Северная Русь в1200—1223 годах

Суздальская земля

В начале XIII века 46-летний великий князь владимирский Всеволод III находился в высшей точке своего жизненного пути. Шестеро из восьми его сыновей были еще живы: Константин (15 лет), Юрий (12), Ярослав (10), Владимир (7), Святослав (4) и Иван (2) '. Его власть распространялась на всю Владимиро-Суздальскую землю. Как было видно из предыдущей главы, в течение последних двенад­цати лет жизни (1200—1212) он занимал положение первого среди равных (primus inter pares) по отношению ко всем многочисленным потомкам Владимира Мономаха и Олега Черниговского, другими словами, все признавали его верховным повелителем. В Рязани он держал под строжайшим надзором дальних родичей Ольговичей, решительно вмешиваясь в их дела и не подпуская Ольговичей близко к их двоюродным братьям и западным соседям в Чернигове. Так или иначе, ему удавалось поддерживать достаточно шаткое рав­новесие между враждующими группировками на юге и юго-западе Руси: между правившим в Волынской и Галицкой землях Романом, могущественными Ростиславичами из Смоленска и потенциально опасными Ольговичами. Широко применяя свое искусство стал­кивать князей между собой, Всеволод III никогда не допускал чрезмерного сосредоточения власти в одних руках. В этом его можно сравнить с великими ханами Золотой Орды начала XIV века, которые искусно поддерживали равновесие сил между Москвой, Тверью и Литвой. Межкняжеская политика Всеволода III потерпела только Две неудачи в последние годы его жизни: в 1206 году его сын Ярослав был принужден оставить Южный Переяславль, который он держал с 1200 года, это самое южное из всех княжеств прежнего Киевского государства, в пользу Ольговичей и позднее Ростиславичей; более серьезной неудачей была потеря Новгорода зимой 1208/09 года, когда Мстислав Удалой захватил город для Ростиславичей.

Два последних года жизни Всеволода не были омрачены территориальными потерями. Его сыновья, воспитанные в духе глубокого уважения и повиновения отцу и никогда не отказывавшие в военной помощи, не доставляли Всеволоду поводов для беспокойства. Но беда, разразившаяся после его смерти,— братоубийственная война между его сыновьями — забрезжила уже в 1212 году.

До этого времени только старший сын Константин получил свою вотчину в Суздальской земле (1208 год): «Ростов и инех 5 (неназванных) городов да ему» ². В 1211 году, однако, Всеволод, чувствуя что конец близок, и, может быть, понимая, что сыновья просто ждут его смерти, чтобы развязать междоусобную войну, соперничая в кровопролитии со своими многочисленными предками, попытался предотвратить надвигавшийся хаос. Он определил судьбу двух своих старших сыновей так: после его смерти Константин должен был княжить во Владимире, а Юрий получал Ростов ³ и, вероятно, пять других городов, прежде принадлежавших Константину. Это было, по-видимому, совершенно справедливое решение, но Константин, который к этому времени уже прочно обосновался в Ростове, вына­шивал другие планы: его целью было иметь лучшее в каждом из двух миров и быть великим князем не во Владимире, а в своем север­ном городе и в то же время присоединить Владимир к Ростову в ка­честве собственного семейного владения. Дважды Всеволод посылал за ним, но Константин не уступил. В конце концов Всеволод созвал во Владимире собор (явившийся, видимо, предтечей великих земских соборов XVI и XVII веков) — собор, представлявший все сословия«...всех бояр своих с городов и с волостей, епископа Иоана ростовского и владимирского], и игумены, и попы, и купце, и дворяны, и вси люди». На соборе он пожаловал Владимир своему второму сыну Юрию, «приказа же ему и братию свою», другими словами, даровал ему великое княжество и старейшинство в роду. Третий сын, Ярослав, получил третий по важности район Суздальской земли — Северный Переславль. Рассказ современника о соборе⁴ — исключенный из суздальской Лаврентьевской летописи, которая в то время защищала интересы Константина, в связи с чем ее суще­ственно отредактировали в Ростове,— заканчивается традиционным и ярким выражением гнева Константина: «...слышев то и вздвиже брьви собе с гневом на братию свою, паче же на Георгиа [Юрия]» 13 апреля 1212 года Всеволод III умер. Ему был посвящен длин­ный, но совершенно безликий некролог в местной летописи, перепол­ненный напыщенными клишированными восхвалениями ⁵. Все его сыновья, исключая Константина, почтительно прибыли на похороны во Владимир. Не успели Всеволода похоронить, как начались, как и следовало ожидать, братоубийственные раздоры. Описания этого первого столкновения между братьями различаются в зависимости от происхождения источника: верная Константину Лаврентьевская летопись обходит это событие полным молчанием, упоминая только мирный исход; фрагменты владимирской летописи, сохранившиеся в своде конца XV века ⁶ и явно отражающие какие-то части личной летописи великого князя Юрия, сообщают точку зрения Юрия и Ярослава; то же самое, но более подробно изложенное мы находим в семейной летописи последнего, то есть в летописи ПереславлЯ Суздальского. Итак, факты показывают, что ничего значительного не произошло, что события 1212 года были всего лишь прелюдией к будущей войне. Константин начал собирать войско вместе со своим братом Святославом, который «разгневался... на Юрия» ⁷, поскольку' несомненно, считал, что последний несправедливо распределил

между братьями; а Юрий и Ярослав, заключив двусторонний договор, нпрравленный против Константина, пошли на Ростов. Согласно небеспристрастной летописи Переславля Суздальского, Юрий начал переговоры, великодушно предложив обменять Владимир на Ростов. Не стоит и говорить, что от этого предложения Константин наотрез отказался, потребовав Владимир для себя, ростов для своего сына и предложив Юрию удовлетвориться Суздалем ⁸- Но «бе бо грязка велми (поскольку было очень грязно)», как сообщает летописец, а скорее всего потому, что ни одна из сторон не хотела рисковать, не будучи уверенной в победе, боев было очень мало, и после четырех недель бессмысленных колебаний было заклю­чено перемирие ⁹.

Положение, однако, оставалось неясным. Владимир и Святослав еще более запутали его, сменив в 1213 году союзников. Владимир был неудовлетворен тем, что Юрий отдал ему всего лишь Юрьев Польский, полагая, что как четвертый сын великого князя он вправе получить лучшую вотчину, скажем, Суздаль. Обиженный и раз­гневанный, Владимир перебежал к Константину, который, пытаясь закрепиться в юго-западной части владений Юрия, послал Вла­димира захватить Москву ¹⁰. Тем временем Святослав снова пере­бежал, на этот раз от Константина к Юрию, который отдал ему за его хлопоты теперь уже пустующий Юрьев Польский ". Но Владимир и Святослав были мелкой рыбешкой, они всего лишь мутили воду, и их маневры не оказывали влияния на общее соотношение сил. Пребывая в счастливом возрасте юности, они не знали толком невзгод междоусобной войны и почти не имели времени для создания боеспособных дружин. А вот Константин, который не мог смириться с потерей старейшинства в роду, территории и власти, опирался на поддержку всех северных суздальских земель.

