- Смотрим на мое лицо, и думаем о работе, а не о моей личной жизни, в которой, кстати, все в полном порядке, - и продолжила тему планерки.
Мы занимались оральным сексом каждый вечер. Возможно, не всегда так долго, как в первый раз, но обязательно до нескольких моих оргазмов и одного его. Когда я сильно уставала в офисе, он начинал с массажа - теперь я раздевалась перед ним полностью, ему вообще нравилось, когда я ходила по дому или спала обнаженная. Он разминал мои мышцы, изредка надавливая на особый точки - нервные окончания, было жутко больно, но после этого неизменно становилось безумно хорошо. Затем он начинал целовать мою спину и плечи, мы покупали только съедобные масла для массажа.
В офисе Баль вел себя неизменно прилично, никогда меня не компрометировал, хотя, признаюсь, поначалу переживала, что с этим могут быть проблемы. Очень редко прикасался. Точнее, лишь в те минуты, когда я вызывала его помочь мне "привести в чувства" компьютер. Он становился позади моего стула, наклонялся, прижимаясь своей щекой к моей, покрывал своей ладонью мою, держащую мышку, и проверял, что именно моему компьютеру не нравится. Это было абсолютно не навязчиво и очень приятно.
Олег был уникален, ни один мужчина не удовлетворял меня так, как он, и я говорю сейчас не только о сексе, хотя и об этом тоже.
А еще, кажется, ему становилось лучше, не зря же он написал в своем дневнике: "с тех пор, как я стал заниматься любовью, я снова начал чувствовать мир".
***
Как бы я ни старалась свести к минимуму общение с подругами, совсем избежать этих встреч не получалось. Мои отношения с психически нездоровым человеком неизменно становились главной темой вечера, к которой девочки умудрялись свести любые наши сплетни. Наверное, если бы одна из моих подруг стала жить с убийцей-шизофреником, мне бы это тоже не понравилось, поэтому я на них не обижалась.
- Как же ты с ним встречаешься, если он импотент! - удивлялась Маша, та самая девушка, которая рассказывала мне про него небылицы на дне рождения у Кати. Кстати, Катя никогда не приходила на встречи, если там была я. - Я специально уточнила у знакомого врача, назвала ему таблетки, которые принимает Олег. Врач сказал, что мужское бессилие вероятно в восьмидесяти пяти случаях.
- Девочки, даже если бы он был бессилен, - решила я заступиться за своего шизофреника, - вы себе даже не представляете, что он творит с помощью языка, - широко улыбнулась и быстро облизала вдруг пересохшие губы.
Девочки охнули, рисуя в головах ясно какие сцены. Они сгорали от любопытства слышать детали. Недоступное, странное и необычное всегда притягивает. А Олег к тому же был очень симпатичным шизофреником, никто не мог не согласиться с этим. Его опасность, непредсказуемость притягивали, возможно, и меня тоже, но, разумеется, хотелось верить, что я испытываю к нему более глубокие чувства.
Несмотря на все мои старания, после каждой такой встречи я возвращалась домой в неизменно паршивом настроении. Мне говорили о неизбежности рецидива, о прошлом Олега, о его нестабильности. О том, что у него никогда не будет нормальной работы, карьеры, он всегда останется просто шизиком. На всю жизнь. Говорили, что мне нельзя рожать от него, потому что пораженный ген передается по наследству. Меня спрашивали, понимаю ли я, зачем пошла на такие отношения. Чего я от них жду? Как долго планирую их продолжать? А что потом? Выгнать его на улицу? Что будет, когда мне захочется нормальной семьи, детей?
Кстати о нормальной семье. Ну, почти о нормальной. Сергей продолжал приглашать меня на свидания. Я была благодарна судьбе, что в тот раз, по пути в гостиницу мы попали в аварию. Во время ужина он говорил о моей карьере, о его помощи мне... О возможностях, которые передо мной могут вдруг открыться... Боже, я повела себя как настоящая проститука. Непонятно, что тогда на меня нашло, почему показалось, что мне обязательно переспать со своим боссом. Сергей непременно хотел, чтобы это "что-то" на меня нашло снова.
