Я легонько тыкаю его в бок, а он, смеясь, ойкает.
— Интимное — значит нечто сокровенное о себе, извращенец. Ладно, начну первая. Мне нравится запах мокрой травы и старых книг. Еще я фанатичная джейнистка и люблю собак. — Я тихо улыбаюсь, вспоминая Джелину. — Когда я была маленькая, мама нашла на пустыре за домом щенка в картонной коробке. Она собиралась отнести его в приют, но папа уговорил ее отдать собаку мне. В общем, я назвала ее Джелиной. Боже, я так любила ее. Она была моим лучшим другом.
Ронан целует меня в голое плечо, потом ловит прядку черных волос и накручивает ее на палец.
— Что случилось с Джелиной и что такое «джейнистка»?
— Джелина состарилась и умерла. — В сердце привычно кольнуло. Девять лет, как ее нет, а я до сих пор скучаю, каждый день. — А джейнистками обычно называют тех, кто помешан на всем, что связано и имеет отношение к Джейн Остин. Вот. Теперь твоя очередь.
— Сейчас… В общем, всех деталей я не помню, потому что это было давно, но одно из моих любимых воспоминаний вот какое: мама держит в руках камеру и фотографирует отца, пока он красит спальню Джеки в розовый цвет. А я смотрю на нее и думаю, что она самая красивая женщина на свете. Наверное, от нее мне и досталась любовь к фотографии.
— Сколько лет тебе было, когда они… — Я нерешительно замолкаю. Он договаривает вопрос за меня.
— Когда они погибли? Семь. В тот день шел снег, и родители отвезли меня в школу сами. Побоялись отпускать на автобусе из-за гололедицы. Назад они не вернулись.
Мое сердце сжимается от жалости к маленькому мальчику, каким он когда-то был.
— Мне так жаль, Ронан.
— Все нормально. Это было очень давно. Просто я не могу смириться с тем фактом, что мне приходится вспоминать их лица по фотографиям. Несправедливо это, понимаешь? В них было столько жизни, столько красоты, но все, что от них осталось, — это гребаные безжизненные картинки, напечатанные на бумаге. Они не передают, какой у моей мамы был замечательный смех или как вкусно от нее пахло печеньем. По ним не узнаешь, что мой отец любил подхватить маму и Джеки под мышки и закружить по комнате. Ладно… — Ронан улыбается. Печаль уходит в глубину его глаз. — У меня есть еще один секрет. Сказать, какой? — За прядь волос, накрученную на палец, он притягивает меня к себе и кусает за нижнюю губу.
Я киваю, растворяясь в его глазах. Растворяясь в нем.
— Недавно я встретил одну девушку, и она свела меня с ума.
— Надо же. — Пряча улыбку, я кладу щеку ему на грудь, слушаю биение сердца — оно как музыка для меня. — Симпатичная, наверное.
Он стискивает мою попку.
— Да, она ничего. И горячая — как прилипнет, не отдерешь. Что поделать… Телочки меня любят.
Отодвинувшись, я шлепаю его ладонью по плоскому животу.
— Ах ты!.. Телочки, значит…
Ронан смеется, а потом закрывает мне рот поцелуем. Когда наши губы размыкаются, воздух вокруг заряжен электричеством. Молча мы смотрим друг другу в глаза. Уютная тишина заполняет пространство между стенами, пока мы тонем в ощущениях и нежимся в объятьях друг друга. Ничего подобного я никогда не испытывала.
— Знаешь, я думаю, твои родители гордились бы тем, каким человеком ты стал, Ронан. Серьезно, — говорю я хрипло. — А теперь перестань, пожалуйста, смотреть на меня таким взглядом.
— Почему?
Он так красив сейчас с припухшим после моих поцелуев ртом, со взъерошенными после моих рук волосами.
— Почему — что?
Отпустив меня, он ложится на бок и подпирает голову ладонью. Ласково водит по моей щеке свободной рукой.
— Почему ты просишь меня перестать?
— Потому что. — Я чувствую, что краснею. Ну вот опять! — Ты смотришь на меня очень странно.
