ХII
Сам дожидается окончания тинга. Люди снаряжаются домой. Он благодарит братьев за
поддержку, а Торгейр спрашивает его, смеясь, что он думает обо всем случившемся.
Сам сказал, что, на его взгляд, все сошло хорошо. Торгейр сказал:
— Думаешь, ты чего-то добился по сравнению с прежним?
Сам сказал:
— По-моему, Храфнкель наконец посрамлен, и позор его не скоро забудется. И тут
идет речь о немалых деньгах.
— Человек еще не полностью осужден, пока не состоялось изъятие имущества. И
полагается, чтобы это было в собственном его доме через четырнадцать ночей после
взятия оружия.
А взятием оружия назывался общий разъезд с тинга.
— И думаю, — говорит Торгейр, — что Храфнкель уже вернулся домой и намеревается
удержаться в Главном Дворе. Думаю, что он сохранит там власть над вами. Ты же
лучше всего поезжай домой и сиди у себя на хуторе, если сумеешь. Мне кажется, ты
достиг своею тяжбой лишь того, что его объявили на суде вне закона. Но думаю,
что он и теперь будет не меньше, чем прежде, держать всех в страхе, если тебе не
придется и похуже.
— Меня ничуть это не заботит, — говорит Сам.
— Ты храбрый человек, — говорит Торгейр, — и, кажется, родич мой Торкель не
думает оставлять тебя на произвол судьбы. Он хочет помогать тебе до тех пор,
пока все не решится между тобой и Храфнкелем, и ты сможешь быть тогда спокойным.
Вы, верно, понимаете, что теперь мы и подавно будем с тобой заодно, раз уж мы
положили на это столько сил. Мы сейчас даже поедем с тобой ради этого к
Восточным Фьордам. И может быть, ты знаешь какую-нибудь другую дорогу к
Восточным Фьордам?
Сам ответил:
— Я намерен ехать тою же дорогой, что я ехал оттуда.
Сам остался доволен разговором.
XIII
Торгейр выбрал себе людей и взял сорок человек. С Самом тоже ехало сорок. Все
они хорошо запаслись оружием и лошадьми.
Едут они тою же дорогой, пока не добираются рано на рассвете до Ледниковой
Долины. Они переправляются по мосту через реку. А это было как раз в то утро,
когда должно было совершаться изъятие имущества. Торгейр спрашивает, как бы им
застать Храфнкеля врасплох. Сам обещал что-нибудь придумать. Он сворачивает с
дороги, забирается на крутой холм и едет по гребню между Долиной Храфнксля и
Ледниковой Долиной, пока они не подъехали со стороны гор к тому месту, под
которым стояли постройки Главного Двора. Оттуда расходились на перевал поросшие
травой тропы, а вниз, в долину, шел крутой спуск. Там-то внизу и стоял двор.
Тут Сам сошел с коня и сказал:
— Пустим здесь наших коней, двадцать человек за ними присмотрят, а мы,
шестьдесят числом, побежим к хутору. Думаю, там мало кто на ногах.
Они так и сделали, — это место зовется теперь Конской Тесниной, — и ринулись к
хутору.
Час подъема миновал, но в доме еще не встали. Они прошибли бревном дверь и
бросились в дом. Храфнкель лежал в постели. Они вытащили его и всех, кто мог
носить оружие. Женщин и детей согнали в отдельный дом.
Во дворе стоял сарай. От него к стене жилого дома шла перекладина для сушки
белья. Они подводят к ней Храфнкеля и его людей. Тот стал предлагать большой
выкуп за себя и своих людей. Когда же это не помогло, он стал просить сохранить
людям жизнь.
— Ведь они ничем перед вами не провинились. Мне же не будет позора, если вы меня
и убьете. Я не стану просить пощады. Лишь от унижения прошу меня избавить, оно
не принесет вам славы.
Торкель сказал:
— Мы слыхали, что ты бывал не очень-то уступчив со своими врагами, и хорошо, что
сегодня ты изведаешь это на себе.
Они хватают Храфнкеля и его людей и скручивают им руки за спиной. Потом они
взломали сарай и сняли с крючьев веревку, достали ножи, проткнули им щиколотки,
вдели веревки и вздернули их на перекладину, связав всех восьмерых вместе.
Торгейр сказал:
— Вот и получил ты, Храфнкель, по заслугам, а ведь, верно, еще недавно тебе
казалось немыслимым, чтобы кто-нибудь подверг тебя такому позору. А ты что
выберешь, Торкель: будешь сидеть здесь возле Храфнкеля и сторожить их или
пойдешь с Самом на расстояние полета стрелы от усадьбы и объявишь где-нибудь на
каменистом пригорке, где нет ни поля, ни луга, об изъятии имущества?
Это было принято делать тогда, когда солнце стояло прямо на юге.
Торкель сказал:
— Я лучше посижу возле Храфнкеля. Эта работа, кажется, полегче.
Пошли тогда Торгейр с Самом и объявили об изъятии имущества, а возвратясь, сняли
Храфнкеля и его людей и положили их на траве возле дома. Кровь уже заливала им
глаза.