Один раз он даже предложил мне родить от него ребенка. Не прямым текстом, конечно, этот опытный в общении с людьми... вернее, с клиентами мужчина завел разговор издалека. Начал убеждать меня, хоть я и не спорила, что счастье наше в детях, ведь ничто не сравнится ощущением себя матерью, в его случае - отцом. Жаловался, что мечтает о сыне, хотя его жена, родив десять лет назад ему чудесную дочурку, наотрез отказалась продолжать размножаться. А потом он вдруг сказал про биологические часы, которые тикают, как бы мы не пытались молодиться. К счастью, на этом наш разговор прервал телефонный звонок, и я поспешила скорее убраться из кабинета. Услышала вслед: "Аля, я не шучу. Подумай".
***
Олег
Как-то раз я спросил у Али, хотела бы она, чтобы я перестал быть шизофреником. Она ответила, что вполне достаточно того, что я буду оставаться самим собой.
Потратив несколько дней на обдумывание ее ответа, я пришел к выводу, что она меня оставит, если мне станет хуже. А как иначе можно истолковать ее слова?
Жить намного легче, когда тебе нечего терять.
Терять вообще очень больно, поэтому, когда в моей жизни не осталось ничего, чем я дорожил, я принял решение самостоятельно взяться за свое лечение. Несмотря на то, что мой диплом давно сожжен, некоторые знания в моей голове до сих пор были живы. Когда, после перевода в новую клинику мне значительно снизили дозу лекарств, и я начал потихоньку соображать, очень медленно и мучительно я пришел к мысли, что собирался когда-то лечить людей, страдающих недугом, от которого сейчас мучаюсь сам. Моя непоколебимая уверенность, что я смогу помочь пациентам с психическими расстройствами оказалась столь сильной, что умудрилась выжить, несмотря на всю дрянь, которой меня пичкали.
Еще участь в университете, читая различную литературу, общаясь с моим ментром, пусть земля будет ему пухом, профессором Кирилловым, я пришел к четкому пониманию: шизофрения - это не заболевание, или, точнее, шизофрении не существует. Большинство лжеврачей, едва взглянув на пациента, ставят крест на его жизни, накачивая его психотропами, постепенно разрушающими его центральную нервную систему, превращая в безвольное растение, лишая возможности жить нормальной жизнью. Хотя, кто из людей мечтает жить "нормально"? За годы своей жизни я понял следующее: абсолютно все, и больные, и здоровые мечтают стать счастливыми. Не нормальными, а счастливыми!
Когда я вышел из больницы, единственной моей целью было снова научиться искренне улыбаться.
***
Когда мы впервые пришли в гости к ее друзьям вместе, признаюсь, мне стало очень не по себе. У меня не получилось с первого раза запомнить имена этих людей, поэтому я ни к кому никак не обращался. Я ходил за Алей по пятам, изредка выходя покурить, слушал ее разговоры с друзьями, совершенно не понимая, над чем они смеются.
В психбольнице я стал крайне мнительным, если кто-то где-то шутил, мне казалось, что надо мной. Не так. Я был на сто процентов уверен, что надо мной. Единственное, чего удалось достичь в борьбе с этим недугом, - я перестал обижаться, принимая насмешки как неизбежное.
Сегодня, каждый раз, когда все смеялись, я внимательно смотрел на лицо Али, пытаясь понять, о чем она думает. Аля бы не стала смеяться надо мной. А раз ей весело, значит, все в порядке. Как и везде, куда мы приходили с Алей и где знали про мою проблему, мужчины с недоверием поглядывали на то, как я обнимаю эту девушку, как она прижимается ко мне. Они не понимали, почему такая красотка, как Алечка, тратит на меня время.
