Студенческая жизнь и первые эстрадные опыты

Что такое Гнесинка. – Наша столовка: подносы с едой и нотами. – Я, она и резоны ее родителей. – Пора входить в шоу-бизнес! – Мои первые съемки и поедание насекомых. – Я смотрю свой клип, или «Что это за парень?!» – Моя песня на MTV!.. – Кастинг в группу: «Делай сольную карьеру, ты не в формате!» – Я расхожусь с родителями Аллы и переезжаю

 

 

Современное здание Гнесинского училища, овеянное легендами, отшлифованное крылами витающих над его обитателями муз — это огромный одиннадцатиэтажный корпус, доверху наполненный звуками, чувствами, мелодиями и неосязаемым духом студенчества. Первокурсники входят в Гнесинку с искрящимися от восторга глазами. Не веря своему счастью, они перепархивают из кабинета в кабинет, от преподавателя к преподавателю.

 

Занятия — с понедельника по пятницу плюс суббота. Предметы начинались с девяти-десяти часов утра и, с перерывами на отдых и самоподготовку, тянулись до девяти вечера. К девяти утра приходили не все, но это нормально. В 11.45 я, что бы ни случилось, отправлялся на специальность – в это время в моем расписании значились индивидуальные занятия вокалом. Специальность проходила в классе №49 с видом на Новый Арбат. Это было пафосное помещение с витражом в имперском стиле – сквозь цветные стекла можно было разглядывать Поварскую улицу и Верховный суд. Кстати, упомянутое здание суда позже не раз появлялось в моей жизни, причем в довольно зловещем качестве. Но для беззаботного студента оно выглядело вполне невинно.

 

Среди изучаемых предметов были: мировая художественная культура, ансамбль, хоровое сольфеджио, оперный класс, танец… Позже добавился итальянский язык, но это случилось лишь спустя два курса.

 

Обучение музыке не прекращалось даже в студенческой столовой, где мы болтали и репетировали часами. Со стороны это выглядело забавно. На столах в несколько слоев – ноты, поверх них – подносы с посудой разной наполненности. А в воздухе – привычные ароматы столовки и непередаваемый гул спорящих и распевающихся студентов.

 

Между тем я по-прежнему дружил с Аллой и обитал в доме Константина и Светланы в районе Фили. Вот вы спросите: какой резон этим людям проживать с молодым парнем из Кабардино-Балкарии? Причем не просто жить с ним под одной крышей, а кормить, поить и одевать его?

 

Ответов может быть несколько. Во-первых, и Костя, и Светлана имели кавказские корни, что, как-никак, подразумевает определенную степень гостеприимства. Во-вторых, им действительно нравилось моё творчество, и они понимали, что симпатичному талантливому юноше нужна поддержка в большом городе, а в одиночку ему будет ох как сложно. В-третьих, семья, судя по всему, переживала кризис, и просто требовался кто-то, могущий отвлечь от накопившихся проблем, мягко снять внутреннее напряжение. И в-четвертых…

 

Алла мне нравилась. Её родители видели и это, и то, что я сам нравлюсь Алле. Они старались не препятствовать развитию событий. Просто ожидали, что же будет дальше. Я, в свою очередь, оставался не по годам серьезным парнем — особенно, если учесть, что мои чувства к Зарине окончательно не исчезли. Думал я примерно следующее: «Конечно, Москва и все её прелести — это сказочно интересно, но мне нужно учиться». Из вольностей я позволял себе лишь подержать Аллу за руку на заднем сиденье авто, когда Костя вёл машину — при этом мы делали вид, будто ничего не происходит. Сердце бешено колотилось, адреналин бил в голову, но я все же не выходил за рамки.

 

Как показало время, с моей стороны это было предусмотрительно. Далее события развивались следующим образом.

 

Светлана решила, наконец, начать мою раскрутку. Ведь я довольно часто говорил о том, что, раз уж так сложилось, пора бы нам пробиваться в шоу-бизнес общими усилиями. И, чем черт не шутит, даже начать этим зарабатывать… Да, мне хотелось движения — и одного поступления в Гнесинку в этом смысле было недостаточно. Училище – одно из средств достижения цели, но не сама цель. И вообще, разве Москва должна просто стоять, а я – смотреть на неё и облизываться?..

 

Костя был риэлтером, имел средства и полезные связи. Правда, с шоу-бизнесом его связи почти не соприкасались. Однако он, будучи опытным предпринимателем, мигом очертил тактику моей раскрутки: записать несколько треков и клип, затем пробивать это на радио и телевидение.

 

Мы окунулись в музыкальный мир, по незнанию и неопытности наугад находя студии, встречаясь с различными людьми – композиторами шансона и просто любителями-энтузиастами, – которые обещали много, а могли мало. Нам неизменно говорили, что нужно записать песню, «качественный продукт, который обязательно появится на радио», – но появится только благодаря связям наших собеседников. С таким же успехом можно было связываться с внеземными цивилизациями через дымоход. Направление верное, а толку нет. Правда, мы всё-таки записали несколько приличных песен и выкупили на них права.

 

Вскоре судьба вынесла нас к студии звукозаписи «Союз», где мы познакомились с одним из независимых продюсеров. Продюсер действительно имел возможность пристроить хороший материал на радио и ТВ. Мы впервые почувствовали, что дело сдвинулось с мертвой точки…

 

* * *

 

Мой первый клип был на песню «Осень». Мы снимали его в Финском заливе под Питером, для чего отправились в Выборг, в гости к брату Константина. Брат Андрей, по-видимому, тоже занимался бизнесом – это было видно по антуражу нашей встречи.

 

С момента выхода из поезда я чувствовал себя, как в кино. Нас встречали по всем тамошним правилам — с охраной, с бронированными автомобилями, с эскортом. Процессия прибыла в особняк, окруженный рвом, до краёв заполненным водой. У ворот стояла охрана, а по двору бегали натасканные на ловлю чужаков собаки.

 

На следующий день мы приступили к съемкам клипа. Бюджет был небольшим, но режиссер Михаил Сигал умудрился в него уложиться. Да не просто уложиться, а проявить чудеса изобретательности и нашпиговать ролик самыми разными символами. От пианино и телефонных будок, стоявших на берегу Финского залива, до автомобиля с девушкой-моделью. По сюжету девушка так и не приехала на свидание со мной – машина сломалась по дороге. Небольшая роль досталась и Алле – в одном из эпизодов она шла от берега с массовкой.

 

Тогда я впервые понял, какова она, судьба киноактера. Хотя в целом съемки получились забавными. Они проходили ночью, на дворе был конец лета, и после заката становилось ощутимо холодно. Особенно когда от Финского залива дул северный ветер. На свет прожектора слетались насекомые. Они кружили вокруг нас, норовя залететь под рубашку, забиться в нос, рот, уши… Я шел навстречу световой пушке, и вредные твари неслись прямо на меня. Большие – наподобие саранчи, маленькие – типа гнуса, и средние – вообще ни на что не похожие. А я шел на свет и пел. И, конечно же, наглотался насекомых. Не советую повторять это дома, было очень неприятно. Мясо я люблю, но не такое и не сырым…

 

Но это так, рабочий момент съемок. Главное, я остался доволен процессом.

По возвращении в Москву я не расставался с полученной пленкой. Так и не доверив никому свою драгоценность, я отвез ее на студию для монтажа. Затем я забрал готовый ролик и почти всю дорогу до своего временного жилища прижимал его к груди. Я ехал на метро, бежал по улицам и подспудно боялся, кабы чего не вышло. Ну мало ли? Меня могут ограбить или сбить мордой легковушки. Я могу упасть в раскрытый канализационный люк или случайно выронить кассету и неловко на нее наступить. И мир не увидит этого шедевра… Да что там мир, я не увижу! Свой первый клип! А уж это совершенно непереносимо… Я вцепился в футляр мертвой хваткой.

