Программа исторической науки о принципах

Западно-европейская социология ХIХ — начала ХХ веков/ Под ред. В. И. Добренькова. М., 1996

(С. 508) ВУНДТ Вильгельм (Wundt) (1832—1920) — немецкий психолог, физиолог, философ, языковед. Ему принадлежит разработка физиологической психологии как особой науки, использующей метод лабораторного эксперимента для расчленения сознания на элементы и выяснения закономерной связи между ними. Созданная им в 1879 г. первая в мире психологическая лаборатория стала международным центром экспериментальной психологии. В ней изучались ощущения, время реакции, ассоциации, внимание, чувства. Предметом психологии Вундт считал непосредственный опыт — доступные самонаблюдению явления или факты сознания; однако высшие психические процессы (речь, мышление, воля), по Вундту, недоступны эксперименту, и он предложил изучать их культурно-историческим методом. Он стоял на позициях психофизического параллелизма. В области сознания действует особая психическая причинность, а поведение определяется апперцепцией. Опыт психологического истолкования мифа, религии, искусства и других явлений культуры Вундт предпринял в 10-томной “Психологии народов” (“Volkerpsychologie”, 1900— 1920). Вундт определял язык как одну из форм проявления “коллективной воли”, или “народного духа”. С этим пониманием языка как динамического процесса связано выделение в качестве главного объекта языковедения языковой деятельности, а не языковой системы.

В число основных его работ в русском переводе входят также: “Основные черты психологической истории развития человечества”, “Основания физиологической психологии” (1880—1881), “Лекции о душе человека и животных” (1894), “Система философии” (1902), “Очерки психологии” (1912), “Введение в психологию” (1912), “Естествознание и психология” (1914).

(С. 5)

Вундт В.

ПРОБЛЕМЫ ПСИХОЛОГИИ НАРОДОВ

[Из кн.: Вундт В. Проблемы психологии народов. М., 1912.]

I

Задачи и методы психологии народов

Задача психологии народов

<…> (С. 6) <…>

… Лацарус и Штейнталь противопоставили… индивидуальной психологии психологию народов. Она должна была служить дополнением и необходимым продолжением индивидуальной психологии и, следовательно, лишь в связи с ней вполне исчерпывать задачу психологического исследования. Но так как все отдельные области знания, проблемы которых при этом вторично затрагивает психология народов, — языковедение, мифология, история культуры в ее различных разветвлениях — уже сами давно старались выяснить психологические условия развития, то отношение психологии народов к этим отдельным дисциплинам становится в известной степени спорным, и возникает сомнение, не позаботились ли уже раньше другие о всестороннем разрешении той задачи, которую они себе ставят. Чтобы взвесить основательность этого сомнения, присмотримся прежде всего поближе к программе, предпосланной Лацарусом и Штейнталем…

В самом деле, программа обширна, насколько это возможно: объектом этой будущей науки должны служить не только язык, мифы, религия и нравы, но также искусство и наука, развитие (С. 7) культуры в общем и в ее отдельных разветвлениях, даже исторические судьбы и гибель отдельных народов, равно как и история всего человечества. Но вся область исследования должна разделяться на две части: абстрактную, которая пытается разъяснить общие условия и законы “национального духа”, оставляя в стороне отдельные народы и их историю, и конкретную, задача которой — дать характеристику духа отдельных народов и их особые формы развития. Вся область психологии народов распадается, таким образом, на “историческую психологию народов” и “психологическую этиологию”.

Лацарус и Штейнталь отнюдь не просмотрели тех возражений, которые прежде всего могут прийти в голову по поводу этой программы. Прежде всего, они восстают против утверждения, что проблемы, выставляемые психологией народов, уже нашли свое разрешение в истории и ее отдельных разветвлениях: хотя предмет психологии народов и истории в ее различных отраслях один и тот же, однако метод исследования различен. История человечества — “изображение прошлой действительности в царстве духа”; она отказывается от установления законов, управляющих историческими событиями. <…> Поскольку историки, в особенности историки культуры, филологи, языковеды, пытаются достичь психологического понимания исследуемых ими фактов, они дают ценные предварительные работы; но всегда еще остается при этом неразъясненной задача выяснения общих законов, управляющих приобретенными таким образом фактами, а это уже дело психологии народов.

<…> (С. 9) <…> Каждая из отдельных исторических наук прослеживает исторический процесс лишь в одном направлении душевной жизни. Так, язык, мифы, искусство, наука, государственное устройство и внешние судьбы народов представляют собой отдельные объекты различных исторических наук. Но разве не ясна необходимость вобрать эти отдельные лучи духовной жизни как бы в едином фокусе, еще раз сделать результаты всех отдельных процессов развития предметом объединяющего и сравнивающего их исторического исследования? Действительно, уже с давних пор эта проблема привлекала внимание многих исследователей. Отчасти сами представители всеобщей истории почувствовали потребность включить в свое изложение исторических событий различные моменты культуры и нравов. В особенности же такого рода всеобъемлющее исследование всегда считалось истинной задачей философии истории. <…> (С. 10) <…> Как Гердер, так и Гегель… пытались указать определенные законы развития в общем ходе истории. Если они… и не пришли к удовлетворительному результату, то причина этого крылась не в том, что они не предприняли попытки обобщить законы, но в несовершенстве или нецелесообразности примененных ими вспомогательных средств и методов… Если, с другой стороны, ни Гердер, ни Гегель не стремились, в частности, к тому, чтобы установить чисто психологические законы исторического развития, то в этом они, пожалуй, были правы, так как психические силы все же являют собой лишь один из элементов, которые нужно учесть для причинного объяснения в истории: помимо психических сил в историческом процессе играет значительную роль очень подчеркнутое уже Гердером и слишком игнорируемое Гегелем влияние природы и многочисленные внешние влияния, возникающие вместе с культурой.

