Сяо го. Переразвитие малого

На предыдущей ступени была выработана внутренняя правда, поэтому ошибки, которые все же тоже могут наступить, не могут быть крупными и серьезными ошибками. Нужно иметь доверие к самой правде, ибо она будет руководить деятельностью человека. Поэтому, если и возможно какое-нибудь переразвитие, т.е. нарушение гармонии, то лишь переразвитие малого. Для того чтобы достичь правильного развития, корректирующего ошибочность действий, необходимо стойкое соблюдение честного образа действий как результатов правды. Человек здесь может действовать в малом, но не в великом, ибо только еще начинается деятельность уже созданного и насыщенного внутренней правдивостью индивидуума. Всякое стремление подняться выше положенных возможностей приводит к утрате того, что может быть достигнуто. Точно птица, эта возможность отлетает от человека, и до человека долетает лишь ее голос. Этот голос движется сверху вниз, и погоня за ним привела бы лишь к утрате его. Наоборот, пребывание внизу может привести к тому, что он будет услышан. Образ птицы, который дается здесь, усматривается некоторыми комментаторами в самом образе гексаграммы. В ней посредине две сильные черты. Они изображают туловище птицы. Под ними и над ними мы видим по паре слабых черт, и эти слабые черты, понимаемые иногда как мягкие, изображают мягкие крылья птицы. Поэтому для выражения чего-то отходящего от человека здесь использован образ летящей птицы. Гармоничность самого образа гексаграммы, его симметрия, по мнению Оу-и, должна указывать на гармоничность действий человека, на его далекость от обеих крайностей. А это необходимо для того, чтобы найти правильный выход из тех небольших ошибок, которые могут наступить при индивидуальной деятельности отдельного человека. Эта мысль выражена в тексте так:

Переразвитие малого.

Свершение.

Благоприятна стойкость.

Можно действовать в малом.

Нельзя действовать в великом.

От летящей птицы остается [лишь] голос [ее].

Не следует подыматься.

Следует опускаться.

[Тогда будет] великое счастье.

Первый момент возникновения ошибки еще не является тем временем, когда она может быть исправлена. Поэтому здесь, на первой ступени, только характеризуется отход правдивости, исчезновение ее в момент свершения неправильного поступка. В тексте читаем:

В начале слабая черта.

Летящая птица.

И, [может быть], — несчастье.

Незначительная ошибка, которая может возникнуть здесь и от которой предупреждает текст «Книги перемен», обусловлена прежде всего тем, что предыдущая ступень — преддверие цели — может быть принята за последующую ступень, за самую цель. В стремлении к предку человек может сначала встретить свою праматерь и остановиться на этом. Ошибка будет состоять в том, что он может пройти мимо своего предка, пройти мимо своей цели и удовлетвориться чем-то, почти заменяющим объект его стремлений. Но поскольку он кое-чего достигает, постольку «Книга перемен» говорит о результате, который является в общем благополучным. Так, в тексте здесь мы читаем:

Слабая черта на втором [месте].

Пройдешь мимо своего праотца и встретишь свою праматерь.

Не дойдешь до своего государя, [а] встретишь его слугу.

Хулы не будет.

Переразвитие является в известном смысле движением, проходящим мимо цели. Если человек проходит мимо цели, не замечая ее, то в известном смысле ее не достигает, хотя бы он сделал и больше, чем то, что требовалось от него самим положением его в жизни. Так, не достигнутая (т.е. неосознанная и незамеченная) цель, стоящая позади человека, точно предъявляет ему известный счет, нападает на него сзади. Здесь, на третьей позиции, именно это имеется в виду. Если человек будет действовать вовне, не осознав и, таким образом, не достигнув тех внутренних целей, которые должны были быть достигнуты в предыдущем, если человек не защитится от возможного нападения со стороны своей собственной совести, то его ждет несчастье. Вот почему в тексте указано:

Сильная черта на третьем [месте].

[Если], проходя мимо, не защитишься, [то]
кто-нибудь сзади нападет на тебя.

Несчастье.

Динамика четвертой позиции в ее стремлении к пятой позиции может лишь усилить такое движение, которое проходит мимо своей собственной цели. Безостановочность этого движения может быть пережита как нечто ужасное. Для того чтобы избежать его, необходимо самому себе поставить известные запреты и не слишком напряженно отдаваться деятельности. Вот почему в тексте мы читаем:

Сильная черта на четвертом [месте].

Хулы не будет.

[Если], проходя мимо, не встретишься, [то]
выступление [будет] ужасно.

Необходимы запреты.

Не действуй.

Вечная стойкость.

По своему характеру пятая позиция должна была бы изображать деятельность, которая направлена на пользу окружающим людям. Но здесь останется ошибки, хотя и малые. И эта деятельность, дарующая другим, в данных условиях невозможна. Все силы для того, чтобы оказывать помощь другим, налицо, и тем не менее эта помощь здесь не наступает. Точно плотные тучи, которые приходят с западной окраины, осознаваемой авторами «Книги перемен» как земля, принадлежащая им самим, не дают дождя. Тем не менее, самой этой позиции может быть оказана помощь силами предыдущей. Если пятая позиция в общественной символике изображает царя, то четвертая изображает князя; человек, занимающий пятую позицию в данной ситуации (поскольку он не выходит за пределы самого себя), точно сидит в пещере. Влияние предыдущей позиции на данную выражается в образе выстрела, который попадает в такого, сидящего в пещере, т.е. в личной замкнутости, человека. Поэтому в тексте мы видим следующие образы:

Слабая черта на пятом [месте].

Плотные тучи, и нет дождя.

[Они] с нашей западной окраины.

Князь выстрелит и попадет в того, кто в пещере.

Малая ошибка в случае ее переразвития становится уже крупной ошибкой. Переразвитие свойственно верхней позиции. Поэтому ничего благоприятного не может быть на ней. Эта неудачность положения выражена в образах, уже знакомых нам и не требующих особой расшифровки. Так, в тексте мы читаем:

Наверху слабая черта.

Не встретишь, [а] пройдешь мимо.

Летящая птица удалится.

Несчастье.

Это называется бедствиями и бедами.

Цзи цзи. Уже конец.

В том ходе творчества, который был охарактеризован во второй части «Книги перемен», здесь достигнут уже этап, когда индивидуальность создана. В этом смысле процесс завершен, и предпоследняя гексаграмма называется «Уже конец». Она представляет собою гармоническое завершение самого процесса, и это выражено в самой структуре гексаграммы. Дело в том, что по теории «Книги перемен» на нечетных, сильных позициях гармонически могут находиться сильные черты, а на четных, слабых позициях — слабые. В данной гексаграмме все черты расположены именно таким образом. Первая, третья и пятая позиции заняты сильными чертами; вторая, четвертая и шестая позиции — слабыми. Казалось бы, в этом дается образ такого гармонического развития и его результатов, которые не предполагают возможности дальнейшего развития. Все уже достигнуто. Отдельное, индивидуальное уже создано. Если оно и понимается как нечто малое, то все же ему предстоит развитие вплоть до того момента, когда оно станет великим. В этом смысле говорится о возможности развития малого. Стойкость и устойчивость, охарактеризованные расположением черт данной гексаграммы, благоприятствуют всему процессу. Но именно здесь необходимо принять во внимание другой закон, существующий в теории «Книги перемен» и состоящий в том, что все имеет тенденцию превратиться в свою противоположность. Каждая сильная черта имеет в себе самой заложенные тенденции превратиться в слабую, и наоборот. Поэтому, как увидим ниже, последняя гексаграмма представляет собою полную противоположность данной. Таким образом, если весь предыдущий процесс, от первого импульса творчества и до достижения полной гармонии, которая выражена в данной гексаграмме, является тем счастьем, которое стоит в начале и которое упоминается данным текстом, то именно это счастье приводит также к необходимости полной и кардинальной смены, приводит к тому хаосу, который стоит в конце и упоминается в данном афоризме. Чтобы правильно пройти через данную ситуацию, называемую в «Книге перемен» «Уже конец», необходимо предпринять целый ряд предосторожностей. И если предыдущие гексаграммы по позициям рассматривали этапы данной ситуации, то здесь разворачивается целый ряд предупреждений, которые необходимы для правильного переживания всей этой ситуации. Не нужно, однако, понимать движение к хаосу, указанное здесь, как нечто отрицательное, ибо, мы увидим ниже, этот хаос, представляя собою нечто аморфное, послужит тем материалом, в пределах которого может развернуться новый цикл, начинающийся с творчества, и т.д. Принимая все это во внимание, можно понять текст, гласящий:

Уже конец.

