И капиталистическая работа на дому

I. ОБРАЗОВАНИЕ МАНУФАКТУРЫ

И ЕЕ ОСНОВНЫЕ ЧЕРТЫ

 

Под мануфактурой разумеется, как известно, коопе­рация, основанная на разделении труда. По своему возникновению мануфактура непосредственно примы­кает к описанным выше “первым стадиям капитализма в промышленности”. С одной стороны, мастерские с более или менее значительным числом рабочих вво­дят постепенно разделение труда, и таким образом капиталистическая простая кооперация перерастает в капиталистическую мануфактуру. Приведенные в пре­дыдущей главе статистические данные о московских промыслах наглядно показывают процесс такого воз­никновения мануфактуры: более крупные мастерские всех промыслов четвертой категории, некоторых про­мыслов третьей категории и единичных промыслов второй категории применяют систематически разде­ление труда в широких размерах и потому должны быть отнесены к образцам капиталистической ману­фактуры. Ниже будут приведены более подробные данные о технике и экономике некоторых из этих промыслов.

С другой стороны, мы видели, как торговый капитал в мелких промыслах, достигая высшей ступени своего развития, сводит уже производителя на положение наем­ного рабочего, обрабатывающего чужое сырье за сдель­ную плату. Если дальнейшее развитие ведет к тому, что в производство вводится систематическое разделение 1руда, преобразующее технику мелкого производителя, если “скупщик” выделяет некоторые детальные опера­ции и производит их наемными рабочими в своей ма­стерской, если наряду с раздачей работы на дома и в неразрывной связи с ней появляются крупные ма­стерские с разделением труда (принадлежащие нередко том же скупщикам), — то мы имеем перед собой дру­гого рода процесс возникновения капиталистической мануфактуры[361].

В развитии капиталистических форм промышлен­ности мануфактура имеет важное значение, будучи промежуточным звеном между ремеслом и мелким то­варным производством с примитивными формами ка­питала и между крупной машинной индустрией (фаб­рикой). С мелкими промыслами мануфактуру сближает то, что ее базисом остается ручная техника, что крупные заведения не могут поэтому радикально вытесни ib мелкие, не могут совершенно оторвать промышленника от земледелия. “Мануфактура не была в состоянии ни охватить общественное производство во всем его объеме, ни преобразовать его до самого корня (in ihrer Tiefe). Она выделялась как архитектурное украшение на экономическом здании, широким основанием ко­торого было городское ремесло и сельские побоч­ные промыслы”[362]. С фабрикой мануфактуру сближает образование крупного рынка, крупных заведений с наемными рабочими, крупного капитала, в полном под­чинении у которого находятся массы неимущих ра­бочих.

В русской литературе так распространен предрассу­док об оторванности так наз. “фабрично-заводского” производства от “кустарного”, об “искусственности” первого и “народном” характере второго, что мы счи­таем особенно важным пересмотреть данные о всех важ­нейших отраслях обрабатывающей промышленности и показать, какова была их экономическая организация после того, как они выросли из стадии мелких кресть­янских промыслов, и до того, как они были преобра­зованы крупной машинной индустрией.

II. КАПИТАЛИСТИЧЕСКАЯ МАНУФАКТУРА

В РУССКОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ

 

Начнем с промышленности, обрабатывающей волок­нистые вещества.

Ткацкие промыслы

 