Второе столкновение между двумя братьями произошло в 1213 го­ду. Сразу нужно сказать, что оно не привело ни к каким определен­ным результатам и оказалось пустой тратой сил. На этот раз инициа­тива исходила от Константина, по крайней мере, он выступил пер­вым, как сообщают настроенные против него источники. Однако никто из братьев, по-видимому, не был способен предпринять реши­тельные действия, которые могли бы положить конец этому мучитель­ному спору. Константин направил свой удар на Костромскую землю, входившую во владения Юрия ^|2, а его новый союзник Владимир, Двинувшись на север от Москвы, предпринял неудачную попытку захватить Дмитров (один из городов Ярослава), от стен которого был вынужден позорно бежать обратно в Москву ¹³. Юрий и Ярослав, наконец, сделали решительный шаг, выступив на Ростов. Но опять обе стороны не проявили энтузиазма, когда дело дошло до необходи­мости вступить в бой, и три брата снова согласились на перемирие. Даже Владимир, сидевший в Москве под замком у Юрия, был выпущен на волю. Юрий отослал его в удаленный Южный Переяславль, где тот находился в безопасности некоторое время ¹⁴.

Так что положение в конце 1213 года оставалось в основном таким же, как и прежде. Три года держалось странное, неестественное затишье. Все было спокойно, во всяком случае на поверх-

ности. Летописцы Владимира и Ростова, всегда готовые встать на защиту каждый своего господина или обвинить противника в разжигании «дьявольского раздора», не упоминают о каких-либо враждебных действиях со стороны сыновей Всеволода ¹⁵ Это странное нежелание разрешить кризис силой можно на этот раз объяснить последствиями страшного пожара во Владимире в 1213 году (сгорело 200 домов и 4 церкви) и опустошительного голода, поразившего Суздальскую землю в том же году ¹⁶. Но это затишье также свидетельствует о том, что обе стороны энер­гично копили силы и готовились к надвигавшемуся неизбежному и кровопролитному столкновению

В 1216 году произошла третья, и последняя, стычка между Константином и его братьями. На этот раз разразилась настоящая война, осложненная участием внешних сил: на стороне Константина были Ростиславичи и новгородцы, а Юрию, Ярославу и Свя­тославу помогали дружины из Мурома и жители половецкого порубежья, которых называли бродники (см. прим 22 к гл. 4) Весь ход сражений и сложных переговоров между двумя сторонами был тщательно описан (по всей видимости, непосредственным участником) в длинном, подробном рассказе, созданном в Смо­ленске ¹⁷.

Начало войне положило не прямое столкновение братьев, а косвенный повод, почти случайность, происшедшая в Новгороде Ну, а затем одно событие повлекло за собой другое. Как будет видно далее, первый шаг фактически был сделан одним из Ростиславичей, горячим Мстиславом Мстиславичем. Он только что снова занял новгородский стол после разведочного похода в Галицкую землю и тут же столкнулся с опасностью в лице своего зятя Ярослава. Ярослав после недолгого пребывания в новгородских княжеских палатах во время отсутствия Мстислава не только начал преследование некоторых сторонников Мстислава, но и захватил новгородские заставы Торжок и Волок Ламский, отрезал город от источников снабжения и арестовал столько новгородских куп­цов в Торжке, сколько смог. Война между ним и Мстиславом была неизбежна. В первую очередь Мстислав хотел выбить Яросла­ва из Торжка и принудить его освободить захваченных залож­ников. Поначалу соперники ограничивались стычками на границах Новгородского, Смоленского княжеств и Суздальской земли. Но мало-помалу разрозненные отряды каждой из сторон объеди­нялись, их численность возрастала благодаря прибывающему по­полнению: Ярослав соединился с превосходящими силами своего брата Юрия, а Мстислав не только призвал на помощь своих родичей (брата Владимира, в то время княжившего во Пскове, двоюродного брата Владимира Рюриковича из Смоленска и Все­волода, сына киевского князя Мстислава Романовича), но и, пола­гаясь на силу братской «любви», предусмотрительно сообщил Константину о положении дел на западных границах Суздальской земли.

В конце концов два враждующих войска сошлись лицом к лицу на реке Липице в районе Юрьева Польского Как это часто

бывало перед крупными битвами, были сделаны попытки избежать сражения и уладить дело миром. Инициатива исходила, как сообщается в источниках, каждый из которых был на стороне ростиславичей, от Константина и его союзников. Снова и снова подчеркивалось, что союзники находятся в ссоре не столько с Юрием, сколько с Ярославом, и постоянно выдвигалось требова­ние, чтобы Ярослав освободил новгородских заложников и отвел свои силы из Волока Ламского. Когда эти требования были презри­тельно отвергнуты и Юрием, и Ярославом, вновь встал вопрос о перераспределении земель. «Мы есмя племенници себе,— сказал, как сообщается, посланник Константина,— а дадим стареишиньство князю Константину А посадите и его [на престол] в Влади­мир, а вам [будет отдана] земля Суздальская вся [остальная]» ¹⁸. И вновь попытки примирения были отвергнуты.

Перед началом битвы Юрий и Ярослав, полностью уверенные в победе, договорились между собой о будущем разделе Руси. Несмотря на тенденциозный характер летописных сообщений, нет оснований сомневаться в достоверности данного эпизода ¹⁹, так как автор явно указывает, что копию договора, подписанную и принятую князьями, «взяша смолняне по победе в станех Ярославлих и даша своим [смоленским] князем». По этому соглашению Юрий получил бы Владимирскую землю и Ростовскую, Ярослав — Новгород, Святослав — Смоленск. Киев должен был отойти «черниговь-скым князем»²⁰, а Галицкая земля — поделена между Юрием и Ярославом ²¹. Не стоит и говорить, что Ростиславичи остались бы с пустыми руками.

Решающая битва состоялась 21 апреля. Она закончилась пол­ной победой Константина и его союзников, и это неудивительно. Трудно оценить численность сражавшихся или убитых из-за силь­ных преувеличений в свидетельствах источников, что в целом ха­рактерно для описаний сражений в средневековой Руси. По смо­ленским оценкам,— это единственное раннее описание, в котором приводятся конкретные цифры,— Юрий и Ярослав потеряли 9233 человека убитыми и 60 — пленными, а потери Константина и Ростиславичей составили 6 человек (5 убитых новгородцев и 1 смо­ленский воин) ²². Даже если сделать скидку на преувеличения, это был, без сомнения, жаркий бой: в отрядах Юрия и Ярослава было тридцать стягов и сотня «труб и бубнов»²³, и все были захвачены противником. Юрий и Ярослав бежали: Юрий — во Владимир («на четвертом коне, а трех удушил (загнал), в первой сорочици (нательной рубашке)», Ярослав, еще более стремительно, в Переславль («на пятом коне, а четыре удушил»).

Положение во Владимире было безнадежным. Юрий пытался вновь собрать в боевые порядки тех немногих ратников своего войска, кому удалось спастись и добраться до столицы, «ин ранен, а ин наг», но было очевидно, что сопротивление более невозможно, и, когда новгородские и смоленские дружины подошли к Вла­димиру и подожгли его, Юрий сдался. Мстислав дал ему во вла­дение, что фактически означало изгнание, Городец Радилов, расположенный в самом восточном течении Волги на суздальской

территории. А что касается Ярослава, изображенного в новгород­ских и смоленских источниках негодяем из негодяев, то первое, что он сделал по прибытии в Переславль, так это согнал всех новгородских и смоленских купцов, которых смог найти, и бросил их в застенки. Часть новгородцев (150 человек) Ярослав «повеле затворити в тесне избе», и они погибли от удушья. Смоленцев, 15 человек, держали в другом месте, и им удалось выжить²⁴ Когда союзники приблизились к Переславлю, Ярослав послал гон­цов к Константину, умоляя того не выдавать его тестю. Но все обошлось благополучно. Ярослав осыпал подарками союзных кня­зей, и ему было позволено остаться в Переславле, однако только после того, как Мстислав освободил свою дочь, оставшихся в живых новгородцев, а также тех, кто против него воевал в войске Ярослава ²⁵.