 

Ворвавшись в квартиру, я поспешно сунул видеокассету в магнитофон. Включил и посмотрел – первый, в одиночку, хотя собирался сделать это вместе со Светой, Костей и Аллой. Ну что ж… Не могу сказать, что я остался доволен возникшим на экране Биланом. Позже я выяснил, что так чувствуют себя все начинающие артисты… Я не узнавал себя на видео! Что за ерунда, я же совсем не такой!.. Я смотрел, перематывал, и снова сидел, уставившись на картинку. Когда я прокрутил клип раз двадцать, приехала Алла, затем появились Светлана и Костя. Мы посмотрели ролик вместе. Тоже отнюдь не один раз. В итоге мы все же решили, что работа – очень даже ничего, и её вполне можно продвинуть на какой-нибудь музыкальный канал.

 

Правда, мы еще плохо понимали, как и куда можно пристроить видеоклип. С «куда» оказалось проще – мы просто посовещались и пришли к выводу, что нам прекрасно подходит MTV. Но насчет «как»… Для начала мы просто отправили запись на канал – вовсе не будучи уверенными, что её заметят и что она попадёт в эфир. Каков же был сюрприз, когда нам сообщили, что ролик приняли к показу и будут транслировать в категории C[3]!!! То есть раз в день – для ознакомления публики!..

 

О, как я ждал начала трансляции! Но в день, когда мой клип должны были впервые показать по телевизору, случилось нечто из ряда вон выходящее. Загорелась Останкинская башня! Тут уж озноб пробрал не только меня, мы все изрядно подергались. Я, правда, тогда не знал, что Останкино не отвечает за дециметровый канал MTV, поэтому скорее боялся за свой ролик – его могли так и не показать! Но постепенно я проникся и глобальным смыслом происшедшего. Останкино — символ Москвы и всего российского телевидения — могло погибнуть! В расстроенных чувствах я переключал каналы, пытаясь поймать новости. Я смог вздохнуть свободно, только когда сообщили, что пожар полностью потушен. Потом я услышал о жертвах и перед моими глазами пронеслись картины гибели людей в огне и удушающем дыму…

 

В итоге я пропустил показ своего первого ролика – мои мысли были заняты другим. Но позже клип показали вновь – несколько раз. И – ничего не произошло. Хотелось бы написать, что в одно прекрасное утро я проснулся знаменитым – вышел на улицу и меня стали узнавать прохожие… Но нет, этого не было. Похоже, что никто ничего не заметил. Поначалу в это было трудно поверить – я был преисполнен радужными надеждами, они поблекли и развеялись далеко не сразу.

 

Однако сидеть и смотреть, как жизнь проходит мимо, я не мог. Следовало действовать – хоть как-то. Я стал записываться на все музыкальные мероприятия и отборы, до которых мог дотянуться. Я ходил на кастинги и участвовал в тусовках. Из моих скитаний того периода мне особенно запомнился кастинг, проходивший в одном из московских клубов. Дело было днем, и на прослушивание собралась невероятная толпа молодых людей — подобных мне соискателей артистической карьеры. Шел набор в некую мальчиковую группу; на смотр начинающих вокалистов собрались весьма именитые продюсеры.

 

Словом, до меня дошла очередь, а я взял микрофон и запел первое, что пришло на ум – песню на английском. Вернее, изначально эта вещь была на английском, а я исполнял ее, как вы понимаете, на тарабарском. Да ладно, главное, что от души.

— Послушай, - сказал мне один из продюсеров, - с такими вокальными данными тебе обязательно нужно делать сольную карьеру.

В ответ на мой вопросительный взгляд он добавил:

— Но это немного не наш формат, извини.

 

Мол, давай, парень, пробуй сам. Конечно, с одной стороны, это была похвала, и я ушел оттуда окрыленный, вновь веря в светлое будущее. С другой стороны, это всё-таки отказ… Кстати, с тех пор роковое слово «формат» преследует меня повсюду. Это серьезный момент, испортивший жизнь многим поколениям артистов: иногда тебя ругают не потому, что ты плох. Просто ты – другой. А нужны форматные.

 

И вновь всё осталось по-прежнему. Я продолжал жить у Аллы и её родителей, а время тикало, и нужно было что-то делать. Я понимал, что мне нужна собственная история, что пора действовать самостоятельно. Также я чувствовал, что готов встать на ноги и стоять без посторонней помощи. Нужно было искать профессионального продюсера.

 

Вот так вышло, что мы с Костей и Светой сначала обоюдно решили начать совместную музыкальную деятельность, а затем постановили ее прекратить – и вновь по взаимному согласию. Расставание происходило плавно, без грусти, без надрыва. Было лишь понимание того, что времена, как и декорации вокруг нас, меняются, но дружба остаётся. Безусловно, эти почти два года жизни не прошли даром. И я был безмерно благодарен Косте и Свете за то, что они дали возможность мне, приезжему юноше, спокойно заниматься творчеством, постепенно вливаясь в столичную жизнь и не думая при этом ни о пропитании, ни о крыше над головой. Чуть позже я смог отплатить им добром – Алла не раз обращалась ко мне за помощью, и я помогал – с радостью и признательностью за всё, что было.

 

Итак, начиналась новая жизнь. Я переехал в студенческое общежитие.

ОБЩАГА

Дом музыкантов. – Общая страсть. – Кстати о еде. – Студенческий суп, рецепт. – Простые радости. – Мои заработки: клубы, корпоративы. – Попытка кражи на почве голода. – Моя студенческая любовь. – Подробно о дружбе между мужчиной и женщиной

 

 

Для меня это веселое время было не просто этапом взросления. Это был период обзаведения друзьями – и отношения со многими из них сохранились на долгие годы.

 

Меня поселили в двухкомнатном номере с соседом. Двушка оказалась заметно скромнее квартиры Светы и Кости, но я был к этому готов. Так что перемена окружения меня лишь взбодрила.

 

Музыкальное студенческое общежитие здорово отличается от любого другого. Его обитатели транслируют в пространство вокруг себя гремучую смесь эмоций творческих карьеристов – молодых и еще способных всем показать. В общаге живут исключительно приезжие, не москвичи. И почти каждый из них явился в столицу, чтобы покорить этот огромный город. Все по-своему талантливы и все – втайне или явно – мечтают о звездных высотах. Поэтому из музыкального студенчества хлещет не только креатив, но и множество побочных чувств, которые появляются у человека, если он воспринимает окружающих как соперников.

 

В остальном жизнь студента Гнесинки традиционна. Вечное безденежье, галдеж, совместное разгильдяйство, поиск заработков… Главная проблема студента одна на все времена. Еда. Денег практически ни у кого не водилось, и мы ходили друг к другу в гости – поесть. Давали в долг и занимали, делились переживаниями, влюблялись, расставались… Все это – на фоне одной общей страсти, которой была большая музыка.

 

Кстати о еде. В студенческой столовой Гнесинки работала наша спасительница – повар, которая могла запросто ссудить кому-то из студентов немного булочек. В долг, за свой счет. Если вы бывали в шкуре безденежного дона, то знаете, что деньгами подобных вещей не измерить.

 

В самой общаге было принято делиться всем, что есть в заначках. Кому-то прислали родители, кто-то сам заработал. В таких условиях кристаллизировалось наше студенческое братство, и находились те люди, которых я теперь могу назвать своими друзьями, на которых могу положиться. Катя, Юля, Сережа…

 

Друзья…

 

Дружба для меня ассоциируется прежде всего со взаимопомощью. Еще одно хорошее слово о дружбе – это слово «вместе». Знаете, каков был наш любимый суп? Сборная солянка из всего, что нашлось в тумбочках и холодильниках как можно большего числа студентов.

…хм, заговорив о студенческой дружбе, я опять съехал на еду. Впрочем, ничего удивительного…

Итак, рецепт совместного супа. Я бы даже сказал не рецепт, а история создания. Берется пакетик обыкновенного сухого супа… Такие супчики часто водились у Сережи, ему присылали родители. Поэтому пакетик берется у Сережи… Потом кто-то из соседок тащит картошку. Если имелось мясо или его аналоги, это был праздник. Аналоги – колбаса или сосиски – периодически появлялись у студента Вити, то есть у меня. Правда, шикануть таким образом удавалось лишь после какого-нибудь корпоративного заказика… Затем вся собранная по общаге роскошь сваливается в огромную кастрюлю с водой и отваривается. После чего картошку можно растолочь – получится суп-пюре с колбасными кусочками. Или с еще какими-нибудь кусочками, как повезет… Сготовив, мы уминали это всем этажом — причём, напомню, такой суп считался праздничным блюдом. Это был фактически пир на весь мир – с народными гуляньями, с цыганами и медведем… Праздники поменьше устраивались индивидуально и ограничивались лапшой быстрого приготовления. Ее, как и всякую еду, мы тоже любили.