Ткачество полотняных, шерстяных, хлопчатобумаж­ных, шелковых тканей, позумента и проч. имело у нас повсюду следующую организацию (до появления круп­ной машинной индустрии). Во главе промысла стояли крупные капиталистические мастерские с десятками и сотнями наемных рабочих; хозяева этих мастерских, обладая крупными капиталами, производили в широ­ких размерах закупку сырья, отчасти перерабатывая его в своих заведениях, отчасти раздавая пряжу и основу мелким производителям (светелочникам, заглодам[lxxx], мастеркам, крестьянам-“кустарям” и пр.), кото­рые и ткали у себя дома или в мелких заведениях мате­рии за сдельную плату. В основе самого производства лежал ручной труд, причем между отдельными рабо­чими распределялись следующие отдельные операции: 1) окраска пряжи; 2) мотанье пряжи (на этой опера­ции специализировались часто женщины и дети); 3) сно­вание пряжи (рабочие-“сновальщики”); 4) ткачество; 5) наматывание утка для ткачей (работа шпульннков, большей частью детей). Иногда в крупных мастерских есть еще особые рабочие “продевальщики” (продевают нити основы сквозь глазки ремизок и берда стана)[363]. Разделение труда практикуется обыкновенно не только детальное, но и потоварное, т. е. ткачи специали­зируются на производстве отдельного сорта тканей. Выделение некоторых операций производства для работы на дому не изменяет, конечно, ровно ничего d экономическом строе промышленности подобного типа. Светелки или дома, в которых работают тка­чи, представляют из себя лишь внешние отделения мануфактуры. Техническим основанием подобной про­мышленности является ручное производство с широ­ким и систематическим разделением труда; с эконо­мической стороны мы видим образование громадных капиталов, которые распоряжаются закупкой сырья и сбытом изделий на весьма обширном (националь­ном) рынке, и в полном подчинении у которых на­ходится масса пролетариев-ткачей; немногочисленные крупные заведения (мануфактуры в узком смысле) господствуют над массой мелких. Разделение труда ведет к выделению из крестьянства специалистов-мастеровых; образуются неземледельческие центры мануфактуры, как, например, село Иванове Владимир­ской губ. (с 1871 г. — город Иваново-Вознесенск; теперь — центр крупной машинной индустрии); село Великое Ярославской губ. и многие другие села Мос­ковской, Костромской, Владимирской, Ярославской губ., превратившиеся теперь уже в фабричные по­селения[364]. Организованная таким образом промыш­ленность обыкновенно разрывается в нашей экономи­ческой литературе и статистике на две части: крестьяне, работающие по домам пли в не особенно крупных светелках, мастерских и т. п., относятся к “кустар­ной” промышленности, а более крупные светелки и мастерские попадают в число “фабрик и заводов” (и притом попадают совершенно случайно, так как нет никаких точно установленных и однообразно применяемых правил об отделении мелких заведе­нии от крупных, светелок от мануфактур, рабочих, занятых на дому, от рабочих, занятых в мастер­ской капиталиста)[365]. Понятно, что подобная клас­сификация, ставящая по одну сторону некоторых наемных рабочих, а по другую — некоторых хозяев, занимающих (кроме рабочих в заведении) именно этих наемных рабочих, есть, с научной точки зрения, non-sens[366].

Иллюстрируем изложенное подробными данными об одном из промыслов “кустарного ткачества”, именно о шелковом ткачестве во Владимирской губ.[367] “Шелковый промысел” — типичная капиталистическая мануфактура. Ручное производство преобладает. Мел­ких заведений в общем числе заведений большин­ство (179 заведений из 313, т. е. 57% всего числа, имеют по 1—5 рабочих), но они большей частью неса­мостоятельны и далеко уступают крупным по своему значению в общем итоге промышленности. Заведе­ний с 20—150 рабочими — 8% всего числа (25), но на них сосредоточено 41,5% всего числа рабочих и они дают 51% общей суммы производства. Из всего числа рабочих в промысле (2823) — наемных 2092, т. е. 74,1%. “В производство встречается и потоварное и детальное разделение труда”. Ткачи редко совмещают в себе уменье работать и “бархат” и “гладь” (два главных рода товаров в этом производ­стве). “Детальное разделение труда внутри мастер­ской наиболее строго проведено лишь в крупных фабриках” (т. е. в мануфактурах) “с наемными ра­бочими”. Вполне самостоятельных хозяев только 123, которые одни только закупают сами материал и сбывают продукт; у них — 242 семейных рабочих, is “на них работает 2498 рабочих наемных, получающих большею частью сдельную плату”, — всего, след., 2740 рабочих или 97% общего числа рабочих. Ясно, таким образом, что раздача работы на дома этими мануфактуристами при посредстве “заглод” (светелочников) отнюдь не составляет особой формы промышленности, а лишь одну из операций капитала в мануфактуре. Г-н Харизоменов справедливо заме­чает, что “масса мелких заведений, при ничтожном числе крупных, незначительное число рабочего персо­нала, какое причитается в среднем выводе на одно заведение (7^2 чел.), маскируют истинный харак­тер производства” (1. с., 39). Специализация занятий, свойственная мануфактуре, сказывается здесь на­глядно в отделении промышленников от земледелия (бросают землю, с одной стороны, обнищавшие ткачи, с другой — крупные мануфактуристы) и в образова­нии особого типа промышленного населения, которое живет несравненно “чище”, чем земледельцы, и смотрит сверху вниз па мужика (1. с., 106). Наша фабрично-заводская статистика регистрировала всегда лишь слу­чайно выхваченную частичку данного промысла[368].

“Позументный промысел” в Московской губ. предста­вляет из себя капиталистическую мануфактуру с совер­шенно аналогичной организацией[369]. Точно так же сарпиночный промысел в Камышинском уезде Саратовской губ. По “Указателю” за 1890 г. здесь была 31 “фабрика” с 4250 рабочими, с суммой производства 265 тыс. руб., а по “Перечню” — 1 “раздаточная контора” с 33 рабо­чими в заведении, с суммой производства в 47 тыс. руб. (Значит, в 1890 г. смешаны были рабочие в заведе­нии и на стороне!) По местным исследованиям, производство сарпинки занимало в 1888 г. около 7000 ста­нов[370] с суммой производства в 2 млн. руб., причем “всем делом заправляют несколько фабрикантов”, на которых и работают “кустари”, в том числе дети 6—7 лет за плату 7—8 коп. в день (“Отч. и иссл.”, т. I)[371]. И т. д.