Война окончилась. Мстислав вернулся в Новгород, а его брат Владимир — в Псков. Константин стал во Владимире великим кня­зем и провел последние два года жизни между столицей и Росто­вом. Ярослав, напрасно моливший о возвращении ему жены, сми­рился с вынужденным политическим бездействием в Переславле Что касается Юрия, то он явно не собирался долго прозябать в своем дальнем изгнании и искал способы, как победить своего старшего брата. Военное соперничество исключалось ввиду союза Константина с Ростиславичами, а Юрий не мог надеяться на помощь Ярослава. Однако у него была припасена козырная карта: Симон, епископ суздальский и владимирский, последовал за ним в изгна­ние, оставив незамещенной кафедру столичной церкви ²⁶. И Кон­стантину ничего не оставалось делать, как помириться с Юрием Условия соглашения, достигнутого в 1217 году между двумя братья­ми, очевидно, были таковы: после смерти Константина Юрий вновь принимал титул великого князя, а до той поры он должен был княжить в Суздале ²⁷. В это же время Константин назначил двух своих сыновей Василька и Всеволода соответственно в Ростов и Ярославль, вверяя их после своей смерти «Богу и пречистей его Матери и [своему] брату...» Юрию ²⁸.

Юрию не пришлось долго ждать в Суздале. 2 февраля 1218 года, пять месяцев спустя после заключения договора с Юрием, Константин умер во Владимире. Его личный ростовский летописец сочинил длинный некролог, за которым следовало традиционное описание оплакивания смерти Константина народом и всеми его братьями, а затем рассказ о похоронах ²⁹. Текст этот в точности соответствовал традициям средневековых панегириков, о самом человеке из него узнать ничего невозможно: все слова о его добро­детелях — скромности, милосердии, благочестии, любви к духо­венству и т. д., не более чем штампы, за исключением того, что он «многы церкви созда», украсив их иконами и «исполняя кни­гами», и что он «часто бо чтяше [святые] книги» ³⁰. А что ка­сается скорбящих, то не стоит слишком доверять описанию опла­кивания Константина его братьями («плакаша по нем плачем вель им, акы по отци и по брате любимей, понеже вси имяхуть и (его) в отца место... бе бо в них любы паче меры» (!), но интересно

отметить, что у этого летописца бояре оплакивают князя «яко заступника земли их», а слуги — как своего «кормителя и господина»).

Юрий принял великое княжение во второй раз и обосновался во Владимире. Он княжил там вплоть до своей гибели в 1238 году в битве на реке Сить. Первые пять лет его правления — до первого татарского нашествия в 1223 году — были спокойными, неомраченными братоубийственной войной. Его братья и племянники жили с ним в мире и повиновались ему. Ярослав не проявлял признаков недовольства своим княжением в Переславле Суздальском и занял Новгород по повелению Юрия, когда сын последнего бежал из города в 1223 году (см. прим. 78). Владимир, которому в 1217 году удалось спастись от половцев (либо же он был отпущен ими) ³¹, получил маленький район Стародуба на Клязьме к востоку от Владимира, где жил тихо и мирно до своей смерти в 1228 году. Ярослав княжил в Юрьеве Польском, полученном от Юрия в 1213 году. Два старших сына Константина правили в Ростове и Ярославле. Новгород, как будет показано ниже, вернулся под власть суздальских князей в 1221 году, сбросив последнего из Ростиславичей. Что касается юга Руси, то в летописях не упоми­нается ни о каких столкновениях, ни даже о каких-либо контактах с Ростиславичами за пять лет — с 1218 по 1223 год.

Главная проблема Юрия в период его правления была связана с Волжской Булгарией. С начала XIII века между булгарами и Суздальской землей контактов практически не было. В
летописях сообщается только об успешном походе дружины Всеволода III против волжских и камских булгар в 1205 году³²,
о нападении булгар на Рязань в 1209 году и об ответном нападении, предпринятом Всеволодом на следующий год³³. Однако в
1218 году булгары захватили самые северо-восточные владения
ростовского князя — Устюг на реке Сухоне,— а затем продвинулись
на юг по течению Унжи вплоть до города Унжи ³⁴. Хотя им не
удалось захватить Унжу, а Устюг был вскоре возвращен ростов­
скому князю Васильку, нельзя было игнорировать опасность, исхо­дящую от булгар. До этого времени их походы были нацелены
в основном на Рязань и Муром. Теперь под угрозой оказалась
и суздальская территория. Юрий предпринял решительные шаги,
чтобы отбить у булгар охоту к дальнейшим нападениям. В 1220 году
он собрал большую дружину. К войску, посланному под началом
Святослава из Юрьева Польского, присоединились отряды из Переславля, Ростова, Устюга и Мурома. Большая часть войска собра­лась в месте слияния Волги и Оки и поплыла вниз, к Ошелю,
на земли булгар. Город был взят 15 июня, отряды булгар были
разгромлены, и многие районы в нижнем течении Камы были опусто­шены ростовскими и устюжскими дружинами. Поход был столь
успешен, что зимой того же года булгары послали к Юрию три
посольства с просьбами о мире Но Юрий собирался совершить
еще один поход вниз по Волге, и только третье посольство бул­гар, встретившее его в Городце Радилове, разжалобило князя-
победителя. Юрий заключил мир на условиях, «яко же было при

отци его Всеволоде и при деде его Георгии [Юрии]»³⁵. Чтобы закрепить свой успех и в дальнейшем обезопасить восточные границы от любых нападений, Юрий в 1221 году основал Нижний Новгород у слияния Волги и Оки ³⁶.

С тех пор булгары больше не совершали набегов на Рязань, Муром и Суздальскую землю, а в 1229 году, когда возникла угроза татарского нападения на земли булгар, они заключили с Юрием еще один мирный договор, длившийся на этот раз шесть лет Состоялся не только обмен пленными, но, когда на северо-востоке Руси из-за плохого урожая ржи начался голод, булгары пришли на помощь, отправив зерно по Волге и Оке ³⁷. После этого русские больше почти ничего не слышали о булгарах, пока наконец до них не дошла весть о захвате татарами в 1236 году города Булгар.

Новгород

Бурные события на юге, юго-западе и северо-востоке Руси в первой четверти XIII века не могли не отразиться на истории Новгорода. Как было видно из главы 1, во второй половине XII века три ведущих княжеских рода: суздальские князья, Ростиславичи из Смоленска и Ольговичи из Чернигова — соперничали между собой за управление Новгородом, а различные боярские группировки в городе поддерживали тот или иной род. Эта борьба продолжа­лась и в первой четверти XIII века, хотя теперь Ольговичам при всех их тогдашних успехах на юге уже не удавалось ставить своих князей в Новгород. С начала столетия и до 1224 года пре­тендентов на престол было двое: с одной стороны, родичи Всево­лода, которых поддерживали, в основном, представители бояр с Прусской улицы (т. е с Загородского и Людина концов), а, с дру­гой,— Ростиславичи, которых поддерживали бояре с Неревского конца и с Торговой стороны (главным образом, со Славенского конца).