До меня у нее были только успешные, состоятельные мужчины. Избранные.
- Олег, а ты не мог бы подробнее рассказать о своей болезни? - обращается ко мне одна из девушек. Невысокого роста, что компенсируется огромными каблуками, на которых ее ноги кажутся еще более кривыми, чем есть на самом деле. Блондинка с голубыми глазами и неправильным прикусом, портящим все впечатление о девушке, как только она открывает рот. Я хотел посоветовать ей обратиться к ортодонту, но не стал. Судя по тону, кажется, она со мной кокетничает.
- Шизофрения - это не болезнь, - отвечаю, - в большинстве случаев, это другой взгляд на мир, который чужд сначала родителям, потом психиатру, после чего последний начинает превращать пациента в больного человека.
- То есть ты считаешь, что психиатрия - это зло?
- К сожалению, во многих случаях. Психиатрия - это искусство, эта абсолютно не логическая профессия. Чтобы помочь пациенту, врачу в первую очередь необходимо его понять, а для этого нужно прочувствовать проблему, поставить себя на место этого человека, пустить внутрь переживания пациента, и лишь потом оценить насколько неадекватным является его поведение. Такое вполне возможно, но это, разумеется, большой духовный труд. Намного проще выписать психотропные средства, чтобы тот не выкаблучивался и не отвлекал на себя внимание, да и дело закрыто.
- А как же голоса? Галлюцинации?
- Все относительно. Например, что есть депрессия? Допустим, у человека кто-то умер, бросила девушка, выгнали с работы - каждый реагирует по-своему. Кто-то плюнет и пойдет дальше, у кого-то пропадет сон, аппетит, могут появиться приступы агрессии и раздражительности. Замечая, что с человеком не все в порядке, близкие тащат несчастного к врачу, тот, не вникая в его жизнь, подмахивает назначение и диагноз - получаем больного.
- Ну, это депрессия. А что насчет шизофрении? - настойчиво возвращает к интересующей его теме один из мужчин. Как оказалось, вокруг нас собралась целая куча народа, все с интересом слушают, что я вещаю.
- Я тебя уверяю, - говорю, - менее трех процентов пациентов психбольниц действительно нуждаются в лечении. Остальным всем поломали жизни наши чудо-доктора. Допустим, меня сейчас лечит мой бывший сокурсник. Я прекрасно знаю, на что способен этот "врач", каждый раз прихожу в ужас от лекарств, которые он мне прописывает.
Чувствую, как кто-то меня обнимает. Моя Аля. Пришла меня защищать, как обычно делает, когда я нахожусь в большой компании.
- А ты слышишь голоса? - кто-то спрашивает.
- Слышал, - отвечаю, - сейчас нет.
- Это началось после смерти твоей жены?
- Это началось после того, как меня посадили на транквилизаторы и некоторые другие психотропные препараты, - улыбаюсь, чувствуя округлости моей девочки.
- А что шептали голоса?
- Это была моя покойная жена, - говорю, - звала меня на помощь. Я даже видел ее, видел, как она тянет ко мне руки...
Чувствую, как Аля прижимается очень сильно. Жалеет меня. Глажу ее по распущенным восхитительным волосам.
- Я бы утопился, - шепчет кто-то из друзей Али.
- Я решил отравиться, - зачем-то добавляю, хотя ко мне не обращались с вопросом.
Кажется, я делаю успехи в общении, начинаю самостоятельно поддерживать разговор с незнакомыми людьми.
Щекотливую тему никто продолжать не хочет, мужчины и женщины пораженно смотрят на Алю, не понимая, почему она проводит время со мной. Я тоже не понимаю.
Домой едем молча.
- Я все испортил? - спрашиваю, когда она, надев спортивные штаны, разминается перед йогой.
- Нет, с чего ты взял? Ты отвечал на вопросы, - не смотрит на меня. Спрашиваю, почему.