Свершение.

Малому — благоприятна стойкость.

В начале — счастье.

В конце — беспорядок.

Как бы ни была устойчива в самой себе данная ситуация, она должна быть пройдена, должна быть преодолена, ибо остановка в ней означала бы гибель. Поэтому здесь дается указание на то, что остановка привела бы к недостаточно быстрому темпу прохождения через данную ситуацию и в последнюю минуту эта переправа через данную ситуацию была бы подвержена опасности. Данная гексаграмма теснейшим образом даже самим названием связана со следующей, и для ее объяснения необходимо воспользоваться контекстом следующей гексаграммы, где дается образ молодого лиса, который почти переправился через реку, но в последнюю минуту вымочил хвост. Чтобы не было именно этого, «Книга перемен» напоминает:

В начале сильная черта.

Затормозишь колеса — подмочишь хвост.

Хулы не будет.

В процессе творчества вещь уже создана, она существует как для себя, так и для своего окружения. Скрыться она уже больше не может. Она явно видна всем. Если бы у человека, стоящего на второй позиции, т.е. там, где он пребывает в себе самом, появилось желание быть скрытым, то это было бы для него недостижимо. Это облечено в образ женщины, потерявшей занавес на колеснице. Упорная погоня за своей непроявленностью, поиски потерянных занавесей не могут здесь привести ни к какому результату. Когда в дальнейшем наступит время (а оно безусловно может наступить), тогда все будет восстановлено, человек может быть замкнут в самом себе. Здесь это недостижимо, и будущее должно быть предоставлено будущему. В таком смысле текст говорит:

Слабая черта на втором [месте].

Женщина потеряет занавеси [на колеснице]*[1001]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s990.

Не гонись.

[Через] семь дней получишь.

В данной ситуации, в преддверии к хаосу, выход вовне воспринимается как выход для трудной и ожесточенной борьбы. Не с людьми сражаться предстоит, а с чем-то худшим. Здесь имеется в виду поход на страну бесов. Победа над ними должна быть одержана. Но эта победа по плечу лишь тому, кто обладает большой силой, а не рядовому человеку. Но даже для такого человека, исполненного и сил, и жизненного опыта, для высокого предка, как его называет «Книга перемен», эта победа дается не даром. Нужен длительный срок для достижения ее. Тем более понятно, что ничтожному человеку в таких условиях действовать нельзя. Вот почему в «Книге перемен» сказано:

Сильная черта на третьем [месте].

Высокий предок идет в поход на страну бесов.

И в три года победит ее.

Ничтожествам — не действовать.

Предвидение хаоса и приближение его чувствуется на каждой ступени данной ситуации, несмотря на то, что она сама по себе представляет завершение всего предыдущего. Поэтому здесь необходимо иметь в виду, что никакое достижение не остается навеки в руках достигнувшего. В таком смысле, как напоминание, звучит текст:

Слабая черта на четвертом [месте].

[И на] парче будут лохмотья*[1002]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s991.

До конца дней соблюди запреты.

Все ближе выход из данной ситуации, все ближе к хаосу. Поэтому здесь дается еще раз напоминание о том, что может спасти человека в той среде, в которую он с неизбежностью попадет в следующей ситуации. Не пышность и роскошь жертв, а правдивость, не внешняя полнота, а внутренние силы — вот что может привести его к устойчивости во время стихийного хаоса, в который он неизбежно попадет. Чтобы расшифровать образы, в которых дается данный афоризм, нужно принять во внимание, что нижняя триграмма Ли («огонь») приписана к востоку, а верхняя триграмма Кань («вода») — к западу*[1003]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s992. То, что было достигнуто внутренне, что было достигнуто на первых трех позициях, здесь уже не играет никакой роли. Поэтому если восточные соседи, т.е. три нижние позиции, и приносят значительную жертву, в ней смысла нет. И только то, что человек уносит с собой, устремляясь к хаосу, только то, что является его неотъемлемым, ему лично принадлежащим, может привести к благополучию. И это незначительное, та малая жертва, о которой говорится в тексте, есть не что иное, как внутренняя устойчивость и правдивость, умение исходить из самого себя. Поэтому в тексте сказано:

Сильная черта на пятом [месте].

Корова, убитая у восточных соседей, не
сравнится с небольшой жертвой западных
соседей.

[Если будешь] правдивым, [то] поистине
найдешь свое счастье*[1004]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s993.

В общем афоризме данной ситуации было сказано о том, что в начале процесса — счастье, в конце — хаос. Шестая позиция представляет собою переход к этому хаосу. «Книга перемен» не говорит, что здесь человеку грозит определенное несчастье. Она только констатирует опасность и ужас данного положения. Волна хаоса захлестывает человека. Если на первой позиции говорилось о переправе и о возможности в последнюю минуту испортить свой путь, то на этой позиции говорится о том, как хаос с головой покроет человека. И тем не менее это необходимо, человек должен выйти из своего гармонического развития и, сознательно нарушив эту гармонию, двинуться в хаос, ибо в хаосе он находит свободу для своего творчества. Так, в тексте мы читаем только:

Наверху слабая черта.

Промочишь голову.

Вэй цзи. Еще не конец

Ситуации разворачиваются так, что, наконец, наступает хаос, но он рассматривается не как распад созданного, а как бесконечность, возможность бесконечного творчества все вновь и вновь. Не как нечто отрицательное выступает здесь хаос, а как среда, в которой может быть создано нечто совершенно новое. Безусловно, это новое творчество должно пойти по законам (и с точки зрения авторов «Книги перемен», по тем же законам, которые были указаны выше). В этом усматривается цикличность в «Книге перемен». В последнюю минуту в этой последней ситуации «Книга перемен», точно напутствие, дает указание, что здесь может произойти и чего надо остерегаться. Самое важное — это наличие полноты сил. Лучше, если их будет больше, чем надо, ибо если бы их не хватило в последнюю минуту, то ничего благоприятного нельзя было бы о кидать. Вот почему текст говорит:

Еще не конец.

Свершение.

Молодой лис почти переправился.

[Если] вымочит хвост, [то] не будет ничего благоприятного.

Первая позиция представляет собой лишь начало данного процесса, т.е. начало выработки необходимых сил, поэтому можно предположить, что их здесь еще мало. В первую очередь текст «Книги перемен» указывает на то, что человеку придется сильно пожалеть, если в прошлом, до того, как ему приходится переходить через хаос, он не выработал достаточного количества сил. Поэтому сказано только следующее:

В начале слабая черта. Подмочишь свой хвост.

Сожаление.

В то время, когда человек проходит через хаос, единственное, на чем он может держаться, это на самом себе, ибо в хаосе не на что положиться. Он должен на второй позиции, которая как раз характеризует внутреннюю жизнь человека и его замкнутость, полнейшим образом держаться на самом себе, сохранить самого себя. Поэтому в тексте говорится:

Сильная черта на втором [месте].

Затормози колеса.

Стойкость — к счастью.

Но вот наступает выход вовне. Он не может не наступить, и третья позиция характеризует именно его. Но здесь, когда «еще не конец», собственно говоря, еще ничего не достигнуто и еще сил не хватает. Поход, который был бы предпринят, исходя из этой позиции, мог бы быть только неудачным. И тем не менее, необходимость этого выхода вовне, необходимость предпринять новый цикл творчества здесь выступает настолько сильно, что позиция сама благоприятствует этому. Противоречивость данной позиции выражается в противоречивости афоризма, приписанного к ней:

Слабая черта на третьем [месте].