Торгсйр сказал Саму, пусть поступает с Храфнкелем, как знает, «потому что,
по-моему, с ним уже немного хлопот». Сам на это отвечает:
— Выбирай одно из двух, Храфнкель. Первое — это тебя уведут со двора, тебя и
всех, кого я пожелаю, и там убьют. Но так как ты кормишь многих, я хочу дать
тебе возможность продолжать о них заботиться. Если хочешь сохранить себе жизнь,
ступай прочь с Главного Двора со всеми своими людьми и бери с собой добра не
больше, чем я тебе выделю, а это будет самая малость. Я же стану жить в твоих
владениях и пользоваться всею твоей властью. И ни ты, ни наследники твои пусть
на них не притязают. И ты не должен селиться ближе, чем к востоку от Перевала
Речной Долины. Если ты примешь такие условия, ударим по рукам.
Храфнкель сказал:
— Многие предпочли бы скорую смерть такому унижению, но я поступлю подобно
многим другим и выберу, если есть такой выбор, жизнь. Делаю я это больше ради
своих сыновей, потому что их ждет жалкая судьба, если я умру и их покину.
Тогда Храфнкеля развязали, и он сдался на волю Сама. Тот оделил Храфнкеля добром
по своему усмотрению и дал ему лишь самую малость. У Храфнкеля осталось его
копье, но больше никакого оружия.
В тот же день Храфнкель оставил Главный Двор, а с ним и все его домочадцы.
Торкель сказал тогда Саму:
— Не понимаю, зачем ты так делаешь. Ты еще горько раскаешься в том, что оставил
ему жизнь.
Сам сказал:
— Будь что будет.
XIV
Храфнкель переселился теперь на восток от Перевала Речной Долины: за Речную
Долину и к востоку от Озерной Реки. У конца озера стоял хуторок под названием
Крайний Уступ. Храфнкель купил эту землю в долг, потому что у него хватало
средств разве что на домашнюю утварь.
Ходило много разговоров о том, как рухнуло его самовластие, и многие вспоминали
старую пословицу, что, мол, краток век у гордыни.
Та земля была обильна лесом и обширна, но необжита, потому и досталась ему так
дешево. Но Храфнкель не считался с расходами и валил лес, потому что его было
много, и выстроил себе большой хутор, который стали называть Храфнкелевым
Двором. С тех пор его всегда считали хорошим хутором.
Первые полгода Храфнкель терпел большие лишения. Подспорьем была ему рыбная
ловля. Пока строился хутор, Храфнкель работал не покладая рук. На первую зиму он
оставил себе телят и козлят и так хорошо за ними смотрел, что почти все животные
под его присмотром выжили. Можно было подумать, что у каждого прямо по две
головы. Тем же летом в Озерную Реку пришло множество рыбы. Это очень поддержало
хозяйства в округе, и лов оставался хорошим все лето.
XV
Вот Сам принялся хозяйничать на Главном Дворе, где раньше хозяйничал Храфнкель.
Он задает пышный пир и зовет на него всех, кто раньше ездил на тинг с
Храфнкелсм. Сам берется быть их предводителем вместо Храфнкеля. Люди согласились
на это, но не всем это нравилось.
Сыновья Тьостара советовали Саму, чтобы он был мягок, и щедр, и отзывчив к своим
людям, опора всякому, кто в нем нуждается.
— Тогда что за люди они будут, если не поддержат тебя в любом деле! Мы даем тебе
этот совет, желая тебе во всем удачи, потому что ты кажешься нам стоящим
человеком. Теперь же не зевай и будь начеку, ведь от злого надо ждать зла.
Сыновья Тьостара послали за Конем Фрейра и его табуном, сказав, что им хочется
взглянуть на животных, о которых столько рассказывают. Лошадей привели к дому, и
братья их оглядели.
Торгейр сказал:
— Кобылы, на мой взгляд, пригодятся в хозяйство. Мой совет: пусть они работают,
как могут, там, где от них будет польза, пока не свалятся от старости. А жеребец
кажется мне ничуть не лучше любого другого, да, пожалуй, и хуже: много принес он
зла. Не хочу, чтобы совершались из-за него новые убийства. Пусть лучше берет его
к себе тот, кому он принадлежит.
Они выводят жеребца в поле. Там у реки стоит скала, а под нею глубокий омут. Они
заводят жеребца на скалу. Сыновья Тьостара накидывают ему на голову мешок, берут
длинные жерди и сталкивают его, с камнем па шее, вниз и так умерщвляют. Это
место с тех пор называется Скалой Коня Фрейра.
Там внизу стояло капище, которое принадлежало раньше Храфнкелю. Торкель пожелал
зайти в него. Он посрывал с богов все ценности, а потом велел поджечь капище.
Немного погодя собираются гости домой. Сам оделяет обоих братьев богатыми
дарами, они клянутся друг другу в нерушимой дружбе и расстаются добрыми
друзьями. Братья едут прямою дорогой к Западным Фьордам и возвращаются домой, к
Тресковому Фьорду, с большим почетом.
А Сам поселил Торбьёрна на Дворе Игрищ. Теперь он должен был жить там. Жена же
Сама переехала к нему на Главный Двор, и Сам стал жить там.
XVI
Храфнкель прослышал у себя на востоке, в Речной Долине, что сыновья Тьостара
умертвили Коня Фрейра и сожгли храм, и он сказал:
— Я думаю, это вздор — верить в богов.
И прибавил, что отныне он никогда не станет в них верить. Он сдержал слово и
больше никогда не совершал жертвоприношений.
Храфнкель оставался в Храфнкелевом Дворе, и богатство само плыло к нему в руки.
Вскоре он снискал большую славу в округе. Всякий готов был встать или сесть по
его указке.