 

А какими необыкновенными в ту пору казались моменты простых житейских радостей! Например, просмотр кинофильмов и видеоклипов. Так как телевизора у нас не было, мы одалживали его вместе с видеомагнитофоном у кого-нибудь из соседей «побогаче» – на вечер. У других брали видеокассеты – сразу семь-восемь штук, общаговское переходящее красное знамя. Их обычно выменивали на сигареты. Вот это были вечера! Кассеты смотрели до победного конца, всю ночь напролёт. Умри, студент, но досмотреть обязан!.. После этого воздвигнуться на утреннюю лекцию не представлялось возможным. Иногда мы героически доползали до училища часам к одиннадцати.

 

Ребята на нашем курсе были разные, и я тесно общался далеко не со всеми. Мы вместе гуляли, ходили на концерты, постепенно сближаясь. Но самое сокровенное, что, наверное, нужно просто почувствовать, происходило все же за стенами училища.

 

Именно в общаге удалось проникнуться и до конца оценить помощь московских друзей. Например, Катя периодически подселяла к себе кого-то из оголодавших ребят и вместе с родителями их подкармливала.

 

Вообще музыканты — народ ранимый и не склонный к коммерции. Только задумался, размечтался о высоком – бац, к вечеру обнаруживаешь, что кушать уже нечего. Жестокая реальность заставляла постоянно искать возможность заработка. Конечно, мы не метались лихорадочно в поисках еды, но было очевидно, что шевелиться нужно быстро. Чтобы музыка могла не просто радовать душу, но и питать тело.

 

Каждый зарабатывал, как мог. Серега играл на флейте в метро. Я пел на корпоративах и в клубах. Их я посещал с завидной регулярностью — именно в поисках заработка, а не как все нормальные люди. Не могу сказать, что эти доходы были постоянными. Периодически я устраивался на работу, но долго на ней не выдерживал – совмещать ее с учебой и выступлениями в клубах было невозможно. Но пару месяцев продавцом в магазине одежды я таки проработал.

 

Если у кого-нибудь из ребят появлялись деньги или продукты, это быстро делилось между соседями, ибо кто-то из нас обязательно был на мели. Случалось, что денег одновременно не оказывалось ни у кого. Типичная ситуация: в кармане ни копейки, а следующий корпоратив только через неделю. И тогда…

 

Страшно сказать, я однажды едва не украл булку. Дело было так. Мы с Серегой ездили на очередное собеседование, и на обратном пути увидели перед магазином лоток с хлебом. Булки, батоны, буханки, плетенки — всё это лежало на виду и источало аромат, от которого скручивало желудок. А нас обоих томило то требовательное чувство молодого организма, когда он… э-э, давно не жрамши.

 

Деньги? Какие, право, деньги! В последний раз я видел их давно и мельком.

 

Я потоптался вокруг лотка, надышался еще больше и подошел к симпатичной продавщице. На языке почему-то вертелось только «Как пройти в библиотеку?».

— Привет, - сказал я, поражаясь своей находчивости. – А подскажите, как… м-м… вы всегда здесь торгуете? Каждый день?

— Ну да, — ответила девушка.

— Знаете, я вас увидел и сразу понял… - продолжал я, глядя на ближайшую буханку, - вы такая красивая, такая милая! Мне вдруг пришло на ум… вот это, из Ахматовой:

Быть веселой — привычное дело,

Быть внимательной это трудней...
Или томная лень одолела
После мартовских пряных ночей?

Девушка сперва улыбалась, но после Ахматовой посерьезнела.

— Слушай, я всё поняла, спасибо, - сказала она, - только шел бы ты отсюда, парень. Ты мне работать мешаешь.

Она почему-то покраснела.

— Ну ясно, - вздохнул я.

 

Я осознал, что мошенник из меня никудышный, а чужую булку я не возьму и под дулом пистолета. Поэтому сказал прямо и честно:

– Девушка, вы знаете, очень хочется есть. А до вечера еще далеко…

Выпалил и смотрю на её реакцию. А у самого от стыда уши горят.

– Так бы сразу и сказал! – засмеялась продавщица. – У меня сегодня хорошее настроение – на, держи батон, угощаю!

 

Девушка взяла с лотка булку хлеба и сунула её мне в руки.

– А теперь правда отойди, не мешай, - добавила она. – У меня покупатели.

 

Мы с Серегой повернулись к лотку спиной и зашагали плечом к плечу, отламывая куски от теплого, фантастически свежего батона и на ходу запихивая их в рот. Так и жевали, сгорая от стыда.

— Докатились, – мрачно подытожил я, когда от хлеба ничего не осталось.

— Но есть-то хочется… — вздохнул Серега. — Считай, пожрали авансом.

 

Весь остаток дня прошел в тяжелых раздумьях. Через пару суток я постучался в дверь к Сереге.

— Слушай, неудобно-то как. Мне кажется, нужно съездить, отдать девчонке деньги, у неё же вычтут…

— Ты прав, - сказал Серега, - только у меня голяк. Я пока вообще ничего не заработал.

— У меня есть. Поехали?

Мы прибыли на Полежаевскую, но лотка на месте не оказалось. Зато рядом с метро просила милостыню бабулька с самым что ни на есть разнесчастным видом. Мы зашли в магазин и вышли оттуда, гордо неся перед собой йогурт и батон хлеба.

— Бабуля, держи, — сказал я и стал торопливо совать продукты в сухенькие руки старушки.

Та в первый момент оторопела от такого напора. Но следом за этим на ее глаза навернулись слёзы, она неловко притиснула булку к груди, а йогурт запихала в черный целлофановый пакетик – она держала его в руках и, видимо, складывала туда подаяние.

— Ой, спасибо, спасибо, ребята, дай вам Бог здоровья, — растроганно прошептала она.

 

А мы уже неслись вниз по лестнице, торопясь и перепрыгивая через ступеньки, пока, наконец, метро не приняло нас в свою утробу.

 

* * *

 

В общежитии со мной вновь случилось то большое и прекрасное, ради чего стоит жить.

 

Меня всегда тянуло к девушкам, которые как-то выделялись из общей массы. Внешним видом, манерой разговора, мировоззрением… И Настя Матвеева была именно такой – выделяющейся. Она носила потрясающие прически, постоянно экспериментировала со своим имиджем, периодически перекрашивала волосы в невероятные цвета. Словом, я просто не мог ее не заметить. А заметив, втюрился по уши. Звучит не очень серьезно, скажу иначе: я действительно влюбился. Очень сильно.

 

…Когда нам надоело просто встречаться, мы поселились вместе в одной комнате и зажили почти семейной студенческой жизнью.

 

Мудрые люди считают, что любовь в самом высшем ее понимании проявляется в том, что ты служишь любимому человеку. Бескорыстно, беззаветно, а порой даже безответно.

На что я только не был готов ради своей любимой! Я встречал ее из училища, мыл полы и посуду, ходил в магазин за продуктами, варил обеды. И был счастлив от того, что рядом со мной такая замечательная девушка; я дорожил ей и обожал её. Мне доставляло радость ухаживать за ней и видеть её благодарную улыбку.

 

Настя заметно отличалась от меня по складу характера. Талантливейшая скрипачка, она жила музыкой, занималась с утра до вечера, репетируя и с головой погружаясь в волшебные звуки. Она оказалась лишена всяческого тщеславия, ею не двигали карьерные помыслы, она не стремилась продвигать себя и карабкаться вверх по лестнице успеха. Это ее свойство очень подкупало. Мне нравилось, что рядом со мной находится кто-то с совершенно иными мыслями в голове — иногда, возможно, слишком странными для меня, но такими живыми. Хотя в глубине души я понимал, что эти отношения, по всей вероятности, обречены. Именно из-за несоответствия наших жизненных устремлений.

