I. История для самопонимания

 

Йогу называют живым реликтом. Она относится к самым ранним свидетельствам индийского культурного наследия. Благодаря миссионерским усилиям индуистских свами она вступила в новую стадию расцвета в нашем столетии, как в Индии, так и в других частях света. Сегодня сотни тысяч жителей Запада активно занимаются той или иной формой йоги, хотя и не всегда имея четкое представление об ее традиционных целях и задачах. В большой степени это вызвано их плохой осведомленностью о богатой письменной истории йоги. Поэтому вторая часть данного тома служит изложению основных вех на протяженном и сложном пути развития йоги.

История поставляет крайне важный материал для понимания мира, особенно человеческой культуры. Более того, история повествует нам о нас самих, поскольку наши убеждения и склонности в значительной степени формируются культурой, к которой мы принадлежим. Мы те, кто мы есть не только вследствие нашей собственной личной истории, но также вследствие общей истории человеческой цивилизации. Как замечает немецкий философ и психиатр Карл Ясперс:

«Никакая действительность не оказывается столь существенной для выработки нашего самосознания, как история. Она открывает нам самый широкий горизонт человечества, донося до нас содержание традиции, на которой и возводится наша жизнь, показывает нам те мерила, по которым мы равняем наше настоящее, освобождает нас от бессознательной каббалы нашего собственного века, учит нас видеть человека в его высочайших проявлениях и непреходящих творениях… Мы способны лучше осмыслить наш нынешний опыт, если взглянем на него сквозь призму истории» [155].

Без должного понимания исторического развития йоги трудно представить, чтобы мы могли по-настоящему оценить ее духовное наследие или сумели упражняться в ней осмысленно и с максимальной отдачей. Изучение истории йоги дает нам более обширную картину по сравнению с тем, ч то мы можем вынести из большинства популярных книг на данную тему.

Изучение исторической эволюции йоги это нечто большее, чем научное изыскание; в действительности оно содействует нашему самопониманию, а значит, нашим усилиям освободиться от сковывающих ограничений эго(ис)тичной личности. Последующие главы поведают кое-что о славной традиции йоги, которая внесла огромный вклад в копилку постижения внутренней природы человека. Разумеется, невозможно даже на нескольких сотнях страниц запечатлеть все то, что открылось филологической науке. Действительно, никто еще не пытался до сих пор объединить все имеющиеся данные, что потребовало бы владения несколькими языками (включая санскрит и тамильский) и воистину энциклопедических знаний. Поэтому предпринимаемая мной попытка имеет перед собой более скромную цель возведения подготовительных лесов для нашего понимания йоги.

В предыдущей главе мы видели, как историю индуизма можно условно разбить на девять периодов, идущих от доведийской эпохи до новейшего времени — протяженностью свыше восьми тысяч лет. При чтении очередных глав следует не упускать из вида данную схему. Поскольку йогические идеи и практики присущи не только индуизму, но присутствуют, например, в буддизме и джайнизме, можно было бы написать совершенно различные истории. Однако ввиду главенствующей роли индуизма в историческом развитии индийской цивилизации это лишь усложнило бы дело. Поэтому в дальнейшем развитие йоги представлено с позиции индуизма, хотя я и включил короткие главы о буддизме и джайнизме. Эти две традиции рассматриваются в их относительной хронологической последовательности: джайнизм появляется после древнейших Упанишад и за ним следует буддизм.

Прежде чем приступить к панорамному обзору истории йоги, мне хотелось бы вкратце представить имеющий практическую ценность взгляд на эволюцию: модель структур сознания Жебсера.

ИСТОРИЯ И СОЗНАНИЕ

В своем полностью сформировавшемся виде психодуховная техника йоги принадлежит той эпохе, которую Карл Ясперс назвал «осевым временем», переломному периоду примерно середины первого тысячелетия до н. э. — эпохе Лао-цзы и Конфуция в Китае, Махавиры и Гаутамы Будды в Индии, и Пифагора, Сократа, Платона и Аристотеля в Греции [156]. Эти гении и целый сонм иных первопроходцев того времени возвестили новую парадигму, или образ мышления.