- Олег, у меня сердце сжимается. Мне до безумия жаль тебя. Что может быть страшнее, чем пережить смерть любимой женщины? А потом еще слышать ее голос...
- Я солгал. Я не слышал ее голос. Просто после такого ответа обычно любопытные прекращают спрашивать.
- Ты солгал? - пораженно смотрит на меня.
- Конечно. Мои галлюцинации были результатом слишком большой дозы нейролептиков в сочетании с успокоительными. Обычный бред, воплощение переваренной мозгом полученной за прошедшее время информации. Примерно то, что может присниться.
- Все равно это ужасно. Представляю, как ты любил ее, раз решил отравиться.
- Это тоже не совсем правда. Конечно, я любил свою бывшую жену, по крайней мере, мне хочется сейчас так думать. Я не помню, что чувствовал. Мои родители уговорили меня показаться врачам после смерти Алины. В то время гремело расследование, шли непрерывные допросы, обвинения... В общем, они практически насильно притащили меня к психиатру. Мой отец не верил в мою профессию, да и сейчас не верит, но ему было намного легче думать, что у меня поехала крыша, чем поверить в то, что я допустил столь ужасную ошибку при расчете дозировки лекарства. Я был расстроен, сильно переживал...кажется. "Доктор" с первого взгляда нашел у меня психоз, положили в палату. Не успел я прийти в себя, как мне начали колоть лошадиные дозы психотропов. Я пытался отказываться, так как понимал, что они делают и какой будет результат, но меня никто не слушал, а сопротивляться сил не было. Иногда меня привязывали к кровати. Через два месяца выпустили. Тут я допустил ошибку, сразу бросил принимать лекарства. Мне хотелось, чтобы эта дрянь скорее из меня вышла и...началась ломка. Сильнейшие отходняки. Депрессия. Я неделями не выходил дома, не желал никого видеть. Кричал, разбивал мебель. Плохо соображал. В то время я совсем не помнил об Алине, меня волновало другое. Мне казалось, что кто-то следит за мной, что мои близкие хотят сплавить меня в психбольницу. Что меня все ненавидят. Я сражался с невидимыми, несуществующими врагами, пока не проиграл. Сдался, - понимаю, что поступаю эгоистично, но продолжаю говорить:
- Сожрал львиную дозу лекарств, запил все водкой и отключился. Когда меня откачали и вернули в психбольницу, опять начали колоть дрянь. Боясь, что я вновь попытаюсь навредить себе, дозу увеличили. Я находился словно в коматозе, ничего не видел, не слышал, не замечал. Помню только, что было очень страшно. Непонятно от чего. Я шугался любой тени, не говоря уже о людях. Я был уверен, что против меня ведется заговор вселенского масштаба. Мне безумно хотелось убежать, спастись от этого ужаса и боли, которую, как мне казалось, все хотели причинить мне. Как только меня отпускали домой, я искал способ сбежать на тот свет, пока меня окончательно не заперли в психбольнице, - говорил очень спокойно, без каких-либо эмоций. Я анализировал свое прошлое, собирал в кучу факты, которые и вывалил на девушку. Наверное, мне давно хотелось поделиться, раз я произнес столько слов.
Аля смотрит на меня, хлопая ресницами, поджимает губы.
- Кажется, я стал говорить слишком много, - смущаюсь, - прости меня.
- Олег, дорогой, что ты несешь! - садится ко мне на колени, обнимает, - сейчас все позади, ты на свободе. Ты же больше не хочешь сбежать на тот свет? Не боишься?
Я отрицательно качаю головой.
- Практически нет. Мне очень повезло, что больницу, в которой меня держали, закрыли, и меня пришлось перевести в другую. Там я попал к настоящему врачу, который быстро распознал во мне зомби, напичканного всякой гадостью, чтобы не доставлял санитарам проблем. Он урезал дозу нейролептиков, и я постепенно в течение пары месяцев приходил в себя. Начал думать, разговаривать. Еще через три меня посчитали готовым к выписке.