Его взгляд… как же объяснить. Под этим взглядом внутри меня все трепещет. Под этим взглядом я начинаю желать то, о чем не должна вспоминать, то, что не могу позволить себе испытывать.
— Странно — это как? Ненадолго затихаю.
— Не могу сказать… я не знаю.
Он улыбается, за его улыбкой столько нежности, что больно смотреть.
— Не можешь сказать или не знаешь?
— Боже ты мой… просто прекрати и все!
Я со стоном зарываюсь лицом в подушку. Слышу смех и, вскинув голову, пронзаю его убийственным взглядом. Да как он смеет?
— Ты что, надо мной смеешься?
Смех затихает. На его лице появляется серьезное, задумчивое выражение.
— Я смотрю на тебя, потому что это единственное, что я хочу сейчас делать.
…И это, дамы и господа, что называется, полный нокаут.
Будь я в мультике, то валялась бы сейчас без чувств на полу с кружащимися вокруг головы сердечками и купидонами. Мой внутренний голос бьет тревогу, предупреждая, что между мною и Ронаном начинает разворачиваться нечто очень опасное. Впервые в жизни я встретила человека, который разбудил мои чувства. И который с легкостью может заставить меня безумно в него влюбиться.
Я знаю, те чувства, которые он во мне будит, должны пугать меня, как и желание измениться, стать для него лучше. Он искушает меня распрощаться с моими страхами и заморочками, с ним я хочу отдавать всю себя целиком — как он отдает мне всего себя. Но вместо того, чтобы прийти от происходящего в ужас, я, словно голодающий к тарелке, тянусь к тем чувствам, что испытываю с ним рядом, потому что они искушают меня поверить, что та Блэр, которую он придумал, — это и есть я.
— Что такое, малыш?
Наверное он заметил в моих глазах страх.
— Ничего… просто я счастлива. Ты делаешь меня очень счастливой, — лгу ему, целуя под подбородком.
Он хочет что-то ответить, но я, приложив к губам палец, останавливаю его.
— Ш-ш… не говори ничего, не надо. — Я ловлю его возбужденный член, ласкаю его, чувствуя, как под ладонью пульсируют вены. — Возьми меня, Ронан. Ты снова мне нужен.
— Будет исполнено, мисс. Ваше желание — закон для меня. Смеюсь.
— Ах, как ты любезен.
— Ну, я как-никак джентльмен, — невозмутимо сообщает мне этот засранец, пока с коварной улыбкой на лице тянется за пакетиком с презервативом.
Ронан становится напротив меня на колени, размеренно поглаживая свою плоть, пока я, раздвинув ноги, ласкаю себя у него на глазах. Неглубоко проталкивая пальцы внутрь, я покрываю их скользким предвкушением того, что скоро произойдет.
— Боже. Как ты прекрасна.
Он склоняется надо мной и ловит губами мои губы. Одной рукой держится за спинку кровати, а вторая тянется к моему набухшему теплу, где все пульсирует огнем для него…
Еще несколько свиданий. Еще несколько дней рая. И я положу этому конец.
Ничего страшного не случится, если не подпускать его ближе, чем он есть сейчас. А потом все кончится, и он забудет меня. Как забыли все остальные. Как всегда.
Вот только…
Вот только не было бы от этой мысли так тошно.
Глава 16.
Работать в первоклассном ресторане в Мидтауне — значит ежедневно сталкиваться с бесконечным потоком влиятельных мужчин. Политики, чиновники, юристы, бизнесмены всех мастей, все они приходят сюда, чтобы за обедом или ужином, пережевывая баснословно дорогой кусок мяса, потолковать о делах — или, проще говоря, померяться членами и пощекотать эго друг друга. Это одна из причин, по которой я очень люблю свою работу. Подобные места для таких, как я, — идеальный район для охоты. Здесь я познакомилась с Уолкером… и парой его предшественников.