В ту пору из Норвегии в Исландию приходило множество кораблей. Большинство
земель в округе было занято как раз в то время, когда там жил Храфнкель. Никто
не мог там селиться свободно, без Храфнкелева позволения, так что всем
приходилось обещать ему свою поддержку. А он обещал всем свою помощь. Он
подчинил себе все земли к востоку от Озерной Реки. И вскоре подвластная ему
область стала много больше и многолюднее прежней. Она шла до самой Долины
Обвалов и вдоль всей Озерной Реки.
В нраве его теперь произошла перемена, и любить его стали куда больше прежнего.
Он по-прежнему отличался щедростью и обязательностью, но любили его гораздо
больше, так как он стал мягче и ровнее.
Сам и Храфнкель часто встречались на людях, но никогда не поминали старого. Так
прошло шесть зим.
Сам пользовался любовью всех, кто от него зависел, потому что он был человек
покладистый и спокойный, всегда приходил на помощь в беде и помнил советы
братьев. Сам жил на широкую ногу.
XVII
Рассказывают, что к Китовому Фьорду подошел корабль, а кормчим на нем был
Эйвинд, сын Бьярни. Эйвинд провел в чужих странах семь лет. Он многому там
научился и стал доблестным мужем. Вскоре ему рассказали обо всех событиях, но он
не придал им большого значения. Он не любил вмешиваться в чужие дела.
Узнав о приезде Эйвинда, Сам тотчас едет к кораблю. Встреча братьев была очень
радостной. Сам зовет Эйвинда к себе, и тот охотно соглашается, но просит Сама
поехать вперед и выслать лошадей за его товаром. Он вытаскивает корабль на берег
и готовит его к зимовке. А Сам едет домой и велит пригнать Эйвинду лошадей. И
когда тот распорядился своим товаром, он отправляется в путь к Долине Храфнкеля
и едет вдоль Китового Фьорда.
Их было всего пятеро, а шестой — мальчик, который прислуживал Эйвинду. Он был
исландец и его родич. Мальчика этого Эйвинд вызволил из нужды, взял с собою и
заботился о нем, как о самом себе. Этот поступок Эйвинда был тогда у всех на
устах, и таково было всеобщее мнение, что мало людей, ему подобных.
Они поднимаются на Перевал Долины Торира и гонят перед собой шестнадцать
навьюченных лошадей. Были там двое слуг Сама и трое гребцов с корабля. Все они
были в яркой одежде и держали блестящие щиты. Они миновали Долину Обвалов,
переехали через гряду холмов к Речной Долине, к тому месту, что зовется Дровяные
Поля, и спустились к пескам Ущельной Реки. Пески эти тянутся от реки на восток,
между Двором Халльорма и Храфнкеловым Двором. Едут они вверх вдоль Озерной Реки,
ниже поля у Храфнкелева Двора, а там — мимо конца озера и через Ледниковую Реку
к Домовому Броду.
Время было между часом подъема и завтраком. На озере женщина мыла холсты. Она
увидела, что едут люди. Подхватывает служанка холсты в охапку и бежит домой.
Бросает холсты на дворе возле поленницы и скорее в дом. Храфнкель еще не
вставал, в комнатах лежали и некоторые из его домочадцев, работники же разошлись
по своим работам. Это было во время сенокоса.
Войдя, женщина заговорила:
— Правду говорили в старину, что, мол, кто стареет, духом слабеет. Мало проку в
почете до времени, если потом человек смиряется с бесчестием и не решается
отстоять свои права. И диву даешься, как такое могло случиться с тем, кто прежде
был храбрецом. А бывают такие, кто, подрастая со своим отцом, кажутся вам
ничтожными рядом с вами, а ставши взрослыми, едут в чужие страны и, куда бы ни
явились, всюду слывут важными птицами. А как вернутся, мнят себя великой знатью.
Эйвинд, сын Бьярни, проезжал здесь Домовым Бродом, и щит у него был такой
блестящий, что весь светился. Такой заметный человек как раз подходил бы для
мести.
Так говорит служанка с большой горячностью. Храфнкель подымается и ей отвечает:
— Может быть, ты говоришь сущую правду, но это не из-за того, что ты хочешь
добра. Теперь тебе прибавится работы. Поезжай, да поживее, на юг к Широким Полям
за сыновьями Халльстейна, Сигватом и Снорри. Проси их тотчас ехать ко мне со
всеми, кто может держать оружие.
Другую служанку шлет он ко Двору Хрольва за сыновьями Хрольва, Тордом и Халли, и
всеми теми, кто там способен держать оружие. И те и другие — все были люди хоть
куда. Храфнкель послал и за своими работниками. Всего собралось восемнадцать
человек. Они на славу вооружились и скачут в погоню за теми, кто впереди.
XVIII
Эйвинд со своими людьми уже поднялся на перевал. Эйвинд едет на запад, вплоть до
середины перевала, до того места, что зовется Тропами Берси. Там тянется голос
болото, где тонешь в иле выше щиколотки или по колено, а когда и по пояс. Но под
низом там как камень. А к западу есть большое лавовое поле. И когда они вышли на
лавовое поле, мальчик оглянулся и сказал Эйвинду:
— Скачут за нами люди, и числом не меньше восемнадцати. Среди них на коне
высокий человек весь в синем, и похож он, по-моему, на Храфнкеля Годи, хотя я и
давно его не видел.
Эйвинд отвечает:
— Что нам за дело до этого? Не знаю, к чему мне страшиться Храфнкеля. Я не
сделал ему ничего плохого. У него, должно быть, дела на западе долины, он едет
встретиться со своими друзьями.
