Б: Давай не усложнять. Пожалуйста, не пиши мне больше.

И он больше не пишет.

 

Глава 20.

 

Неужели я правда решилась на это? Неужели я выдержу?

Стоя у зеркала, я хватаю свои черные волосы в горсть. Резко тяну — как тянут меня во время секса мужчины. Но мне же нравится, верно? К горлу подступает тошнота. Я тяну все сильнее. Мои синие глаза блестят лихорадочным блеском. Я убеждаю себя, что никакой разницы нет. Хотя… есть. Небольшая. Если раньше я получала подарки или возможность пару месяцев не тратиться на квартиру, то теперь мне заплатят за услуги по-настоящему, живыми деньгами, а потом — та-дам! — спасибо и до свиданья.

И это в точности то, чего я хочу. Особенно после…

Я не могу заставить себя произнести его имя.

Заметив на своем лице тень нерешительности, я расправляюсь с ней, как обычно поступаю со всем, что вызывает во мне хотя бы подобие чувства. Я не хочу ничего чувствовать. Я не могу. Чувства — зло. Они делают человека уязвимым. У меня нет времени на эмоции вроде стыда или раскаяния.

Я люблю деньги. Я люблю власть.

Я люблю обожание. Я люблю секс.

И в сексе я хороша — по крайней мере, по словам тех, с кем я спала. Вероятно, быть чьей-то красивой игрушкой для траха это единственное, на что я гожусь. Но, эй… кроме себя

самой, мне винить некого. Это мой выбор. Я добровольно встала на этот путь. И я не первая в истории женщина, которая раздвигает ноги за деньги.

Еще бы прошла эта тошнота…

Отвернувшись от зеркала, полного лжи, я ухожу к кровати. Надеваю свои самые крошечные черные стринги, подхватываю с одеяла платье-бандаж насыщенного алого цвета и, проскальзывая в него, наслаждаюсь тем, как эластичная ткань постепенно стягивает мое тело.

Последний штрих — макияж. Я хочу, чтобы при виде меня Лоренс лишился дара речи, и потому уделяю привычному ритуалу побольше времени. Я хочу выглядеть прекрасной, насколько это возможно, когда буду расставаться с остатками души и невинности. Если погибать, то красиво — вспыхнув ярко, как умирающая звезда.

Я взбиваю волосы, смотрю, как они блестящей черной рекой ниспадают на спину, закрывая ее почти целиком. Делаю шаг назад. Оглядываю себя в отражении и, пока улыбаюсь зеркалу, вижу, что до глаз улыбка не добралась. Они холодные и пустые.

Моя маска на месте.

 

***

 

— Прошу прощения…

— Да, мисс? — отзывается водитель.

— Скажите, а в какое именно место на Лонг-Айленде вы меня везете?

Я еду к Лоренсу в специально присланном за мной черном «Роллс-Ройсе». Несмотря на включенный кондиционер, мне так жарко, словно я стою у открытой печки.

— В его поместье, Ротшильд-холл. Это на Сентр-Айленде, мисс.

— Ого. Он что, живет во дворце? — Мой голос звенит сарказмом. Впрочем, я склонна ему поверить. Пару раз я бывала на вечеринках в домах, которые вместо номера имели название и личный почтовый индекс.

Водитель усмехается, поглядывая на меня в зеркало заднего вида.

— Можно сказать и так.

— Я, кстати, Блэр. А вас как зовут?

— Тони. — Он улыбается. Кожа у него красноватая, цвета корицы.

— Приятно познакомиться, Тони.

— Взаимно, мисс Блэр.

— Ой, только без «мисс», пожалуйста. — Я кокетливо подмигиваю ему. — Просто Блэр.

Уголок его рта ползет вверх.

— Хорошо, Блэр.

На выезде из тоннеля под Ист-Ривер я задаю новый вопрос:

— Давно вы работаете у Лоренса?

— Я работаю на семью Ротшильдов уже тридцать лет, но годы потихоньку берут свое, так что теперь я вожу Лори… то есть, мистера Ротшильда… всего два-три раза в неделю.

— Лори? — Мне вдруг страшно хочется захихикать. Не представляю, чтобы кто-то называл так того мужественного красавца, с которым я повстречалась в музее.

— Ох, он не выносит это имя. С самого детства, когда был шестилетним сорванцом, — отвечает Тони с любовью и смехом в голосе.

Мы болтаем о его семье, но когда он спрашивает о моей, разговор стопорится. Вопрос напоминает мне, почему я сижу в этой машине и с какой целью еду на встречу с его боссом. О том, кто я, и о моем прошлом. Забавно, но на память вдруг приходят мои первые дни в большом городе. Вскоре после приезда я устроилась официанткой в итальянский ресторан на Уолл-стрит. Подозреваю, меня взяли из-за внешности, поскольку опыта у меня не было.

Как и все остальные, он был постоянным посетителем. Вальяжный, чуть старше мистера Каллахана, он сразу произвел на меня впечатление. Он появлялся в ресторане достаточно часто, один или, реже, с друзьями. Но всегда возвращался. Всегда не скупился на чаевые, демонстрируя мне, насколько богат. Когда я дала ему номер своего телефона, то получила цветы. Когда приняла первое приглашение на ужин, меня осыпали подарками. Когда же, наконец, уступила его ухаживаниям…

…Скользя на высоких каблуках по блестящему полу, я нахожу его взглядом. Вон он, сидит в баре — мужчина за сорок в джинсах, белоснежной рубашке под синим пиджаком и кожаных лоферах. Увидев меня, он тотчас встает. На лице рассеянная улыбка, в глазах — голод.

Пора выходить на сцену. Пора играть Блэр. Играть саму себя.

Медленно устанавив зрительный контакт, я гипнотизирую его своими синими глазам и чарующе улыбаюсь. Пусть представит, как его член будет выглядеть у меня во рту. Уловка срабатывает на отлично. Он пожирает меня взглядом, отчего у меня подскакивает пульс. Ничто так не опьяняет, как обожание.

Я останавливаюсь напротив него и протягиваю руку.

— Привет, Люк, — выдыхаю, понизив голос.

— Блэр… ты сегодня поистине бесподобна, — бормочет он.

От него сильно пахнет — можно сказать, разит — дорогим одеколоном. У меня даже в носу щиплет. Обливался им, что ли?

— Выпьем что-нибудь перед тем, как подняться наверх?

Хочется усадить его к себе на колени, как ручную собачку, и успокоить, но я не могу и потому просто растягиваю губы в улыбке.

— Пожалуй. Бокал шампанского, если можно.

Может, попробовать напиться? Вдруг алкоголь поможет мне ничего не чувствовать. Ни его рот, ни руки. Ни то, как он двигается внутри.

На долю секунды я задаюсь вопросом, знает ли он, что мне всего восемнадцать.

Впрочем, какая разница. Наверное, этим я и привлекаю его — своей юностью.

После двух кругов — виски со льдом для него, шампанское для меня — он наклоняется ко мне и, придерживая за задницу, шепчет:

— Тебе хватит. Я слишком долго этого ждал и хочу, чтобы ты ясно соображала.

— Тогда пошли, — отвечаю, а сама борюсь с подспудным желанием дать деру. Приходится напомнить себе, зачем я сюда пришла. Чтобы выжить, я должна научиться играть в эту игру.

Люк ведет меня к лифту, приобняв мускулистой рукой за талию. Как только двери закрываются, я оказываюсь притиснута к стене. Он целует мою шею, груди, выступающие из выреза платья; мягкие губы оставляют влажные следы на моей обнаженной коже. Я запрокидываю голову — закрыв глаза и разум, выключив все эмоции — и начинаю отрабатывать то, что он на меня потратил.

— Что теперь? — спрашиваю, когда мы заходим в номер.

— Теперь я сделаю то, о чем мечтал весь вечер.

Он целует меня в рот. Потом укладывает в постель, отодвигает мои волосы в сторону и кончиками пальцев задерживается на лице. Его прикосновение обжигает.

— Ты такая красивая… В жизни не встречал никого красивее, — шепчет он, щупая меня.

Я вижу в его глазах свое отражение, и оно пугает меня. Пока он повторяет то, что бормотал мне когда-то мистер Каллахан, я все смотрю на свое отражение и думаю, какое же у меня холодное и пустое лицо… Но красивое. Всегда красивое.

Не тратя время на раздевание, он задирает мое платье до талии, потом расстегивает молнию на брюках, натягивает на свой возбужденный член презерватив и проталкивается внутрь. Я сухая, мне немного больно, но чем дольше он двигается и теребит мой клитор, тем труднее мне поддерживать в себе отвращение. Тем больше моему телу все это нравится.