Но сегодня, впервые за очень долгое время, мне не хочется быть здесь. Кайф, который я ловила, когда мужчины смотрели в мою сторону? Пропал. Нервный зуд, который мешал мне усидеть на месте? Нету. Меня абсолютно ничего не тревожит. Я — белое облачко, плывущее в синем утреннем небе. Я — подхваченный ласковым ветерком лепесток. Я чувствую себя беззаботной. И это Ронан сделал меня такой.
Я улыбаюсь, пока провожаю клиентов до столика, но моя улыбка адресована не им; она для Ронана, для него одного. Я присутствию в ресторане физически, но душой я с ним, в его маленькой квартире, занимаюсь любовью в теплой постели. С головы до ног одетая в Prada, я с большей радостью оказалась бы голышом, чтобы на моем теле не было ничего, только его запах. Ронан — мой новый любимый бренд.
— …Блэр? Ау! Есть кто-нибудь дома?
— О, привет. — Голос Элли выводит меня из задумчивости. — Давно ты тут стоишь?
— Достаточно, чтобы понять, что в мыслях ты где-то — или с кем-то — далеко. Вздохнув, я разглаживаю несуществующие морщинки на своей черной юбке-карандаш.
— Прости. Я думала о Ронане.
Она глядит на меня так, словно у меня выросла вторая голова.
— Парень из Бруклина, — напоминаю я.
Элли расплывается в улыбке. Хватает мою ручку и начинает крутить ее в пальцах.
— Я так и знала! Ты весь месяц ведешь себя странно. И, видимо, дело серьезное, раз ты сказала мне его имя.
— Вовсе нет. Мы просто… общаемся. И что значит «странно»?
— А ты сама не замечаешь? — Она пожимает плечами. — Не знаю, ты теперь всегда улыбаешься. И судя по твоей сияющей мордашке, могу со всей определенностью заявить, дорогая, что ночью у тебя был секс.
Я закатываю глаза, но улыбка сама собой расплывается на лице.
— Ошибаешься. Ну, частично. — Бросаю на нее озорной взгляд. — Не только ночью, но и утром тоже.
— Ах ты, развратница! — журит меня Элли, а я игриво шлю ей воздушный поцелуй.
— И горжусь этим.
Мы тихо смеемся, стараясь не привлекать внимания.
— Элли, я не знаю, что делать. Он очень, очень, очень мне нравится. С ним я счастлива так, что становится страшно. — Я рассматриваю свои ногти, рассеянно отмечая, что мой обычно безупречный маникюр облупился. — Но он слишком хорош для меня. В нем есть все, чего нет во мне. Он из тех парней, которые должны встречаться с правильными девочками, а не с такими долбанутыми, как я.
— В жизни есть немного вещей, ради которых стоит рискнуть. — Она берет меня за руку. — И одна из этих вещей — любовь. Чем бы она ни закончилась. Так что перестань вести себя как Снежная королева, убери с лица стервозное выражение, и пусть все идет своим чередом. Возможно, тебя ждет приятный сюрприз. И, кстати… долбанутые в этом мире все. Просто кому-то удается скрывать это чуть лучше, а кому-то чуть хуже.
Стеклянные двери открываются и закрываются, прерывая наш разговор. С дежурной улыбкой на лице я поворачиваюсь к новым посетителям...
И цепенею.
Потому что вижу напротив Лоренса Ротшильда, и он такой, каким я его запомнила — красивый грешной, колдовской красотой. Он в большой компании бизнесменов, но мои глаза видят, впитывают, пожирают взглядом только его. Все остальные мужчины на его фоне — бледные тени. Пока мы глядим друг на друга, я чувствую, как мое тело начинает оживать. Меня влечет к нему. Отрицать это невозможно и глупо.
Взяв себя в руки, я откашливаюсь.
— Добро пожаловать в Homme. — Мой голос слегка дрожит.
Он непринужденно улыбается. Его улыбка очаровывает и в то же время обезоруживает, дает понять: он прекрасно видит, насколько меня выбило из колеи его внезапное появление. И вытесняет Ронана из моей головы.
— Здравствуй, Блэр.