Еще не конец.

Поход — к несчастью.

Благоприятен брод через великую реку.

Необходимым условием работы, которая может быть предпринята на данной позиции, является та стойкость, которая свидетельствует о полноте сил. Только она может привести к удачному исходу. Но эта стойкость имеет перед собой не спокойную среду, а возбужденный хаос, и именно против него должен здесь выступать человек. Пусть его ожидают большие труды, пусть долгий срок он будет вынужден бороться, но если он будет, сохраняя стойкость, продолжать свою борьбу, то все в мире, весь мир, зашифрованный в образе великого царства, одобрит его деятельность. Против всех сил тьмы должен выступить он здесь. И «Книга перемен» советует ему:

Сильная черта на четвертом [месте].

Стойкость — к счастью.

Раскаяние исчезнет.

[При] потрясении надо напасть на страну бесов.

[И через] три года будет похвала от великого царства*[1005]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s994.

Стойкость, описанная на предыдущей ступени, здесь является центральной характерной чертой человека. Она сообщает ему благородство. И это благородство, как из некоего центра, может излучаться во все окружение, облагораживая его. Суть этого внутреннего благородства — в той гармонии, которая подчеркивается средней позицией в верхней триграмме Ли. Это внутренняя правдивость. То, что она должна излучаться и сиять, указывается тем, что данная черта является центральной в триграмме сияния. Так, здесь, в пределах мрака и хаоса, внутренняя правда сияет, озаряя все вокруг, и в этом указывается возможность дальнейшего проявления света, т.е. творчества. Иными словами, здесь дается исходная точка для нового цикла, начинающегося опять в первой гексаграмме Творчество. В таком смысле может быть понят текст:

Слабая черта на пятом [месте].

Стойкость — к счастью.

Раскаяния не будет.

[Если с] блеском благородного человека будет
правда, [то будет и] счастье.

После того, что достигнуто уже на предыдущей позиции, остается лишь умиротворение старости. Если человек вовремя не успел приступить к творчеству, то перед ним как возможность остается лишь найти свое удовлетворение в спокойном пире. Для того чтобы дойти до такого пира, надо обладать многими силами, надо обладать внутренней правдивостью. За бездеятельность здесь нельзя винить человека, и никто его не будет хулить за это. Он заслужил свой покой. Но если бы он предпринял какое-нибудь действие, когда уже время для этого действия миновало, то он был бы захлестнут силами хаоса с головой. Все было бы им потеряно. Поэтому в тексте сказано:

Наверху сильная черта.

Обладай правдой, когда пьешь вино.

Хулы не будет.

[Если] помочишь голову, [то, даже] обладая правдой, потеряешь эту [правду].

ПРИМЕЧАНИЯ

 

 

ПРИЛОЖЕНИЕ

 

 

 

 

ЗАМЕЧАНИЯ НА КНИГУ-ДИССЕРТАЦИЮ Ю.К. ЩУЦКОГО «КИТАЙСКАЯ КЛАССИЧЕСКАЯ "КНИГА ПЕРЕМЕН"» [1006] z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s995

 

ВВЕДЕНИЕ В ДОПОЛНЕНИЕ К ОФИЦИАЛЬНОМУ ЖИЗНЕОПИСАНИЮ-ЗАПИСКЕ 1 ФЕВРАЛЯ 1935 Г., Т.Е. ДВА С ПОЛОВИНОЙ ГОДА НАЗАД

Сегодня у нас большой научный праздник. Надо поздравить и Вас, и нас всех, и Институт востоковедения с редким и большим достижением. В самом деле, как приятно начинать серию докторских наших диссертаций с работы, которая не только не возбуждает сомнений в своих достоинствах, не говоря уже о доброкачественности, но и стоит несравненно выше всяких требований к доктору китайской словесности (филологических наук).

Надо при этом сказать, что сама инициатива этой работы встретилась с неисчислимыми трудностями, от которых — смею это заявить хотя бы от своего лица — всякий из нас в ужасе бы отступил. Например, в бессилии сражаться с наивными людьми, принимающими исследователя и переводчика за соавтора и злостно приписывающими ему, невзирая на анахронизм, все, что есть в оригинале. Для этих людей написать пасквиль на «И цзин» есть научная работа более достойная, чем научное объективное исследование этой книги, и Вы подвергались нареканиям и даже форменным гонениям за эту работу задолго до приведения ее в готовый вид. Толпа обскурантов ИВАН[1007]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s996 решила отнять у Вас решимость закончить исследование этого крупнейшего памятника дальневосточной Азии, и даже мое представление о присуждении Вам докторской степени без защиты диссертации ввиду хотя бы трудностей, связанных с оппозицией Вам, было с негодованием запихано в дальний угол ящика, где и лежало без движения, хотя адресовано было не этому ящику, а высшей академической инстанции (вот что делает ведомственная субординация!). Мои отзывы о Вашей работе уничтожались! Просто!

Гонения на Вас и Вашу работу воспроизводят в точности (тем более что кое-кто из участников гонения был в той и этой конъюнктуре) гонения на меня в 1913 г., когда в моем курсе о Лао-цзы и «Дао дэ цзине» усмотрели «атомистическую теорию на футурологическом языке», подали жалобу Н.Я.Марру (декану) — и курс был упразднен. При этом даже мое призывание имени Льва Толстого в свидетельство интереса общества к Лао-цзы не помогло! <...>

Два года прошло с тех пор, как мною была прочитана Ваша работа, и я предпочел бы дать о ней отчет тогда же, а не теперь, когда мои заметки уже потускнели вместе с памятью моей.

ОСОБЕННОСТИ ВАШЕГО ПРЕДМЕТА. «КНИГА ПЕРЕМЕН»

Мы начинаем серию переводов и исследований китайских классиков с самого трудного из них — с «И цзина». «Книга перемен» состоит из афоризмов, легко усваиваемых и всеми повторяемых (в особенности в обиходной эпиграфике), и, далее, мест столь темных и непостигаемых, что от них открещиваются даже твердо знающие «Книгу перемен» наизусть — начетчики. Скажу по своему опыту, что среди своих учителей-китайцев (их было, по-моему, не менее двадцати!) я никогда не видел ни одного, кто не говорил бы об «И цзине» с восхищением и... ничего в нем не понимал бы, кроме пафоса зазубренных экстравагантностей, подлинной экзотики. Я лично в начале моих штудий (особенно в 1903 г.) много раз занимался «Книгой перемен», но отступил перед ее трудностями. Затем Шаванн[1008]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s997 по нашей просьбе прочел нам в 1905 г. лекцию об «И цзине», указав, что далее гадательного текста значение этой книги не идет и что научного значения эта книга не имеет, по крайней мере для историка (наука от этой точки зрения отошла). Наконец, в Китае я не встретил никакого сочувствия своим стремлениям понять текст «И цзина». Поэтому я и в свои университетские курсы этот предмет никогда не вводил.

Надо сказать вообще, что китайский консерватизм нельзя считать чем-то исключительно одиозным. Это, конечно, один из эксцессов, без которого не обходится ни один исторический народ, а тем более его литература. Но если бы он исходил только из одного источника, как, например, у христиан из Евангелия, то он был бы давно уже обречен на катаклизмы вроде европейских, в которых нетрудно видеть борьбу жизни с Евангелием и «пастырями добрыми». Нет, китайский консерватизм питался из разных источников. Вот почему «Книга перемен» всегда оставлялась как-то в стороне от эксцессов, особенно политических, и не вызывала боев насмерть.