Пока он трудится на мне, я представляю то, к чему я стремлюсь: легкую жизнь, лучшие вещи, безопасность. Все это станет моим, говорю себе. Главное не думать, пока я позволяю ему себя трахать.

Я закрываю глаза и хочу отвернуться, но он против:

— Нет. Я хочу видеть твое лицо.

И я не отворачиваюсь. Все время, пока он меня имеет, я смотрю в его потное, покрасневшее от натуги лицо и запоминаю все звуки, все запахи, все стоны, все грязные поцелуи. Так надо, я сама этого хочу — повторяю мысленно снова и снова до тех пор, пока слова не теряют смысл.

Когда он выходит, мне ненавистно видеть на нем следы ответной реакции моего тела. Но вот он опускается на колени, я чувствую влажную мягкость его языка и не могу сдержать стон, когда он начинает лизать мой клитор, посасывая его и прикусывая зубами. Я не хочу, чтобы это мне нравилось. Я хочу испытывать отвращение, но мое тело, в отличие от меня самой, не умеет лгать. Телу нравится то, как этот мужчина меня трахает. Снаружи я издаю стоны и всхлипываю, а внутри… внутри я умираю медленной смертью с каждым толчком.

Но мне плевать.

Так я беру свою жизнь под контроль. Так учусь принимать на себя любую личину ради достижения цели. Почему мне плевать? Да потому что после всего мои грехи будут оплачены.

Щедро.

А еще он пообещал завтра же снять мне квартиру, потому что его миленькой Блэр нужно иметь свое гнездышко.

— …Приехали, мисс.

Голос Тони возвращает меня в реальность, и я выбрасываю Люка из головы. Если кратко — в итоге он оказался свиньей. Хоть он и был достаточно щедр, но, когда напивался, имел гнусную привычку забывать значение слова «нет».

Высокие железные ворота остаются позади. Какое-то время мы едем мимо пышных зеленых лужаек и величественных деревьев, пока в поле зрения не появляется строение удивительной красоты. Оно меньше, чем я ожидала, но все равно впечатляет.

— О боже. Какое великолепие. — Я восхищенно глазею на особняк в викторианском стиле с характерными окнами и толстыми мраморными колоннами. В нем комнат двадцать, если не больше.

Тони тихонько посмеивается.

— Что тут смешного? — Я боюсь, что выставила себя наивной или неискушенной дурочкой. Вот ужас-то.

— Это просто дом для гостей, мисс Блэр.

— П-просто? — переспрашиваю, заикаясь.

— Да. Один момент… Мы уже близко.

Мы едем еще пару минут, я смотрю, не мигая, вперед и впервые за всю поездку начинаю по-настоящему нервничать.

— А вот это, мисс Блэр, и есть Ротштльд-холл, — сообщает Тони, сияя от гордости, когда из-за деревьев выплывает дом (больше похожий на чертов замок), от вида которого сама Опра грохнулась бы в обморок от зависти. Потому что он грандиозен.

— Ни-че-го себе…

Во что, нахер, я вляпалась?

Похоже, на сей раз я умудрилась прыгнуть выше головы.

 

Глава 21.

 

Массивные дубовые двери открыты.

«Роллс-Ройс» плавно притормаживает у подножия лестницы, ведущей к парадному входу. Льющийся из глубины дома свет озаряет окружающую темноту. С помощью Тони я выхожу из машины, и меня окутывает душное тепло летней ночи.

— Приятного вечера, мисс, — прощается Тони.

Я замечаю на пороге пожилого мужчину в безупречном черном костюме. Это за мной

— судя по тому, как внимательно он меня оглядывает.

— Спасибо, Тони, — отвечаю с улыбкой. Собираюсь спросить, не он ли повезет меня обратно в город, но сдерживаюсь. Кто знает, что случится сегодня вечером. Уеду ли я через пару часов или задержусь до утра. Вдруг Лоренс захочет один-два раза трахнуть меня на пробу, перед тем как заключать сделку? Пожимаю плечами. Меня устроит любой вариант.

Прохладный ветерок ласкает мои голые руки и ноги, пока я поднимаюсь по лестнице, будит во мне восхитительно приятное ощущение. Почти дохожу до конца и вдруг кожей чувствую, что за мной наблюдают. Перевожу взгляд на окно второго этажа, расположенное прямо над входом, но, вопреки моим ожиданиям, там никого нет. Окно пустое, я вижу только мягкое сияние включенного в помещении света. Потираю шею. Наверное, показалось. И все же пушок на моих руках встает дыбом.

— Добрый вечер, мисс Уайт. Меня зовут Уильям, я дворецкий мистера Ротшильда. Будьте любезны, следуйте за мной. Мистер Ротшильд ожидает вас в библиотеке, — чопорно извещает меня пожилой джентльмен.

— И вам здрасьте, — отвечаю нахально, но серьезная мина не сходит с его лица. Жаль, а так хотелось попробовать выжать из него улыбку.

Вздохнув, я озираюсь по сторонам. Окружающая обстановка подавляет, и мне это не нравится. Я не хочу впечатляться, но, как ни стараюсь, не могу воспринимать это великолепие небрежно, словно видела нечто подобное тысячу раз. Пока Уильям закрывает двери, я рассматриваю лестницу из черного мрамора. Поднимаю глаза вверх, где она расходится надвое, и упираюсь взглядом в хрустальную люстру, висящую высоко-высоко под потолком. Да… Если такая упадет, то и прибить может. Она гигантская и сверкает, как я не знаю что. На стенах — и это в холле! — рядами висят бесценные картины. Я успеваю узнать

Пикассо, Фриду Кало и Дали. Если исключить мексиканку Фриду, можно предположить что Лоренс увлечен испанским искусством.

Я делаю поворот на 360 градусов, впитывая глазами все, что вижу — красные розы и орхидеи в огромных хрустальных вазах, отполированный до блеска пол из черного и белого мрамора. Услышав покашливание, понимаю, что чересчур засмотрелась, и одергиваю себя.

Спокойно. Это просто очередной мужчина — и все. Ничего нового.

И все же с каждым шагом, который приближает меня к нему, мое сердце колотится все громче, а внутри воцаряется хаос. Мое тело не умеет лгать — я вся на нервах. С ума сойти, я даже не могу вспомнить, как он выглядит. Помню только глаза. Спокойные, непроницаемые глаза цвета денег. Глаза, которые я напрочь забыла, пока смотрела чудесный сон об одном кареглазом парне.

Разозлившись на себя, я стискиваю кулаки. Ронану нельзя занимать мои мысли. Он должен стать частью прошлого. Должен — и станет. Я добьюсь этого любой ценой.

Мы останавливаемся перед двойными дверями. Уильям дважды стучит. Из-за дверей почти сразу доносится отчетливое «войдите».

Мы входим, и меня окружает его незабываемый голос, сильный и властный, от которого, наверное, даже у самых смелых затрясутся поджилки.

— Привет, Блэр.

 

***

 

Неслышно закрыв двери, Уильям уходит.

Мы остаемся наедине. Лоренс пристально наблюдает за мной, выражение его лица не поддается расшифровке.

— Садись, пожалуйста, — говорит мне.

— Спасибо.

Присев на шоколадно-коричневый кожаный диван, я поднимаю глаза и жду, когда Лоренс начнет разговор. Но он упорно молчит. Стоит себе и смотрит на меня так, словно хочет залезть мне в душу. Не-а. Черта с два я это позволю. Неловкое молчание затягивается. Тридцать секунд, одна, две минуты…

На третьей я начинаю смеяться.

Смех рвется откуда-то изнутри, и это охренеть как приятно. Он вспарывает висящее в воздухе напряжение.

Лоренс невозмутимо закладывает руки за спину.

— Не расскажешь, что тебя так развеселило?

— Да просто такое ощущение, словно я сплю и вижу совершенно бредовый сон. Помесь

«Красотки» и «Гордости и предубеждения», что, если вдуматься, жутко смешно. Как будто героиню Джулии Робертс вызвали в Пемберли-холл ради быстрого траха.

Он приподнимает бровь, губы подрагивают.

— Обижаешь беднягу Дарси. Думаю, этот парень был бы способен на большее, чем быстрый трах. — Он садится напротив меня на кушетку.

Я удивлена.

— Ты знаешь, кто такой мистер Дарси?

— Как не знать, когда тебя годами окружают женщины, — сардонически отвечает он. Издаю смешок.