Мое имя в его устах — как нежная ласка, как опьяняющий поцелуй.
Он словно дым; черный, опасный дым, который обволакивает мои чувства, струится по
коже, наполняет легкие, отравляет меня ядом своей красоты. Я слышу, как Элли вежливо извиняется, говоря, что ей нужно вернуться к работе. Уходя, она шепчет мне на ухо:
— Не наделай глупостей.
Я киваю, не сводя взгляда с Лоренса и его компании. Ее предостережение злит меня. Не делать глупостей? Поздно, Элли. Я уже это сделала — с Ронаном.
Он изменил меня.
Все началось с мелочей. Одежда, прическа, макияж — мало-помалу я отказалась от крикливого и вульгарного в пользу сдержанного и естественного. Сегодня в список добавилась работа. Обычно, придя в ресторан, я сразу просматривала журнал бронирования, чтобы заранее иметь представление о том, кто будет у нас ужинать и насколько загруженный предстоит вечер. Сегодня же… Я злюсь на себя за то, что позволила эмоциям сбить все мои приоритеты. За то, что, позабыв об обязанностях, витала в облаках. Ведь иначе я знала бы, что на имя Лоренса — или мистера Ротшильда, как он записан в компьютере — забронирован столик.
За считанные недели Ронан и его нежные поцелуи перевернули мой мир вверх дном. Я перестала контролировать свою жизнь. Я нарушила правило номер один: никогда не слушаться сердца. Сердце глупое. Его легко обмануть. Человек с обманутым сердцем становится слабым и уязвимым. За это я злюсь на себя сильнее всего.
Наш менеджер Карл, видимо, узнал Лоренса, потому что, не успеваю я открыть рот, а он уже спешит к нам, становится рядом и начинает сыпать любезностями и приглашать гостей пройти к столику.
Лоренс и бровью не ведет в его сторону. Его взгляд прикован к моим глазам, он поглощает меня, держит в сладком плену.
— Вообще мне бы хотелось сперва перемолвиться словом с мисс Уайт. — Пауза. На его лице появляется намек на улыбку, и абсолютно все, что она обещает — запретно и восхитительно. — Наедине.
***
Мы в кабинете Карла.
Я стою у металлического стола, Лоренс — у двери, между нами целая комната, но несмотря на это я чувствую его, словно он рядом, а наши тела соприкасаются. Мы смотрим друг на друга в тишине. От напряжения волоски у меня на шее встают дыбом.
Руки в карманах, расслабленная поза — он кажется безразличным, но меня не провести. Я знаю, он хочет запугать меня. Хочет, чтобы именно я сломалась первой. Окей, не он один умеет играть в эту игру. Я складываю руки на груди и продолжаю молчать, глядя на него в упор.
Наконец он заговаривает.
— Я недооценил тебя. Думал, ты позвонишь и ошибся, а я не привык ошибаться. — С сардонической усмешкой на губах он склоняет голову набок. — Признаться, это что-то новенькое. И не скажу, чтобы оно мне понравилось.
— Что ж, все когда-нибудь случается в первый раз. Но просто чтоб ты знал: я кое-кого встретила.
Лоренс приподнимает брови, подумав, вероятно, на Уолкера. Я краснею.
— Кое-кого другого.
Он фыркает.
— И — дай угадаю — этот другой, он особенный?
Не находя в себе смелости поднять глаза, я сосредоточенно разглядываю узор его темно-бордового галстука.
— Да, особенный. Он не такой, как все… он само совершенство.
— Не будь так наивна, Блэр. Он человек, следовательно небезупречен. — В несколько широких шагов Лоренс преодолевает разделяющее нас пространство и подходит ко мне вплотную. Я вскидываю голову и пропадаю в его глазах — бездонных, манящих, ярко- зеленых, как амазонские джунгли.
Он поднимает руки. Нежно, но властно берет мое лицо в свои большие, прохладные ладони, и я сразу же начинаю трепетать. Одно-единственное его прикосновение — и моя защита лежит в руинах. Большими пальцами он гладит мои скулы, потом спрашивает, заметив легкую дрожь в моем теле:
— Мне перестать?