 

Но, что бы я себе ни думал, подобные мысли отфильтровывались и уходили в отсев. Наш разрыв оказался внезапным...

 

Настя не любит вспоминать о том, что произошло. Мы приняли это непростое решение и, понурые, разъехались по разным комнатам общежития. Некоторое время мы старались не пересекаться, затем потихоньку начали общаться снова. А вскоре и вовсе сдружились. Мы были молоды и потрясающе легкомысленны, поэтому не вполне серьезно воспринимали происшедшее между нами.

 

Дружба и любовь никогда не заканчиваются. Хотя бывают разные серии

 

Расставаться нужно так, чтобы не причинять друг другу боли. Нет смысла наносить близкому человеку раны, которые невозможно будет залечить. Ведь самые тяжелые травмы — те, что достаются от любимых. От людей, которые знают о тебе всё – мысли, мечты – и, как следствие, видят самые уязвимые места. В таких случаях важно вовремя остановиться и остановить бывшую половинку. А еще важнее — не выносить на всеобщее обозрение то, что должно быть известно только двоим.

 

Не всегда, далеко не всегда кто-то виноват в разлуке. Чаще бывает так, что время расстаться приходит само собой. И ты шагаешь вперед, вдаль, сохраняя в сердце нежность и ласку – воспоминания о человеке, с которым многое пережил. Для меня очень важно оставлять после себя добро.

 

Мы с Настей общаемся и по сей день. Она бросила профессиональную карьеру скрипачки и погрузилась в шоу-бизнес – занялась продюсированием, продвигает собственный коллектив. Сейчас Настя живет в Воронеже, куда я иногда приезжаю её навестить. И я знаю, что там у меня есть отличный друг, к которому я всегда могу обратиться. И это взаимно.

 

Я дружу со своими бывшими девушками. Как и с женщинами вообще – потому что в этом нет ничего странного или противоестественного. Напомню, мы живем в мире людей. Всё лучшее в нашей жизни происходит только потому, что рядом есть кто-то, кого можно любить, с кем можно сотрудничать, для кого можно жить. А с женщинами можно еще и вести молчаливые диалоги — например, усевшись где-нибудь в парке на скамейке. Или в другой обстановке за бокалом вина. Можно позвонить друг другу и, занимаясь своими делами, слушать тишину, когда на том конце провода тоже играют в молчанку, просто наслаждаясь присутствием потенциального собеседника.

 

Люди живут условностями. Изобретают некие «правила жизни», отгораживаются от окружающих, придумывая себе круг общения или кланы, что еще хуже. И шаг в сторону становится побегом, после которого – ах-ах! – «ты нам чужой». А я не устаю повторять, что все мы просто люди – не столь важно, кто; главное – какие.

СПОЙ. СТАНЦУЙ. YES!

Занятия вокалом и знакомство с Сашей Савельевой. – Экзамен по аккомпанементу. – Конкурс на обложку. – Случайная встреча с неслучайным продюсером

 

 

Я могу абсолютно точно сказать, что случаи, которые люди часто называют везением, на самом деле закономерны. Ей-богу, не бывает такого, чтобы с человеком произошло событие, которое совсем не связано с его прошлыми действиями. «Кирпич ни с того ни с сего никому и никогда на голову не свалится», - справедливо заметил Булгаков устами Воланда. Вот и с удачей так же. Она достаётся только тому, кто давно прикладывает усилия к достижению своей мечты.

 

Но всё по порядку.

 

Итак, учёба в Гнесинке – это не только занятия вокалом, но и изучение большого количества других предметов. Сольфеджио, гармония, теория музыки, актерское мастерство, хоровое пение…

 

Одни занятия были групповыми, другие – индивидуальными, как вокал или фортепиано, на которые я приходил к преподавателю в одиночку в строго определенные часы. Фортепиано у меня вела замечательная женщина, воспитавшая немало хороших музыкантов – Ирма Мамедовна. Как педагог она была строга и требовательна. Я был у неё единственным учеником с нашего курса. Просто так сложилось. Саша Савельева тоже была единственной с курса «Руководитель народного хора».

 

В конце второго курса и я, и Саша сдавали экзамен по аккомпанементу – а я, кроме того, сдавал в этом же классе фортепиано. Саше нужно было выбрать вокалиста, разучить с ним песню и исполнить на экзамене ансамблем. Ирма Мамедовна, разумеется, кивнула в мою сторону.

– У меня занимается замечательный вокалист, Витя Белан, – сказала она Саше. – Приходите ко мне в одно время, я вас познакомлю, и вы подумаете, что будете вместе петь.

 

Саша согласилась. Так мы и сошлись. Вообще я встретил немало интересных людей именно в процессе сотрудничества. Некоторые из них впоследствии стали моими хорошими друзьями.

 

– Ну вот, – проговорила Ирма Мамедовна, представив нас друг другу. – Выбирайте, что вам больше нравится, что по душе… Вы тут договаривайтесь, а я пойду по своим делам, не буду вам мешать.

 

Ирма Мамедовна жила недалеко от училища, как раз напротив Белого дома, и периодически за чем-нибудь отлучалась. Разумеется, это было на руку её ученикам. Лично я, например, не раз бывал у неё в гостях – заходил за нотами, что-то разучивал во внеучебное время.

 

Едва за ней закрылась дверь, как мы оба разом перестали быть серьезными.

– Ты на каком курсе? – спросил я у Саши.

– На втором, - ответила эта сероглазая блондинка с внешностью фотомодели. – А ты?

– Тоже второй.

 

Слово за слово, мы выяснили друг о друге всё – кто чем увлекается, какие планы на жизнь имеет… Тут же обнаружилось, что нам обоим нравится современная музыка, мы обсудили исполнителей и сошлись на том, что Уитни Хьюстон – королева поп-музыки, голосище всех времен и народов, а Билли Холидэй бесподобно умеет передавать оттенки эмоций. Впечатлений было много, и обменяться ими до конца мы в тот день не успели.

 

Довольные друг другом, мы, наконец, приступили к выбору музыкального произведения. Ирма Мамедовна сама делала переложения для фортепиано, поэтому даже привычные всем вещи у неё звучали довольно экзотично.

 

– А вот неплохая песня, – сказала Саша. – «Снова замерло всё до рассвета» в эстрадно-джазовой обработке. Витя, как тебе?

– Вообще, мне нравится. Как раз хорошо ляжет на голос.

 

На следующий день Ирма Мамедовна принесла ноты, и мы с Сашей принялись репетировать, периодически прерываясь для обмена эмоциями.

 

Самое прекрасное в этой девушке было то, что она работала над нашей общей песней буквально до самозабвения – то есть столько, сколько надо. Мы по нескольку раз перепевали один и тот же куплет или даже такт, обсуждали, что получается хорошо, а что нет, вносили изменения, дополняли мелкими штрихами. Я видел, что Саше приходится нелегко – ибо концертмейстер (человек, который аккомпанирует певцу) должен, помимо хорошего владения инструментом и знания нот, еще и прислушиваться к исполнителю. Но она очень старалась.

 

– Знаешь, – говорил я ей в один из таких дней, – мне кажется, что мы еще не раз встретимся в будущем – на большой сцене…

Саша была того же мнения.

 

Это первое из отступлений, в которых обо мне рассказывают другие люди. Впрочем, иногда не совсем обо мне – скорее о нашем с ними сотрудничестве и о ситуациях, в которых оно происходило. Друзья, коллеги и просто знакомые – словом, те, кто видел меня не только на сцене, а в учебе, работе и быту. Не всё же вам одного меня слушать, правда? Полезен и взгляд со стороны. Он мгновенно превращает моно в стерео. Вот такая у нас будет книжка – со стереоэффектом.

Саша Савельева, певица:

Димка - хороший друг. Только времени очень мало на общение. Поэтому, к сожалению, часто видеться не выходит. Когда он был на «Евровидении», я очень сильно переживала за него - и первый раз, и второй. Я помню, как мы встретились через две недели после «Евровидения»-2006 - он приехал такой уставший, замученный, делился впечатлениями и ощущениями от конкурса. Мы разговаривали часа полтора, и такие моменты дорогого стоят. Я за него очень рада.