— Ужасно стыдно перед Джейн. Она, наверное, в гробу переворачивается из-за моего сравнения.

— Да брось.

— Нет, правда. — Я пожимаю плечами. — Сначала Тони на «Роллс-Ройсе»… потом твой дом, то есть, Ротшильд-холл… сады… Уильям… Кало и Пикассо… — смотрю на него в упор, — ты.

Лоренс кивает. Глаза поблескивают весельем в неярком освещении комнаты.

— Итак, ты разбираешься в искусстве и голливудских мелодрамах, а еще знаешь Джейн Остин…

— Точно. В смысле, без «Эммы» не было бы «Бестолковых».

— Интересно. Привлекательна и умна — мощное сочетание.

Не прерывая зрительного контакта, я склоняю голову набок и дерзко усмехаюсь.

— А ты красив и богат. Еще мощнее.

За это меня одаривают улыбкой. Невероятно приятной улыбкой, которая делает Лоренса не просто красивым, а прекрасным до умопомрачения. По мере того, как мы рассматриваем друг друга, веселость на наших лицах постепенно тает. Дружеская атмосфера рассеивается в воздухе, как дым, и все окружающее пространство заполняется эротическим напряжением. Я облизываю губы, а он внезапно потемневшими глазами следует за движением моего языка. Представляя, как эти губы обхватывают его член? Как я стою перед ним на коленях и, пока он сидит на кушетке, трахаю его ртом?

Момент прерывает стук в дверь. Кто-то входит, и мы слышим голос Уильяма:

— Ужин подан, мистер Ротшильд.

— Спасибо, Уильям. Можешь идти. — Лоренс коротко оглядывается назад.

Ох, он тоже это почувствовал. Я испускаю судорожный вздох. Он ведет рукой по волосам, потом обращается ко мне — вновь воплощенная сдержанность и бесстрастность:

— Продолжим наш разговор в столовой?

— Конечно.

Я встаю. Между ног тлеет огонь, требует, чтобы его потушили. Пока прихожу в себя, пользуюсь случаем и осматриваюсь — впервые после того, как зашла в библиотеку. Все стены, насколько хватает глаз, закрыты высокими, до потолка стеллажами из красного дерева. На них книги, много книг — фолианты в кожаных переплетах соседствуют с современными изданиями и потрепанными томиками в мягких обложках. Какое богатство.

— Вот это да… Вот это библиотека. Кажется, обувной этаж в Barneys только что стал вторым в списке моих любимых мест.

Обернувшись, я вижу, как Лоренс встает и идет мне навстречу. На мужественном лице прячется улыбка, точно мое поведение до крайности его забавляет. Приподнимаю бровь и складываю руки на груди.

— Что смешного?

Он не отвечает на вопрос. Молча подходит и останавливается так близко, что я улавливаю пряный аромат его одеколона, вижу на челюсти темную тень щетины. При желании, стоит положить руки ему на грудь, я могу ощутить биение его сердца. Интересно, оно стучит так же часто, как у меня?

Температура в комнате будто подскакивает на несколько градусов.

— Так ничего и не скажешь? — спрашиваю.

Он делает еще шаг, стирая расстояние между нами. Я глубоко втягиваю воздух и

судорожно выдыхаю.

— Очевидно, нет…

На губы ложится его палец. Он заставляет меня замолчать. Глядя в глаза, расплетает мои руки, заводит за спину и берет мои запястья в плен. Загипнотизированная его цепким взглядом, я чувствую, как наших рук касаются мои длинные волосы. И в момент, когда кончиком носа он начинает вести по контуру моей челюсти… как же нежно… и по шее спускается вниз, моя бедная голова идет кругом. Его ласка поглощает меня целиком, она всюду.

— Как ты прекрасна, — шепчет он, задевая кожу губами. Я с трудом сглатываю.

— Спасибо.

— Не благодари. Это не комплимент, а констатация факта.

— Ну, в таком случае… Спасибо, я знаю.

Он слегка отклоняется назад, в полуприкрытых глазах желание. Наверное, сейчас поцелует, думаю я. Инстинктивно закрываю глаза, привстаю на цыпочки, жду, но ничего не происходит. Вместо поцелуя я чувствую за ухом его щекотное дыхание, после чего он шепчет:

— Скажи, Блэр… а что случилось с тем твоим особенным? И вновь я не могу ему лгать.

— С ним я слишком многое чувствую.

— Почему же, в таком случае, ты не с ним?

— Как раз поэтому. Он заставляет меня чувствовать. С ним я начинаю желать то, чего желать не хочу, то, что мне не нужно.

— Ну а я, Блэр? Что ты чувствуешь рядом со мной? — Костяшками пальцев он водит по моей ключице.

— С тобой я не чувствую ничего, и для меня это — главное.

— Ты любишь его?

— Если да, это будет иметь значение? Он молчит перед ответом.

— Нет. Никакого.

 

***

 

Недолгая прогулка по дому — и мы в просторной столовой с натертыми до блеска паркетными полами, от которых легко пахнет лимоном. По пути к прямоугольному обеденному столу я едва замечаю затейливую резьбу на деревянных панелях, которыми обшиты стены, и китайские пейзажи. Все мое внимание приковано к мужчине, идущему рядом со мной.

На нем темно-синие джинсы, ладно сидящие на бедрах, и голубая рубашка. Две верхние пуговицы расстегнуты, оттенок подчеркивает цвет кожи и волос. Теперь мне ясно, почему он прослыл безжалостным человеком — и в бизнесе, и в постели. Полчаса, проведенные в его обществе, дали понять, что под дорогой одеждой прячется зверь, коварный и очень опасный хищник. В нем есть нечто неукротимое, дикое. Загадочное и темное, как ночь. Представляю, сколько женщин тешили себя иллюзиями, что сумеют приручить его, и какое разочарование их ожидало впоследствии, когда эти попытки с треском проваливались.

…В ожидании десерта я поглядываю на него. Он тоже оценивающе на меня смотрит. И выглядит при этом так же привлекательно и маняще, как бокал красного вина у него в руке.

— Ты какая-то рассеянная. О чем задумалась? Его вопрос выводит меня из ступора.

— Так… о всякой ерунде. У тебя, кстати, очаровательный дом.

— Спасибо.

Я тянусь за бокалом, делаю глоток вина.

— Ты не очень-то разговорчив, да? Я весь вечер не затыкаюсь, а ты и двух слов не сказал.

— Правда? Не заметил, — с сарказмом отвечает он, поблескивая глазами.

— Окей, может, я и преувеличила, но ты же понял, что я имею в виду.

— Практически все, что я могу рассказать, ты, наверное, уже прочла в интернете. Смеюсь.

— Виновна. Едва ли не первым делом.

Этим признанием я зарабатываю улыбку — порочную улыбку, которая не должна, но все-таки заползает под кожу, оставляя за собой жгучий след.

— Все в порядке. Кроме того, мне нравится тебя слушать. Это… бодрит.

— Ну конечно. Скорее вгоняет в сон. Хотя… знаешь, как говорят?

— Нет, не знаю. Просветишь? Я усмехаюсь.

— В тихом омуте черти водятся. У тех, кто много молчит, на уме самые грязные мысли. Он разражается хохотом, и я отчего-то испытываю прилив счастья. Отсмеявшись,

Лоренс залпом допивает вино, ставит бокал на стол и поворачивается ко мне. В зеленых глазах пляшет веселье.

— Я не святой, Блэр. Я живу насыщенной жизнью, и у меня не одна, а множество слабостей.

— Это хорошо, потому что я тоже не ангел.

— Иди сюда, Блэр. Дай посмотреть на тебя, — говорит он, голос становится хрипловатым.

Я не спешу. Пью свое вино, растягивая момент. Меня нервирует то, как он на меня смотрит — пристально, без тени веселья, — но я не собираюсь поджимать перед ним хвост. Напротив, я полна решимости смутить его самого. Мне хочется сделать так, чтобы с него слетело спокойствие. Поставив бокал на стол, я промакиваю уголки губ салфеткой и, отложив ее в сторону, встаю.

Когда он считывает мои намерения сесть напротив него на стол, то немного отодвигается, освобождая мне место. И вот я сижу на краю. Мы с вызовом глядим друг на друга. Ждем, кто же из нас двоих первым перечет границу, на которой мы балансировали весь вечер, и тем самым признает, что это не романтическое свидание, а нечто совершенно противоположное.