И тут я понимаю, что не могу ему лгать.
— Нет.
— Что же мешает мне выбросить тебя из головы? Может, твоя красота? — задумчиво произносит Лоренс, очерчивая пальцем изгиб моей брови. Ласка невесомая как дуновение летнего ветерка. — Твой запах? — Он наклоняется и медленно, с откровенным наслаждением проводит кончиком носа по контуру моего лица. Его теплое дыхание целует мою кожу, и я содрогаюсь всем телом. — То, какая ты наощупь? — Он пропускает мои волосы сквозь пальцы, они скользят по плечам, оставляя за собой горящий след, пока он целует меня в шею. — Или твой вкус?
Я вся окутана плотным туманом вожделения к этому едва знакомому мужчине. Моя грудь вздымается все тяжелее; я задыхаюсь, мне трудно дышать, когда он так близко. Стены кружатся. В кабинете становится жарко. Чтобы удержаться от соблазна притронуться к нему, приходится крепко сжать кулаки, ладони зудят от желания почувствовать его. С каждой секундой наше взаимное притяжение усиливается, и я бессильна это остановить. Он
— моя гравитация, а я — падающее с ветки яблоко, которое обречено удариться о землю. Но мое влечение к Лоренсу выходит за рамки физического. Он обращается к темной Блэр, к той Блэр, которой я и должна быть, поэтому мне так тяжело, почти невозможно его игнорировать. Та Блэр хочет его. Та Блэр не может ему отказать.
Издав судорожный вздох, я шепчу:
— Я думала о тебе.
— Даже с этим своим особенным?
Я нервно облизываю губы. Его внимание тотчас переключается, цепкий взгляд следит за скользящим движением моего языка.
— Да. И я ненавижу себя за это.
Не говоря ни слова, он проводит большим пальцем по моей нижней губе и собирает оставленную языком влагу. Потом подносит палец ко рту и сосет… пробует меня на вкус. Мое естество требовательно пульсирует, я представляю, как опускаюсь на его лицо и начинаю двигаться, чувствуя этот рот, эти губы… фантазии мелькают в сознании, как вспышки неоновых огней.
— Милая моя, ты хочешь меня не меньше, чем я тебя. Не борись с этим.
Чувство вины, смешанное с отвращением к себе, тяжело бьет меня в грудь, и я на
секунду закрываю глаза.
Ронан.
— Зачем ты со мной это делаешь? Я впервые в жизни пытаюсь поступить правильно.
— Затем, — он запускает пальцы в мои волосы и притягивает меня к себе, — что оно неизбежно. — А потом целует так яростно, что почва улетает у меня из-под ног. Его рот, язык, губы на вкус как неразбавленный грех, как сладкий кусочек рая, они в один момент заставляют меня забыть о мужчине со смеющимися глазами, который ждет меня дома.
Оторвавшись от моих губ, он шепчет:
— Едем ко мне. Прямо сейчас. Это рядом.
— Не могу.
— Не можешь или не хочешь?
Силюсь сказать, что не хочу, но слова застревают в горле.
— Ты знаешь ответ… но я не могу. Тот, кого я встретила, он нравится мне, нравится по- настоящему. Он правда особенный.
— Однако ты сейчас здесь, со мной. Ты все твердишь, какой он особенный.
Складывается впечатление, что ты пытаешся убедить в этом прежде всего себя, нет?
Я упираюсь ладонями ему в грудь, но не отталкиваю.
— Я ухожу. Не понимаю, зачем вообще я сюда пришла.
— Я скажу тебе, зачем, — говорит он грубо. Сует руку мне между ног и через ткань вжимает ее в промежность. У меня слабеют колени. Я хватаюсь за его плечи и закрываю глаза, пока он ощупывает… впечатывает меня в свою ладонь… в свои длинные пальцы. Я теряю способность думать и двигаться, я вся во власти желания, оно рвет меня на куски. Образ Ронана уплывает куда-то далеко-далеко.