Мальчик отвечает:
— У меня предчувствие, что это с тобою хочет он встретиться.
— Насколько я знаю, — говорит Эйвинд, — у них с Самом ничего такого не было с
тех пор, как они помирились.
Мальчик отвечает:
— И все же я бы хотел, чтобы ты побыстрее ехал на запад, в долину. Тогда ты
будешь в безопасности. Я знаю нрав Храфнкеля: не захватив тебя, он не тронет и
нас. Сам убережешься — всех убережешь, вот зверя и нет в ловушке, и это хорошо,
что бы с нами ни вышло.
Эйвинд сказал, что он ни за что не станет убегать.
— Потому что я даже не знаю, кто это такие. Людям покажется смешным, если я ни с
того ни с сего обращусь в бегство.
Едут они от лавового поля на запад. И вот перед ними другое болото, под
названием Бычье, все заросшее травою. Там есть почти непроходимые топи.
Потому-то старик Халльфред и проложил тропы поверху, хоть и вышли они длиннее.
Эйвипд едет по болоту на запад. Они сильно увязали и очень задержались. Те же,
кто ехал без поклажи, быстро их нагоняли.
Теперь Храфнкель и его люди въезжают в болото. А Эйвинд со своими людьми уже
выбрался. Видят они Храфнкеля и обоих его сыновей. Все упрашивают Эйвинда
спасаться бегством.
— Трудная дорога кончилась. Ты доберешься до Главного Двора, пока между вами
болото. Эйвинд отвечает:
— Не стану бежать от этих людей, если я ничего им не сделал плохого.
Вот выезжают они на гряду. Есть там на гряде горка, а за горкой каменистое поле
с редкой порослью травы. Кругом же высокие склоны. Эйвинд едет к полю. Там он
спешивается и поджидает тех, других.
Эйвинд говорит:
— Сейчас мы узнаем, что им надо.
Потом они идут на поле и набирают себе камней. Храфнкель сворачивает с тропы на
юг, к полю. Словом не перемолвившись с Эйвиндом, он сразу же напал па него.
Эйвинд защищался хорошо и мужественно.
Мальчик Эйвинда решил, что он не настолько силен, чтобы сражаться, вскочил па
своего коня и поскакал через холмы на запад, к Главному Двору. Он рассказывает
Саму, что стряслось. Сам, не долго думая, послал за людьми. Всего набралось
двадцать человек. Они снарядились как следует.
Едет Сам на восток, к перевалу, а потом к месту сражения. А там уже все было
кончено. Храфнкель ехал с поля битвы на восток. А Эйвинд и все его люди лежали
мертвые. Сам сразу же бросился к брату, не дышит ли он. Но ничего нельзя было
поправить: они лежали все пятеро мертвые. Со стороны Храфнкеля тоже пало
двенадцать человек, а шестеро уехали. Сам не стал там задерживаться и велел
людям ехать в погоню. Храфнкель и его люди скачут что есть духу, но лошади у них
утомлены. Сам сказал:
— Мы можем их настигнуть, ведь у них лошади устали, а наши скачут быстро, но все
будет зависеть от того, догоним ли мы их или нет раньше, чем они съедут с
перевала.
А Храфнкель уже переехал через Бычье Болото. Вот скачут и те и другие, пока Сам
не поднялся на перевал и не увидел, что Храфнкель уже далеко спустился по
склону. Видит Сам, что Храфнкелю удастся скрыться. И он сказал:
— Здесь мы повернем назад, потому что у Храфнкеля теперь не будет недостатка в
людях.
На этом Сам поворачивает назад и возвращается туда, где лежал Эйвинд,
принимается за дело и насыпает курган над ним и его сотоварищами. Эти места
называют Поле Эйвинда, Горы Эйвинда и Долина Эйвинда.
XIX
Вот Сам едет со всем товаром домой, на Главный Двор. А возвратившись домой, он
шлет за всеми, кто ездит с ним на тинг, и велит явиться к нему утром пораньше.
Думает он двинуться на восток через перевал:
— Поедем, что бы ни случилось.
Вечером Сам ложится спать, а людей собралось уже множество.
А Храфнкель прискакал домой и рассказал о случившемся. Он ест, а потом созывает
людей, так что собирается у него семьдесят человек, и едет с ними через перевал
на запад и, застав Сама врасплох на Главном Дворе, захватывает его в постели и
выводит.
И Храфнкель сказал:
— Вот и тебе, Сам, выпало на долю такое, чему бы ты недавно и не поверил: теперь
твоя жизнь в моей власти. Но я поступлю с тобою ничуть не менее благородно, чем
ты обошелся со мною. Выбирай одно из двух: либо ты будешь убит, либо подчинишься
моему решению.
Сам сказал, что выбирает жизнь, но прибавил, что это нелегкий для него выбор.
Храфнкель сказал, что он того и ожидал:
— Но тебе досталось от нас по заслугам, и я бы обошелся с тобою вдвое мягче,
если бы было с чего. Ты оставишь Главный Двор и переедешь вниз, на Двор Игрищ, и
будешь жить там на своем хуторе. Бери с собою все, чем владел Эйвинд. А отсюда
возьмешь добра не больше, чем привез сюда сам. Вот и все, что у тебя будет. Я же
беру себе назад власть годи вместе с хутором и всеми владениями. Вижу, изрядно
умножилось мое богатство, но ты ничем с этого не поживишься. За брата твоего
Эйвинда виры тебе не будет, потому что ты затеял постыдную для меня тяжбу по
поводу первого твоего родича и получил за него с лихвою, шесть зим распоряжаясь
властью и добром. А убийство Эйвинда и его людей стоит, по мне, не больше, чем
раны, полученные мною и моими людьми. Ты изгнал меня из моей округи, а меня
устраивает, чтобы ты оставался на Дворе Игрищ. Довольно и этого, если ты не
будешь заноситься мне во вред. Ты будешь у меня под властью, покуда мы оба живы.