ТРУДНОСТЬ КРИТИКИ ВАШЕЙ РАБОТЫ

Прежде всего, Вас никто не посмеет упрекнуть в том, что Вы выбрали нарочно «заумный» текст, чтобы парализовать критику, ибо всем нам вообще и в первую очередь полагается быть солидно знакомыми с «Книгой перемен». А так ли это? Затем, критиковать Вас, единственного знатока этого сложнейшего из предметов, — значит брать на себя больше того, что приличествует китаисту, знающему, что такое «И цзин». Решаюсь это сделать только по долгу руководителя Китайского кабинета и Вашего товарища. Дальше этого мои претензии не идут и идти не могут. Ведь Вы, знающий весь текст «Книги перемен» наизусть и вообще все сюда относящееся, являетесь единственным хранителем всего ее синтеза, и спорить с Вами по меньшей мере трудно, если вообще возможно (опасно!). Как минимум можно заявить, что в этой области более квалифицированного исследователя и переводчика найти нельзя, и не только среди нас. Поэтому критика Вашей работы не может идти нормально, т.е. как объемлющая линия к объемлемой. Это я выставлял как одну из причин, действующих на справедливость присуждения Вам степени доктора без защиты диссертации. Но мое ходатайство не вышло даже из ящика заместителя директора ИВ П.И.Воробьева.

ВАШИ ЛИЧНЫЕ ОСОБЕННОСТИ

Вся жизнь Ваша перед моими глазами. На первый взгляд Вы всегда разбрасывались, и были люди, обвинявшие Вас в дилетантстве. Но не я! Из всех Ваших увлечений Вы сумели составить свою научную личность в некий синтез, замечательно полносочный, многокрасочный. Из самых различных элементов получился синтез на редкость логический.

Но я выступлю прежде всего свидетелем Вашего научного развития. На студенческой скамье быстро складывалась Ваша личность, и все элементы получили развитие. «И цзин» пришел после всех, но, потребовав от Вас самых крупных усилий, оказался в конце концов торжествующим. Основные черты Вашей личности: энтузиазм, быстрота и широта охвата предмета, основательность, острота критики — все здесь. К этому же надо присоединить изобретательность, предприимчивость, ненависть к банальным дважды два и к стереотипам, находчивость и остроумие.

Укажу прежде всего, что Ваша книга — работа китаиста, философа и филолога, и япониста-филолога, и маньчжуриста: соединение, доселе не бывалое нигде. Но полнота китаиста отсутствует, поскольку книга не писалась в Китае. (У китайцев полагается сань тань [1009]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s998, поэтому я еще дважды в течение этой речи вздохну!) Вы принялись за исследование «И цзина» в языковом всеоружии; китайский, японский, маньчжурский и европейские языки. До Вас никто не был так вооружен. У нас были знатоки многих языков Дальнего Востока, но этот полиглотизм или был бесплоден, или, самое большее, обслуживал китайскую фразу (чтобы не провраться в остановке). У Вас же полиглотизм сосредоточен на обшей цели и имеет подлинно синологический аспект.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА КНИГИ

Ни одна книга по китаистике не доставляла мне столь сосредоточенного удовольствия и поучительности. Изложение книги стройное, систематическое. Тон увлеченный, страстный, с тягой к яркому рационализму и рельефной демонстрации (путем сравнений, иногда парадоксальных, сопоставлений и т.д.). Она доступна в части 1 всем, но часть 2 даже в Вашей обработке останется, конечно, книгою редких специалистов. Нельзя думать, что она будет массовым чтением или даже чтением китаистов вообще, но для редких специалистов она будет редким же откровением.

ЗАСЛУГИ В МИНИМАЛЬНОЙ ОЦЕНКЕ

При рассмотрении научной работы надо отметить выдающиеся пункты (выше нормы). Так как их слишком много — можно сказать, вся работа — и мне их не пересчитать, как бы я ни старался, то вот некоторые.

Начну с того, что есть в синологии темы и темы. Для одних найдутся любители один за другим: вопрос времени и терпения. За другие же никто браться не может и не хочет. Таков «И цзин». Изучать «И цзин» — значит изучать самое сложное из мировоззрений (ибо это ведь не изолированное нечто), а быть ему судьей — задача прямо непомерная, и то, что Вы за нее взялись, это подвиг в отношении и нас, и советской науки. Даже если бы книга была неудачна, Вас следовало бы, как в древнем Риме, благодарить за то, что Вы не побоялись труднейшей из задач.

Далее, крайним достижением китаиста, предшествующим объемлющей и настоящей критике и научному обобщению, является полное усвоение текста вместе с его предметом (что бывает далеко не всегда), проникновение в самую толщу китайских идей. И если это достаточно трудно для китайской истории, еще труднее для китайской литературы, далее для классиков и труднее всего для «Книги перемен», то даже одно лишь прочтение этой книги, не говоря уже о ее освоении и проникновении в ее толщи, является настоящим подвигом. А ведь это только начало Вашей работы! И всю ту литературу об «И цзине», которою мы располагаем, даже просто, повторяю, прочесть так, как это сделали Вы, мог только человек особого склада и особых способностей, что мы все знаем и все отмечаем, я — первый.

Один факт внимательного чтения всей «Книги перемен», даже в одном лишь из комментариев, и это уже большое дело, в котором, как известно, не преуспели даже писавшие об «И цзине» (я сильно сомневаюсь, чтобы Арлез или Макклатчи читали бы текст, о котором они писали, как следует. По рассказам сяньшэна [1010] z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s999 — на байхуа [1011]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s1000. А Арлез — по-маньчжурски).

Во всяком случае, умение читать труднейший текст и ввести его в научное обращение Вами полностью и блистательно доказано. И заметьте, что в то время как вокруг Вашей диссертации было много всяческих толков (главным образом кривотолков), но не было — и не могло быть — толков о безграмотности, некомпетентности, мертвом инвентаре кусочных знаний и прочих характеристик подобного рода, довольно часто встречающихся в беседах о диссертациях. Всем ясно, что со стороны знания дела и языка Вы неатакуемы.

Как новый комментатор, стремящийся искренне к ликвидации оракула и превращению его в философему, эта работа заслуживает всяческого удивления и поощрения. Во всяком случае, и также в виде минимальной оценки надо признать, что Ваш перевод и Ваше исследование не идут ни в какое сравнение с предыдущими (на всех языках, в том числе и японском и, конечно, китайском же). Уже по одному этому как автор прогресса науки Вы заслуживаете степени премированного доктора.

Хотя всякая научная работа имеет прежде всего значение по окончательности решения поставленных проблем, но сама постановка их и формулировка, особенно новая и ведущая к дальнейшей работе мысли, имеет иногда гораздо большее значение, нежели решенные проблемы (ибо они могут быть решены хуже, чем поставлены и сформулированы). Уже с этой точки зрения Ваше исследование ново, богато мыслями и формулами, нигде и никогда ранее не выраженными даже в форме вопроса.

Наконец, надо всячески похвалить Вас за умело и достойно составленные тезисы. Вы дали урок диссертантам, превращающим тезисы в оглавление своей работы или нудный конспект ее, обесцвечивающий работу и отбивающий всякую охоту с нею познакомиться детально.

НАУЧНЫЕ ДОСТОИНСТВА РАБОТЫ

Если считать, что научная работа в своих достоинствах числит силу знания и научное умение, то в этой работе оба эти существенных элемента проявлены полностью. Во всей работе чувствуется сила знания, сила мысли, сила убеждения и сила убедительности. Книга умна, доброкачественна, убедительна. Она дает яркие характеристики, доселе в китаистике невиданные. Книга обладает первоклассными научными достоинствами: открытостью, откровенностью, искренностью — равно научными добродетелями.

Отмечу еще раз Вашу острую находчивость, предприимчивость, всяческое дерзание. Это книга филологии новой и весьма изобретательной. Этот труд впервые в истории изучения «И цзина» идет в ногу с современной наукой Китая и Японии, превосходя европейские и, конечно, русские (их не было!). Думаю, что Ваше исследование китайской классики идет непосредственно после Пеллио[1012]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s1001. Оно уступает ему в документации и построении текста и выигрывает в оригинальности и размахе. Если не во всех, то во многих отношениях можно Вашу книгу считать последним словом науки (постольку, поскольку она писалась вне Китая) — это достижение крупное, исключительное.

