Последовала долгая пауза. Он внимательно смотрел на меня, определенно ожидая вопроса.
– Все делают эту ошибку. Все думают, что видение осуществляется глазами, – произнес он. – Однако не следует удивляться тому, что после стольких лет ты так и не понял – видение не имеет отношения к функции глаз. Это нормально – делать такую ошибку.