1 января 1200 года трехлетний сын Всеволода III Святослав прибыл в Новгород, чтобы сменить на престоле Ярослава Владимировича, свояка Всеволода ³⁸, княжившего там с перерывами в общей сложности восемнадцать лет, не принесших ему, надо сказать, популярности у новгородцев. Большую часть правления ему мешал буйный антисуздальски настроенный посадник Мирошка Нездинич.

Пять лет пребывания (трудно назвать это «правлением») Святослава в Новгороде были тихими, внешне спокойными, и, что любопытно, города не коснулись значительные события, происхо­дившие на юге и юго-востоке Руси. Были, правда, вторжения на новгородскую территорию: литовское с запада в 1200 году и швед­ское с северо-запада в 1201 году ³⁹,— но они были успешно отбиты без серьезных потерь. Однако спокойствие было кажущимся Хотя после смерти Мирошки в 1203 году его сменил просуздальски настроенный посадник Михалко Степанович (который, без сомнения, защищал интересы малолетнего князя), у Всеволода III

были основания тревожиться за судьбу Новгорода. Понимая, что для управления развитием событий на юге Руси суздальским силам рано или поздно потребуется помощь дружин с северо-запада и что в случае серьезной войны понадобится кто-то более авто­ритетный, чем маленький мальчик, символически представлявший великого князя, Всеволод III отозвал Святослава и в марте 1205 года заменил его своим старшим сыном 19-летним Константином⁴⁰. Новгородцы ответили на это назначением антисуздальски настроен­ного посадника Дмитра Мирошкинича ⁴¹.

Сочетание сильного суздальского князя в Новгороде ч представителя антисуздальских сил, занимавшего высшую исполнитель­ную должность, предвещало беду. Она случилась через два года. Новгородская летопись, с массой недоговоренностей и туманных оборотов в описании событий 1207—1208 годов, тем не менее ясно показывает, насколько тесно вопрос о том, какой княжеский род должен давать Новгороду правителя, был связан с преврат­ностями внутренней борьбы между боярскими группировками. Оче­видно, у Константина не все ладилось, и в марте 1207 года Всево­лод посылает в Новгород Лазаря. Названный летописцем «челове­ком Всеволода» («Всеволожь муж»), он должен был, по всей видимости, спровоцировать волнения против посадника ⁴². Если за­дача Лазаря состояла действительно в этом, то, как показали дальнейшие события, он с ней блестяще справился.

В конце лета 1207 года Всеволод III приказал Константину присоединиться к нему в крупном карательном походе против Чернигова — походе, обрушившемся, как мы уже говорили, на Ря­зань. Константин собрал, по-видимому, огромное войско, в которое вошли дружины из Новгорода, Пскова, Ладоги и Торжка ⁴³. С ним пошел и посадник Дмитр. После падения Пронска в октябре Всеволод послал новгородских дружинников домой, щедро награ­див их за участие в походе и пожаловав им «волю свою» — но не выбирать себе князя, а решать противоречия между боярами без княжеского участия и предпринимать любые ответные действия, которые вече сочтет необходимым, против Дмитра Мирошкинича и его семьи ⁴⁴. «Кто вы добр, того любите, злых казните»,— загадочно сказал он на прощание⁴⁵. Этот призыв к насилию был подхвачен с рвением. Константин и Дмитр, раненный при взятии Пронска, а также семь «старших людей» («вятших муж»), вероятно, политических сторонников Дмитра, вернулись с Всеволодом во Владимир. Новгородцы оказались без князя и без посадника.

Всеволод добился своего: он и Константин привлекли новго­родскую дружину на свою сторону, во всяком случае, большую ее часть. Как только дружинники вернулись домой, они созвали вече (ноябрь 1207 года) «на посадника Дмитра и на братью evo», на котором стали подбивать людей требовать возмещения Убытков, вызванных, по всей видимости, строгими фискальными мерами Дмитра⁴⁶. Толпа взбунтовалась в характерном для новгородцев стиле, грабя и поджигая дома и имения Дмитра и его семьи, угоняя их холопов и захватывая их собственность. А когда тело Дмитра, умершего во Владимире от ран, было доставлено

в город, они попытались поглумиться над покойником и бросить его в Волхов, и только архиепископ сумел их остановить⁴⁷.

Всеволод III был настолько убежден в верности Новгорода, что, как только узнал о назначении посадником сына Михалки Степановича, просуздальски настроенного Твердислава ⁴⁸, сразу снова послал туда на княжение своего достигшего уже 11-летнего возраста сына Святослава. Святослав прибыл в Новгород 9 февра­ля 1208 года. Последовала новая волна арестов родственников и сторонников Дмитра — их отправили во Владимир, чтобы с ними разбирался сам великий князь. Выходило, что просуздальски настроенная часть бояр одержала верх, и правление Святослава обещало быть мирным. Но в своих расчетах Всеволод не принял во внимание Ростиславичей и остатки антисуздальски настроенной боярской группировки. Несмотря на все меры против после­дователей и родственников Дмитра, бояре с Неревского и Славенского концов, т. е. сторонники Дмитра и противники Твердисла­ва и просуздальски настроенная часть бояр, сохраняли влияние и не прекращали борьбы. Более того, вскоре на северо-западе появился новый могущественный, легкий на подъем, с богатым воображением Ростиславич, на долгие годы положивший конец планам Всеволода управлять Новгородом.

Мстислав Мстиславич, известный современникам под именем Удалой, родился, очевидно, незадолго до 1176 года. Его отцом был Мстислав Ростиславич Храбрый. О его молодых годах известно только, что в 1193 году Мстислав правил городом-крепостью Тре-полем на Днепре в Киевском княжестве. В 1207 году он был поставлен в южную заставу Торческ на реке Рось, откуда был выбит во время победного похода Всеволода Чермного на Киев. Мстислав бежал в Смоленское княжество, где занял самый север­ный город княжества — Торопец. Район Торопца был идеальным плацдармом для нападения на Новгород.

Расчет Мстислава был точен. Пока Всеволод III и его сыновья были заняты во втором карательном походе против Рязани в конце 1208 года, он вторгся на Новгородскую землю. Мстислав захватил восточную заставу Торжок, наиболее важное из новгородских владений и ключевую крепость рядом с границами Суздальской земли. Там он арестовал представителей Святослава и местного по­садника и отправил в Новгород следующее послание: «Кланяяся святей Софии (соборная церковь Новгорода) и гробу отця моего и всем новогородьцем⁴⁹; пришел есмь к вам, слышав насилье от князь, и жаль ми своея отцины». Послание, несомненно, адресовалось противникам суздальского правления, а под «насилием» подразумевались меры, предпринятые против семьи Дмитра и под­держивавших Ростиславичей бояр. Послание имело немедленный успех. Твердислав не смог спасти своего покровителя. Новгородцы пригласили Мстислава «и посадиша и его на столе отци». Святослав был быстро арестован и заключен на архиепископском дворе⁵⁰.

Ответ Всеволода последовал незамедлительно, что навряд ли явилось неожиданностью для Мстислава: все новгородские купцы были схвачены, их товары конфискованы ⁵¹. Таким образом, каж-

дая сторона имела козырную карту. Положение сложилось безвыходное, разве что Мстислава, военную доблесть которого еще пред­стояло проверить, можно было попытаться выбить силой. И Все­волод, и Мстислав провели демонстрацию силы в начале 1209 года. Всеволод послал войско под началом Константина в Тверь, расположенную к востоку от Торжка, но на суздальской стороне от гра­ницы; Мстислав прошел на восток, по-видимому, со своей дружи­ной и взяв с собой столько войска, сколько удалось собрать его сторонникам в Новгороде. Однако дело ограничилось бряцанием оружия: каждая сторона теряла слишком многое в случае поражения, чтобы идти на риск вооруженного столкновения. В резуль­тате было достигнуто соглашение: Святослав был отослан назад к отцу, а захваченные купцы отпущены ⁵².