В связи с этим отмечу и особые достижения. Максимальною оценкой Вашей работы надо считать удачно и ясно продуманную систему «И цзина», которая, не будучи окончательною, сделала в этом направлении самый крупный шаг. Ведь если даже считать эту проблему в данных условиях неразрешимою, все же Ваша работа имеет абсолютную ценность как первая на русском языке и в то же время самая удачная из всех синологических. Это бывает крайне редко, и Ваша работа едва ли не первая из этих редких! Вот наконец настоящая наука, и советская синология делает вклад в мировую науку столь долгожданный.

Перед Вами стояла грандиозная проблема — решить с помощью, так сказать, «научных уравнений» трехтысячелетнюю проблему «И цзина», которая никогда не была решена ни в Китае, ни вне Китая. Но это решение или невозможно, или требует особого гения. Я считаю, что Вы на этом пути встали в ряд с предыдущими исследователями и значительно превзошли их. Непосредственным Вашим предшественником как по времени, так и по серьезности является Вильгельм. Но Вы его превзошли во всех отношениях, а главным образом в научном, о чем скажу далее подробно. Значит, повторяю: работа Ваша включается в мировую по достоинству и является последним словом науки в данной области. С чем и позвольте от души Вас поздравить!

Ваша книга имеет еще особое значение: она сильною рукою вызволяет европейскую науку из ее инфантилизма в отношении «И цзина» и повторения задов на китайский лад. Вы преобороли также опасную сентиментальность и романтику Вильгельма. В общем, еще раз повторяю, что Вами все решительно сделано, чтобы впервые дать понять основные идеи великой книги в самом крупном масштабе и отойдя от детских маневров Арлеза, Легга и др. Ваша книга надолго еще останется самодовлеющею, путеискательной и путеуказующей, поскольку в ней приняты все меры к тому, чтобы вызволить исследование из трафаретных легговских формул. (Отличная характеристика Легга на с. 33 (101): «Благообразный труд, лишенный ошибок лишь постольку, поскольку его автор передавал китайские теории и не рисковал на головокружительные открытия в стиле Лейбница или Лакупри».)

Один из шедевров Вашей работы — это вступление, обращенное к читателю-некитаеведу. Оно убедит в Вашей правоте кого угодно. Также и весь параграф 2, с. 233 (194), представляет собою очень сильное, здравое и умное введение в анализ техники мышления «Книги перемен»: «... предвидя упрек в модернизации архаического памятника, я хотел бы установить точную договоренность в спорах о «модернизации», которая отнюдь не является моей целью. <...> Сколько миллионов людей пело и играло на самых разнообразных музыкальных инструментах без малейшего знания акустики и теории музыки. Однако мы можем говорить об их творчестве научно лишь с точки зрения современной акустики и теории музыки. Также, изучая технику мышления, отраженную в текстах «Книги перемен», мы не можем не пользоваться современной, нашей техникой мышления».

Надо особо отметить Ваше критическое самоограничение, которое должно войти в науку[1013]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s1002. Действительно, в таком, как на с. 203 (177-178), утверждении подход к «Книге перемен» является наиболее всего приемлемым. Упразднены химеры. Далее, на с. 205 (179) подсчет (сама инициатива его, инвенция, находчивость!) мантических элементов в «Книге перемен» — особое достижение. Жаль, что на чертеже это не особенно видно и что выводы из этого подсчета как-то потерялись и даже закончились необъяснимым и полным противоречием на с. 209 (182).

Изложением теорий Пи Си-жуя Вы оказали всем нам большую услугу. Принять или не принять Ваши ограничения их, но они создают новую, доселе неизвестную атмосферу. Хотя выбранный Вами трактат не может быть назван классическим, ибо он, во-первых, написан сильным и неровным тоном, без всякой лапидарной 2 × 2 = 4, и, во-вторых, в аргументации и иллюстрации весьма спорной, тем не менее выдвижение на первое место Пи Си-жуя (доселе мало известного европейской науке) и японцев — вещь замечательная и правильная. На с. 262 (204-205) очень новые и верные замечания, которые могут многим и очень многим из нас пригодиться.

Вывод из Вашей работы (последний пункт тезисов) полностью оправдан, и задача ее в том виде, в котором она задумана, решена блестяще.

Однако... «и в солнце и в луне есть темные места» (Херасков). Перехожу к минусам.

НЕДОСТАТКИ РАБОТЫ, ОТ ВАС НЕ ЗАВИСЯЩИЕ

Свою отрицательную критику я начну с общего утверждения, что даже Ваша превосходная работа не стоит полностью на уровне науки, ибо большие работы такого типа нельзя делать без специальной экспедиции в Китай на год, а то и на два, как это принято в Европе. Без полной библиотеки и общения с китайскими специалистами такая работа не может производиться. Ведь принимая во внимание, сколько Вам дало для писания этой книги Ваше кратковременное пребывание в Японии в 1928 г., можно себе представить, сколько Вы при своей впечатлительности и острой восприимчивости могли бы получить в Китае! Приходится сань тань эр и [1014]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s1003. Все Ваши трудности начинались с библиографии и книжной наличности, которая у нас к решению таких проблем совершенно не предназначена. Ваша работа могла быть сделана только в Китае! Очень возможно, что Вам остался неизвестным целый ряд новых китайских теорий «И цзина», изложенных хотя бы в периодических изданиях, до нас не дошедших.

Далее, роковой вопрос: может ли научное исследование подобного предмета по своей потенции и законченности равняться в глазах читателя всей той подготовке, эрудиции и врожденной и выработанной интуиции, которою располагает туземец? Принципиально оно, конечно, должно быть таким. Но на деле так ли? И кто знает, как этого можно добиться? Ведь если даже «Слово о полку Игореве», имеющее себе многочисленных партнеров, все же считается как бы изолированным и, в сущности, как историко-литературная проблема нерешенным, то что же говорить об «И цзине» — тексте абсолютно изолированном? Надо ждать новых материалов от раскопок! Но en attendant нужно работать над тем, что уже есть. Наконец, история Апокалипсиса показывает, как зашифрованная мистика сопротивляется расшифровке. А ведь об этой книге известно несравненно больше, чем об «И цзине». Проблема «И цзина» в настоящее время не может быть решенной окончательно.

ВАШИ УВЛЕЧЕНИЯ

Люди, склонные скептически относиться к увлекающимся ученым, могут быть скептически настроены и к Вам, как всегда увлекающемуся своим сюжетом и выбирающему только то, что нравится. Но надо делать разницу между увлекающимся и увлеченным, а поскольку в Ваши «увлечения» входят даже такие предметы, как курс грамматики китайского языка для практикантов, я считаю Ваши увлечения даже утилитарно полезными.

Благодаря Вашей командировке в 1928 г. в Японию, а не в Китай Вы находитесь, вполне естественно, в поле притяжения японской синологии. Это ново! Это интересно! Это необходимо! Однако est modus in rebus. Я нахожу Ваше возвеличение японской науки перед китайскою результатом увлечения и недостаточно строгой критики.

Так, например.

С. 162 (153). Странно не реагировать на наивность японца, представляющую худшую версию китайских наивных полиграфов.

С. 163-164 (168, прим. 133). Странно характеризовать работу Хонда «филологически точною», когда он доходит в своей неразборчивости до = [1015]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s1004.

С. 164 (156). Вряд ли можно защищать (а тем более рекомендовать) японскую синологию цитированием подобных благоглупостей. (Или еще на с. 165 (158) и особенно на с. 166 (159): ну и наука!)