— Вот. — Я раздвигаю ноги, насколько позволяет тесное платье. — Смотри. — Отклонившись назад, опираюсь о прохладную поверхность стола, а второй рукой сдвигаю свои черные стринги вбок, полностью обнажая перед ним свое естество. — Ну как, Лоренс… нравится тебе то, что ты видишь?

Он спокойно рассматривает меня. Дыхание ровное. Глаза, хоть и потемнели от желания, изучают мою плоть внимательно и не стесняясь. Он абсолютно невозмутим. Сидит

напротив на деревянном стуле с высокой спинкой, пока я нагло выставляю себя напоказ. Мне должно быть стыдно, неловко, но вместо этого по венам, будоража кровь, разносится чистейшее, неразбавленное возбуждение. Этот мужчина — запретный плод. И этим манит меня еще сильнее.

Спустя минуту, показавшуюся мне вечностью, Лоренс становится меж моих ног. Костяшками пальцев поглаживает мое бедро, поднимаясь по внутренней стороне все выше и выше, пока не оказывается в опасной близости от моего естества.

— Скажи, Блэр. Как ты думаешь, зачем ты здесь? — спрашивает он небрежно, пока я смотрю, как его ладонь, наконец-то проникнув меж бедер, раскрывает меня двумя пальцами. Жесткая ткань его джинсов ласкает мои ноги, когда он придвигается ближе.

Не успеваю я ответить, как он касается средним пальцем клитора и начинает медленно кружить по нему. Еле сдерживаюсь, чтобы не застонать.

— Я здесь, потому что у меня есть то, что ты хочешь. А у тебя есть то, чего хочу я.

— Ноги шире, — приказывает он, и я подчиняюсь. — Ты права. Я хочу спать с тобой в то время, пока нахожусь в Нью-Йорке. Без обязательств, без чувств, без каких-либо заморочек. И я готов оплачивать любые твои капризы, но учти… только до тех пор, пока ты не забываешь эти несложные правила.

— Допустим, но что будет после?

— Ты уйдешь с полным банковским счетом.

С этими словами он вводит в меня сразу три пальца и начинает размеренно ими двигать то внутрь, то наружу, смазывая скользким откликом моего тела. Надрачивая меня на столе, который явно стоит раза в два больше аренды моей квартиры.

— Ты очень восприимчива. — Вытянув из меня влажные пальцы, он кладет их в рот и тщательно обсасывает. Когда он заканчивает, я успеваю заметить кончик его языка.

С трудом сглатываю, а он возвращается к прерванному занятию и снова начинает насаживать меня на свою руку, заставляя остро чувствовать, как он выдергивает пальцы из моего тела, чтобы после с силой ввернуть внутрь. Как бы мне ни хотелось, чтобы его непристойное предложение и ласки были мне отвратительны, обманывать себя я не могу. Настоящей Блэр — той, которая управляет моими решениями — все это охренеть как нравится.

— Что скажешь, Блэр? — Наконец-то. Хрипотца в голосе выдает его. Он возбужден не меньше моего.

Я стону, тело напрягается в тисках наслаждения, затуманенная похотью голова идет кругом. Глядя на его поблескивающие влагой пальцы, исчезающие во мне, прерывисто выдыхаю:

— А как же любовь, Лоренс? Разве моя любовь тебе не нужна?

— Нет. Прибереги ее для своих будущих завоеваний. — Большим пальцем он трет мой клитор, а остальными трахает, безжалостно подталкивая меня к падению в блаженный ад. — Или для того особенного, о котором ты говорила.

Я задыхаюсь. Ослабев, хватаюсь за него, чтобы не упасть. Я вот-вот кончу… чувства обостряются, окружающие цвета становятся ярче. Не знаю, зачем я спросила. Мы и так отлично понимаем друг друга. Мы потребители. Оба. Используем людей как вещи, а после выбрасываем.

Лоренс трахает меня все жестче, жестче и жестче, пока меня не накрывает оглушительным, как грохот грома, оргазмом. Я кончаю. Телесное безумие выворачивает

меня наизнанку, кульминация настолько мощная, что оставляет меня без сил. Когда я, наконец, открываю глаза, то замечаю на себе его пристальный, цепкий взгляд. Его скулы чуть покраснели, прическа по-прежнему идеальна, но глаза горят таким ярким, таким неистовым огнем, что прожигают насквозь. Он выходит из меня и мокрыми пальцами ведет по моим губам. На нем мой запах, мой вкус.

— Если ты ищешь любви, предлагаю закончить ужин и забыть об этом разговоре, словно его никогда не было. Чем разочаровываться и жалеть, что мы повстречались, я предпочту сохранить в памяти поразительно красивую девушку со страстью в глазах, которой не интересны плебейские чувства вроде любви.

— Не нужно. Они мне не интересны. Любовь, она все рушит.

— Хорошо. Тогда я жду твоего ответа, Блэр. Да… или нет?

— Мне нужны деньги, много денег. Я хочу квартиру в Сохо, причем оформленную на мое имя. — Усмехаюсь. — Я хочу, чтобы ты избаловал меня донельзя.

— Разумеется. Я дам тебе и это, и многое другое.

— И последний вопрос.

Он улыбается, словно ждал его.

— Да?

— Почему именно я, когда тебе доступна любая? Известнее, красивее…

— Красивее тебя? Таких нет.

— Ой ли?

Моя скептическая мина вызывает у него усмешку. На некоторое время он замолкает.

Играет моими длинными волосами, зафиксировав взгляд на лице.

— Ты умная девочка, Блэр. Даже слишком, пожалуй. Но ты и сама это знаешь, верно? Хорошо, я скажу. Дело в том, что мы с тобой говорим на одном языке. Ты и я… мы сделаны из одного теста. Когда мы чего-то хотим, мы добиваемся цели и не отвлекаемся на эмоции.

Что мне терять, вот честно? Моя мечта вот-вот воплотится в жизнь. Никаких чувств.

Никаких эмоций. Только секс и чертова прорва денег.

— Окей. — Еще раз с трудом сглатываю. — Твое предложение?

— Назови сумму.

Я пожевываю изнанку губы, не зная, насколько далеко можно замахнуться, но потом вспоминаю, что терять мне нечего. Вдобавок, он реально запал на меня — это очевидно.

— Есть на чем написать?

Его глаза загораются весельем.

— Написать? Блэр, только не говори, что ты застеснялась. Я задета, вспыхиваю, но тем не менее принимаю вызов.

— Ладно. Давай вслух.

— Во-от… узнаю ту Блэр, которая мне нравится. Ставлю перед его лицом указательный палец.

— А теперь прибавляй нули.

— Десять тысяч.

Я качаю головой, озорно улыбаясь, и подначиваю его:

— Ну же, ты способен на большее.

— Сто тысяч.

— Бери выше.

Он тихо усмехается.

— Миллион.

Киваю и чувствую себя так, словно только что сорвала джекпот.

— Я хочу миллион в месяц. Все время, пока я с тобой. И это не включая квартиру.

— Он твой.

— И все? — спрашиваю недоверчиво. — Ты вот так запросто соглашаешься? Это же куча денег.

— Почему бы и нет? Я же сказал, что хочу тебя. А я всегда получаю то, что хочу.

 

***

 

Перед моим уходом мы возвращаемся в библиотеку, где я оставила клатч. Выудив его из недр коричневого дивана, я оборачиваюсь к Лоренсу. Он стоит на пороге, уцепившись большими пальцами за передние карманы джинсов, подпирает плечом открытую дверь. Вид спокойный, даже скучающий. И не скажешь, что этот самый человек только что отымел меня пальцами на столе.

— Ты точно не хочешь, чтобы я… э-э… вернула тебе любезность? Разве это не входит в сделку? — интересуюсь я. Забавно все-таки, как быстро наши отношения переключаются от чисто эротических к дружеским. Как будто ничего не случилось.

Он потирает шею.

— Не сегодня, Блэр. Поезжай домой, обдумай наш договор, а завтра, на свежую голову, позвони и сообщи свое окончательное решение.

— Что так? Сомневаешься в моей способности принимать взвешенные решения в разгар страсти? — говорю насмешливо.

Он усмехается.

— Честно говоря, Блэр, этот вопрос волнует меня в последнюю очередь. Просто в следующий раз я планирую трахать тебя, пока ты не перестанешь понимать, о чем умолять: остановиться или трахать еще сильнее. Пока время не перестанет существовать, а главным не станет одно: твоя полная капитуляция. У меня большие планы на твой прелестный, бесстыжий ротик, и разговоры, моя милая, в них не входят. Поэтому — да. Я хочу, чтобы вернулась домой и все это переварила.