Теперь Мстислав Мстиславич прочно обосновался в Новгороде и мог, наконец, вздохнуть свободно. Еще до конца 1209 года он занялся укреплением южных и восточных границ Новгородской земли, усилив Великие Луки на юге как заставу против участившихся литовских нападений и лично наблюдая за возведением оборонительных сооружений в Торжке ⁵³; поставил вместо Твердислава своего человека, Дмитра Якунича⁵⁴. Мстислав безнаказанно игнорировал доставленное ему Константином послание Всево­лода III, содержавшее угрожающее утверждение господства и старейшинства великого князя («ты ми еси сын, а яз тебе отец») ⁵⁵. Ни опустошительный пожар 1209 года, случившийся во время отсутствия Мстислава и уничтоживший 4300 домов и 15 церквей⁵⁶ (не исключено, что это было делом рук поджигателей из просуз-дальского лагеря), ни пожар 1217 года, в котором сгорело еще 15 церквей ⁵⁷, не могли подорвать власти Мстислава.

Девять лет твердой и искусной рукой он управлял новгородскими делами. В течение этого времени зафиксированы только два набега на Новгородскую землю с запада, тогда как Мстислав или его родичи постоянно били западных соседей Новгорода — чудь (эстонцев): было предпринято по крайней мере пять похо­дов ⁵⁸, некоторые из них — относительно небольшие с целью захвата пленных, лошадей и скота или наложения дани на местное население, другие — более значительные, доходившие до Воробьина («castrum Warbole» в хронике Генриха Ливонского) в Северной Эстонии (42,5 км на юго-запад от Ревеля) (1212 год) и до Риги на западе (август 1216 года). Итак, можно сделать вывод, что конечной целью западной политики Мстислава было не создание в Эстонии застав, не обращение эстонцев в христианство, не расши­рение территории Новгорода и Пскова на запад, а стремление сдержать чудь, отбить у нее охоту к нападениям на Новгородскую землю, поддержать систему обложения данью, действовавшую с середины XII века ⁵⁹, а самое главное, создать что-то вроде дамбы против постоянно вторгавшихся сил Немецкого ордена.

Псков находился под неусыпным надзором Ростиславичей: с 1208 года и, по крайней мере, до их окончательного ухода из Новгорода в 1221 году в Пскове всегда находился кто-нибудь из близких родственников Мстислава — большую часть времени

это был его брат Владимир, которому, видимо, даже удалось стать свидетелем взятия Новгорода в 1221 году владимирским князем Юрием ⁶¹. Что касается самого Новгорода, то, как только Мстислав оставил город зимой 1214/15 года, чтобы произвести разведку в Галицкой земле, оппозиция воспользовалась его отсутствием и под лозунгом, который Мстислав якобы сам провозгласил перед отъездом — «вы вольни въ князехъ»,— послала за суздальским князем Ярославом, третьим сыном Всеволода и зятем Мстисла­ва ⁶³. Но это первое пребывание Ярослава в Новгороде было не­долгим. Он, как мог, преследовал сторонников Мстислава, но сопро­тивление его правлению было слишком сильным, и, услышав, что возвратившийся из Галицкой земли Мстислав собирает в Смо­ленске войско⁶⁴, Ярослав отъехал в Торжок. Оттуда он стал предпринимать враждебные действия против Новгорода: после неурожая во всех новгородских районах, кроме Торжка, он, подав пример многим будущим завоевателям Новгорода в XIV и XV веках, перекрыл жизненно важный поток продовольствия в город с восто­ка, заблокировав реку Тверцу. Послы из Новгорода, умолявшие его вернуться и снять блокаду, были в полном составе аресто­ваны, как и многочисленные новгородские купцы, оказавшиеся в то время в Торжке⁶⁵. Дружина, посланная из Суздальской земли в подкрепление Ярославу, совершила набег на Торопец ⁶⁶. Путь для возвращения в Новгород был Мстиславу открыт. 11 февраля он вернулся в находившийся в тяжелом положении город, арестовал там назначенного Ярославом в Новгород правителя и приказал своему зятю отпустить всех захваченных новгородцев и оставить Торжок, но, получив отказ, 1 марта 1216 года двинулся с новгородским войском на восток. Через два месяца война закон­чилась: Ярослав и его братья потерпели поражение, а Мстислав вернулся, чтобы снова единолично и неоспоримо править Новгоро­дом.

Степень авторитета Мстислава — и его популярности — в Нов­городе на протяжении десяти лет правления, наверное, лучше все­го можно оценить по его способности ладить с боярами, точнее, поддерживать дружественные отношения с той их частью, которая была настроена против Ростиславичей. Приблизительно половину времени его правления посадниками были поддерживавшие Ростиславичей бояре; но в оставшуюся часть времени эту должность занимал Твердислав, сын Михалки Степановича, твердого сторон­ника суздальского правления, и именно Твердислав был рядом с Мстиславом в кризисный момент: в 1212 году, когда новго­родская дружина, несмотря на просьбы Мстислава, отказалась идти дальше Смоленска в походе Ростиславичей против Ольговичей. Именно Твердиславу удалось тогда убедить войско следовать за своим князем.

В Новгороде, конечно, существовала кое-какая оппозиция Мстиславу. Даже придворный летописец, всегда готовый восхвалять все, что бы Мстислав ни сделал, не мог об этом умолчать. В 1210 году, например, твердый сторонник Мстислава Митрофан, архиепископ новгородский, был по какой-то причине смещен и направлен

 

В Торопец, расположенный на территории Ростиславичей ⁶⁸ Не надо забывать и о том, что в 1215 году во время отсутствия Мстислава его противникам удалось призвать суздальского князя. И все-таки его авторитет был столь велик, что в 1212 году, когда Мстиславу нужно было убедить новгородцев пойти с ним и его родичами в поход, который не имел к новгородцам никакого отно­шения и никак не затрагивал их интересы, он просто созвал вече и изложил людям суть дела, чтобы услышать в ответ древнюю формулу согласия: «Камо (куда), княже, очима позриши (посмотришь) ты, тамо мы главами своими вьржемъ (сложим наши головы)» ⁶⁹.

Когда Мстислав в последний раз покинул Новгород, это не означало, что правлению Ростиславичей в городе пришел конец (оно продолжалось еще четыре года), но это знаменовало собой конец постоянного присутствия Ростиславичей в этом регионе. Когда в июле 1217 года Мстислав объявил о своем намерении отправиться в Галицкую землю для новых завоеваний, новгородцы просили его остаться. Но он был непреклонен. Перед отъездом Мстислав, однако, предусмотрел условия для продолжения правле­ния Ростиславичей в Новгороде: архиепископу Митрофану было разрешено вернуться, а из Смоленска был призван старший сын киевского князя Мстислава Романовича Святослав ⁷¹.

Вскоре после прибытия Святослава в городе начались волне­ния. Первый кризис произошел в январе 1218 года, когда разго­релась вражда между основными соперничающими группиров­ками. Из путаного описания событий в местной летописи более или менее ясно одно: это была попытка представителей Торговой стороны и Неревского конца, двух надежных оплотов Ростиславичей, скинуть просуздальски настроенного посадника Тверди-слава. Святослав пытался повлиять на волнующееся вече, длившееся целую неделю, и потребовал, чтобы Твердислав был смещен. Но в тот день победили представители просуздальского Людина конца: Твердислав остался посадником, а между двумя сторонами был на скорую руку заключен шаткий мир ⁷².