Кроме того, в Вашем изложении теорий Пи Си-жуя тоже есть странности. Так, например, странно, что, пересказывая Пи Си-жуя, Вы не заметили этого именно места на с. 144, 2 (167, прим. 115), где тип «Чунь цю» напоминает тип «И цзина»[1016]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s1005. Изложение Пи Си-жуя на с. 145,1 (145) кажется бессистемным и вряд ли достигает цели — нужно было бы Ваше вмешательство.

С. 149 (147): «Очевидно, что здесь Пи Си-жуй, последовательный конфуцианец, ничего общего не имеющий с объективной наукой, исходя из своего догматизма, не допускает даже мысли о критике Конфуция...». Такой уничтожающей критике Пи Си-жуй подвергнут, по-моему, зря. В Вашем же пересказе он доказал нам, что стоит выше конфуцианских предрассудков — если и не всех, та очень многих. - [в настоящем издании купировано].

Странно, что, пересказывая Пи Си-жуя, Вы не реагировали на некоторые особенно достойные его места (вроде с. 152 (148-9)). И вообще, Ваши аннотации к Пи Си-жую монотонны и их мало. К чему тогда было пересказывать его? На с. 154 (149-50) опять нет существенной аннотации к Пи Си-жую. Как же называется эта «компиляция»?

С. 119 (133): «Следовательно, Конфуций (по мнению Пи Си-жуя. — Ред.) выдвинул, а может быть, и создал текст «К[ниги] п[еремен]» как компендиум своего рода Lebensweisheit». Из-за этого Lebensweisheit теряешь доверие к пересказу Вашему пунктов Пи Си-жуя.

ВЫБОР КОММЕНТАТОРОВ

Ваши увлечения начинаются с неудачного выбора комментаторов. Я оспаривал Ваш выбор. На этом первом этапе исследования надо было бы взять наиболее известных и знаменитых Чэна и Чжу Си, а не тех, кто больше Вам по вкусу. Так было бы гораздо объективнее. Брать за основу столь неаттестованных комментаторов, как Оу-и и Итō Тōгай было неосторожно: от этого фундаментальность работы разделяет участь с эфемерностью этих комментаторов.

С. 318 (233). Аргументация в пользу Оу-и блестяща по форме, но вряд ли убедительна по содержанию. Во-первых, буддийская терминология изучена только для буддизма, и буддист, говорящий о китайской философии не буддийского типа, такой же дилетант, как и все прочие. И, по-моему, ничего точного и «недвусмысленного» из его комментария не получилось! Во-вторых, Вы сами возражали против моего выбора в руководящие комментаторы для «Дао дэ цзина» У Чэна[1017]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s1006!

С. 299 (219): «Оу-и, поднявший «К[нигу] п[еремен]» на высокий уровень философского понимания и на материалах «К[ниги] п[еремен]» разработавший вопрос об отношении нового акта познания к содержанию прежде накопленного знания, Сунские авторы, но особенно Оу-и, могут быть использованы для критической интерпретации «К[ниги] п[еремен]»». Аргументация в пользу Оу-и по меньшей мере преждевременна и недостаточна.

В биографическом очерке Чжи-сюя[1018]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s1007, приложенном Вами к работе, не содержится ничего, рекомендующего его как ученого. Наоборот, последняя фраза: «Главная его идея — это стремление найти синтез не только всех буддийских школ, но и буддизма, конфуцианства и даосизма» (212-3) — убийственная характеристика. Перед нами обыкновенный монах-полиграф, каких мы видели тысячи. Кстати, нет ничего о Дэ-цине[1019]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s1008, его учителе, которого Вы хорошо знаете по комментарию на Лао-цзы и к которому также питаете пристрастие. Какая связь между ними на этой почве?

Оу-и (Чжи-сюй) использован лишь эклектически. Первые же параграфы без него вовсе. Достаточно перевести первые строки объяснений первого же гуа, чтобы показать, что это всего-навсего лишь набор буддийских фраз и отнюдь не терминов, которых искали Вы: это не философский, а канонический язык (образцы у Вас же даны). Если встать на Вашу точку зрения в отношении Оу-и, то и... христианский комментарий на «И цзин» мог бы иметь философское значение! У Вас пропущены исторические сопоставления, находимые у Оу-и. А может быть, это одна из его наиболее выигрышных черт?

Перевод с помощью Оу-и и Итō Тōгай никакого нового моста к читателю не перекинул и остался совершенно замкнутым и эзотерическим. Научное его использование вряд ли возможно. Боюсь, как бы это предприятие не осталось... оригинальным, и только!

Нужно было перевести «Си цы» и, далее, одного из наиболее крупных комментаторов — Чэна или Чжу, производивших на китайскую интеллигенцию наиболее сильное впечатление. Характеристики китайских комментаторов Чэна и Чжу Си не очень глубоки и не очень одухотворены. Остались без физиономий.

С. 85 (121): «Из сравнения Чэн-цзы и Чжу-цзы видно, насколько критицизм в среде сунских конфуцианцев снижался ко времени последнего. Это, можно полагать, стоит в связи с общим понижением тонуса общественной жизни ко времени Чжу Си. И более широкое сравнение его, позднего сунского конфуцианца, с конфуцианцами, положившими начало сунской школе в начале этой династии, лишь подтверждает это наблюдение, сделанное нами на приведенных выше цитатах».

Стоит ли так пренебрегать Чжу Си из-за одной только его «ортодоксии»? Он едва ли не единственный комментатор классиков, владевший их системой и их ею связавший! Понятно, что, чем больше система растягивается, тем более она податлива... Qui trop embrasse mal étreint[1020]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s1009.

С. 84 (121): «Совершенно иным тоном начинает свой комментарий Чжу Си. Это тон педанта, стремящегося вложить в голову ученика традицию». Надо же уметь различать в лице Чжу Си философа и педагога! С. 85 (121): И нельзя из сравнения только по кусочкам Чэна и Чжу делать выводы!

С. 90 (122): «Не подлежит никакому сомнению, что Дяо — плохой филолог. Несомненно также и то, что он крайний идеалист. Последнее делает понятным то, почему столь большое значение придает ему современная японская буржуазная синология. Первое же его качество — недостаток критицизма — японские синологи стараются преодолеть, будучи уже вооружены европейским критицизмом». Кроме того, лучше присоединиться к квалификации Чжу Си у Дяо Бао, чем воевать с ним.

С. 99 (125): «...много поработав над вопросом образности в «Книге перемен», он, [Чжан Ши-чжай], приходит к пониманию, что они [образы] относятся к поэтическим образам «Ши цзина», как внутренняя сторона — к внешней, и, признавая все совершенство образов «Ши цзина», он все же считает, что только образы «Книги перемен», в конечном счете исходя из естественных образов мира, вносят в их систему стройность, т.е. приближают нас к охвату мира в познании».

Таким образом, можно считать, что Ваша теория сближения языка «И цзина» и «Ши цзина» навеяна отчасти Чжан Ши-чжаем?

С. 91-92 (172-173). Слишком большая неосведомленность о Чжан Ши-чжае. Цитируете его даже... по «Цы юаню». А о нем целая библиотека написана как о властителе дум современных китайских ученых-критиков[1021]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s1010.

МОИ НЕДОУМЕНИЯ, ВОПРОСЫ И ПРЕДЛОЖЕНИЯ

Недоумение. Вопрос о том, есть ли действительно в «И цзине» система, вопрос кардинальный. Перед Вами стояла задача доказать нам всеми имеющимися у Вас способами да или нет.

Я могу этого не знать, но неужели же нет синтеза «И цзина» на китайском языке? И неужели в китайской литературе Вы не нашли трактатов о влиянии «И цзина»?

