Жил подмастерье в городе удалый,
Задира, озорник и затевало.
Певун и щеголь, что в лесу щегол.
Помадил он упрямый свой хохол,
И в локоны завить его хотел он:
Не у прилавка стоя, загорел он,
А на гулянках; знатный был танцор
Гуляка Перкин, даже до сих пор
Ту кличку помнят вдовы и девицы;
И медом сладким лести поживиться
Охотниц глупых вдоволь находилось,
И много женщин в Перкина влюбилось.
Где свадьба, там он пел и танцевал.
Таверну лавке он предпочитал.
Устроит Чипсайд [104]празднество, и он
Наверное туда уж приглашен;
И до тех пор как праздновать не кончат,
Всех веселей он пляшет и всех звонче
Поет, и не заманишь за прилавок
Его во мрак подвалов, складов, лавок.
Себе компанию он подобрал
И в карты резался и пировал,
Ходил к подружкам ежедневно в гости,
Чтоб петь и пьянствовать, играть там в кости.
А в кости обыграть или в очко
Хмельного шулеру совсем легко.
Так, в целом городе его никто бы
Не разыскал в тех щелях и трущобах,
Куда лишь Перкин находил пути,
Чтоб денежки скорей порастрясти
Хозяйские. Подозревал не раз
Его хозяин: то исчез запас
Товара ценного и гол пустой
Прилавок, то во всех делах застой.
Но Перкин‑плут увертывался ловко,
И с помощью какой‑нибудь плутовки
Всегда деньжонок в долг он добывал
И временно растрату покрывал.
Коль завелся такой приказчик в лавке,
Хозяину не то что на булавки
Своей любезной, и на хлеб не хватит ‑
Он за приказчичьи проказы платит.
Кутеж и кража – дети той же плутни,
Хотя б грабитель и играл на лютне.
С хозяином веселый подмастерье
Так горевал о порче, иль потере,
Или просчете, что законный срок
Он ученичества пройти бы мог,
Хотя не раз в Ньюгетскую тюрьму
С компанией бродяг пришлось ему
Наведаться и до тех пор там быть,
Пока друзья прощение купить
Не успевали взяткой иль подарком.
Когда же, наконец, он в споре жарком
Хозяина стал горько упрекать,
Что тот свидетельства [105]не хочет дать,
Хозяин вспомнил старое присловье:
«Гнилую грушу срежь, чтобы с любовью
Свой сад от гнили лучше, уберечь».
Был дан расчет, обуза пала с плеч.
«Иди не подобру, не поздорову
И к моему не приближайся крову,
Не то спущу я на тебя собак,
Другой слуга впредь не посмеет так
Меня обманывать и так морочить».
И вот наш подмастерье дни и ночи
Мог пьянствовать, кутить и бушевать
И жизнь свою в беспутстве прожигать.
А раз всегда друзей найдется шайка,
Чтоб вора приютить и попрошайку,
И вместе с ним кутить и пировать,
И наворованное им сбывать, ‑
То Перкин‑плут, на все худое прыткий,
Связал тотчас же в узел все пожитки
И свез к приятелю. Его жена.
Хотя была торговкою она,
Но в городе о ней ходили слухи
Как о доносчице и потаскухе…
…
…
Пролог Юриста
Трактирщик наш увидел, что пройти
Успело больше четверти пути
На небе солнце. Был ему неведом
Углов расчет, однако же с обедом
Еще ни разу он не опоздал
И время с точностью определял.
Что восемнадцатый был день апреля,
Трактирщик знал (лучи в то утро грели
По‑майскому). Дерев равнялась тень
Их росту, следовательно, в тот день
И в этой широте – пробило десять;
И это правда, если здраво взвесить:
Ведь ясно и без точного промера,
Что сорок пять делений угломера
Прошло светило с наступленья дня.
И вот трактирщик придержал коня.
«Друзья, – сказал он, – утро на исходе,
И я скажу при всем честном народе,
Что времени не следует терять,
Оно имеет свойство уплывать,
И в час ночной, когда мы сладко спим,
И днем, когда не знаем, как нам с ним
Управиться. Оно ручью подобно,
Что с гор течет, дробясь о камни злобно,
И вверх его на кручи не поднять.
Сенеке довелось не раз писать,
Что времени потеря горше смерти,
А этому философу вы верьте.
Ведь, разорясь, вновь злато наживешь,
А времени, увы, уж не вернешь,
Как девства… Утеряв его беспечно,
Девчонке не вернуть его, конечно.
Что ж, сэр юрист, наш крепок уговор,
Вы не вступайте в бесполезный спор,
Коль добровольно приняли решенье
Быть у меня сегодня в подчиненье.
Так вот извольте тотчас начинать
И наш порядок строго соблюдать».
«Что ж, depardieu, [106]– сказал юрист, – согласен,
Что я в долгу, и смысл закона ясен.
Долги всегда оплате подлежат,
И не напрасно люди говорят:
«Кто для других законы составляет,
Пусть те законы первым соблюдает».
Рассказывать готов я, господа,
Но что рассказывать, вот в чем беда.
Хотел бы я, чтоб был рассказ прекрасен,
Да нету подходящего в запасе,
Вот Чосер, он хоть мало понимает
В различных метрах и стихи слагает
Нескладно очень, но по мере сил
По‑английски как мог переложил
Рассказов много о несчастных дамах.
Не там, так здесь, но о любовных драмах
Он в каждой книге без конца твердил.
Пример Овидия его прельстил. [107]
Не стоит мне те сказки повторять,
Которые успел он рассказать.
Ведь с юности привержен Аполлону,
Встарь Кейка он воспел и Альциону, [108]
А также многих достославных дам.
Лишь для примера приведу я вам
Весь сонм святых угодниц Купидона: [109]
Как закололась от любви Дидона,
Когда покинул бедную Эней;
Как Филлис смерть нашла среди ветвей;
Как Ариадна, или Ипсипилла
Свои стенанья к небу возносила;
Мечом пронзенные, как умирали
Лукреция и Фисба, мы читали
В его стихах, как мучилась Елена
Вдали от родины в годину плена
И как Леандр в пучине утопал
И Геро, умирая, призывал;
Как Лаодамия и Брисеида
Оплакивали пленников Аида;
Как победителя героев мира
Невольно погубила Деянира;
Как королева злобная Медея
Детей своих повесила за шею,
Чтоб наказать изменника Ясона;
И то, как вопияла Гермиона;
Особо воспевал он Ипермнестру
И Пенелопу, выше ж всех Альцесту.
Но, вспоминая дам несчастных тех,
Не рассказал про Канацеи грех, [110]
Что к брату страсть греховную питала
(Таких историй хоть бы не бывало!),
Ниже про Аполлония из Тира
Не рассказала Чосерова лира,
Как тот от скорби тяжкой изнемог,
Когда король проклятый Антиох,
Объятый похотью и жаждой мести,
Дочь Аполлониеву обесчестил,
И горше всех в той повести строка мне,
Как девушку злодей швырнул на камни.
Нет, Чосер никогда таких страстей
Не допускал. Ужасных повестей
Не любит он, уродств и извращенья ‑
И в том он прав, без всякого сомненья.
Так что же, братья, рассказать мне вам?
Вы помните несносную богам
Кичливость дев, что Пиерид [111]прозванье
Носили встарь и были в наказанье
В сорок обращены. Так вот боюсь,
Что с сущею безделицей явлюсь.
Но все ж, друзья, откину ложный страх,
Я прозой говорю, а он – в стихах». [112]
И начал он рассказ неторопливо,
И все ему внимали терпеливо.
Рассказ Юриста