Программа исторической науки о принципах

<…> (С. 11) В связанном с человеческим обществом культурном развитии не могут выявиться никакие силы, не существовавшие уже раньше в отдельной душе, поэтому и в развитии культуры не может быть никаких законов, которые уже не действовали бы в отдельной душе.

Конечно, уже Лацарус и Штейнталь не упустили из виду возможность этого последнего, основанного на отрицании существования мифологической “души народа”, возражения. И, по их мнению, “душа народа” в собственном смысле этого слова немыслима. <…> Задача психологии, скорее, в “изображении психического процесса или прогресса — следовательно, в открытии законов, по которым совершается всякая внутренняя деятельность человека, и в разъяснении причин и условий всякого прогресса и всякого повышения в этой деятельности”. Поэтому психология у Лацаруса и Штейнталя называется также “наукой о духе”, тогда как “наука о душе” будет, скорее, частью метафизики или натурфилософии, поскольку под “душой” мы будем понимать сущность, или субстанцию души, а под “духом” — деятельность души и ее законы. В этом смысле можно говорить если не о душе народов, то, во всяком случае, о духе народов …

<…> (С. 12) <…>…В учении о душе еще ясно сказывается влияние метафизических точек зрения. <…> (С. 13) … Законы душевной жизни — в установлении которых и заключается задача психологии как науки о законах — должны заимствоваться не из понятия души, привнесенного со стороны, но из самого внутреннего опыта. Но тогда истинным объектом психологии будут, как это признали уже Лацарус и Штейнталь, в сущности, данные состояния сознания. Душа при этом будет уже не сущностью, находящейся вне этих данных душевных переживаний, но самими этими переживаниями; другими словами: различение между душой и духом, которое и без того уже перенесло понятие души из психологии в метафизику или даже в натурфилософию, в психологии совершенно лишено объекта. <…>

<…> (С. 16) <…> В психологической … области все … втянуто в поток того никогда не успокаивающегося духовного становления, которое хотя и может принять иные формы в области исторических явлений, однако и здесь в своих основах остается тождественным индивидуальной духовной эволюции, ибо всякое историческое развитие имеет свой источник в основных фактах духовной эволюции, проявляющихся и в индивидуальной жизни. Если, следовательно, когда-либо удастся в этой области подвести факты под законы, последние никогда не будут в состоянии удовлетворить нас, если сами они не будут по большей части носить характер законов развития.

<…> (C. 17) <…>Душевная жизнь в сознании человека иная, чем в сознании высших животных, отчасти даже психика культурного человека отличается от психики дикаря. И совершенно тщетны были бы надежды на то, что когда-нибудь нам вполне удастся подвести душевные явления высшей ступени развития под те же “законы”, которым подчинена психика на низшей ступени эволюции. Тем не менее между обеими ступенями развития существует тесная связь, которая и помимо всяких допущений генеалогического характера ставит перед нами задачу рассмотрения законов высшей ступени развития душевной жизни в известном смысле как продукта эволюции низшей ступени. Все духовные явления втянуты в тот поток исторической эволюции, в котором прошлое хотя и содержит в себе задатки развития законов, пригодных для будущего, однако эти законы никогда не могут быть исчерпывающим образом предопределены прошлым. Поэтому в каждый данный момент можно в крайнем случае предсказать направление будущего развития, но никогда не само развитие. Главнейшая причина этого лежит в том, что уже при развитии общих функций сознания наряду с благоприятными для этого развития условиями, содержащимися в самих фактах психической жизни, важную роль всегда играет влияние внешних условий окружающей среды. <…> Психология всюду имеет дело с процессами развития, которые, подобно всем духовным процессам, связаны с многочисленными внешними отношениями и с отношением к своему собственному телу. Поэтому в психологии так же невозможно установить законы душевной жизни в их абстракции от всех этих отношений, как и во всякой другой области исторического развития. Только в том случае, если мы допустим понятие “закона” не в принятом во всех эмпирических науках смысле абстрактного обобщения известных закономерных явлений в опыте, но придадим ему (С. 18) значение выведенной из метафизических предпосылок нормы, которой действительность по каким-либо основаниям должна подчиняться a priori, — лишь в этом случае “законы” могут принять вид таких вне всяких условий времени и внешних условий стоящих норм. Но такие, не выведенные непосредственно из предмета психологии, а привнесенные в нее из чуждой области законы до сих пор всегда оказывались непригодными для объяснения душевных явления, хотя не было, как это само собой разумеется, недостатка в попытках искусственным образом связать их с фактами. Но если бы даже подобная попытка и удалась, все же эти мнимые законы оставили бы незатронутой как раз главную проблему психологии — вопрос о развитии психики.