Мое сердце частит от его грубой, почти оскорбительной прямоты.

— Понятно. — Я убираю прядь волос за ухо. — Но я не передумаю. Я не меняю своих решений.

— И это еще одна наша общая черта. Но скажи, пока не ушла…

— Да?

— Чего ты ждешь от всего этого?

— Ничего, поскольку в противном случае я жестоко разочаруюсь. Реальность никогда не совпадает с мечтами. — Меня тянет добавить, что эту аксиому я выучила еще в детстве, потому что мои ожидания никогда не оправдывались, но я сдерживаюсь. В конце концов, молчание — золото.

Он смотрит на меня так, словно решает в уме сложное математическое уравнение.

— Ты ставишь меня в тупик, Блэр. Кто ты? Что ты? Улыбаюсь, глядя ему в глаза.

— Все сложно.

***

 

Тони везет меня домой. В машине полная тишина, словно он знает, что сейчас со мной лучше не разговаривать и вопросов не задавать. Словно лучше меня самой понимает, что в данную минуту мне нужен покой.

Пока мы мчимся по скоростному шоссе в сторону Лонг-Айленда, я сижу, уставившись за окно, и слежу за луной. Она то прячется за темными облаками, то снова выныривает, ярко освещая ночной небосвод. Вымотавшись за вечер морально и физически, я прикрываю глаза и думаю о Лоренсе. Вспоминаю, как на выходе из дома, пока я шла навстречу Тони, стоящему у открытой дверцы автомобиля, по спине побежал холодок, и мне вновь почудилось, что за мной наблюдают. И как, обернувшись, я увидела, что Лоренс стоит у окна библиотеки и смотрит мне вслед.

И тут до меня доходит.

Мы с ним ни разу не поцеловались.

 

Глава 22.

На следующий день.

 

Утром я звоню Элли и приглашаю ее на ланч в наш любимый суши-бар. Хочу поделиться последними новостями, а также сообщить, что я бросаю работу. Ну, по крайней мере, на то время, пока буду игрушкой Лоренса.

Есть еще одна причина: мне нужно выбраться из квартиры. Воспоминания о его зеленых глазах, о его голосе, о вчерашнем вечере мучают меня почище ночного кошмара. Я не могу выбросить все это из головы. Не знаю, почему, но я до сих пор ему не позвонила. Вероятно потому, что мне нравится играть с мужчинами в игры — пусть подождет вместе со своими миллионами, — а может, я боюсь, что все от начала до конца выдумала.

Когда мы заходим в ресторан — уютное заведение в Нижнем Ист-Сайде, знаменитое своими обедами бэнто, — длинноволосая хостесс уводит нас вглубь помещения, к невысокой матово-черной деревянной платформе, которая выполняет функции столика. Вокруг разложены вишнево-красные подушки, на них мы и усаживаемся лицом друг к другу. Хаус на фоне напоминает мне о сборнике Buddha Bar, который валяется дома.

— Итак, как поживает твой гитарист? — спрашиваю я Элли, пока вожусь с палочками, снимая бумажную обертку и разламывая их пополам.

— Прежде всего хочу заявить, что не несу ответственности за свое поведение, когда нахожусь под влиянием хорошей музыки.

— Что, настолько хорош? Она краснеет.

— Боже, Блэр… он просто чудо. Я не смогла дотерпеть до третьего свидания. Просто не смогла.

Усмехнувшись, я кладу палочки рядом с тарелкой.

— Подружка, да у тебя классический синдром рок-звездной зависимости. Она хихикает.

— Наверное. Честно, я не планировала переспать с ним так быстро. Оно само получилось.

— Конечно, само! Кстати, «так быстро» — это когда?

Она прижимает к пылающим щекам ладони, улыбается.

— На втором свидании. И, Блэр, я серьезно! Все вышло само собой. Он играл в одном баре, а после выступления мы с его друзьями и их подругами поехали тусоваться к нему домой. Сначала мы просто долго-долго целовались в спальне, ну а потом… одно за другим… и в итоге…

— В итоге он показал тебе свой медиатор? — шучу я, и мы громко хохочем.

Элли становится совсем пунцовой. Крутит головой и сжимает губы, сдерживая смех.

— Так я тебе и сказала. Я леди, забыла? Поэтому никаких интервью.

— Главное, будь осторожна и не забывай предохраняться, Элли. Ты же не хочешь подхватить хламидиоз или, не дай бог, одно заболевание, которое проходит только через девять месяцев.

— Ба! — Она закатывает глаза — сама знает. — Ладно, хватит обо мне. Расскажи свои новости. Как у тебя с Ронаном?

Мое сердце болезненно сжимается.

— Ронана больше нет.

— То есть как нет? — хмурится она. — Ты три дня назад мне о нем рассказывала…

Я замолкаю на время, пока официантка ставит перед нами дымящийся горшочек с бобами-эдамаме. Мы благодарим ее, и когда она уходит, возобновляю разговор.

— Ну а теперь все кончено. Уж слишком далеко все зашло. — Мне самой удивительно, насколько равнодушно звучит мой голос.

— Та-ак… Блэр, что происходит?

Я сижу в окружении бамбуковых стен и аромата соуса терияки, смотрю Элли в глаза и вдруг отчетливо понимаю, насколько низко я пала.

— Не знаю, помнишь ты или нет того человека из ресторана. Он еще звал меня поговорить наедине. Ладно, неважно. Вчера мы встречались и… он предложил мне просто дохрена денег за то, чтобы я спала с ним на регулярной основе при условии, если я не буду ждать от него брачного предложения. И я согласилась.

Элли давится чаем.

— Что-что ты сейчас сказала?

Я подношу чашку к губам и маленькими глотками пью обжигающе горячий чай.

— Да, пока мы вместе, мне будут платить. Представляешь… его помощница попросила меня прислать ей по факсу мой последний анализ крови, потом отправила мне его анализы, все это дико странно, но по крайней мере теперь я знаю, что он чист и ничем не…

Она протестующе трясет головой и машет руками.

— Погоди, погоди… Что?! Блэр, этого просто не может быть.

Смеюсь. Иногда моя наивная лучшая подруга думает обо мне слишком хорошо.

— Может. — Я ставлю чашку перед собой и молчу, пока устанавливаю ее ровно по центру стола. — Вчера я ездила к нему домой, хотя, какой это дом — громадина размером с дворец. В общем, мы поужинали, а потом он трахнул меня пальцами на обеденном столе и между делом сделал это свое предложение. И я его приняла. Как выяснилось, мы с ним отлично понимаем друг друга.

— Пожалуйста, скажи, что это шутка, — просит она, в каждом слове слышится осуждение.

— Да нет. Все по-настоящему. Она качает головой.

— Не могу поверить, что ты на это пошла.

— Ну, лучше примирись с этим сразу, Элли, потому что все уже решено.

— А как же Ронан? Ведь — и тут я уверена — ты бы не стала о нем рассказывать, не будь у вас все серьезно. Я знаю тебя, Блэр, как ни убеждай себя, что это не так.

— Ты хватаешься за соломинку. Ничто и никто не заставит меня передумать, в особенности нищий парень, с которым я встречалась-то всего месяц. Кроме того, с Лоренсом я смогу вести тот образ жизни, к которому я привыкла. Который мне нравится. Я уволюсь с работы и буду отрываться.

— То есть, ты все-таки серьезно?

— Более чем. Как только я позвоню ему и скажу финальное «да», наше соглашение вступит в силу.

Мы дружим уже два года, поэтому Элли знакома моя привычка отгораживаться от людей, особенно от тех, кто говорит неприятные мне вещи. Не менее хорошо ей известно и то, что она единственная, кому я позволяю с собой не церемониться, и ее следующие слова служат тому подтверждением.

— Блэр, я могу ошибаться, но мне кажется, есть огромная разница между тем, что ты делала раньше… ну, встречалась с богатыми парнями, которые тебе самой нравились… и тем, что тебя будут трахать за деньги. В смысле, он тебе хоть симпатичен?

— Это неважно. И, как по мне, никакой разницы нет. Ни одного из тех парней я не любила, да и они не воспринимали меня всерьез. Я была для них красивой вещью для траха

— и только. Уолкер верно подметил: таких, как я, видно издалека. Так что, по-моему, все просто отлично. Мне не придется притворяться влюбленной, чтобы меня водили по магазинам. Лоренс хочет мое тело, я хочу его кошелек — идеальная сделка.