— Чувствуешь? — Его пальцы настойчиво тыкаются в меня, натягивая ткань. — Ты горячая. Ты течешь — из-за меня. — Лоренс подносит пальцы к лицу и делает глубокий вдох, втягивая мой запах. — Тело выдает тебя, Блэр.
Он прав. Я хочу его. Низменная сторона моей натуры, где заправляют похоть и жадность, хочет Лоренса и его миллионы. А еще она хочет, чтобы Лоренс отымел меня, причем так, чтобы Ронан и то счастье, которое он мне принес, оказались вырваны из моего сознания с корнем.
— А теперь посмотри мне в глаза и скажи, что ты меня не хочешь. Подчиняюсь, и мы сцепляемся взглядами.
— Я кто угодно, но только не лгунья. Он удовлетворенно улыбается.
— Когда тебе наскучит играть в домик с этим твоим особенным — позвони.
— Нет, — отвечаю я, со страхом понимая, что за моим «нет» — пустота.
— Ты позвонишь, Блэр. И мы оба это знаем.
Он разворачивается, идет к двери и, не оглянувшись, выходит.
Глава 17.
Как только рабочий день заканчивается, я сразу отправляюсь к Ронану — не попрощавшись с Элли и не предупреждая его самого. Чем меньше я думаю, тем лучше.
Я знаю одно: мне нужно увидеть Ронана.
…И второе: Лоренс все еще у меня в голове, играет со мной в свои игры… рушит мое
душевное равновесие ко всем чертям.
Будь он проклят.
Стучу в дверь настойчиво, до боли в костяшках, а когда Ронан открывает, не дожидаясь приглашения, захожу. Он нужен мне. Срочно, сию минуту. Если я почувствую на себе его руки, если услышу его голос, если загляну в его глаза, тогда прежняя Блэр — та, которая хочет Лоренса и все, что он предлагает — она исчезнет. В его силах снова заставить ее затихнуть, изгнать ее алчность и прагматизм.
Он закрывает дверь.
— Блэр? Я думал, ты…
Не говоря ни слова, я сокращаю расстояние между нами до минимума, так что наши тела сталкиваются. Его член упирается мне в живот, мои груди расплющиваются о его твердый торс. Соски покалывает от желания. Примитивная потребность обладать им, пульсирующая во мне, перекрывает биение сердца.
— Ронан, — шепчу в его губы, — заткнись и поцелуй меня.
А потом притягиваю его за шею к себе и целую. Наши языки схестываются в битве открытых ртов, но мне этого мало. Я жажду его, алкаю, он нужен мне весь, я впиваюсь в его губы крепче, пока им не заполняется все пространство вокруг. Жидкое пламя несется по кровотоку, я заправляю руку за пояс его джинсов, под резинку боксеров, и ласкаю, обернув ладонью, его член.
Выругавшись, он начинает быстро раздевать меня, сдергивает юбку, трусики, и когда берется за рубашку, я вытаскиваю руку.
— Не здесь. В спальне.
Он тяжело дышит, грудь лихорадочно вздымается.
— Женщина, когда-нибудь ты меня прикончишь.
Снимая по пути оставшуюся одежду, я иду к спальне. Оглядываюсь на него и застываю.
За страстью в его глазах стоит такая пронзительная нежность, что хочется плакать.
Не думай. Не думай. Не думай.
Мы в его комнате, нас окружает тепло, книги, фотографии из его путешествий.
— Сядь.
Я толкаю его к кровати, а сама подхожу к стулу возле стола, где лежит его камера и контактные отпечатки. Кусаю нижнюю губу, внизу живота нарастает жар, промежность покалывает под его взглядом.
Лицом к нему я сажусь на стул, скольжу голой задницей по гладкой деревянной поверхности. Все внимание Ронана на мне. Глаза искрятся страстью, рыщут по моей фигуре. Примерно так же смотрел на меня в ресторане Лоренс.