Он человек внимательный – в этом году его не было на моем дне рождения, но он прислал цветы. Такие мелочи очень ценны. Я могу сказать, что у нас сохраняется хорошая дружба, потому что дружба не исчисляется тем, как часто вы видитесь, перезваниваетесь, переписываетесь, поздравляете друг друга. Это что-то выше.

Наверное, все взрослеют. Минул довольно большой отрезок времени – 8 лет, – а Дима всегда шел вперед, и он продолжает это делать. Это замечательное качество. Конечно, он отличается от того мальчика, с которым я познакомилась… Димка всё такой же подвижный, но в нем появилась стать. Как бы это сказать более литературно... над ним витает ореол состоявшейся личности. Это важно, но главное, все же, – не потерять себя, оставаться собой. На концертах я часто замечала, насколько хорошо он говорит между песнями о своих эмоциях, ощущениях, мыслях. И я слышала не просто заученный текст – его слова шли от души...

Дима большой профессионал, и мне понравилась наша совместная работа. Я всё время с ним советовалась: "Как тебе кажется, нужно так или эдак?" Для меня-то работа в коллективе – дело привычное, но для него петь дуэтом – немного необычно. Он всё время говорил, что ему это интересно, поскольку в дуэте нужно слушать друг друга. Мне кажется, Дима остался доволен результатом.

 

Готовился к экзаменам я самозабвенно. Многие из тех студентов, которые страстно желали стать профессиональными исполнителями, брали уроки дополнительно. Я – не исключение. Большая удача, что со мной согласилась заниматься Маргарита Иосифовна – она воспитала многих звезд, и я ей тоже почему-то приглянулся. Она считала меня очень перспективным учеником, одним из лучших. Таким образом, каждый из моих преподавателей – и Виктор Николаевич, и Маргарита Иосифовна – вносил в мое обучение свой бесценный опыт. Я впитывал его, как губка – стараясь не упустить ни одного замечания или комментария.

 

В итоге мы великолепно подготовились к экзамену, и закономерной платой за наш труд стала заслуженная Сашина пятерка. Получилось весьма креативно – я не просто стоял и пел, отрабатывая свою партию, а исполнил настоящий эстрадный номер, немножко схулиганив и добавив в свой академический вокал нотки джаза.

 

После этого эпизода мы с Сашей подружились – частенько общались, вместе куда-то ходили, обсуждали новости. Правда, я не могу сказать, чтобы мы были прямо «не разлей вода». Я-то жил в общежитии, а Саша – в московской квартире, поэтому мы общались в основном в училище.

 

И тогда что-то между нами проскочило. Мы оба это заметили и стали пошучивать: а вдруг мы станем семейной парой? Представляли себе подобный союз и смеялись – чего только в жизни не бывает. Оба мы тогда с кем-то встречались – не знаю, был ли кто-то у Саши, но у меня точно была девушка. Поэтому нас связывали скорее общие интересы – фанатичная направленность всей жизненной энергии в одну точку – к музыке.

 

В то время я уже сотрудничал со студией «Союз». После занятий в училище я мчался на репетиционную базу, где тоже занимался вокалом. В общем, в моем графике вокал был и до обеда, и после обеда. Я периодически ходил с сорванным голосом, хрипел и сипел, но в нужные моменты включался и выдавал своего рода квинтэссенцию умений и возможностей.

 

У меня есть своя диета. Она называется: «Забыл - не поел, вспомнил – поел».

 

В один из вечеров, когда я собирался на студию, позвонила Саша.

– Дима, привет! Что делаешь?

– Привет-привет, - сказал я, прижимая мобильник плечом к уху, - Саш, не могу говорить, убегаю-тороплюсь. Что-то срочное? – Я как раз носился по комнате, одеваясь на ходу.

Она явно расстроилась.

– А я хотела тебя позвать… У меня вечером конкурс на обложку журнала «YES!», поболел бы…

– Ух, ты! – восхитился я, замерев с одной надетой штаниной. И зачем-то переспросил: – Участвуешь в конкурсе?

– Ага. В Московском дворце молодежи.

– Как жалко-то… А я вот должен уходить. Извини, но просто не получится приехать.

– Жаль… – вздохнула Саша.

 

Я поехал на студию совсем в другом настроении. Почему-то казалось, что я действительно должен быть в МДМ – несмотря на репетицию.

На студии выяснилось, что я напрасно спешил. Кто-то заболел, кто-то уехал, в общем, репетиция не состоится. Стечение обстоятельств.

Я тут же набрал Саше. Она уже была на месте – из трубки грохотала музыка.

– Приезжай, конечно! – услышал я сквозь шум.

 

* * *

 

За кулисами МДМ стоял невообразимый гомон. Столько красивых девушек в красивых костюмах да в один момент в одном и том же месте я еще не видел.

 

Саша стояла рядом со своими родителями. У её многочисленных друзей и подруг в этот день оказались срочные дела. Но она, похоже, совсем не расстроилась. Саша встретила меня с восторгом и принялась взахлеб рассказывать о своих приключениях.

– Представляешь, я даже не думала, что сюда попаду! – кричала она мне в ухо. – Я послала фотографию на конкурс «Девушка с обложки» и забыла про неё совсем! А мне прислали приглашение!

 

Далее шел взволнованный рассказ о том, как Саше позвонили из редакции журнала «YES!». Как она не могла даже вспомнить о посланном туда пляжном фото, где она запечатлена на фоне стены в шляпе и парео. Как ходила на собеседование, заполняла анкеты, участвовала в фотосъемках… В общем, обо всём, что предшествовало ее выходу на эту сцену. Саша очень волновалась: ей предстояло не просто ходить по подиуму, а еще танцевать, представлять себя, петь. На конкурсе участницы даже рисовали.

 

Оставив ее дожидаться выхода, я стал сновать между артистами и конкурсантками, стараясь ничего не упустить из виду и со всеми перезнакомиться.

 

Оживление за кулисами вдруг заметно выросло.

– Ой, девчонки, смотрите! «Динамиты» выступают!

Конкурсантки гурьбой придвинулись к краю кулис. До сцены оставалась пара метров, они буквально вываливались.

 

Я тоже попытался просунуть голову между очаровательных плеч и причесок, но не вышло. Поэтому я отошел вглубь – к компании, в которой находилась Саша. Она о чем-то беседовала с родителями. Сашин папа попутно развлекал стайку девушек – он был очень общительным человеком. Он что-то рассказывал, активно жестикулируя, и конкурсантки старались не слишком отдаляться, чтобы не потерять нить повествования.

 

За кулисами появились еще несколько человек, и в одном из них я узнал Юрия Шмильевича Айзеншписа. Он продюсировал «Динамитов». Этот сухонький и подвижный человек в дорогом светлом костюме при галстуке был откровенно взволнован. Он то обменивался короткими репликами со своими спутниками, то отходил в сторону. На него все обращали внимание – Айзеншписа хорошо знали в лицо, и для каждого, кто мечтал о сцене, событием было просто увидеть его в реальной жизни.

 

Вдруг Айзеншпис изменил траекторию движения и устремился в нашу сторону.

– Ну, как вам? – обратился он к нашей компании, очевидно, имея в виду своих артистов. – Нравится?

– Да, здорово, классно! – зашумели девочки и потянули шейки в его сторону. Каждой хотелось, чтобы ее заметили и по возможности получше рассмотрели.

– А кто больше нравится? – спросил Айзеншпис. – Вот тот светленький, – он указал на солиста, – он вам как?

– Да, да! Классный!..

А я вертелся вокруг и жутко нервничал. Даже во рту пересохло.

– У нас тут тоже поют, – сказал Сашин папа. – И девочки, и мальчики…

– Да? Как интересно, – сказал Айзеншпис. – И кто же из девочек и мальчиков у вас поёт?

– Вот Саша, – Он указал на свою дочь. – Еще Витя…

 

В этот момент я как раз находился в непосредственной близости от Айзеншписа. Думаю, он хорошенько приметил подвижного паренька, с ног до головы одетого в джинсу: кепка, брюки, куртка…

– Кто, вот это Витя? – спросил Айзеншпис и оценивающе меня оглядел. – Интересно. Сними-ка кепку.