— Естественно, это важно! Ведь иначе тебе будут платить, как… как…

— …шлюхе, — заканчиваю я за нее.

Она права. Я не трахаюсь просто так. У меня попросту не хватает на то времени. Тело

— мой единственный инструмент. Раздвигать ноги — мое единственное умение, моя суперспособность. И если кто-то желает получить право ею попользоваться, пусть сначала потрудится… пусть заплатит. Я хочу, чтобы меня рассматривали, как выгодное капиталовложение, а этого не случится, если выкладывать товар после первого же приглашения в ресторан.

Кем я хочу быть? Девушкой, которую вывозят на выходные в Рим? Или девушкой, которая за выпивку отсасывает всяким мудакам в клубных туалетах?

Я вас умоляю… все проще простого. Меть высоко, и достигнешь звезд. Будешь пить шампанское и закусывать черной икрой.

Элли тянется ко мне, и я не отдергиваю руку, разрешаю взять ее.

— Прости, Би… Я…

Я накрываю наши сомкнутые руки ладонью. Внезапно мне становится холодно.

— Все нормально. Не извиняйся. Я сама этого хочу. И, раз ты спросила… Лоренс меня привлекает. Очень, — говорю, вспоминая его беспощадное вторжение.

— А как же любовь, Блэр? Ведь любовь — это так прекрасно.

— Прекрасно, когда объект любви — ты. А когда оно без взаимности… Поверь, Элли, это ад.

— Да, но без боли, без представления о том, что такое одиночество, любовь и вполовину не была бы настолько приятной. Слушай, я знаю, еще не время задумываться о

семье и детях, но рано или поздно придется, разве нет? Я к тому, что двадцать три нам будет не вечно.

Я пожимаю плечами.

— Одна девушка, с которой я познакомилась, когда приехала в город, часто говорила, что найти любовь одинаково трудно как с бедным, так и с богатым, поэтому уж лучше сознательно нацелиться на богатого.

— Вот сучка.

— Может быть… но сучка умная.

Это правда. Я всегда знала, что если и выйду замуж, то за деньги или повышение статуса. Я никогда не предавалась фантастическим мечтам найти свою половинку. Мои родители поженились по любви, и чем это закончилось? Взгляните, каким гребаным адом стала их жизнь. Спасибо, но мне такого счастья не надо. Чем бы это ни выглядело со стороны, я выбираю отношения, где не нужно вкладываться эмоционально, зато можно наслаждаться всеми остальными преимуществами.

Получу ли я именно такие отношения с Лоренсом? Может, и нет. Но во всяком случае мне не придется иметь дело с каким-нибудь психом, который считает меня своей собственностью, или думает, что влюблен только потому, что я довожу его до оргазма. Я не дура. Я знаю, мужчины любят не меня, а свое представление обо мне и то, что я продаю им.

С Лоренсом мне не грозит опасность влюбиться, как было с Ронаном, и меня это полностью устраивает. Мне не нужна любовь… Мне безразлично, любит меня он или нет, сама я больше никогда не позволю себе влюбиться. Любовь опасна. Она обладает способностью рушить несокрушимое. Взять, к примеру, Уолкера. Я не любила его, однако же он умудрился меня ранить. Но больше я не дам себе стать уязвимой. Ни за что.

Что до Лоренса, то, кажется, я наконец-то нашла человека, который стремится к таким отношениям, которые нужны мне самой.

 

Глава 23.

 

Прошло два дня с тех пор, как мы виделись. Два дня с тех пор, как мы заключили сделку. Я не шутила, когда рассказывала Элли о его помощнице. Она действительно связалась со мной и затребовала анализ крови, после чего отправила по почте его анализ. Еще она просветила меня насчет того, как мне будут платить. Первая половина будет начисляться на мой банковский счет в начале тридцатидневного периода, а вторая — в конце. Подписав контракт и отправив его вместе с анализом ей по факсу, я в тот же день зашла проверить свой счет онлайн. Лоренс оказался человеком слова. К моим сбережениям прибавилась кругленькая сумма в пятьсот тысяч долларов.

Я долго не могла поверить своим глазам.

Сидела, тупо уставившись в экран, смотрела на сливающиеся нули и не могла пошевелиться. А потом, когда до меня наконец дошло, что они реальны, побежала в ванную и меня вырвало.

Мне стало плохо не из-за денег, а из-за того, что они олицетворяют.

Я предпочла Ронану Лоренса. Нормальная девчонка на моем месте последовала бы зову своего сердца, но я не такая. Далеко не такая. Влюбившись в Ронана, я испытала максимум того, что могла, но с Лоренсом…

Когда я с ним, на меня не давит груз ожиданий. С ним можно не сдерживаться. С ним

не надо стараться стать лучше, чтобы заслужить его. С ним меня не душат эмоции. Нет. Удовольствие, влечение и страсть — вот и все, что я чувствую рядом с Лоренсом. И именно эти чувства — лучшие в жизни. А не любовь, благородство и бескорыстие.

С Лоренсом можно быть настоящей Блэр. Эгоисткой, которая думает только о себе. Той Блэр, которая предпочтет любовному письму дорогую сумочку.

 

***

 

Кабинет в особняке Лоренса на Парк-авеню такой же, как его хозяин — впечатляющий и маскулинный. Я одета в маленькое черное платье, спереди скромное, но откровенно оголяющее всю спину сзади. Положив ногу на ногу, я сладко сдавливаю бедра. Власть и богатство, особенно таких масштабов, жутко меня заводят.

Я сижу на одном из мягких кожаных диванчиков винного цвета, расставленных у его стола, и вызываю в памяти все то, что произошло в нашу прошлую встречу. Каждое воспоминание все дальше выталкивает Ронана из моей головы, стирает чувство вины, и скоро мне начинает казаться, что его нет. Пока я, краснея, вспоминаю, как сновали во мне его пальцы, Лоренс наливает нам выпить и, садясь, протягивает мне бокал.

— Держи.

Беру бокал и, когда наши пальцы соприкасаются, чувствую исходящее от его тела электризующее тепло. Черная магия какая-то. Мы встречаемся взглядами. Он жадно смотрит на меня со слабой улыбкой, играющей на губах.

Я кусаю губу.

— Спасибо.

Он лениво откидывается назад, одна рука вытянута на спинке дивана, другая обнимает бокал. Смотрит на меня изучающим взглядом.

— Пенни за твои мысли, — произносит своим низким, резковатым голосом.

Лоренс выглядит расслабленным, но я-то знаю, что на самом деле это не так. Он хочет меня. Желание сквозит во всем его облике — в напряженных мышцах, в хищном взгляде, которым он пожирает меня, раздевает меня догола.

Перед ответом я беру паузу и какое-то время рассматриваю этого великолепного мужчину, что сидит напротив. И чем дольше я это делаю, тем больше меня завораживает желание в его зеленых глазах, тем проще мне игнорировать ту Блэр, которая считала лучшим днем своей жизни праздник, проведенный с Ронаном и его семьей. Ту Блэр, для которой жизнь обретала смысл только в объятьях Ронана. Да, пока я рассматриваю Лоренса, мне становится легче. Мой внутренний эгоист намерен использовать его, и вот каким образом: я хочу отыметь его так жестко и мощно, позволить ему кончить в себя столько раз, сколько потребуется для того, чтобы на мне намертво отпечатался его вкус, его имя, а не ласковые прикосновения Ронана.

Я не вижу смысла ходить вокруг да около.

— Где твоя спальня? Или будем трахаться здесь?

— Блэр, Блэр… пойми, оно необязательно должно быть вот так.

— А как? Скажи мне, потому что, боюсь, я не вполне понимаю. Я вроде следую твоим собственным правилам. Делаю то, чего ты от меня хочешь и ждешь.

— Я прекрасно помню свои правила, но нам ничто не мешает радоваться компании друг друга, пока мы трахаемся. Ты и я, мы просто мужчина и женщина, которые ищут

совместного удовольствия. Без игр и притворства. Что скажешь?

— Без игр и притворства? Я думала, тебе нужно мое тело, а не душа.

— Мне нужна Блэр.

— Настоящая Блэр может тебе не понравиться, Лоренс, — предупреждаю я.

— А давай-ка я сам решу? — предлагает он, ослабляя галстук. Я слежу за движениями его руки, распускающей шелковый узел, а когда поднимаю взгляд, вижу, что он наблюдает за мной и ждет моего ответа.

Забавно, все-таки, устроен мир.