Что значит эта новая ориентация во всеобщей истории человеческой цивилизации, блистательно показал швейцарский философ Жан Жебсер (Jean Gebser) [157]. По его мнению, человечество прошло в своем развитии через четыре структуры сознания, иначе формы познания, которые он охарактеризовал следующим образом:

1. Архаичное сознание: это наиболее простая и ранняя форма познания, которую отличает самый низкий уровень самосознания и которая все еще является почта целиком инстинктивной. Исторически она относит нас ко времени Австралопитека и Homo habilis (человека умелого). Сегодня данное сознание проявляется в нас, например, как тяга к самопреодолению. Притом оно активизируется в некоторых видах экстатического переживания (самадхи) или даже в определенных, вызываемых лекаретвенными препаратами, состояниях сознания, когда граница между субъектом и объектом временно стирается.

 

2. Магическое сознание: появившееся из архаичного сознания магическое сознание все еще является доэготическим, с размытым осознанием. Оно действует на основе отождествления, как это выражается в мышлении по аналогии, которое предстает ответом на уровне живота (первичным), когда связываются кажущиеся разрозненными элементы в одно целое. Данный тип сознания, возможно, был свойствен Homo erectus (человеку прямоходящему) более полутора миллионов лет назад. Он все еще действенен у нас и сегодня, когда мы очарованы кем-то или чем-то или испытываем расположение. Он сказывается отрицательным образом в таких различных ситуациях. как слепое обожание или временная утрата способности рассуждать (а порой и человеческою облика) под гипнотическим влиянием огромной толпы. Присутствие магического сознания также ощутимо в тех сторонах йоги, что задействуют исключительную внутреннюю концентрацию, ведущую к утрате осознания собственного тела. Разумеется, она также является основой познания для всех форм опирающейся на внушение магии, которая входит в состав некоторых йогических систем, особенно тех школ тантризма, что делают упор на культивировании сверхъестественных способностей, иначе сиддхи.

3. Мифическое сознание: оно представляет более выраженную степень самосознания, соответствующую, пусть и не тождественную, сознанию ребенка. Мышление действует более на основе противопоставления, нежели магического отождествления или мысленной раздвоенности. Оно разворачивается скорее посредством символа, нежели расчета, мифа, нежели гипотезы; чувства или интуиции, нежели абстракции. Неандертальцы и кроманьонцы могли в большой степени обладать мифическим сознанием. Подобно другим структурам сознания, оно остается действенным по сегодняшний день и было главным фактором в создании бесчисленного множества священных традиций, включая йогу. Мы активизируем мифическое сознание всякий раз, когда закрываем глаза и погружаемся в воображение или когда изливаем в поэтических строках свои глубоко пережитые мысли. Мифическая составляющая весьма заметна в большинстве традиционных подходов йоги, и их практически можно объединить вместе под названием Мифическая йога, в противоположность более интегрированному направлению — Интегральной йоге Шри Ауробиндо. Мифическая йога следует вертикалистскому девизу «внутрь, вверх и вовне». Более подробно я изложил все это в книге Целостность или Преодоление? [158]4. Ментальное сознание: как говорит само название, эта форма познания является сферой мышления, рационального ума, действующего на основе двойственности («или/или»). Здесь самосознание отчетливо, и мир переживается разделенным на субъект и объект. Со времени европейского Возрождения эта форма познания преобладает в нашей жизни и фактически превратилась в разрушительную силу. Сегодня ментальное сознание, которое по природе сбалансировано, выродилось в то, что Жебсер именует рассудочностью.

Ментальное сознание было еще на присущей ему высоте в то время, когда Патанджали писал свою Йога-сутру или когда Вьяса составлял на нее свой комментарий. Поэтому йога вовсе не исключает эту частную форму познания, но все традиционные школы йоги выступают за преодоление ума — как в его низшем проявлении в виде манаса, так и в высшем в виде буддхи. Истина всегда полагалась лежащей по ту сторону ума и чувств. Там, что я окрестил мифической йогой, ум представляется заклятым врагом духовной практики. Это представление, однако, отсутствует в более объединяющих системах йоги. Умственная работа не обязательно является разрушительной для духовного роста, хотя для познания Я необходимо действительно преодолеть умственный аппарат и избавиться от его эго(ис)тичной привязи.