Я стянул свой любимый головной убор и тряхнул волосами.

– А спой, – сказал Айзеншпис.

И я сходу запел одну из своих студенческих песен.

– Ух… – выдохнул Айзеншпис. – Хорошо поёшь… А танцевать умеешь?

– Умею!

Я изобразил несколько танцевальных па.

– Слушай-ка, – задумчиво сказал Айзеншпис. – А дай-ка мне свой телефон.

 

Немного нервничая, я достал из кармана какую-то бумажку, где наскоро настрочил номер своего мобильного. Вообще носить мобильник в те годы все еще было дорогим удовольствием, но я уже выступал, поэтому мне он был попросту необходим.

 

Айзеншпис тоже дал номер своего телефона.

– Я позвоню! – горячо заверил я. – А вы меня вспомните?

– Вспомню, вспомню, звони, – усмехнулся Айзеншпис.

 

В это время конкурс потихоньку двигался к концу. Саша вернулась за кулисы довольная – нагруженная шарами и цветами. Главный приз она, к сожалению или к счастью, не выиграла, зато её ожидало несколько специальных премий. Грех было жаловаться такой удаче, если учесть, что она никогда не мечтала быть именно фотомоделью.

 

Восторженно галдя, окруженные целым облаком разноцветных шаров, мы толпой вышли на улицу и спустились в метро. Саша улыбалась, шутила, что-то рассказывала и постоянно расспрашивала меня о впечатлениях от конкурса.

 

Где-то между станциями в кармане моей куртки ожил мобильник. Звонил Юрий Шмильевич.

– Алло, здравствуй, ты сейчас где? – сказал он и, не дав мне даже ответить, добавил: – Приезжай ко мне в студию, попробуем записать одну песню. Когда тебя ждать?

– Я сейчас приеду! Буду примерно через полчаса! – заорал я в трубку, стараясь перекричать шум подземки. – Куда ехать?!

 

Айзеншпис назвал адрес.

– Я выхожу на следующей, – объявил я Саше, которая смотрела на меня с недоумением.

– Ну, хорошо… – ответила она и натянуто улыбнулась. – Планы изменились? Тогда до свидания!

– Потом всё расскажу.

И я шагнул в открывшуюся на станции «Белорусская» дверь.

 

НОВАЯ ВОЛНА

Я пою в казино. – Моя «Метелица». – Отбор на «Новую волну». – Конфликт характеров. – Конкурс начинается за кулисами. – Юрмала. – Экскурсии и муштра. – Отработка номера и тайный поход на пляж. – «Ну как вам Дима?»

 

 

Моё первое выступление под патронажем Юрия Шмильевича состоялось в игорном зале небезызвестного казино «Голден Палас».

 

Помещение казино было весьма компактным, поэтому слушателей ожидалось немного. После меня должна была выступать группа «Динамит». Да, вы все верно поняли. Поскольку я только начал работу с продюсером, каким бы он ни был известным, меня сперва нужно было представить широкой публике. Все, конечно, ждали популярных «Динамитов», а я шел «на разогреве». Ведущий меня так и объявил: «А теперь разрешите представить молодого, но многообещающего певца Диму Билана!». Публика вежливо поаплодировала, причем некоторые сделали это, не отрываясь от игры.

 

Юрий Шмильевич сидел в самом дальнем углу от сцены. Я вышел на помост и тут же нашел его глазами. Он одобрительно кивнул, музыканты заиграли «Бум», и я запел.

 

Я выступал по меньшей мере сотню раз до этого, и уж чего-чего, а уверенности на сцене мне хватало в избытке. Но в тот раз я разволновался, будто дебютант. Я держал микрофон, а у самого руки были влажными и чуть подрагивали. Думал – не дай бог сорвусь! Я чувствовал себя неуютно не столько перед слушателями, сколько перед самим Айзеншписом. Нельзя было ударить в грязь лицом на первом же концерте.

 

Юрий Шмильевич сразу заметил моё напряжение. Он стал жестами показывать, что надо делать. Мол, пройдись по сцене, улыбайся… Я смотрел на продюсера и следовал его указаниям, двигаясь, как во сне. Допев вторую песню, я с облегчением сошел вниз в игорный зал. Кажется, всё прошло удачно.

 

– Ну, хорошо, хорошо, – сказал Айзеншпис. – Вполне прилично. Надо будет еще кое над чем поработать. И готовиться к Юрмале.

 

Он твердо решил, что я должен поехать на вновь открывшийся конкурс «Новая волна» - его совместно организовывали Игорь Крутой и Раймонд Паулс. Вы наверняка знаете: этот эпохальный конкурс был закрыт после распада Союза. Теперь же была предпринята первая попытка воссоздать его на качественно новом уровне.

 

* * *

 

Есть такое место… Ах, да, в связи с запретом всех казино в черте города оно теперь имеет совсем другой вид… Тогда так: было такое место под названием «Метелица». Оно было для меня магическим, не меньше. Ибо я проводил там немало времени, постигая секреты своей профессии. Именно там я учился завоевывать зрителя.

 

Вы думаете, у артиста нет проблем? Есть! Одна из них - как бы выспаться...

 

«Метелица», поймите меня правильно, была эдаким сгустком пороков. Там жители столицы (да и приезжие) могли дать волю своим скрытым желаниям, выплеснуть их наружу. Этот ночной клуб-казино по праву мог называться концентрированным шоу-бизнесом во всех его проявлениях. В эпоху своего расцвета «Метелица» была центром свободомыслия в широком смысле слова: там позволялось всё – только плати деньги.

 

Впрочем, как представитель сферы обслуживания, я стоял по ту сторону баррикад. К тому же я был очень молод и еще не мог толком понять прелесть того, что называется интересной работой. А потому я смотрел на клиентов развлекательного комплекса с легкой грустью. Даже с тенью зависти.

 

Отбор на конкурс «Новая волна» проходил, как вы уже догадались, именно в «Метелице». Я хорошо помню, как шел туда из Гнесинки: меня переполняли чувства, вполне гармонировавшие с дождливой погодой на улице. В голове крутились слова Айзеншписа: «Дима, ты должен их заинтересовать. Сейчас всё зависит только от тебя!». Попасть на этот конкурс, возрожденный после десяти лет молчания, тогда было довольно трудно. В силу обстоятельств он одновременно был и модной новинкой, и проверенным временем мероприятием.

Я вошел в комплекс и сразу увидел главных людей «Новой волны» – Крутого, Матецкого, Ревзина и представителей каналов. Надо ли говорить о моем состоянии? Да меня колбасило похлеще, чем на экзаменах в училище!.. В смысле я заметно нервничал.

 

Игорь Крутой, продюсер, бизнесмен:

Такие конкурсы, как «Новая волна» - это возможность для продюсеров увидеть новых артистов, а для артистов – показаться продюсерам. И если в этот момент звезды правильно сошлись, то авторы заметят нужных исполнителей своего творчества, а артисты познакомятся со своими будущими продюсерами… – найдут точки соприкосновения и в итоге станут популярными. Моя старшая дочь Вика сразу сказала о Диме: «Он будет звездой». Через год она снялась в клипе «Я так люблю тебя» - и свободой ее поведения в кадре были ошарашены все, включая Кобзона. Когда мне показали этот материал, я решил, что он уже органично сделан, и все должно остаться как есть.

Я помню самую первую церемонию премии Муз-ТВ – огромный «Олимпийский», аншлаг. Дима в то время еще только начинал. Но так получилось, что он шел немного позади меня и Айзеншписа, и мы все вместе выходили сбоку от трибун, чтобы пройти за кулисы. Я обернулся и увидел, как Дима заигрывает с публикой, машет зрителям. С трибун засвистели, стали ему аплодировать, а он явно примерил на себя этот «костюмчик», вообразив, что все знают, кто такой Дима Билан. В этот момент я увидел его лицо. Оно действительно было озарено звездной энергетикой, оно источало харизму!.. То есть всё это было в нем даже тогда, когда Дима не был настолько известен.