Нет сомнений в том, что именно неспособность Святослава преодолеть волнения в Новгороде и обескровить оппозицию, заставила киевского князя Мстислава заменить его своим вторым сы­ном Всеволодом, который по крайней мере уже имел некоторый опыт правления в Пскове. Поначалу он добился успеха. Вскоре после прибытия Всеволода, в феврале 1218 года, по городу стали распространяться слухи, что Твердислав связался с суздальскими князьями Юрием и Ярославом и убеждал их воспрепятствовать тому, чтобы походы новгородцев в район Северной Двины пересекали Суздальскую землю. Была ли в этих обвинениях какая-то Доля "правды или нет, но на этот раз Твердислав вынужден был отдать должность посадника своим соперникам ⁷³. Чуть позже архиепископ Антоний, сменивший в 1210 году поддерживавшего Ростиславичей Митрофана, был сведен с кафедры, несомненно, в Результате падения Твердислава. Антоний укрылся в Торжке, а его соперник Митрофан был снова провозглашен архиепископом.

Но и у Антония были сторонники. В конце 1218 или в начале 1219 года он вернулся в Новгород — в это же время Твердислав снова сделался посадником ⁷⁴ — и оспорил право Митрофана на архиепископство. У Всеволода и новгородцев не было другого пути, чтобы решить затруднительный вопрос о двух архиепископах в одном городе, кроме как передать это дело в руки митрополита. Митрофан и Антоний были отправлены в Киев. Учитывая бли­зость митрополита к Киевскому княжескому столу и, конечно, то влияние, которое оказал киевский князь, глава рода Ростиславичей, на его суд, не приходится удивляться, что митрополит ре­шил дело в пользу Митрофана, а Антонию передал Галицкую епархию в Перемышле ⁷⁵.

Третий после отъезда Мстислава кризис, поразивший Новгород, произошел в 1219 году. Снова в центре волнений оказался по­садник. По каким-то причинам, о которых летописец умалчивает, Всеволод обрушил свою ярость на Твердислава. Город охватили беспорядки; приверженцы обеих группировок даже вооружились, и открытые столкновения были предотвращены только архиепископом Митрофаном, которому удалось убедить Твердислава, объявлен­ного больным, оставить свою должность и постричься в монахи. Посадничество снова перешло в другие руки.

Летописи не указывают, к какой из боярских группировок принадлежал новый посадник Иванко Дмитриевич. Не дают они нам возможности и понять, что творилось в Новгороде с 1219 по 1221 год ⁷⁶. Так или иначе, должен был произойти радикальный поворот в общественном мнении, так как в 1221 году новгородцы без объяснения причин внезапно потребовали от Всеволода, чтобы он уходил: «Не хочем тебе; пойди, камо хочеши» ⁷⁷. Это был конец гегемонии Смоленска в Новгороде, больше никогда никто из Ростиславичей не сидел на троне на Ярославовом дворе. Митрофан и посадник Иванко были посланы с предварительной делегацией новгородских граждан во Владимир просить у Юрия князя. С тех пор всегда — за исключением коротких периодов правления Ольговичей (Михаила из Чернигова и его сына Ростислава) — Новгород получал князей только из Суздальской земли. Правда, часто бы­вало так, что эти князья сменяли один другого с пугающей быстро­той ⁷⁸, но поначалу, по крайней мере, это было не столько результа­том столкновения интересов бояр или отражением противоборства между Новгородом и Владимиром, сколько выражением воли вели­кого князя. «Оже ти не угодьно дьржати Новагорода сыномь,— говорили Юрию посланцы из Новгорода, когда его сын бежал из города вскоре после того, как был послан туда в 1221 году,— а въда ны брати (и дай нам брата)» ⁷⁹.

Проясняют ли события первых двух десятилетий XIII века в Новгороде вопрос о взаимоотношениях между боярским влиянием и княжеской властью? Есть ли какие-либо свидетельства изменений в общественной жизни города по сравнению с условиями XII столетия, какие-либо признаки движения Новгорода к неза­висимости, к возникновению тех элементов республиканской формы

правления, которые стали столь явными в XIV веке? Трудно сделать сколько-нибудь обоснованные выводы из-за спутанности событий, описанных в источниках, большинство из которых, однако, несут на себе отпечаток того времени и, по-видимому, мало иска­жены позднейшими редакциями⁸⁰. И все же остается слишком много загадок, противоречий, нерешенных вопросов. Новгородцы, очевидно, сохраняли достаточную свободу, чтобы избавляться от своих князей и просить внешних правителей (во Владимире и Киеве) присылать им князей. С другой стороны, сильные князья, и новгородские, и внешние, могли ставить свои условия, причем часто независимо от того, какая часть бояр одерживала верх в это время⁸¹, и решающим образом влиять на борьбу за власть между различными боярскими группировкам: в 1207 году, например, Всеволод III побудил новгородцев выступить против сторонников Ростиславичей. Более того, довольно трудно, если не невозможно, сказать, в какой степени новгородские традиции могли ограни­чивать, если вообще ограничивали, княжескую власть. Пытался ли какой-нибудь посадник, скажем, Твердислав или Иванко Дмитриевич, идти на компромисс с целью объединить бояр перед лицом княжеской власти? Кроме того, интересно, был ли какой-то элемент «преемственности» (правопреемственности, наследования) в чередовании посадников? Другими словами, неизбежно ли смена просуздальского посадника сторонником Ростиславичей предполагала насильственное свержение предыдущего или же действо­вала какая-то система выбора, что могло бы свидетельствовать об укреплении боярской оппозиции по отношению к князю?

Выводы можно сделать только предварительные. Во-первых, оказывается, что известия 1200—1223 годов не содержат никаких свидетельств ослабления или падения княжеской — или даже посаднической — власти. Во-вторых, в этот период между боярами и князем никаких новых отношений не развилось, элементы дого­ворных связей между князем и Новгородом стали возникать позд­нее.

Так что общий вывод, по нашему мнению, должен быть сделан такой: никаких заметных изменений не произошло, и структура отношений между князем и Новгородом в первой четверти XIII столетия оставалась в целом такой же, какой она была во второй половине XII века. Новгороду предстояло пройти еще долгий путь, чтобы приблизиться к подлинной независимости и республиканской форме правления.

ССЫЛКИ И ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Борис умер в 1188 г., Глеб — в 1189 г

2 ПСРЛ, т. 1, стб. 434

ПСРЛ, т 25, с. 108 По малоправдоподобному предположению Татищева, Дослав, Владимир, Святослав и Иван должны были получить Переславль, Суздаль, Юрьев Польский и Стародуб соответственно (Т а т и щ е в, т 4, с. 342), согласно •'ШС (с. 110. под 1213 г.) Ярослав должен был получить Переславль, Владимир —

Юрьев Польский, а судьба Святослава и Ивана должна была быть вверена Юрию как великому князю.

⁴ ПСРЛ, т. 25, с. 108 (также в Е, Лье и Ник).

⁵ ПСРЛ, т. 1, стб. 436—437.

⁶ Выделенные А. Н. Насоновым «владимирские фрагменты» (Насонов. Исто­
рия, с. 201 и далее). Эти владимирские известия (1207—1220 гг.), встречающиеся
в М (и часто в Е, Лье и Ник), очевидно, впервые появились во владимирском своде
начала XIII в. (см.: Лурье, с. 57); они попали в М и другие более поздние
летописи через предполагаемый свод 1472—1479 гг.— См.: Приложение 1. Летописи

⁷ ЛПС, с. НО.