Можешь быть уверен, что придется тебе и похуже, если еще случится нам
враждовать.
И вот Сам со всеми своими уезжает и перебирается на Двор Игрищ, и обосновывается
теперь там.
XX
А Храфнкель селит на Главном Дворе всех своих людей. Сына своего Торира он
поселил на Храфнкелевом Дворе, а сам сохранил за собою власть годи всей округи.
Асбьёрн остался жить с отцом, потому что он был помоложе.
Сам жил всю зиму на Дворе Игрищ. Он был молчалив и нелюдим. Многие замечали, что
он недоволен своею участью.
А к концу зимы, когда дни стали длиннее, поехал Сам с одним человеком — а
лошадей они взяли трех — через мост, потом через Перевал Крапивной Долины и
через Ледниковую Реку на гору, оттуда к Комариному Озеру, и оттуда через Речной
Перевал и Перевал Светлого Озера, и ехал без отдыха, пока не оказался на западе,
у Трескового Фьорда. Его приняли там хорошо. Торкель как раз вернулся из
путешествия: четыре зимы его не было в Исландии.
Сам прожил у братьев неделю, отдыхая. А потом он рассказывает им обо всем, что
произошло у них с Храфнкелем, и снова просит защиты и помощи.
На этот раз Торгейр говорил больше брата, и он сослался на то, что живут они
далеко:
— Большое расстояние нас разделяет. Мы думали, уезжая, что вложили тебе все
прямо в руки, так что тебе не составит труда удержать власть. Но случилось, как
я и думал, когда говорил, что ты еще пожалеешь, зачем оставил Храфнкелю жизнь.
Мы убеждали тебя лишить его жизни, но ты захотел сделать по-своему. Теперь
видно, кто из нас оказался проницательнее: Храфнкель оставлял тебя в покое и
взялся за месть не прежде чем мог расправиться с человеком, который показался
ему поважнее тебя. Мы никак не можем помочь тебе в этой твоей неудаче. И не
такая уж нам охота ссориться с Храфнкелем, чтобы мы захотели снова рисковать
своим положением. Но мы хотим позвать тебя сюда со всеми твоими домочадцами,
если житье здесь покажется тебе менее неприятным, чем под боком у Храфнкеля.
Сам сказал, что у него нету такого желания, что он хочет вернуться домой, и
просил только переменить ему лошадей. Это было тотчас исполнено.
Братья хотели богато одарить Сама, но он не захотел ничего брать и сказал, что
малодушные они люди. С этим Сам и уехал домой и жил там до старости. Так ему до
конца жизни и не удалось расквитаться с Храфнкелем.
А Храфнкель жил в почете на своем хуторе. Он умер от болезни, и курган его стоит
в Долине Храфнкеля за Главным Двором. В курган с ним положили много добра, все
его доспехи и славное его копье.
Сыновьям досталась его власть годи. Торир жил на Храфнкелевом Дворе, а Асбьсрн
на Главном Дворе. Они делили власть и почитались большими людьми.
На этом кончается рассказ о Храфнкеле.
Примечания
Эта небольшая сага (ее исландское название — Hrafnkels saga Freysgoрa),
состоящая на 53 процента из диалогов, давно уже привлекла к себе внимание тем
необыкновенным искусством, с которым в ней рассказана история одного годи с
Восточных Фьордов Исландии (в языческое время годи был жрецом, содержавшим
местное капище и обладавшим властью в своей округе — так называемом годорде).
«Сага о Храфнкеле» оказалась в центре внимания исследователей в связи с
интересом к проблеме происхождения «саг об исландцах», и очень различные мнения
были высказаны о том, что представляет собой эта сага. До сороковых годов нашего
века считалось, что она целиком основана на правдивой устной традиции,
восходящей к Х в., то есть тому времени, когда жил годи Храфнкель. Так считал, в
частности. Финн Йоунссон, крупнейший филолог-исландист конца XIX — начала XX в.
Йоунссон считал, что сага была написана (или, вернее, «записана») не позднее
1200 г., а может быть, и раньше. Совсем другое мнение высказал крупнейший
исландский литературовед С. Нордаль в своей книге об этой care (Sigurрur Nordal.
Hrafnkatla. Reykjavнk, 1940 («Нslenzk frжрi». 7)). Сопоставив «Сагу о Храфнкеле»
с источниками, которые он считал более достоверными, Нордаль обнаружил в ней ряд
ошибок в фактах, именах, топонимике и т. д. и пришел к выводу, что сага эта
вовсе не основана на устной традиции, а представляет собой сознательный
художественный вымысел, аналогичный историческим романам нового времени. Сага
была написана, по мнению Нордаля, не раньше последней четверти XIII в., то есть
позднее других «саг об исландцах». К аналогичным выводам пришёл английский
специалист Гордон, статья которого была, по-видимому, неизвестна Нордалю (S. V.
Gordon. On Hrafnkels saga Freysgoрa // Medium Aevum. VIII. 1939. С. 1—32).