Бесталанный артист не станет звездой. Он может лишь дойти до определенного уровня – у таких артистов есть свой потолок. Потому подобные проекты всегда плохо заканчиваются. А Дима несомненно талантлив.

Уже есть уверенность, что его творчество нравится людям, что оно востребовано. И это ощущается даже по его походке – по тому, как он выходит на сцену, по его общению со зрителями между песнями. Видно, что это его публика и его стихия – на сцене он чувствует себя лучше, чем дома. Он – артист, который способен своей энергетикой зажигать и удерживать дворцы спорта. Так что я могу только пожелать ему, чтобы это продлилось подольше. Это уже зависит от репертуара; кроме того, важно не допускать ошибок…

Юрий Шмильевич представил меня присутствующим, и в этот момент я вдруг обнаружил в себе такое чувство… как бы зернышко неприязни к Айзеншпису. Почему я почувствовал подобное к своему благодетелю? Очень просто: я заметил, что он, по-видимому, не первый день расхваливал меня этим людям. И, как всегда бывает в таких случаях, у них начался своего рода регресс – переход к негативу. Все уже до такой степени наелись рассказами обо мне, что и видеть меня не желали. Что ж, моё появление всегда отчасти компенсировало накопившийся негатив.

 

Вообще характер Юрия Шмильевича был таков, что он постоянно говорил о своем артисте и зачастую не знал меры. Я же, напротив, всегда был склонен к тому, чтобы делать все без лишних слов – молча доказывать свою состоятельность одними поступками, и тем самым профессионально расти. Это качество вступало в неразрешимое противоречие с принципами работы моего продюсера. Но артист, как мне кажется, по-настоящему начинается лишь тогда, когда происходил некий надлом в мировосприятии человека. Такой надлом постепенно формировался по мере моего погружения в недра шоу-бизнеса.

 

Я вышел на сцену, уже загруженный закулисной болтовней о том, что всё давно решено и победители известны. Это Марина Челло (вокал которой в то время завораживал), популярная группа «Smash!» (быть популярным – не запрещено правилами конкурса) и, конечно же, гость из какой-нибудь далёкой страны. Причем эти сведения передавались из уст в уста с такой уверенностью, что я добрался до сцены полностью опустошенным. Знаете, как трудно на что-то надеяться, невзирая на слухи? Безусловно, все конкурсы насыщены подобными сплетнями, и не всегда они подтверждаются, но осадок все равно остается.

 

Посему вывод: любой конкурс начинается за кулисами – с психологического противостояния. Я справился, достойно исполнив заготовленные вещи: «Fever» Элвиса Пресли, «Я не забуду никогда» и «Звездочка моя ясная» в оригинальном ключе. Отзывы были очень неплохими. Меня особенно обрадовали одобрительные слова большого музыковеда Владимира Матецкого.

 

Но всё же я уходил оттуда не в лучшем расположении духа. Долго разговаривал по телефону с Юрием Шмильевичем – обсуждал прошедший отбор и просто делился впечатлениями.

 

Так или иначе, но 13 июля 2002 года мы погрузились в фирменный поезд Москва-Рига. Отправились, как бы это пафосно ни звучало, отстаивать честь России. Нас было трое: я, Денис Акифьев, который в то время занимался преимущественно группой «Динамит», и Юрий Шмильевич. Мы с Денисом ровесники, поэтому всю дорогу дурачились и смеялись – для нас эта поездка была скорее приключением: лето, море, другая страна… Денис надо мной всё время подтрунивал – мол, сейчас приедем, пойдем на пляж валяться, там толпы девчонок, весело! Я смеялся и поддакивал.

 

Юрий Шмильевич в нашу возню не встревал. Он, как генерал перед боем, обдумывал что-то своё, продюсерское. Айзеншпис ехал в отдельном купе. Иногда он заглядывал к нам – проверить, не слишком ли разошлись. Несмотря на то, что я фактически был у него на работе, я не воспринимал Азеншписа как своего работодателя. Он настолько органично сживался с каждым своим артистом, что его присутствие становилось таким же естественным, как явления природы. Дождь, ветер, раскаты грома, Айзеншпис… На самом деле, с Юрием Шмильевичем я чувствовал себя в полной безопасности. В поезде я ни о чем не волновался, ожидая, что конкурс запомнится мне скорее как увеселительная поездка. Ох, как я ошибался!..

 

По приезде мы с Денисом даже не успели толком посмотреть город… А в Юрмале есть, на что посмотреть. Это ухоженный зеленый курорт на берегу Рижского залива – аккуратные редкие домики перемежаются соснами, загораживающими от посторонних глаз песчаный пляж, где при известной доле везения можно найти настоящий янтарь…

 

Нас с Юрием Шмильевичем поселили в гостинице «Дзинтарс» рядом с концертным залом «Дзинтари» – каждый получил по номеру. Номера были небольшими, зато с отличным ремонтом и на этаже, отведенном организаторам мероприятия. На том же этаже поселили еще одну конкурсантку – Марину Челло из США. С первых дней она потрясала всех мощным вокалом – когда Марина распевалась, в гостинице дрожали стекла.

 

Да и в целом «Новая волна» того года поражала разнообразием участников и пестрела яркими личностями. Дуэт «Smash!», группа «Дважды два», Джей Стивер, выступивший от Латвии под псевдонимом Янис Стибелис, представители Казахстана, Эстонии, Грузии, Болгарии, Испании… Все они, к слову, жили этажом выше – в обычных номерах.

 

Только мы собрались отоспаться с дороги, как выяснилось, что ранним утром нам обязательно нужно быть на собрании. Мы втянулись в зал в числе других сонных конкурсантов, и Александр Ревзин, режиссер-постановщик «Новой волны», взял всех прибывших еще тепленькими.

 

– Если вы думаете, что приехали сюда отдохнуть и поразвлечься, - грозно говорил он, - то сильно ошибаетесь. Работа будет сложной, серьезной, и я сразу предупреждаю: буду строго спрашивать и много требовать. Кто не будет справляться, соберут вещи и уедут. Это касается и тех, кому просто не нравится то, что я сейчас сказал, – пожалуйста, на выход.

 

Зал притих. Ревзин продолжил:

– Сегодня сделаем прогон, посмотрим, кто что подготовил. С завтрашнего дня начинаем отрабатывать шоу. Прошу всех мобилизоваться – поблажек не будет. Всем всё ясно?

 

Всё было ясно. Народ покидал зал в тихой тревожной задумчивости. Настрой был задан четкий – все поняли, что от упорной и ударной работы им теперь никуда не деться. Я, правда, втайне питал иллюзии относительно отношения ко мне. Питомец известного продюсера мог рассчитывать на поблажки – так мне казалось.

 

Первая же репетиция привела меня в состояние полной прострации. Я вышел петь «Звездочка моя ясная». Я был собран, серьезен и преисполнен чувства собственного достоинства. Взяв микрофон, я принял академическую позу и запел так, словно у меня бенефис в Большом театре, а я перед роялем. С каменным лицом.

 

Ревзин даже не дослушал.

– Стоп, стоп, остановите песню! – вскричал он. – Не нужно стоять на сцене просто так! Я не понимаю, ты для чего сюда приехал? Стоять приехал?!

 

Увидев, что я растерялся, он добавил значительно мягче:

– О зрителях надо думать, о зрителях! Где шоу, где твоя энергетика? Где эмоции? Ты, если так стоять будешь, можешь вообще отсюда уходить – мне такого не надо! Всё, иди репетируй!

 

Поникший и понурый, я спустился со сцены.

 

Юрий Шмильевич всё это время сидел в зале и слушал, опустив голову. Вмешаться он не мог, хотя в другой обстановке Айзеншпис за своего артиста порвал бы глотку любому – некоторым в переносном, а кому-то и в буквальном смысле.

Мы уныло молчали до самой гостиницы.

– Я прямо не знаю даже… - наконец сказал Юрий Шмильевич. – Ты, Дима, постарайся, ладно?

– Угу, – буркнул я.

Было чертовски обидно. Я ведь уже постарался, всю душу вложил!.. Да за кого они меня держат?!..