Люди приходят в твою жизнь, становятся ее частью, но настоящую тебя не знают. Не имеют ни малейшего гребаного представления, кто ты. А потом внезапно тебе встречается человек, который сразу видит тебя насквозь. И ни капли не осуждает. С ним не нужно быть или казаться лучше. Ты нравишься ему такой, какая ты есть. Он принимает в тебе все — даже самое низменное и гадкое. Вот, что я чувствую рядом с Лоренсом. В отличие от Ронана, с которым я месяц лезла из кожи вон, стараясь стать достойной его, с Лоренсом мне весь этот цирк не нужен.

Я ставлю бокал на низенький столик напротив.

— Лоренс, скажи, ты молишься?

Резкая смена темы не вызывает у него эмоций. Он делает глоток скотча, потом отвечает:

— Нет. А ты?

— Молилась когда-то, пока не поняла, что Господь глух. Теперь я встаю на колени совсем по другому поводу.

Он негромко смеется.

— Если бы дьявол был женщиной, его наверняка звали бы Блэр. Я одариваю его бесстыдной улыбкой.

— Видишь ли, когда я была маленькой девочкой, я каждую ночь упрашивала его сделать так, чтобы мои родители перестали ругаться. Чтобы папочка нашел в себе силы бросить пить. Чтобы мамочка вернулась к нам или забрала меня к себе.

Я опускаюсь на четвереньки и неспешно ползу к нему, выгибаясь как кошка. Шелковистый персидский ковер приятно щекочет мои ладони. И вот я у его ног. Становлюсь на колени и провожу по его члену своей безупречно наманикюренной рукой, слегка царапая ткань ногтями. Бугор у него в штанах начинает расти.

— Уже такой твердый, — шепчу, затем кладу вторую руку ему на грудь и продолжаю его поглаживать. В этой позе мне слышно, что с каждой моей извращенно-неторопливой лаской его сердце колотится все громче и чаще. Я чувствую, как он подрагивает под моей ладонью.

— Я умоляла его сделать так, чтобы родители заметили… и полюбили меня. Но он явно меня не слышал, потому что ничего не менялось. Однажды утром я проснулась и поняла, что ее больше нет. Та маленькая девочка, которая по ночам рыдала до изнеможения, прижимая к груди своего любимого плюшевого зверька, она умерла. И желание плакать прошло. Невнимание родителей перестало причинять боль. Мне стало на все насрать. Я выросла. Распрощавшись с детскими фантазиями, я наконец-то поняла, как устроен реальный мир. Я узнала, что, используя внешность, можно многого достичь. Что высокие ценности теряют значение, когда на сцену выходят жадность и страсть. Что деньги говорят лучше слов, и что испытывать эмоции — бессмысленно.

Я поднимаю голову и заглядываю ему в глаза.

— Я делала очень постыдные вещи, чтобы забраться так высоко. Сегодня я стою на коленях перед тобой, одним из богатейших людей в мире, и держусь за твой твердый член. Но если завтра подвернется кто-то еще могущественнее, еще богаче, я встану на колени уже перед ним. Такова моя натура. Я живу по своим собственным правилам. И не нарушу их, каким бы добреньким ты со мной ни был. Ну вот, Лоренс. Теперь ты знаком с настоящей Блэр.

— Как его звали?

— Кого? — спрашиваю, сбитая с толку.

— Плюшевого зверька.

— Какая разница, — говорю уклончиво. Этим я не хочу с ним делиться.

— Отвечай, — приказывает он.

— Винклер. — Едва ответив, я понимаю, что открылась перед ним больше, чем следовало. Мне неуютно, я чувствую себя голой. — А что? Почему ты спросил?

Мир прекращает вращаться, пока я дожидаюсь его ответа. Он наклоняется. Задевает мою шею губами, и я всем телом ощущаю прилив тепла.

— Мне нравится настоящая Блэр… Она-то мне и нужна. — Голос хриплый, как наждачная бумага, дыхание мягкое, как перышко, и я трепещу.

Киваю. Пока мы смотрим друг на друга, не отрываясь, обнимаю его за шею и притягиваю к своему лицу, а второй рукой медленно потираю его эрекцию. Ткань его брюк движется под ладонью, и между ног у меня становится мокро. Да. Я тоже его хочу. Безумно.

— Отведи меня в спальню, Лоренс.

В его зеленых глазах вспыхивает свет, пламя… жизнь.

— Твои родители идиоты. Я замечаю тебя. Я вижу, кто ты. И пока этого достаточно.

 

Глава 24.

 

Взгляд Лоренса неподвижен. Костяшками пальцев он очерчивает контур моего лица, спускаясь по изгибу скулы к губам. Удовлетворенно кивает. На мужественном лице появляется обольстительная улыбка. Не говоря ни слова, он помогает мне встать и по длинным белым коридорам ведет за собой в спальню. Мы проходим мимо абстрактных картин, современной скульптуры, китайских ваз с белыми орхидеями на антикварного вида столиках. Единственный звук в тишине — цоканье моих каблуков.

У меня вспотевают ладони. Пульс зашкаливает.

Вот и все.

Но у самой спальни на меня обрушивается одно, казалось бы, уже далекое воспоминание, и в ушах громко и отчетливо звучит голос Ронана…

«Почему именно я, Ронан?» — «Потому что, глядя на тебя, я вижу все, чего я хочу. Все, что мне нужно.»

В груди все сжимается, но я не позволяю мыслям о Ронане сорвать то, что вот-вот произойдет, я запрятываю их глубоко-глубоко и закрываю на замок. Я здесь для того, чтобы переспать с другим. После чего смогу наконец отодвинуть Ронана в прошлое — где ему и место.

В спальне Лоренса царит идеальный порядок. Вещи не валяются кучками по углам, нет

их и на коричневом кожаном кресле возле окна. В центре комнаты стоит большая и удобная с виду кровать, застеленная бельем серебристо-стального цвета. Я оглядываюсь, изучая детали обстановки — слева зеркало в золоченой раме, на темно-серых стенах картины, — и замечаю на тумбочке у кровати открытую книгу.

Отойдя от двери, я осторожно ступаю по комнате, цепляя кончиками пальцев прохладную, матовую поверхность мебели из дерева цвета эспрессо. Перебираю складки тяжелых черных штор.

Заинтересовавшись его книжными вкусами, подхожу к тумбочке, но не успеваю перевернуть книгу, как он цитирует строчку о весне и диких вишнях в лесу, которую и я знаю наизусть.

Пока приятное удивление оседает, я оборачиваюсь и улыбаюсь — впервые после того, как мы ушли из кабинета. Он стоит, лениво подперев плечом гардероб, и, поглядывая на меня сквозь полумрак спальни своими яркими глазами, потирает грудь — такими размеренными движениями, словно ласкает свой член.

— Двадцать стихотворений о любви и одна песня отчаяния. Пабло Неруда. Один из любимых моих поэтов.

Он с улыбкой кивает.

— Да ты, оказывается, ценитель поэзии. Вот уж не ожидал. Я пожимаю плечами, стараясь держаться небрежно.

— Поскольку я росла в одиночестве, друзей мне заменяли книги. Ну, а поэзия… поэзия помогла мне понять себя.

Пока я поправляю волосы, Лоренс быстро пересекает комнату. Склоняется и берет мое лицо в ладони, его движения властные, уверенные, и мне это нравится.

— Я наговорился, Блэр. Вставай на колени.

Когда наши взгляды сталкиваются, нас вжимает друг в друга силой взаимного притяжения, и результат — ослепляющий, разрушительный, точно взрыв. В нашей битве не может быть победителя, нам обоим слишком нравится эта игра. Я падаю перед ним на колени. Задрав голову, смотрю, как он расправляет ремень, расстегивает верхнюю пуговицу и медленно ведет молнию вниз. Высвободив возбужденный член, он несколько раз проводит по нему рукой, предоставляя мне возможность оценить истинный размер и красоту своей внушительной эрекции.

У меня во рту скапливается слюна. Кровь, спутывая мысли, бьет в голову.

Щекам горячо, между ног пульсирует жизнь, желание.

— Открывай. Шире. — Он ловит меня за подбородок и, приподняв его, ласкает мою нижнюю губу. — Сейчас я трахну тебя в рот.

Он отдает приказ, но момент контролирую я. Я сама ловлю его член и обеими руками ласкаю по всей длине, после чего, подавшись вперед, засасываю в рот. Мой язык долго движется по пульсирующим венам. Лоренс закрывает глаза, стоит моим губам обхватить его горячую гладкую плоть, лицо становится таким, словно он умирает восхитительной смертью. Я вытягиваю его наружу и, пока облизываю головку, собирая капли солоноватого семени, слышу, как из глубины его нутра исторгается стон.