Некоторые исследователи пошли еще дальше. Так, немецкий исландист Бэтке во
введении к своему изданию саги утверждал, что она сочинена автором-христианином
с целью показать преимущества христианства перед язычеством, а исландский
специалист Херманн Пальссон истолковал сагу как притчу, сочиненную епископом
Брандом Ионссоном, чтобы иллюстрировать некоторые положения христианской морали,
и видел в событиях, описываемых в саге, намеки на события, современные ее
предполагаемому автору (Hermann Pбlsson. Hrafnkels saga og Freysgyрlingar.
Reykjavнk, 1961; Его же: Siрfrжрi Hrafnkels sцgu. Reykjavнk, 1966).
Высказывались, однако, и другие мнения. Крупнейший норвежский фольклорист К.
Листёль, автор наиболее капитального исследования происхождения «саг об
исландцах» (К. Listшl. The origin of the Icelandic family sagas. Oslo, 1930),
доказывал, что «Сага о Храфнкеле» явно восходит к языческой традиции: запрет
пользоваться лошадью, сбрасывание лошади с обрыва, подвешивание человека за
щиколотки, то есть принесение его в жертву Одину, — все это языческие обычаи,
смысл которых был забыт (К. Listшl. Tradisjonen i Hrafnkels saga Freysgoрa. Arv.
1946. С. 94–110). Согласно Листёлю, сюжет саги явно основан на дохристианских
представлениях о мести. Нордаля и Бэтке опровергал также итальянский
скандинавист Сковацци, который указывал, что ошибки в «Саге о Храфнкеле» могли
быть обусловлены тем, что в ней была использована местная традиция, отличная от
той, которую использовал «более достоверный» источник, а также что эти ошибки
могли возникнуть еще в устной традиции (М. Scovazzi. La saga di Hrafnkell e il
problema delle saghe islandesi. Milano, 1960).
Перевод сделан по изданию: Hrafnkels saga Freysgoрa udgivet af Jуn Helgason.
Kуbenhavn, 1955 («Nordisk filologi». Serie A: tekster. 2).
[1] …скликает соседей на тинг… — Здесь, как и всюду дальше, речь идёт об
альтинге, то есть тинге, общем для всей Исландии.
Сага о гренландцах
I
Жил человек по имени Торвальд. Он был сыном Асвальда, сына Ульва, сына Бычьего
Торира. Торвальд и его сын Эйрик Рыжий покинули Ядр из-за убийств, совершенных
ими в распре, и уехали в Исландию. Она была тогда широко заселена. Они
поселились сначала в Скалах на Роговом Побережье. Там Торвальд умер. Эйрик
женился на Тьодхильд, дочери Йорунда, сына Ульва, и Торбьёрг Корабельная Грудь,
которая была тогда замужем за Торбьёрном из Ястребиной Долины. Женившись, Эйрик
переехал на Юг и стал жить в Эйриковой Усадьбе у Озерного Рога. Сына Эйрика и
Тьодхильд звали Лейв.
После убийства Эйольва Дерьмо и Храфна Драчуна Эйрик был изгнан из Ястребиной
Долины и переехал на запад, на Широкий Фьорд, и поселился в Эйриковой Усадьбе на
Бычьем Острове. Эйрик одолжил скамьевые доски[1] Торгесту с Широкого Двора, но
когда тот стал их с него спрашивать, они не были возвращены. С этого и начались
ссоры и сражения между Эйриком и Торгестом, как рассказывается в саге об
Эйрике[2]. Эйрика поддерживал Стюр, сын Торгрима, а также Эйольв со Свиного
Острова, сыновья Торбранда с Лебединого Фьорда и Торбьёрн, сын Вивиля. А
Торгеста поддерживали Торд Ревун и Торгейр из Долины Реки Хит.
На тинге Мыса Тора Эйрик был объявлен вне закона. Он снарядил в Эйриковом Заливе
корабль для морского плаванья, и, когда отъезжал, Стюр и другие проводили его за
острова. Эйрик сказал им, что хочет искать ту страну, которую видел Гуннбьёрн,
сын Ульва Вороны, когда его отнесло далеко на запад в море и он открыл
Гуннбьёрновы Островки. Он добавил, что вернется к своим друзьям, если найдет эту
страну.
Эйрик вышел в море у Ледника Снежной Горы. Он нашел страну, которую искал, и
подошел к земле у ледника, который он назвал Средним. Теперь он называется Синяя
Рубашка. Оттуда он поплыл на юг вдоль берега, чтобы разведать, можно ли там
селиться. Он провел первую зиму на Эйриковом Острове, это почти в середине
Восточного Поселения. На следующую зиму он поплыл в Эйриков Фьорд и решил там
поселиться. В то лето он плавал в пустынный край на западе и многое назвал там.
Вторую зиму он провел на Островках, у Заслон-Горы, а на третье лето плавал на
самый север, к Снежной Горе, в Храфнов Фьорд, Он считал, что заплыл тогда в
глубь страны дальше, чем заходит вершина Эйрикова Фьорда. Затем он вернулся
назад и провел третью зиму на Эйриковом Острове в устье Эйрикова фьорда.
На следующее лето он поехал в Исландию и подошел к земле в Широком Фьорде. Он
назвал страну, которую открыл, Гренландией, ибо считал, что людям скорее
захочется поехать в страну, если у нее будет хорошее название[3]. Эйрик провел
зиму в Исландии, а на следующее лето поехал, чтобы поселиться в Гренландии. Он
поселился на Крутом Склоне в Эйриковом Фьорде.