В виде гипотезы (у Вас не рассмотренной): не гипноз ли тысячелетий так называемая «система» «И цзина»? И не считается ли словесный текст за «систему» благодаря действительно строгой (математически) линейной системе? Сомневаюсь, чтобы Вам удалось решить важнейшую проблему отделения чертежа от текста или, наоборот, соединения обоих — хронологического и органического. Не заключается ли «система» «Книги перемен» (как и «Хун фань» ^[1022]) только в чертеже гексаграмм (математики, астрологии)? Тексты же — только эпизоды, которые при графике форсированы в «систему». (О «Хун фане» забыто, с. 13, как и о статьях современных китайских ученых, посвященных математической проблеме «Хун фаня» z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s1011.)

В раздробленных по положению и по мантической практике формулах есть ли действительно система предвиденная или ad hoc, выведенная из санкционированного и стабильного стереотипа (вроде пророчеств о Христе в тексте Ветхого завета)?

С. 143, прим. 1 (167, прим. 115): «Понятно, что Пи Си-жуй, воспитанный <:> на «истории», которая не умела выглянуть за пределы исторических личностей <...>, говоря образно, «истории генералов», <...> не мог поступить иначе, как отыскать «генерала от философии» в лице Конфуция и приписать ему авторство «Книги перемен». Пи Си-жуй не считается с тем, что даже известность «Книги перемен» Конфуцию не документирована в достаточной мере, не говоря уже о том, что «Книга перемен» с ее подвижностью понятий по духу совершенно чужда Конфуцию, который, несомненно, является ярчайшим защитником формальной статичности понятий, незыблемости морально-политических законов и даже номенклатуры их».

Слишком фельетонно о («генерале от философии») Конфуции. Кроме того, Пи Си-жуй был, несомненно, не заурядным карьеристом-начетчиком, а кем-то получше: философом, наверное!

Мои подходы к теории. Это Ваше суждение было бы как решительное весьма ценным по существу, если бы и против него не было возражений, которые надо было бы предвидеть, ибо разве нам известен состав учения Конфуция? Неужели «Чжун юн» и «Да сюэ» как синтезы могут сосуществовать в теории! На деле сосуществуют! Противоречия в «Си цы» не больше противоречия между «Да сюэ» и «Чжун юном»[1023]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s1012. Это, по-моему, нечто вроде транскрипции разнокалиберных учеников Конфуция, тяготевших к «И цзину».

С. 16 (93-94): «Мы можем, конечно, поставить под большое сомнение документальную ценность этих материалов, однако надо признать, что это место из второй части «Си цы чжуани» написано настолько хорошим и остроумным языком, что оно, безусловно, может импонировать. <...> Кроме того, эта точка зрения допускает использование материала легенд в качестве исторического документа, а это недопустимо в исторической науке». Недодумано. А «Шу цзин» тоже не годится в качестве исторического доказательства? Материал не определяет науку. Только метод исследования.

С. 66 (114). Дата определена неудачно. Конечно, «до Хань», но ведь этого же мало! Надо, во всяком случае, до Цинь, ибо «И цзин» пережил циньский пожар и для восстановления текста по памяти в Фу Шэнах[1024]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s1013 не было нужды.

С. 124 (135): «Известно, что Конфуций отказывался от всякого авторства. «Я только передаю, но не сочиняю», — говорил он. <...> Язык этих текстов гораздо моложе, чем язык «Лунь юя». <...> На том же основании приходится отрицать авторство Конфуция и по отношению к остальным приложениям» (к «Десяти крыльям». — Примеч. ред.). Добавочный аргумент. Если бы «И цзин» был до «Ши цзина» и «Шу цзина», то о нем знал бы «Лунь юй». Если после, то тем более знал бы. Но, может быть, «И цзина» во время Конфуция в Китае и не было? А был он только в Цинь?! (который его не стал жечь).

С. 94 (163, прим. 32): «...мы, думается, будем ближе к истине, полагая, что Конфуцию (и вообще в его времена) «Книга перемен» не была известна, когда же она получила большое распространение, то поддельный текст о ней был вложен в уста Конфуция автором данной главы «Ли цзи»».

Знал ли Конфуций об «И цзине» или нет, все у Вас решается на основании только «Лунь юя». А полностью ли «Лунь юй» отражает Конфуция? Что общего между «Лунь юем» и «Чжун юном»? Во всяком случае, Вам вряд ли удалось путем простого рационалистического подхода устранить целиком теорию Ху Ши о построении, наоборот, всего учения Конфуция на «И-цзине».

С. 235 (194): «Профессор Ху Ши пытался, как известно, найти логику у Конфуция. Мне не кажется убедительной его работа, особенно если принять во внимание шовинистические причины, руководящие им в этих поисках. Националистически настроенная китайская буржуазия не могла смириться с историческим фактом, что логика как наука появилась в Китае лишь с иноземным, «чужим» буддизмом. Утверждая свою «самостоятельность», понимаемую с точки зрения шовинизма, эта буржуазия в лице проф. Ху Ши, Лян Ци-чао и др. не могла не искать логику в китайских классиках. Этим же объясняется и увлечение Мо Ди, равно как и попытки превратить его в основателя формальной логики в Китае».

Я отрицаю шовинистические импульсы у Ху Ши в его прекрасной работе «The Historical Development of the Logical Method in Ancient China». Думаю, что этот способ газетной критики недостоин Вашей работы. Вы отмахнулись от Ху Ши. Надо было встать на его развилины![1025]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s1014

Надо было все-таки о Ху Ши и его теории = = [1026]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s1015 сказать более вразумительно, а не отвергать его в двух-трех словах. Иногда краткость вовсе не добродетель. Я лично остаюсь все-таки в недоумении по этому важному вопросу: неужели вся книга Ху Ши — сплошной парадокс?

С. 261 (239): «Связь «Си цы чжуани» и всей дальнейшей судьбы «Книги перемен» со школой конфуцианцев столь же для меня несомненна, сколь несомненно и то, что Конфуций не имел отношения к «Книге перемен»».

Вы же сами говорите на с. 261 (204) о потребности в философской интерпретации «Книги перемен»! А на с. 242 (197) даете дату «Си цы» V в. до н.э. При сопоставлении этих аргументов от авторства Конфуция уйти можно лишь... на честное слово!

С. 70 (116): «Сам себя Конфуций не мог назвать «учитель», как это делается в «Си цы чжуани»». Это не доказательство: «цзы юэ», «цзюнь-цзы юэ»[1027]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s1016 — редакционная правка, и только!

С. 242 (197): «Только в порядке гипотезы можно впервые высказать предположение о дате основного текста и «Десяти крыльев» и отнести основной текст ко времени не позже VII в. до н.э. и «Десять крыльев» — ко времени не раньше V в. до н.э.. если принять во внимание, что мышление, отраженное в основном тексте, архаично и менее развито, чем мышление, отображенное в таком тексте, как подлинный «Гуань-цзы» <...>, а мышление, отображенное в «Десяти крыльях», безусловно, более развито, чем мышление авторов «Лунь юя», «Дао дэ цзина» и т.п.»[1028]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s1017.

Дата основного текста слишком поздняя: неужели этот текст являет собою мышление более позднее, чем шанские бронзовые надписи?[1029]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s1018 Я считаю всю эту полосу недодуманною и дату фиктивной. С другой стороны, аргументация за дату «Си цы» — «не раньше V в.» (но это же и есть век Конфуция?!) по принципу «мышления» более развитого, чем в «Лунь юе» etc.. — тоже неприемлема. Надо было это доказать, а не утверждать... И неужели же «игра слов» (чжэн мин) в «Чунь цю»[1030]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s1019 свидетельствует о низком качестве мышления даже предшественников «Лунь юя»?

С. 62 (112): «Никому не приходило в голову самое сложное и в то же время самое простое: «Книга перемен» возникла как текст вокруг древнейшей практики гадания и, будучи канонизирована как связный текст, служила в дальнейшем исходной темой для философствования...».

Это «самое простое» решение проблемы «И» было уже высказано Шаванном — во всяком случае, в его курсе в 1905 г. Да, но удовлетворительно ли оно? А как же из анархии вышла в конце концов система? «На языке «И цзина»» это значит то-то... Ну а на нашем языке, что это значит?