Пока он раздевается, я за ним наблюдаю. На пол летит черная футболка с винтажным принтом, затем джинсы и боксеры. Твердый член подскакивает к животу, Ронан берет его в руку и, откинувшись на спинку кровати, начинает лениво ласкать.
С вульгарной улыбкой на губах я раздвигаю ноги и, положив их на подлокотники, предельно выставляю себя напоказ, потом накрываю груди ладонями, играю с ними. Сила желания в глазах Ронана воодушевляет. Он словно хочет проделать со мной нечто до крайности грязное и непристойное, а я… Я только за. Я хочу забыть о том, что случилось с Лоренсом, потому что стоит мне вспомнить его прикосновения, его поцелуй, его пальцы там, внизу — и мое тело трепещет.
— Смотри, — требую я.
Пытаясь вытеснить из памяти образ зеленоглазого мужчины, я вызывающе медленно опускаю руку к промежности, раздвигаю набухшие складки и трогаю клитор. Слегка надавливаю. Вожу пальцем вперед… и назад. Ласка будит внутри сладкое, зудящее ощущение. Боже, я насквозь мокрая.
— М-м-м, как же приятно, — тяну дразняще и начинаю трахать себя пальцами, а чтобы он видел, как они исчезают во мне, развожу ноги шире. Моя голова откидывается назад. Пьянящее, мощное ощущение пронзает все тело, пока я то вталкиваю пальцы внутрь, то вывожу наружу.
Я ласкаю себя.
Трусь о свою ладонь.
Я чувствую себя испорченной, но мне это нравится. То, что надо.
Шум нашего дыхания, запах страсти, то, как моя мокрая промежность сокращается, сдавливая пальцы, то, что Ронан смотрит, как я мастурбирую — все это меня опьяняет.
Я пьяна от вожделения… от него.
Ронан ласкает себя все быстрее. Наблюдает с кривой усмешкой за тем, как я наблюдаю за движениями его кулака, как он ходит вверх-вниз, ускоряя темп, и стискивает член все крепче. Налитая, подрагивающая головка просится в рот, и я сглатываю скопившуюся слюну.
— Хочешь попробовать? — Я вытягиваю влажные пальцы наружу и сосу их, упиваясь собственным вкусом. — М-м-м… — Издаю стон. — Как вкусно.
Но Ронан, этот сукин сын, качает головой. На губах играет довольная улыбка.
— Спасибо, я сыт.
А потом, поскольку оттягивать удовольствие больше нет сил, я решаю: достаточно. Распаленная желанием, я горю, точно в лихорадке, и помочь мне может только его прекрасный член.
Я встаю. Ноги напряжены, огонь лижет меня изнутри. Подхожу к кровати и, наклонившись к Ронану, вдыхаю за ухом его мужской, смешанный с возбуждением запах. Улыбаюсь, заметив, как мгновенно напряглись его мышцы при моем приближении.
— Правда? — шепчу, касаясь языком его уха.
Я заползаю на кровать и встаю напротив него на четвереньки. Поза провоцирует взять меня сзади, и это ровно то, что мне нужно. Я хочу, чтобы он предъявил на меня права самым животным способом. Я хочу, чтобы он вытрахал из меня чувство вины и заклеймил как свою собственность.
Оглянувшись, я призывно ему подмигиваю. Да-да, это приглашение — или вызов, который он, я надеюсь, примет. Одной рукой развигаю ягодицы и вкручиваю средний палец внутрь, показывая, где именно я хочу его, где он мне нужен.
…И Ронан не заставляет себя долго ждать.
Наши взгляды, сияющие обещанием грядущего наслаждения, сливаются. Ронан становится позади меня на колени. Подхватив с тумбочки серебристый пакетик, разрывает его и раскатывает на твердом члене презерватив.
Он шлепает меня по заднице, один раз, два раза, до жжения, чтобы сразу зализать боль языком. Я оглядываюсь. Он мочит слюной большой палец и, установив его между моих ягодиц, начинает водить вдоль моей промежности головкой члена. Он раздвигает им складки, смазывает себя моим скользким возбуждением, ласкает кончиком клитор, а его палец тем временем играет с моим запретным местечком. Из меня рвется горловое урчание, пока он дразнит, трет меня там, швыряя в ад и обратно.