- Но ты сказал, что сейчас наблюдаешься у плохого доктора.
- Да. К тому ездить очень далеко, к сожалению. Но ничего, я теперь в состоянии следить за тем, что мне прописывают, контролировать дозировку.
- Голосов больше не слышишь?
Опять качаю головой.
- Мой теперешний "доктор" ставит мне диагноз "вялотекущая шизофрения", другими словами, это шизофрения без симптомов. То есть болезнь, которой нет, - пожимаю плечами, - ты бы доверяла такому врачу?
- Я совсем ничего в этом не понимаю. Я очень хочу, чтобы ты выздоровел.
- Я не знаю, что значит выздороветь. Все, что со мной случилось, сильно изменило мой характер, поменяло отношение к жизни. Сейчас я смотрю на мир как будто со стороны, наблюдаю за собой, за тобой. Делаю выводы, которые ты каждый вечер читаешь в блокнотах, надеюсь, они тебя не пугают. Не думаю, что смогу когда-нибудь стать тем, кем я был до психбольницы. Да я уже и не помню, каким я был.
- Чего тогда ты хочешь от жизни?
- Я хочу спокойствия. И возможности испытывать эмоции. Понимаешь, нейролептики глушат абсолютно все всплески: горе, радость, любовь... А мне нравится испытывать что-либо.
- Олег, можно я буду всегда с тобой?
- Ты можешь быть со мной столько, сколько тебе хочется, помнишь? Мы живем по твоим правилам, - легко целую кончик ее носа, потом губы. Что-то во мне очень возбуждает Алю, и я склонен думать, что это не моя ущербность. По крайней мере, она всегда относится ко мне как к здоровому мужчине, особенно во время секса.
II часть
Спасение шизофреников - дело рук самих шизофреников?
(взято с форума в утвердительном варианте)
Олег
Приторный, сладкий вкус взбитых сливок я по-прежнему не чувствую, впрочем, как и вкус шоколадной глазури, но хрустящие грецкие орехи в торте, кусочек которого в данный момент пережевываю, не могут не доставлять удовольствие. В помещении душно, несмотря на работу кондиционера в приемной, который, к сожалению нельзя включить мощнее, так как Нина боится простудиться. Впереди у нее отпуск в Турции, к которому девушка усиленно готовилась в течение последних двух месяцев, а именно, сидела на строжайшей диете, ходила в фитнес клуб, где занималась с, как она сказала, "умопомрачительным мужиком", как я понял, - с тренером. Не сказал бы, что заметна какая-нибудь разницу между ее предыдущим внешнем видом и теперешним, но девушка с такой мольбой смотрела мне в глаза, спрашивая моего мнения, что пришлось солгать, назвав ее "секси-красоткой", что она сразу же передала Але, в результате чего этим же вечером я получил втык дома. Это, кстати, был первый раз, когда я подумала, что Аля меня ревнует.
- Олежка, и что там дальше? - спрашивает меня Вероника, миленькая девушка с бухгалтерии. На первый взгляд она весьма недалекая, но, как я выяснил позже, Веро намного глубже, чем старается казаться. Видимо, это ее способ защиты от вешнего мира.
У каждого из нас своя война, свои баррикады и свои способы наступления. Каждый приспосабливается, как может. Мне ли не знать.
Недавно Нина очень помогла Веронике в решении какого-то рабочего момента, за что последняя притащила торт, откушать который меня и пригласили девушки, забывая, что я не люблю сладкое. Обижать их не хочется, поэтому я старательно выбираю орехи из своего немаленького куска, рассказывая, как мне кажется, смешные истории, чтобы отвлечь внимание от своей не заинтересованности в еде.
- Олежка, ну и что?! - кладет мне руку на плечо Вероника, она смеется, видимо, истории кажутся смешными не только мне.