 

Айзеншпису тоже было не по себе. Критикуя его артиста, режиссер-постановщик критиковал его самого. Выходило, что он привез воспитанника, который не в состоянии себя подать.

Еще пару дней я получал тычки от организаторов, пока Юрию Шмильевичу всё это не надоело. И он взялся за меня всерьез, со свойственным ему напором.

– Витя, ну делай хоть что-нибудь!!! Вспомни «Динамитов», вспомни, как они ведут себя на сцене! Как двигаются, куда руки девают! Просто бери пример с других!.. Вот с этого, как его… да с кого угодно!.. Все, будем репетировать в номере!

 

Я и моя постоянная группа поддержки в лице Дениса – все это время он был единственным человеком, с которым я мог нормально общаться, – получили задание купить какой-нибудь простенький музыкальный центр. Искомое мы приобрели в первом попавшемся магазине аудиотехники. Центр состоял из проигрывателя и колонок – тогда подобные магнитофоны уже называли бумбоксами. Мы принесли его в номер, включили минусовку «Звездочки» и принялись репетировать. Юрий Шмильевич водил руками, а Денис управлял аппаратурой – перематывал музыку.

– Помнишь, что говорил Ревзин? – инструктировал Айзеншпис по ходу. – Вот когда поешь слова «звездочка моя ясная», ты рукой так вверх показывай, будто за звездой тянешься… Руку вверх поднимай, говорю!.. Во-от, будет некий посыл к небу. А потом, на словах «как ты от меня далека», наоборот – руку вниз и голову вниз… Голову вниз! Что – почему?.. Грустно тебе! Прекратил улыбаться!..

 

Каждую строчку «Звездочки» мы отработали именно так – разложив всю песню на движения. В определенный момент я должен был пройтись по сцене, в нужном месте песни опуститься на колено, обвести рукой зал, наклонить голову, поднять голову, опустить руку, поднять руку… – и так далее. Это был мой первый постановочный номер, исполнить его следовало без запинки.

 

Чтобы я ничего не забыл, на конкурсных репетициях передо мной сидел либо Денис, либо Юрий Шмильевич – они подсказывали нужные движения. Как следствие, замечаний от режиссера стало меньше. Он даже показался мне мягче и добрее.

– Уже лучше, – комментировал он. – Но вот смотри, ты в некоторых местах совсем замыкаешься, не обращаешь внимания на зал… Улыбайся!..

 

Словом, нам таки удалось дожить до открытия конкурса, но какой ценой! Мы были измучены, выжаты, мы потеряли интерес к происходящему. Какой там на пляж, какие, к чертовой бабушке, девчонки!.. Выспаться! Крепкий длительный сон без посторонних – вот самая распространенная эротическая фантазия молодых артистов… Мы использовали пляж по назначению всего однажды – во время жеребьевки. Каждый участник нырял за своим номером – и всю эту водную процедуру снимали для телеканала. Вероятно, зрителю должно было передаться ощущение легкости и непринужденности конкурса «Новая волна». Да и с названием это барахтанье котят вполне рифмовалось…

 

Еще организаторы регулярно устраивали участникам экскурсии. Мы осматривали достопримечательности, пляж тоже осматривали, ибо он превратился для нас во что-то типа природного памятника. Также нас водили по центральной улице Йомас, где мы заглядывали в каждый магазинчик, но ничего не покупали. Ни я, ни Денис тогда не могли похвастаться большими зарплатами.

 

Перед началом конкурса к нам приехал Дима Бушуев. Он был концертным директором Юрия Шмильевича, и перед Юрмалой ездил на гастроли с «Динамитами».

 

Дима явился в расслабленном и приподнятом настроении.

– Ну что, на пляж? – предложил он нам с Денисом.

Увидев наши напуганные физиономии, он удивился.

– Что не так?

– Да репетировать надо… – уныло ответил Денис. – Если мы сейчас пойдем на пляж, а Шмильич узнает, нам достанется, это точно.

– Да ладно тебе! – заулыбался Дима. – Мы на минуточку, только окунемся пару раз. Что ж это такое, приехали летом к морю и не искупались? Ребят, вы чего?!

 

И мы украдкой – не дай бог Айзеншпис узнает! – побежали на пляж, где буквально на пару минут запрыгнули в воду, выбежали, высохли… И, поминутно озираясь, но все же с чувством выполненного долга – вернулись в гостиницу.

 

Было еще кое-что, что меня напрягало. Если помните, незадолго до Юрмалы мы сняли клип «Бум». А волосы, которые мне за бешеные деньги нарастили для этого ролика чуть ли не до плеч, решили оставить. Юрию Шмильевичу нравился такой образ – он утверждал, что это стильно, интересно, модно. Может, оно и было модно, зато очень неудобно. Во-первых, нарощенные волосы на заклепках невозможно было как следует вымыть. Во-вторых, на солнце клепки нагревались, и от них жутко зудела кожа головы и шеи. Я ходил, как грязный хиппи – постоянно почесываясь. От этих манипуляций некоторые пряди вылетали. В моих руках то и дело оставался клок волос, который я тут же прятал в карман или за спину – лишь бы Айзеншпис не заметил.

 

Я мужественно терпел почти до самого начала конкурса. Потом собрался с духом и все-таки обратился к продюсеру.

– Юрий Шмильевич, а можно мы эту мочалку с моей головы снимем? – сказал я и, видя, как меняется его лицо, торопливо добавил: - Ну, представьте, выхожу я на сцену и вместо того, чтобы петь, начинаю чесаться! Мне эти волосы дико мешают!

 

Айзеншпис сдался и скрепя сердце вызвал парикмахера-стилиста. Прямо в ванной гостиничного номера стилист открепил от моей головы чужеродные локоны и сделал мне новую стрижку, которую я по окончании процедуры торжественно расчесал.

…Вот так, брильянтовые мои, и выглядят будни артиста при ближайшем рассмотрении. Редкие моменты триумфа уравновешиваются постоянными неудобствами, среди которых накладные волосы – смешная мелочь. Приходится терпеть и не такое, а что делать-то?!

 

Зато когда конкурс начался, я мог не отвлекаться на это физическое неудобство. Мне и без того приходилось делать непривычные вещи. А именно, я должен был не только следить за своим вокалом, но и поглядывать на Дениса и Юрия Шмильевича, выступавших в роли суфлеров, – только подсказывали они не текст, а те или иные сценические движения. К тому времени я уже и сам их запомнил, но все равно опасался ошибиться.

 

Конкурсанты выступали очень сильно. Особенно отличился дуэт «Smash!» - с самого начала парни были признаны безоговорочными фаворитами. За ними таскались толпы репортеров, их постоянно снимали и, в общем-то, ни у кого не было сомнений, что они победят.

 

Если честно, это слегка деморализовало и меня, и Юрия Шмильевича. Чтобы разрядить ситуацию и сгладить эффект безнадежности наших усилий, Айзеншпис неустанно знакомил меня со звездами, приехавшими на «Новую волну». Он давал им послушать мои записи и спрашивал, какого они мнения о моем выступлении. Влиятельные фигуры музыкального Олимпа в дни конкурса слышали от него один неизменный вопрос: «Ну как вам Дима?». Отзывы были самые разные. Многим понравились мои песни, но некоторые сочли их слишком сложными для раскрутки.

 

Илья Бачурин, вице-президент MTV-Россия:

Я познакомился с Димой на «Новой волне». Айзеншпис принес мне стартовый материал, который был очень европейским, даже, я бы сказал, английским по саунду. Совершенно невероятное исполнение. Айзеншпис преподнес это так: «У меня артист новый, давай ты пойдешь, послушаешь». Я отнекивался, мол, физически не могу, но Юра настаивал: «Мы сейчас пойдем в номер, я тебе поставлю, ты всё услышишь. А потом беги, занимайся своими делами». В итоге все-таки затащил, посадил и включил. Вот это было моим первым знакомством с Биланом. Никто тогда не делал такую музыку, и у меня возникли претензии с точки зрения возможности поставить это в ротацию на MTV. Нашему каналу это просто не подходило… Дальше Айзеншпис давал материал тем медийным людям, ч