— Пожалуйста, — молю его.
Он качает головой, даже не потрудившись спрятать улыбку.
— Не-а. Не так.
Я захлебываюсь похожим на рыдания смехом, меня всю трясет от неутоленного желания. Такова его месть за мои выкрутасы на стуле.
— Ронан! — вскрикиваю, когда палец проникает внутрь, и замолкаю. Кусаю губы, морщусь, пока он осторожно проталкивается вглубь. Боль перерастает в запретное, мощное до головокружения наслаждение. — Боже…
Он плавно вытягивает палец наружу. Целует меня в поясницу, переворачивает на спину и накрывает мое тело своим.
— Вот так.
Он заводит мне руки за голову и, едва я обвиваю ногами его талию, входит до упора одним сильным, глубоким толчком. Я вскрикиваю в экстазе, беспощадно растянутая его твердостью. К этому моменту желание не просто горит во мне, оно выжигает меня изнутри.
Но пока он овладевает мной, пока ударяются о меня его бедра, ко мне возвращается знакомое чувство, что я всего этого недостойна. С той единственной разницей, что теперь я знаю это наверняка.
— Почему именно я, Ронан? — спрашиваю, держа его за ягодицы и понуждая вторгаться мощнее. Стону, ощущения настолько интенсивные, что все плывет перед глазами.
Он останавливается. Его член пульсирует во мне.
— Потому что, глядя на тебя, я вижу все, чего я хочу. Все, что мне нужно. А после вытрахивает из меня остатки сознания.
***
— Ты чего там делаешь? — слышу сонный голос. — Ну-ка иди назад. В постели еще пахнет тобой…
Когда Ронан просыпается, я сижу на стуле возле окна. Я оборачиваюсь. Он лежит нагишом на спине и трет глаза ладонями. Волнистые волосы смешно торчат во все стороны
— как всегда после секса. Я улыбаюсь. Подтягиваю коленки к груди и, покачав головой, снова устремляю взгляд за окно.
Я смотрю, как дома и улицы купаются в свете ясного утреннего солнца. Первые прохожие спешат по своим делам. Занимается день. Следую взглядом за гуляющей парочкой, и вдруг на меня обрушивается настолько пронзительная печаль, что улыбка бесследно исчезает с моего лица.
И я знаю, почему…
Отделив прядь волос, начинаю плести косичку.
— Я просто смотрю на город… он такой ослепительный, такой свободный и раскованный, правда?
— Сейчас я покажу тебе свободного и раскованного.
Я скашиваю глаза в его сторону, запоминая то, как он на меня смотрит. Что я чувствовала, пока мы были вместе. Но когда наши взгляды встречаются, мы одновременно взрываемся хохотом. Комната наполняется летучим, ускользающим счастьем.
Когда смех сходит на нет, оставив меж нами нечто, похожее по ощущению на расползающуюся пропасть, Ронан серьезнеет.
мне.
— Малыш, иди сюда, — зовет он тягучим, как жидкий бархат, голосом. — Ты нужна
— Не-а. Я знаю, зачем, а я устала, — лгу я.
— А ну верни свою чудесную попку на место, иначе я сделаю это ее сам.
Иди ко мне, забери меня… хочу сказать ему, но из страха, что голос меня выдаст,
просто качаю головой и продолжаю, глядя в окно, заплетать косичку. И вдруг меня касается его рука. Он помогает мне встать и туго заворачивает в свои объятья, а я молча зарываюсь лицом ему в грудь. Чувствую щекой мягкую, как шелк, кожу, впитываю его запах. Биение его сердца успокаивает, словно колыбельная. Спустя несколько минут тишины, нарушаемой только нашим дыханием, Ронан берет меня за подбородок и заставляет посмотреть себе в глаза.
— Я хочу кое-что подарить тебе.
— Да? Зачем?
Отпустив меня, он уходит к тумбочке и возвращается со свертком в руках.