В своем великолепном произведении Вездесущие истоки (The Ever-Present Origin) и некоторых других своих книгах Жебсер доказывает, что сегодня мы оказываемся свидетелями появления пятой структуры сознания, которую он назвал интегральным сознанием. Здесь не место давать подробное описание этой возникающей модальности человеческого разума, поэтому я лишь замечу, что по мнению Жебсера, это новое сознание является антиподом однобокости чрезмерно выпяченного рационального ума, в который выродилось ментальное сознание. Рациональное сознание в жебсеровском понимании оказывается исключительно эго(ис)тичным и не согласуется с духовной Реальностью. Интегральное сознание, напротив, по своей сути является трансцендирующим эго и открыто тому, что Жебсер назвал «Истоком», то есть Основой Сущего. Здесь явно прослеживается параллель с философией Шри Ауробиндо, и Жебсер признает, что находится в поле духовного притяжения этого великого мудреца.

Стоящая перед нами — отдельно и сообща — задача заключается в том, чтобы помочь этому появляющемуся интегральному сознанию воздействовать на нас и нашу человеческую цивилизацию в целом. Только таким образом мы можем надеяться восстановить равновесие между структурами сознания, позволив каждой самовыражаться в соответствии с присущими ей ценностями. Я убежден, что традиция йоги — как и остальные духовные традиции — содержит многое из того, что при верном употреблении в нашей нынешней ситуации может в огромной степени способствовать этой многообещающей работе по интеграции [сознания].

 

II. ОТ ШАМАНИЗМА К ЙОГЕ

 

Культурные герои наподобие Гаутамы Будды или упанишадских мудрецов стояли у истоков ментальной структуры сознания, которую они возвестили миру. Таким образом, психодуховная техника йоги является плодом творчества ранней ментальной структуры сознания. До этого мы находим Протойогу Вед, выраженную в сугубо символической форме. Еще раньше у нас была трансовая техника шаманизма, уходящая корнями к каменному веку. Хотя шаманизм датируют примерно 25 000 гг. до н. э., его возраст, вероятно, значительно старше. Как нам известно из других примеров, отсутствие артефактов не обязательно предполагает отсутствие системы верований, с которой их связывают.

Шаманизм — это сакральное искусство изменения сознания человека для путешествия по иным мирам, которые видятся в переживаниях населенными духами. Слово шаман сибирского (тунгусского) происхождения и означает опытного путешественника по мирам духов. Шаманы добиваются резкого изменения в своем восприятии — чаще всего, слушая однообразный бой барабана, щелканье палочек или иного ударного инструмента, либо посредством психотропных веществ (наподобие мухомора). Они делают это для того, чтобы связаться с миром духов. Ими руководит не праздное любопытство; напротив, они надеются обрести могущество и сведения, которые являются жизненно важными для психического и физического благополучия их сообщества.

Согласно некоторым знатокам, особенно Мирче Элиаде, шаманизм происходит из Сибири. Другие видят в шаманизме всемирную традицию, которая возникла независимо в различных культурах. Я придерживаюсь первого взгляда, который связывает шаманизм сугубо с культурной средой Сибири и Центральной Азии. В том же ключе можно говорить и о йоге, которая является по сути индийским явлением, а духовным традициям других культур следовало бы дать иное название.

 

Шаманы обычно бодрствовали во время своего путешествия и могли танцевать или становились очень возбужденными… В йогическом самадхи умиротворение могло быть столь глубоким, что многие умственные процессы временно прекращались.

Роджер Уолш, Дух шаманства, с. 229

 

Поэтому, строго говоря, мы не должны говорить об африканском шаманизме, покуда не будет доказано, что он является потомком сибирского шаманизма, что верно в отношении шаманских традиций эскимосов и индейцев гопи. Равным образом, нам не следует говорить о христианской йоге, разве только она действительно является гибридом христианства и индуизма. Термины наподобие «колдовства», «чародейства» или «магии» могут быть приложи-мы в случаях, отличных от сибирской или идущей оттуда духовности, а «мистицизм» или «духовный эзотеризм» можно употреблять в связи со схожими с йогой традициями, но отличными от тех, что относятся к Индии.