⁸ Там же, с. 110—111.

⁹ Там же, с. 111; ПСРЛ, т. 1, стб. 437.

¹⁰ ЛПС, с. 111; ср. М, где дается несколько иное описание этого события
(ПСРЛ, т. 25, с. 109).

¹¹ ПСРЛ, т. 25, с. 109.

¹² Кострома была сожжена, а Соль Великая (расположенная к юго-западу от
Костромы), возможно, основной поставщик соли для Суздальской земли, была захва­
чена. Оба города были частью территории Юрия. Константин также взял Нерехту,
южнее Костромы, входившую в земли Переславля (ЛПС, с. 111, ПСРЛ, т. 25,
с. 109. В Л отсутствует).

¹³ ЛПС, с. 111 — 112.

¹⁴ Там же, с. 112; ПСРЛ, т. 25, с. ПО; т. 1, стб. 437—438.

¹⁵ В 1215 г. Константин даже послал подкрепление в помощь Ярославу в его
войне с Мстиславом Мстиславичем за Новгород (ПСРЛ, т. 25, с. 111).

¹⁶ Там же, с. ПО; ЛПС, с. 112.

¹⁷ Полное описание содержится только в С/ и HIV (ПСРЛ, т. 5, 1925 г., с. 193—
201; т. 4, с. 186—197); другими словами, это часть предполагаемого «свода 1448 г.».
Основным источником этой длинной замечательной повести является, очевидно,
несохранившаяся смоленская летопись или рассказ о подвигах Ростиславичей (автор
дважды называет смоленских князей «наши князи» и один раз упоминает о грамоте,
содержащей запись разговора Юрия с Ярославом перед последним сражением, кото­
рую «взяша смолняне по победе»). HI содержит более краткую, но явно современную
событиям версию (НЛП, с. 55—57, 254—258), а М, Е, Лье и Ник близки в основном
к версиям С/ и HIV, но в них опущена большая часть мест в поддержку Ростислави­
чей (ПСРЛ, т. 25, с. 111 —114). В Л только сжато изложены итоги конфликта
(ПСРЛ, т. 1, стб. 439—440) Подробный анализ проблем источников по «Повести о
битве на Липице» см.: Лурье. Повесть о битве.

¹⁸ ПСРЛ. т. 5, с. 195; т 4, с. 189; т. 25, с. 112.

¹⁹ Ср., однако: Лурье. Повесть о битве, с. 113.

²⁰ В 1215 г. в Южном Переяславле их брат Владимир взял в жены дочь черни­
говского князя Глеба, что, возможно, указывает на готовность Юрия и Ярослава
искать союзников против Ростиславичей.

²¹ ПСРЛ, т. 5, с. 196; т. 4, с. 190.

²² ПСРЛ, т. 5, с. 198—199; т. 4, с. 193—194 (повторено в М). В. Н. Татищев дает
числа 17 250 и 2 550 соответственно (Татищев, т. 4, с. 350). Ср.: Ник: 17200
и 550 (ПСРЛ, т. 10, с. 75).

²³ ПСРЛ, т. 5, с. 198—199.

²⁴ Там же, с. 199—200; т. 4, с. 195. Ср.: Ник, где числа раздуты до 315 и 90 (ПСРЛ,
т. 10, с. 75). В HI числа не приводятся.

²⁵ ПСРЛ, т. 5, с. 201; т. 4, с. 196; т. 25, с. 114; НПЛ, с. 56, 257.

²⁶ После ухода в 1214 г. Иоанна, епископа владимирского, суздальского и ростов­
ского, Юрий назначил Симона, настоятеля монастыря Рождества Богородицы во
Владимире, епископом владимирским и суздальским, а Константин, в то время кня­
живший в Ростове, рукоположил в сан епископа ростовского своего духовного отца
Пахомия После смерти Пахомия в 1216 г. сан епископа ростовского принял Ки­
рилл I.— См.: ПСРЛ, т. 1, стб. 438, 439.

²⁷ Упоминается только в М, Е, Лье и Ник (т. е., вероятно, фрагменты летописи
Юрия), но отсутствует в летописи Константина (Л). — См.: ПСРЛ, т. 25, с. 115. По
Татищеву, Юрий согласился с тем, что после его смерти Владимир перейдет к стар­
шему сыну Константина (Татищев, т. 4, с. 352).

²⁸ ПСРЛ, т. 1, стб. 442. Татищев добавляет, что младший сын Владимира дол­
жен был получить Белоозеро, когда вырастет (Татищев, т. 4, с. 356).

²⁹ ПСРЛ т 1, стб. 442—444.

³⁰ Со описание Татищевым прибытия во Владимир в 1218 г. епископа полоцкого
Владимира (ошибочно указан 1217 г Датировку см.: Л). «Володимер... принес же
Константину] книги многи гречестии от древних учитель, веды бо, яко князь любяше я
' имрния всяка» (Татищев т. 4, с. 354). Он также говорит, что он купил много
^ПЗе\есГ книг которые он перевел, и что его библиотека состояла из более чем 1000

* одних только греческих книг (там же, с. 356).

'> ³¹ Он был взят в плен половцами в 1215 г.

³² Только в Г и Ник: ТЛ, с. 291; ПСРЛ т. 10, с 50.

* ³³См-Татишевт4с. 340, 341; ПСРЛ, т. 10, с. 60

^{1 34} ПСРЛ т 25 с 116 (под 1219 годом); т. 5, с. 201; т. 4, с. 199. Ср. версию - Татищева согласно которой «югры» (т. е. жители Устюга) с трудом отбили их нападе-' 1ие ТоУнжу князья захватили (Т а т и щ е в, т. 4, с. 357). Об Унже см, К у ч к и н

^НиЖз^Н5^Ио_ч^Не№^ГОп^Ро°д^Дробное описание булгарского похода 1220 г. и последующих по­сольств к Юрию см.: М (ПСРЛ, т. 25, с. 116-117), также в Е и Лье. В Л (ПСРЛ, т 1, стб. 444—445) дается только краткое изложение. Описание географии похода гм • Кучки н. О маршрутах, с 42—44.

³«ПСРЛ т 1 стб 445 См.: Кучки н. Нижний Новгород, с. 236 и далее.

³⁷ Татищев, т. 4, с. 369; ПСРЛ, т. 10, с. 98; см. также: К а р г а л о в,

°' ^69з8~Ярослав приходился внуком Мстиславу Великому и был женат на осетинской княжне сестре первой жены Всеволода III.-См. генеалогическую таблицу II.

³⁹ НПЛ, с. 45, 239, 240. Шведы (или датчане, или норвежцы) названы «варя-

^гамИ«>' _НПл _с 49—50 246. Всеволод сказал новгородцам, что, учитывая прибли­жающиеся военные действия («в земли вашей рать ходить»), Святослав слишком юн («...Святослав мал»).

⁴¹ НПЛ, с. 50, 246.

⁴² НПЛ с 50 247 В Л Янин (Янин. Новгородские посадники, с. 118) считает,
что казнь некого Алексы Сбыславича, «приказ» о которой отдал брат Дмитра Мирош-
кинича, была подстроена Лазарем с целью возбудить негодование сторонниками
Мирошкиничей.

⁴³ ПСРЛ, т. 1, стб. 430.