Сведущие люди говорят, что в то лето, когда Эйрик переселился в Гренландию,
двадцать пять кораблей отправились туда из Широкого и Городищенского Фьордов, но
доплыли только четырнадцать. Некоторые отнесло назад, некоторые погибли в море.
Это было за пятнадцать зим до того, как христианство стало законом в Исландии. В
то самое лето епископ Фридрек и Торвальд, сын Кодрана, уехали из Исландии[4].
Вот кто поехал тогда с Эйриком и занял землю в Гренландии: Херьольв — в
Херьольвовом Фьорде, он жил на Херьольвовом Мысу; Кетиль — в Кетилевом Фьорде;
Храфн — в Храфновом Фьорде; Сёльви — в Долине Сёльви; Хельги, сын Торбранда, — в
Лебедином Фьорде; Торбьёрн Злой Глаз — в Парусном Фьорде; Эйнар — в Эйнаровом
Фьорде; Хавгрим — в Хавгримовом Фьорде и Озерном Крае; Арнлауг — в Арнлауговом
Фьорде. А некоторые поехали в Западное Поселение.
II
Был человек по имени Херьольв, сын Барда, сына Херьольва. Он был родичем
Ингольва, первого поселенца в Исландии. Ингольв дал Херьольву и его людям землю
между Мысом Дымов и Заливом. Херьольв жил сначала в Дрепстокке. Его жену звали
Торгерд, а сына — Бьярни.
Бьярни подавал большие надежды. Смолоду его тянуло в чужие края. У него были и
деньги, и доброе имя. Он проводил одну зиму в чужих краях, одну — дома у отца.
Вскоре у него был уже свой корабль.
В последнюю зиму, когда Бьярни был в Норвегии, его отец Херьольв переселился в
Гренландию вместе с Эйриком, оставив свой хутор. На корабле Херьольва был один
христианин с Гебридских островов, который сочинил «Песнь о чудо-волне»[5]. В ней
был такой припев:
«Всеблагой отец монахов
Да хранит меня в дороге.
Дома всей земли владыка
Надо мной пусть держит руку».
Херьольв поселился на Херьольвовом Мысу. Он был очень знатный человек.
Эйрик Рыжий жил на Крутом Склоне. Его очень уважали, и все ему подчинялись. У
Эйрика было три сына — Лейв, Торвальд и Торстейн, а дочь его звали Фрейдис. Она
была замужем за человеком по имени Торвард, и жили они в Дворах, где теперь
живет епископ. Она было властная женщина, а он — тихоня. Она была отдана за него
больше ради денег. В то время все в Гренландии были язычниками. Бьярни приехал
на своем корабле в Пески летом того самого года, когда его отец уехал весной из
Исландии. Известие об отъезде отца сильно огорчило Бьярни, и он даже не захотел
разгружать корабль. Тогда его люди спросили, что он собирается делать. Он
ответил, что собирается, как обычно, провести зиму у отца:
— Хочу плыть в Гренландию, если вы согласны сопровождать меня.
Все ответили, что как он решит, так они и сделают. Тогда Бьярни сказал:
— Неразумным сочтут наше плаванье, ведь никто из нас не бывал в Гренландском
море.
Все же, снарядившись, они сразу вышли в море и плыли три дня, пока земля не
скрылась. Тут попутный ветер прекратился, начались северные ветры и туманы, и в
продолжение многих суток они не знали, куда плывут. Затем они снова увидели
солнце и смогли определить стороны света. Они подняли парус и плыли так сутки,
пока не увидели землю. Они стали обсуждать между собой, что это за страна.
Бьярни сказал, что, по его мнению, это не Гренландия. Они спрашивают, не хочет
ли он подойти к этой земле.
Он отвечает:
— Я считаю, что надо плыть вдоль берега.
Они так и сделали. Вскоре они увидели, что страна эта не гористая, но лесистая и
с низкими холмами. Они повернули в открытое море, оставив землю с левого борта.
Проплавав еще двое суток, они снова увидели землю.
У Бьярни спрашивают, не думает ли он, что уж это Гренландия. Но он отвечает,
что, по его мнению, и это не Гренландия:
— Потому что говорят, что в Гренландии огромные ледники.
Вскоре они приблизились к этой земле и увидели, что она плоская и покрыта лесом.
Тут попутный ветер прекратился. Люди Бьярни стали говорить, что надо бы подойти
к берегу. Но Бьярни воспротивился этому. Они говорили, что надо бы запастись
дровами и водой.
— У вас довольно и того и другого, — сказал Бьярни, и они бранили его за это.
Он велел поднять парус. Так и было сделано. Они повернули в открытое море и
плыли с попутным юго-западным ветром трое суток, пока не увидели третью землю.
Эта земля была высокая, гористая, и на ней был ледник. Снова у Бьярни спросили,
не хочет ли он подойти к берегу, но он сказал, что не хочет:
— Потому что в этой земле, как мне кажется, нет ничего хорошего.
На этот раз они не спустили парус, но поплыли вдоль берега и увидели, что это
остров. Они снова повернули в открытое море и поплыли с тем же попутным ветром.
Но ветер крепчал, и Бьярни велел укоротить парус и плыть не быстрее, чем снасти
и корабль могут выдержать. Теперь они плыли четверо суток, пока не увидели
четвертую землю. Снова у Бьярни спросили, не думает ли он, что это Гренландия.