Этот звериный рык сводит меня с ума. От него я вспыхиваю, как от спички, меня переполняет бесстыжее, разнузданное желание. Колени горят, я лезу в трусики и начинаю тереть себя, размазывая по набухшему клитору свою влагу. Дурея от наслаждения, вталкиваю

его член так глубоко, что касаюсь губами яиц.

Лоренс снимает пиджак, отбрасывает его на пол, следом летят сорочка и галстук. Впившись в меня глазами, он смотрит, как я трахаю себя пальцами, пока самозабвенно сосу его, как леденец.

— Черт, Блэр.

Он накручивает мои волосы на ладони, толкается все жестче и жестче. Приподняв бедра, заводит член до упора, трахая меня в рот, овладевая моим ртом, и я принимаю его. Я принимаю его, пока не начинаю давиться, и только тогда, тяжело дыша, вытаскиваю. Вытерев подбородок, я насмешничаю, водя по его члену кончиком языка:

— И это все, на что ты способен, Лоренс? Перестань быть гребаным джентльменом.

Сделай так, чтобы я захотела трахнуться с тобой, как животное. Используй меня.

— Фак, — рычит он. — Все, достаточно!

Он помогает мне встать, после моего рта его член влажно блестит. Теперь, познав его солоновато-мускусную сладость, я хочу его еще сильнее.

Мне нужно ощутить его внутри, и я тянусь к нему.

— Хватит глазеть. Трахни меня.

Он останавливает мои руки на полпути.

— Нет. Сними сначала вот это, — приказывает отрывисто, пальцем лаская прикрывающую мои плечи ткань. — Покажи мне себя.

Едва его просьба проникает мне в уши, как волоски у меня руках встают дыбом. Завороженная пылающим в его глазах ярким инферно, я стягиваю платье с плеч. Чувствую, как оно соскальзывает на пол, и остаюсь перед его оценивающим взором полностью обнаженной, в одних маленьких кружевных стрингах. Он начинает ласкать себя у меня на глазах, восхищенно рассматривая мое тело.

Впрочем, восхищен не он один.

Пока он себя надрачивает, я впитываю его неумолимую красоту. Если в костюме Лоренс казался мне совершенством, то обнаженный он поистине великолепен. Сильные, широкие плечи, способные удержать на себе мир. Безупречно развитые мускулы — ему не составит труда отыметь меня у стены, подхватив за бедра. Кожа цвета меда. И прекрасный член.

Лоренс — олицетворение мужественности.

Он описывает круг, любуясь мной, как произведением искусства, затем командует:

— Нагнись над кроватью и широко раздвинь ноги, Блэр.

Я выполняю. Иду к кровати, наклоняюсь, положив ладони на холодные простыни, и в ожидании его следующих действий устремляю взгляд на городские огни за окном.

Похоть, предвкушение потоками лавы омывают меня изнутри. Я вся горю. И наконец чувствую за спиной прикосновение его обнаженного торса и шепот:

— Не двигайся.

Но я не слушаюсь. Я оборачиваюсь и успеваю поймать момент, когда он оттягивает тонкую полоску черного кружева вбок и начинает вести головкой члена вдоль моего влажного естества.

— Почувствуй, как сильно я хочу тебя, — говорит он грубо, втирая свою эрекцию меж моих ягодиц.

Я стону, вцепившись в одеяло.

Неожиданно он стягивает мои стринги до пола. Швыряет их в сторону, встает позади

меня на колени и ведет ладонями по ногам. Эта божественная ласка обжигает. Она бросает меня в дрожь, в самый эпицентр разрушительного землятресения.

— Лоренс, пожалуйста…

Он толкает меня вперед, так что я падаю на кровать. Руки накрывают мою задницу, раздвигают ягодицы, а потом я чувствую прикосновение его языка. Он лижет мой клитор, он двигается во мне… посасывая… похлопывая… трахая мою щель, жадно, точно ест и не может насытиться, и у меня сносит крышу.

Поддернув меня поближе, он зарывается в мою промежность лицом, и пытка продолжается. Краем глаза я вижу, что свободной рукой он яростно натирает свой член — лихорадочное мельтешение запястья гипнотизирует.

Быстрее…

Еще быстрее… Сильнее…

Подводя нас обоих все ближе к разрядке. Наконец он отпускает меня, встает и облизывает поблескивающие моим желанием губы, затем тыльной стороной руки вытирает рот.

— Повернись на спину, — приказывает он, грудь тяжело вздымается.

Тяжело дыша, я ложусь на кровать, не упуская голодной вспышки в его взгляде, когда он упирается в мою грудь. Он накрывает меня своим телом и целует. Наши языки агрессивно сплетаются, я ощущаю привкус своего тела, но самое мощное ощущение — это он. Его вкус. Его запах.

Он обрывает поцелуй.

Сдавливает мои груди в ладонях, больно щиплет соски и рычит, покрывая мою шею поцелуями:

— Сейчас я трахну тебя, Блэр. Трахну так жестко и хорошо, что ты напрочь забудешь о нашей сделке, о моих деньгах. Тебе станет нужен только мой член. Ты захочешь только меня.

Я впиваюсь взглядом в его лицо, ловлю его член и подвожу к бедрам. Мои руки слегка дрожат от возбуждения.

— Я хочу тебя, Лоренс. — Вожу по себе его членом, увлажняя головку о промежность.

— Очень.

— Не так сильно, как я тебя.

Склонив голову, он начинает сосать и теребить зубами мои соски, пока они не становятся невероятно чувствительными. Я знаю, он не настолько невозмутим, каким хочет казаться. Судя по стекающим со лба капелькам пота, по тому, как крепко сжимаются его челюсти, пока я глажу себя его членом, он вот-вот перестанет владеть собой.

Я отпускаю его и, обхватив за шею, притягиваю к себе, к своему рту, и шепчу:

— Возьми меня, Лоренс. Я хочу почувствовать тебя внутри.

— Надеюсь, ты выдержишь, милая, поскольку я намерен брать тебя, пока не сломаю. И в этот момент он теряет контроль окончательно.

Встает, хватает меня за бедра и подтягивает к краю кровати. Трет своим членом мой клитор, глядя, как он влажнеет, а потом вталкивается до конца таким мощным и сильным движением, что меня отбрасывает назад. Я чертыхаюсь под его напором, мои глаза закатываются к потолку.

Он выпрямляет мои ноги и, взявшись за лодыжки, разводит их максимально широко… и

начинает вытрахивать из меня мозги. Серые простыни, комната, дом, весь окружающий мир, все это вмиг забыто. Теряясь друг в друге, мы уносимся в никуда.

Я смотрю, приподнявшись на локтях, как ходит во мне его поблескивающий член… быстро и жестко… едва выдергивая головку, он тотчас снова вторгается внутрь, агрессивными и мощными ударами бедер отталкивая меня все дальше от края. Я чувствую его повсюду. Снаружи. Внутри. Я вся до последнего нерва охвачена примитивным желанием брать, брать, брать, пока не брызнет через край.

Я всхлипываю. Стону.

Мне больно, но это изумительно приятная боль.

Я смотрю на него, пока он меня вспахивает, и вижу, как он отпускает одну мою ногу и ставит ее ступней на свою твердую, скользкую от пота грудь. Смачивает слюной два пальца и вводит внутрь. Я вскрикиваю, мне туго, а он уже двигает пальцами наравне с членом, растягивая меня, пока боль не превращается в невыносимое удовольствие. Пока он не завладевает мной целиком.

— Боже, Блэр… ты такая…

Из меня рвутся стоны, голова кружится от чувственного безумия происходящего. Это больно. Это прекрасно. Это порочно. Слившись телами, мы проживаем вместе каждый поцелуй, каждую ласку, каждое прикосновение, каждую каплю пота, пока у нас не кончаются силы терпеть.

— Лоренс… не останавливайся… Я… я…

Я не успеваю договорить, потому что внезапно он впивается в мой рот поцелуем столь же безжалостно, как трахает меня, и я кончаю. С мощью столкнувшихся на полной скорости планет оргазм стирает все мои слова, мысли, ощущения — все, кроме толчками исторгающегося из меня экстаза.

Лоренс отпускает мои ноги. Ругнувшись, больно хватает за бедра и, притянув к себе, начинает дико и безудежно рваться к своей вершине. Я обвиваю ногами его талию, впиваюсь в