⁴⁴ Янин, Новгородские посадники, с. 117—11».

⁴⁵ НПЛ, с. 50, 248 (под 1209 годом).

⁴⁶ Янин. Новгородские посадники, с. 117.

^4Т НПЛ, с. 51, 248. _

⁴⁸ Согласно HI Твердислав был назначен, когда Всеволод послал Ярослава
в Новгород (февраль 1208 г.) (НПЛ, с. 51, 248, под 1209 годом). Однако более веро­
ятно, что он стал посадником сразу после веча в ноябре 120/ г

⁴⁹ Отец Мстислава умер и был похоронен в Новгороде в 1180 г., прокняжив
там чуть более шести месяцев (НПЛ, с. 36, 226).

™ НПЛ с 51 249 (под 1210—1211 годами, но см.: Б е р е ж к о в, с 255—256)

⁵¹ Татищев, т. 4, с. 340. Но см. также последующее послание Всеволода
Мстиславу (НПЛ, с. 51, 249).

⁵² О событиях зимы 1208/09 г. путанно и противоречиво рассказывается в трех
различных сообщениях: HI; ЛПС (под 1212 годом11 и М (под 1208 годом); Л (под
1209 годом). См.: НПЛ, с. 51-52, 249; ЛПС, с. 69; ПСРЛ, т. 25, с. 107, т. 1, стб. 435.
См. также: Т а т и щ е в, т. 4, с. 340—341.

⁵³ НПЛ с 52 249 (под 1211 годом, но см.: Бережков, с. 2ЪЪ)

⁵⁴ «Приде Дмитр Якуниць из Руси (Смоленска?), и съступися Твьрдислав по-
садничьства по своей воли стареишю себе» (НПЛ, с. 52). В. Л. Янин, принимая дату
1211 г считает это свидетельством нового порядка старейшинства среди боярских
группировок, признаком согласия между боярами (Янин, Новгородские посадники,
с 124-125) Более вероятной датой, по нашему мнению, является 1209 г. (запись,
следующая непосредственно за описанием соглашения между Мстиславом и Констан­
тином).

⁵⁵ НПЛ, с. 51, 249.

* Там же, с. 52, 250.

⁶⁸ Два в?210 г. (НПЛ, с. 52, 250, под 1212 годом), один в 1212 г. (НПЛ, с 52—53,

251, под 1214 годом), один в 1216 г. (ПСРЛ, т. 5, с. 201; также в HIV, M и Ник, но не упоминается в HI) и один в 1217 г. (НПЛ, с. 57, 258).

⁵⁹ См.: Шаскольский, с. 4.

⁶⁰ Во время совместного новгородско-псковского похода под началом Владимира
Мстиславича из Пскова и Твердислава против Медвежьей Головы (Otenpaa, Oden-
pah), расположенной в 120 км к западу от Пскова (1217 г.), эстонцы попросили нем­
цев о помощи. В последовавшем бою новгородцы убили двух немецких воевод
(рыцарей?) и одного захватили в плен (НПЛ, с. 57, 258).

⁶¹ В 1225 г. или в начале 1226 г. Владимир помог защитить Торжок от литов­
ского нападения: он вполне еще мог находиться в Пскове в это время (НПЛ, с. 64,
269, но см.: Р а п о в, с. 182) В 1212 г. Владимир был временно заменен в Пскове
Всеволодом, сыном киевского князя Мстислава Романовича, но в 1216 г. вернулся
(НПЛ, с. 52, 53, 55, 250, 251, 255).

⁶² Там же, с. 53, 252. Ср. Ник, согласно которой «новогородци.. хотяше господина
князя своего от себя изгнати», поскольку он был «зело смыслен и мужествен» для них
(ПСРЛ, т. 10, с. 67).

⁶³ В 1214 г. в Северном Переславле Ярослав женился на Ростиславе, дочери
Мстислава (ЛПС, с. 111).

⁶⁴ Об этом сообщается только в М (повторено в Е, Лье и Ник), согласно которой
Мстислав призвал своих родичей Владимира Рюриковича «ис (Южного) Переяславля»
и Всеволода Мстиславича «ис Киева» помочь ему отобрать Новгород у Ярослава.—
См.: ПСРЛ, т. 25, с. 110—111.

⁶⁵ НПЛ, с. 53—55, 252—254; всего было арестовано «более 2000».

⁶⁶ Упоминается только в М (повторено в £ и Лье). Юрий послал своего брата
Святослава и своего воеводу Михаила Борисовича, а Константин послал своего сына
Всеволода (ПСРЛ, т. 25, с. 111).

⁶⁷ То, что Митрофан был сторонником Ростиславичей, можно понять по событи­
ям 1207 г.— именно он помешал новгородцам бросить тело бывшего посадника Дмит-
ра Мирошкинича в Волхов. Заметим также, что, когда в 1218 г просуздальски
настроенный Твердислав потерял должность, Митрофан был восстановлен.— См.:
НПЛ, с. 57—59, 259—260.

⁶⁸ «Того же [1210] лета, на зиму, месяця генваря въ 22... злодеи испьрва не хотя
добра, зависть въложи людьмь на архиепископа Митрофана с князьмь Мьстиславомь,
и не даша ему правитися и ведоша и [его] в Торопьць... Тъгда же бяше пришьл,
преже изгнания Митрофаня архиепископа, Добрыня Ядреиковиць из Цесаряграда
[Константинополя]... а сам пострижеся на Хутине у святого Спаса... и послаша и в
Русь [т. е. в Киев] ставитъся [на посвящение в сан]; и приде поставлен [как]
архиепископ Антонии...» (НПЛ, с. 52, 250).

⁶⁹ НПЛ, с. 53, 251.

⁷⁰ Там же, с. 57, 258—259.

⁷¹ Там же, с. 58, 259.

⁷² Там же, с. 58—59, 259—260.

⁷³ Там же, с. 59, 260.

⁷⁴ Там же, с. 60, 261. В летописи не дается никаких объяснений этой перемены

⁷⁵ Там же, с. 60, 261 О Митрофане и Антонии см.: Хорошев, с. 41 и далее.

⁷⁶ Записи в HI под 6728 (1220—1221) годом покрывают события 1219 г. (за
исключением пострижения Твердислава в монахи 8 февраля 1220 г.). Одна запись
под 6729 (1221 —1222) годом об уходе Всеволода относится к 1221 г.— См.: Береж­
ков, с. 260—261.

⁷⁷ НПЛ, с. 60, 262.

⁷⁸ В 1221 г. был послан 7-летний сын Юрия Всеволод; зимой 1222/23 года он
«побеже в ноць утаивъся из Новогорода с всемь дворомь своимь», и его заменил
брат Юрия Ярослав. В!223 г. Ярослав оставил Новгород, и Всеволод был послан
обратно только для того, чтобы в этом же году снова бежать.— См.: HI, под 1222/23
годом (НПЛ, с. 61).

⁷⁹ НПЛ, с 61, 263.

⁸⁰ Это особенно относится к HI, которая дает большую часть сведений об этом
периоде. Некоторые записи были, конечно, утрачены, но большинство новгородских
«кризисов» описаны свидетелем с неподдельной выразительностью.

⁸¹ Например, в 1207 г. Константин легко убедил новгородцев идти походом против
Чернигова во время посадничества Дмитра; Мстислав убедил их присоединиться к
нему в походе опять-таки против Чернигова, когда посадником был Твердислав

ГЛАВА 4

ТАТАРСКИЕ НАШЕСТВИЯ