Бьярни отвечает:
— Это всего больше похоже на то, что я слышал о Гренландии. Здесь мы подойдем к
берегу.
Они так и сделали и в сумерки подошли к берегу у какого-то мыса. На нем была
лодка, вытащенная на берег. У этого мыса жил Херьольв, отец Бьярни, почему этот
мыс и называется Херьольвов Мыс.
Бьярни вернулся к своему отцу и больше никуда не ездил и жил у отца, а после его
смерти жил там сам.
III
Случилось дальше, что Бьярни, сын Херьольва, приехал из Гренландии в Норвегию к
Эйрику ярлу[6]. Тот его хорошо принял. Бьярни рассказал о своем плаванье и о
странах, берега которых он видел, и люди нашли, что он не очень-то любознателен,
раз не может ничего рассказать про сами эти страны, и его порицали. Бьярни стал
дружинником ярла и на следующее лето вернулся в Гренландию.
Много было тогда разговоров о поисках новых стран. Лейв, сын Эйрика Рыжего с
Крутого Склона, поехал к Бьярни, сыну Херьольва, купил у него корабль и набрал
себе людей, всего тридцать пять человек.
Лейв просил своего отца Эйрика быть предводителем похода, а Эйрик отговаривался,
ссылаясь на то, что он уже стар и не так вынослив, как прежде. Но Лейв сказал,
что у Эйрика все равно больше удачи, чем у любого из его родичей. И в конце
концов Эйрик уступил настояниям Лейва.
Когда сборы были закончены, Эйрик сел на коня и поехал к кораблю. Ехать было
недалеко. Но вдруг конь споткнулся, и Эйрик упал[7] и повредил себе ногу. Эйрик
сказал:
— Не суждено мне открыть другие страны, кроме той, в которой мы живем. Видно,
разошлись наши пути.
Эйрик вернулся на Крутой Склон, а Лейв отправился на корабль, и с ним его
товарищи, числом тридцать пять. Среди них был один южанин[8], звали его Тюркир.
Они стали снаряжать свой корабль и, когда все было готово, вышли в море. Они
открыли ту страну первой, которую Бьярни открыл последней. Они подошли к берегу
и бросили якорь. Затем они спустили лодку и высадились на берег. Травы нигде не
было. Вдали виднелись большие ледники, а между ледниками и морем все сплошь
было, как каменная плита. Они решили, что в этой стране нет ничего хорошего.
Лейв сказал:
— Мы хоть побывали в этой стране, не то что Бьярни, который даже не сошел на
берег. Я дам стране название, пусть она зовется Страной Каменных Плит.
Они вернулись на корабль и вышли в море, и открыли вторую страну. Они подходят к
берегу и бросают якорь, затем спускают лодку и высаживаются. Эта страна была
плоская и покрыта лесом. Всюду по берегу был белый песок, и берег отлого
спускался к воде.
Лейв сказал:
— Надо назвать эту страну по тому, что в ней есть хорошего. Пусть она зовется
Лесная Страна.
Они поспешили назад на корабль и поплыли оттуда с северовосточным ветром, и были
в открытом море двое суток, пока не увидели землю. Они направились к ней и
подошли к острову, который лежал к северу от нее. Они высадились и осмотрелись.
Погода была хорошая. Они увидали, что трава покрыта росой. И когда они касались
росы руками, а потом подносили руки ко рту, им казалось, что они никогда не
пробовали ничего слаще этой росы. Затем они вернулись на корабль и вошли в
пролив между островом и мысом, протянувшимся на север.
Они направились на запад, огибая мыс. Там была большая мель, и в отлив корабль
сел на эту мель, так что море оказалось далеко. Но им так хотелось поскорее
высадиться, что они не стали ждать, пока корабль снова окажется на воде, и
побежали к берегу, туда, где из озера вытекала река. А когда корабль их снова
оказался на воде, они сели в лодку, подплыли к нему и завели его в реку, а затем
в озеро. Там они бросили якорь, снесли на берег спальные мешки и сделали себе
землянки. Но потом они решили зазимовать там и построили себе большие дома.
И в реке, и в озере водилось вдоволь лосося, да такого крупного, какого они
раньше и не видывали. Край был столь благодатный, как они скоро увидели, что
даже не надо было запасать корм скоту: морозов зимой не бывало, и трава почти не
вянула. Дни здесь не так различались по длине, как в Гренландии или Исландии. В
самое темное время года солнце стояло в небе в четверть дня после полудня и за
четверть дня до него[9].
Когда они построили себе дома, Лейв сказал своим спутникам:
— Я хочу, чтобы мы разделились и разведали край. Пусть поочередно половина из
нас остается дома, а другие разведывают край, но пусть далеко не заходят, к
вечеру возвращаются и держатся вместе.
Так они некоторое время и делали, а Лейв то оставался дома, то ходил с другими
на разведку.
Лейв был рослый, сильный и видный. Он был человек умный и сдержанный.
IV
Случилось как-то вечером, что пропал один человек. Это был Тюркир-южанин. Лейв
был очень огорчен, так как Тюркир долго жил у них в семье и очень любил Лейва,
когда тот был еще ребенком. Лейв выбранил спутников Тюркира и отправился его
искать, взяв с собой двенадцать человек.
Но только что они отошли от домов, как Тюркир сам идет им навстречу. Они ему
очень обрадовались. Лейв сразу увидел, что Тюркир, его воспитатель, очень весел.