Некоторые ученые утверждают, что йога выросла непосредственно из шаманизма, но это трудно доказать. Хоть йога и содержит элементы шаманизма, она вобрала в себя также и другие учения. Согласно Майклу Харнеру (Harner), переход от шаманизма к йоге совершился во времена ранних городов-государств на Востоке, когда шаманов теснили представители официальной религии [159]. Чтобы не выдать себя, тем пришлось прекратить громко стучать в барабан и вместо этого разработать тихие способы изменения сознания. Отсюда, согласно реконструкции древней истории Харнера, и развилась традиция йоги.

Хоть гипотеза Харнера и любопытна, отмирание шаманской традиции, пожалуй, больше было связано с тем обстоятельством, что подъем городов-государств совпал с упадком родовых обществ, которым шаманы служили. Этот упадок, в свою очередь, лучше всего объясняется сдвигом в сознании в сторону более индивидуализированного самосознания, связанного с появлением ментальной структуры сознания [160].

Шаман представляет собой привилегированного знатока сакрального, который действует на благо своего сообщества. Данное свойство отличает и брахмана (брахмана), который осуществляет свои жертвоприношения и другие ритуалы ради других, будь то духи предков, его собственная семья или все сообщество в целом. Однако йогин предстает знатоком сакрального, который в первую голову занят поисками своего собственного спасения. Он, как правило, не стремится хоть как-то непосредственно содействовать обществу. Как бы то ни было, он вышел из общественной жизни. Однако опосредовано, своим образцовым поведением и благотворным воздействием царящей вокруг них атмосферы, йогины Индии существенно повлияли на становление не только окружающего их общества, но и человеческой цивилизации вообще [161]. Даже в карма-йоге идеал помощи миру (лока-санграха), как упоминалось раньше, преследуется прежде всего в интересах собственного духовного роста самого йогина. Лишь идеал бодхисаттвы в буддизме махая-ны воплощает стремление улучшить нашу общую человеческую судьбу. Но, в отличие от шамана, бодхисаттва главным образом занят духовным благосостоянием людей, а не просто их физическим либо эмоциональным здоровьем или их материальным благополучием. Даже те последователи пути бодхисаттвы, что являются целителями, понимают свое знахарское дело как духовное служение. Помогая людям восстановить физическое здоровье или эмоциональное равновесие, эти целители наедятся создать им подходящие условия для духовной практики.

Хотя сама гипотеза, выводящая йогу из (официально преследуемого) шаманства, представляется спорной, очевидно, что многие стороны и представления шаманства сохранились в йоге. Элиаде, который первым исследовал и йогу, и шаманство, следующим образом описывает шаманскую традицию:

Среди элементов, из которых шаманизм состоит и которые являются для него характерными, по нашему' мнению, важнейшими являются следующие: (1) инициация, включающая символическое расчленение соискателя, его смерть, воскресение и подразумевающая его спуск в ад и восхождение на небеса; (2) способность шамана совершать путешествия в состоянии экстаза в роли целителя и проводника душ (он отправляется на поиски души больного, украденной демонами, отбирает ее у них и возвращает в тело; он спускается за душой больного в ад и т. д.); (3) «владение огнем» (шаман прикасается к раскаленному докрасна железу, ходит по раскаленным углям без вреда для себя; (4) шаман способен принимать облик животных (он летает как птица и т. д.), умеет становиться невидимым [162].

Йога, как мы видели в первой главе, является традицией, требующей посвящения. Вся ее деятельность направляется мыслью о постепенном преодолении («забвении») человеческой эго(ис)тичной личности. Позже мы познакомимся с Кшурика-упанишадой («Тайное учение секиры»), произведением, истолковывающим йогический метод в понятиях поэтапного удаления обычного сознания. Это соответствует забвению, связанному с шаманским трюком с веревкой, который описывается как массовый гипноз. Здесь шаман с острым клинком в зубах поднимается по вертикально висящему канату, преследуя молодого парня, пока они оба не исчезают из вида. Спустя некоторое время сверху падают отрубленные члены юноши. Представление заканчивается воскрешением парня шаманом. Камеры заснимут лишь шамана, сидящего на земле, одного и, возможно, лукаво усмехающегося.