С. 274 (209): «Из приведенных примеров мы видим различные объекты гадания: от дел государственной важности до личных и интимных».

Есть выводы уже не новые и к которым можно было бы прийти априори. Например, на с. 274 (208): а на гадательных костях? То же самое! И вообще, с гадательными костями Вы оперировали излишне мало, как и с бронзами. Это дефект.

Решен ли у Вас вопрос: по какому оракулу гадали на костях при Шан? По «И цзину» или нет?

С. 95 (177-178). Почему не показан и (важнейший знак), как он пишется на костях?

С. 276 (210): «А т.к. гадательные надписи на костях представляют более архаическую форму языка, чем язык древнейших частей «Книги перемен», и простираются до VIII в. до н.э., то естественнее всего установить время создания «Книги перемен» между VIII и VII вв. до н.э.».

Эта аргументация близка к несостоятельности. «Естественнее всего» именно установить время, по крайней мере, до VIII в. Вы по-прежнему не хотите отличать наличие текста в памяти и на материале.

С. 33 (100): «Легг доказывает, что приложения написаны после Конфуция, однако некоторые из них включены в текст, и это прежних исследователей вводило в заблуждение, заставляя считать приложения достаточно древним текстом». Не принято в соображение, что раз Конфуций отличил цзин от Цзо (или своего ученика в «Гу-ляне» и «Гун-яне»), то он сумел бы также поделить «И цзин» на цзин и Цзо. Не поступил ли Конфуций с основными текстами «И цзина», как с основными текстами «Лу ши», дав «цзин» в старой терминологии и «чжуань» в виде «Си цы»[1031]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s1020?

С. 225-226 (190-191): «Также и текст «Вэнь янь чжуань» не представляется однородным. <...> Я думаю только, что Р.Вильгельм совершенно напрасно ставит этот текст в столь близкое отношение к Конфуцию. Как увидим ниже, всем своим характером «Книга перемен» совершенно чужда Конфуцию, и если бы он знал ее, то, вероятно, объявил бы еретическим текстом, текстом вредным, а не каноническим».

С. 276 (210): «В тексте «Вэнь янь чжуань» <...> искажение шло иногда только по линии морфологической определенности фразы, достигаемой с помощью форманта». Не продумано в общей связи, например, с текстом «Дао дэ цзина», где тоже нет формантов в некоторых версиях, но где до искажения по крайней мере далеко.

Вы забываете, что, отрицая знание о «Книге перемен» у Конфуция, этим самым отрицаете (по содержанию, если не по форме) «Цзо чжуань», ergo, и «Чунь цю», поскольку в виде лапидарного цзина «Чунь цю» и во времена Конфуция (без комментария) была непонятна. Но без «Си цы» (который «он же написал»!) текст был непонятен и несравним с «Ши цзином» и «Шу цзином». Поэтому он не обратил внимания на дидактику, которой, вероятно, и не было. Характерно, что «Си цы» приписывается Конфуцию. Значит, считается, что он в таком виде (без «Си цы») не мог бы «Книгу перемен» принять!

Возможно, что «Си цы» был создан учениками или учениками учеников Конфуция по типу «Гу-ляна» или «Гун-яна» на тему: вот как Конфуций объяснил бы этот загадочный текст!

Как и во все позднейшее время, учеников Конфуция, специалистов по «И цзи-ну» (а специалисты были и по «Ши цзину» и по «Шу цзину»), было очень мало, так что авторы «Лунь юя», не понимая их и считая чудаками-блаженненькими, могли просто их игнорировать. Может быть, был всего один! Можно еще допустить, что «Десять крыльев» были, как речи Конфуция («Лунь юй»), записаны самыми плохими его учениками, и притом плохо.

Конфуций, вероятно, был основателем ставшего навсегда главным дела — дуфа (способа чтения) цзина и для «Ши цзина», и для «Чунь цю», и для «И цзина».

Моя теория «И цзина» (после Пи Си-жуя и Ю.К. Щуцкого):

1. Конфуций вообще ничего не писал сам («шу эр бу цзо»[1032]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s1021).

2. Его операции с текстом «Ши цзина», «Шу цзина» и «Чунь цю» как бы создали эти тексты наново.

3. Операция его с «И цзином» была такая же, как с «Чунь цю». Он учил понимать заведомо непонятное.

4. Может быть, операции У Чэна с текстом Лао-цзы отдаленно напоминают эти операции его отдаленного учителя.

УПУЩЕНИЯ. ДЕЗИДЕРАТЫ

Для того чтобы иллюстрировать все мои нарекания цитатами из Вашей работы, мне понадобились бы целые часы...

Исследование текста филологическим порядком не затронуто. Цзяо кань цзи в «Ши сань цзине»[1033]z:\CorvDoc\infopedia2\shchu01\refer.htm - s1022 оставлено без внимания. По какому же тексту в конце концов производится исследование? Излишняя доверчивость!

Надо было бы откровенно сопоставить «И цзин» с мантической литературой всего мира и ввести его в эти именно «нормы». Сделать, таким образом, «И цзин» членом международной семьи. Исследование следовало бы вести на линиях мировых параллелей и аналогов. В этом сравнительном методе изучения Вы нашли бы, несомненно, и более точный язык. Пришла пора извлечь дальневосточный материал из его дальневосточной оболочки и экзотики! Горизонтальные плоскости должны соединиться с вертикальными.

Какое же место занимает «Книга перемен» в мировой литературе? Относится ли она целиком к оккультным или нет? Без сравнительного этюда исследование не полно. Почему Вы не задались целым рядом возможных аналогий-проблем? Например, что, если бы оракул в Дельфах привел свой вадемекум в «систему»? Получился бы «И цзин» или нет? Если нет, то, значит, все дело в графике! И т.д. и т.д.

С. 234 (315-316). Недодумано. Надо было бы проследить историю «переводов» мыслей «Книги перемен» на китайские языки разных эпох, например сунской. Сунцы в XI в. тоже ведь не говорили языком XI в. до н.э.! Нужно было бы не делать слишком резких скачков, а продолжать сунцев. Вы же вообще сунцами пренебрегли. А пренебрежение к сунцам, строившим свое мышление о «Книге перемен» эклектически, т.е. с привнесением чуждых элементов, не вызывает ли в ком-нибудь дальнейшее пренебрежение к теории 1937 г., вносящей точно так же чуждые тексту «Книги перемен» мысли и вообще элементы!

С. 234-235 (316-317). Синтез «Книги перемен» у Вас довольно куцый и бледный, а не мастерский, как мы того ожидали... Жаль! Лучше было бы его сделать, придерживаясь фразеологии самого текста «Книги перемен».

Осталось необъясненным, почему счет черт и объяснение их в гексаграммах идут че сверху, а снизу? Вопрос очень важный, не так ли?

По-видимому, математическое название основных черт — «девятка» и «шестерка» — на Вас не произвели впечатления и стимула к исследованию не дали. А я считал бы это едва ли не основным. «Язык «И цзина»» подлежал Вашей расшифровке.

А прослежена ли у Вас взаимозависимость гексаграмм?

Связь одной гексаграммы с другой установлена, но вряд ли выдержана до конца и во всей ясности. Если ее нет, то, значит, и системы в «И цзине» также никакой нет.

Если «И цзин» нельзя считать логическим процессом, то что же это такое? Исследование должно раскрыть все скобки. Раскрыло ли оно их?

Сожалею, что антология «И цзина» в поэзии и прозе так и осталась недостаточною, хотя и за это мы все Вам благодарны, ибо перевести то, что Вы перевели, мы не могли бы.

Несомненно, в печатной версии работы Вам следует усилить до максимума отдел ««И цзин» в художественной литературе», ибо только в такой традиции «Книга перемен» может иметь кредит у читателя. Во-первых, этим упразднятся домыслы читателей, не владеющих системой «И цзина»; во-вторых, лучше будет осознавать ее на более понятной почве и т.д. На