- Ты скажешь уже или нет!? - нервничает Нина, которая отрезала себе уже пятый тоненький кусочек лакомства.
- Ну, я и говорю: "если вы не видите Эмиля, это не значит, что он не видит вас!"
Нина хохочет, прикрывая рот салфеткой, а Вероника падает на стол, не в силах сдержать эмоции. Мне кажется, что она переигрывает.
Опять касается меня рукой:
- Ну, ты даешь! - смеется, - Я представляю себе его лицо!
- Так, что здесь за балаган?
Мы все вздрагиваем и смотрим снизу вверх на Алю, которая из-за нашего громкого смеха подошла незаметно и сейчас стоит совсем близко, уперев кулачки в бока. Смотрит грозно, глаза прищурены, губы стиснуты.
- Ой, - пытается успокоиться Вероника, - Алла Константиновна, Олежка сейчас такой анекдот из жизни рассказал...
- Я так понимаю, что у вас троих нет работы? Вероника Александровна, если Вам больше не нужен Ваш кабинет, я поговорю с Сергеем Игоревичем, и сегодня же Вы переедете в приемную, - ледяным голосом, как только она умеет, произносит Аля.
Улыбки исчезают с наших лиц, девушки опускают глаза под тяжестью взгляда начальницы. Мне тоже становится не по себе.
- Аля, так обед же... - возражает Нина.
- Я просила с утра отправить факс, ты отправила?
Я понимаю, что лучше молчать, потому что влетит и мне.
- Пока не получилось...- пробует оправдаться Нина.
- Так чего ты сидишь без дела? - повышает голос. Нина быстро поворачивается к компьютеру, берет трубку телефона, и набирает номер.
- Я, пожалуй, пойду, - тихо говорит Вероника, судя по интонациям - пытается извиниться.
- Давно пора. Устроили тут пикник на рабочем месте. А Вы, Олежка Николаевич, в мой кабинет, живо.
Поворачивается и марширует к себе. Глаза девочек наполняются искренним сочувствием, а я, пытаясь их подбодрить, киваю, поднимаюсь с места и спешу за своей начальницей.
Как только мы оказываемся в ее кабинете, и я прикрываю за собой дверь, она сразу начинает кричать:
- Ты что себе позволяешь?! У тебя работы нет? Ты представляешь, как сложно было тебя отмазать после прошлого промаха? А если бы Сергей зашел и увидел?
- "Олежка Николаевич"? - переспрашиваю, скрещивая руки на груди, с трудом сдерживая улыбку.
- Как я поняла, теперь тебя так все зовут! - она нервничает, ходит по кабинету.
- Да Вы, - нарочито вежливо произношу, - Алечка Константиновна, кажется, ревнуете? - смеюсь.
- Я? - эмоции через край. - Я? Я тебя ревную? - говорит так, будто это высшая глупость в мире, прижимает руку к груди, растопырив пальцы, задыхается от возмущения, - Олег Николаевич, Вы забываетесь, - она всегда обращается ко мне на "Вы" и по имени отчеству, если мы ссоримся. Даже когда мы находимся дома.
- Тогда Вы, Алла Константиновна, будете не против, если я сегодня вечером заеду к Веронике, помогу починить компьютер...
- Куда ты собрался заехать?! - кричит она. Понимаю, что ей не до шуток, пытаюсь не смеяться, но губы сами расплываются в улыбке. Борьба, отражающаяся на моем лице, еще больше раздражает Алю: - Да ты...Да я...Ты совсем обнаглел?!
- Аля, да ладно тебе...
Она хватает со стола мышку и запускает в меня. Еле успеваю пригнуться, мышка звонко ударяется о стену и разбивается.
- Вы портите имущество компании! - восклицаю я.
- Я сейчас испорчу работника компании! - хватает со стола ежедневник, - я вычту мышь из твоей зарплаты, имей в виду.