Экстатическая погруженность йогина в себя и его мистическое восхождение сродни шаманскому экстатическому полету, а наставническое предназначение йогина соответствует роли шамана как проводника душ. Кроме того, многие шаманские способности также признаются в йоге, где они известны как сиддхи («свершения»), включая способность стать невидимым, что шаманы тоже умеют делать. Наконец, шаманское владение огнем — внешним огнем — сродни йогическому владению «внутренним огнем», особенно психофизиологическим теплом, вырабатываемым при подъеме жизненной силы в кундалини-йоге. Это является основой тибетской практики тумо, которая позволяет последователям данной йогической дисциплины сидеть обнаженными многие часы среди замерзших снегов, что покрывают вершины Гималаев.

Один из наиболее известных приемов йоги — сидение скрестив ноги в одной из многочисленных йогических поз (асана) — имеет своего шаманского предшественника. В своей книге Где духи оседлали ветер (Where the Spirits Ride the Wind) американский антрополог Фелиситас Гудмен (Felicitas Goodman) исследовала ряд шаманских поз, которые использовались для вхождения в состояние транса шли переживания состояния выхода из тела [163]. Видимо, каждая поза обладает только ей присущим воздействием иа разум, и Гудмен, а также ее ученики, способна входить в различные состояния сознания, прибегая к соответствующим шаманским позам.

В предыдущей главе была представлена традиция аскезы (тапас), предшественницы йоги, у которой очень много поразительных сходств с шаманством: где шаманы показывают свое владение огнем, касаясь раскаленных углей, тапасвинов отличает умение «самосогреваться» — то еегь доведения себя аскезой до такого состояния, что изо всех пор начинает выделяться пот. Одна древняя аскетическая практика (именуемая панча-агни, пишется панчагни) заключается в сидении между четырех зажженных костров в разгар лета на самом солнцепеке. В последние годы эту старинную технику практиковал в течение длительного времени Свами Сатьянанда Сарасвати из бихарской школы йоги. То ли посредством длительной задержки дыхания, то ли посредством преобразования полового влечения в жизненную энергию (оджас) йогины одинаково стремятся подавить естественные склонности тела-ума и тем самым создать внутреннее напряжение, которое переходит в физиологическое тепло. Они чувствуют себя охваченными огнем. Затем, на пике этих переживаний происходит решительный прорыв, когда все их существо наполняется светом. Они обнаруживают, что этот свет не имеет вовсе видимого источника, но суть Источник всего.

Состояние озарения, или просветления, является для йогина тем. чем для шамана — волшебное путешествие в иные миры. Оба переживания выражают собой решительный уход от обычной реальности и сознания. Оба обладают глубоко преобразующим воздействием. Однако только Ногину, который путешествует вовнутрь, открывается конечная тщета всякого путешествия, поскольку он познает, что никогда не путешествует за пределы подлинной Реальности, что является целью его духовной одиссеи.

Среда обитания шамана состоит из тонких миров существования, которыми он жаждет овладеть. «Отличительной чертой шаманского экстаза, — пишет американский психиатр Роджер Уолш (Walsh), — является переживание «полета души», или «путешествия», или опыта выхода из тела». То есть в своем состоянии транса шаманы испытывают как они сами, или их душа, или дух летят через пространство и переносятся либо в иные миры, либо в отдаленные уголки этого мира» [164]. Шаманские путешествия осуществляются ради получения знания или могущества, либо для того, чтобы вызвать изменения в материальном мире влиянием на состояние тонких миров. Конечная же цель йогина связана с выходом за пределы тонкого бытия, которое разведывает шаман, и постижением трансцендентного Сущего, которое вне измерений и качеств и которое, как известно йогину, есть его сокровенная личность. Поэтому, если шаман является целителем или чудотворцем, йогин, прежде по большому счету, — преодолеватель всего. Но в своем духовном восхождении к запредельной Реальности йогин попутно накапливает огромный багаж знаний о тонких мирах (сукшма-лока). Это объясняет, почему многие йогины выказывают необычные способности и издавна считаются среди индийцев чудотворцами и магами. С йогической точки зрения, однако, сверхъестественные способности, которыми обладают многие подвижники, несущественны по сравнению с конечным обретением Самопознания, или просветления.