- Да ради Бога! - понимаю, что нужно спасаться бегством, пригибаясь, отпрыгиваю к выходу, открываю-закрываю за собой дверь, слышу, как об нее ударяется что-то тяжелое.
Нужно что-то делать с Алиными нервами, хотя ситуация и кажется сейчас весьма забавной, в купе с остальными ее срывами не может не беспокоить.
Делаю шаг в сторону и натыкаюсь на нашего главного директора - Сергея. Он направляется к Але.
- Эммм, Сергей Игоревич, лучше не ходите к ней пока... - только успеваю проговорить, как Сергей, который, разумеется, меня не слушает, резким движением толкает дверь. Я, хватаясь за голову, наблюдая, как моя точная девочка кидает несколько ручек, парочка из которых попадает директору по голове.
Вот бесы.
Я захожу следом за Сергеем, чтобы не бросать Алю одну в неприятной ситуации, но та отчаянно машет, чтобы я убирался. Жестами спрашиваю: "точно?", нетерпеливо указывает в сторону выхода. Обострять ситуацию мне не хочется, поэтому я покорно закрываю за собой дверь.
Кажется, у Али будут крупные неприятности из-за меня. Но что я такого сделал? За что мне извиняться? Почему она так разозлилась? Утром же все было нормально... Направляюсь в сторону своего кабинета, обдумывая случившееся.
- Ну что? - пристыженным шепотом спрашивает Нина.
Пожимаю плечами.
- Ну, ты и бабник! - укоризненно качает головой. Я замираю, выпучив глаза. Понимаю, что запутался окончательно, но Нина непреклонна, уточнять почему я "бабник" не собирается. Фыркает, протягивая мне тарелку. Отказываюсь от своего недоеденного торта, ворую горсть мятных сосательных конфет со стола девушки и прячусь в своем кабинете.
Вечером Аля со мной не разговаривает, все попытки обсудить случившееся пресекает, от массажа отказывается, про секс я даже не заикаюсь, опасаясь, что снова придется спасаться бегством от ее метких бросков. Видимо презервативы, которые теперь всегда лежат в тумбочке с моей стороны, и, на всякий случай, в портмоне, сегодня не понадобятся.
Сидит на диване, пилит ногти, хотя прекрасно знает, что я не выношу этого звука, от которого у меня волосы на теле дыбом встают, и кажется, что пыточный инструмент елозит по моему черепу, а не мертвым клеткам ее ногтей. Передачу, которая идет по телевизору, досмотреть очень хочется, я терплю из последних сил, практически не сомневаясь, что она умудряется "пилить громче", если я увеличиваю громкость. Ее цель - показать мне, что я ей безразличен, и ей плевать, что мне неприятно. Но я-то знаю, что она просто привлекает к себе внимание тем способом, до которого смогла додуматься.
Такая глупенькая иногда.
Сажусь рядом, вырываю из ее рук садистское орудие, убираю в косметичку, которую бросаю на пол, обнимаю Алю за плечи. Она дергается, вырывается, отодвигается на полметра, но не уходит. Улыбаюсь, вновь пододвигаюсь. Она снова отсаживается. И так раз пять, пока мы не оказываемся на краю дивана, и ей бежать некуда.
Трусь колючим подбородком о ее шею.
- Прости меня, - шепчу, нацеловывая плечико через пижаму.
- За что ты извиняешься? - говорит строго.
Попал. За что я извиняюсь?
- За то, что я такой дурак, - выкручиваюсь, как могу, морща лоб.
- Не проходит, - дергает плечом. - Конкретнее.
- Какая же ты у меня смешная, Боже ты мой, - мне надоедают эти игры, хватаю ее в охапку и усаживаю себе на колени.
Презрительно хмыкает, делает вид, что ей это не нравится, но не уходит.
- Я смешная? - как бы возмущается. - Олег...Олежка Николаевич, - шипит, - попрошу Вас не забывать, у кого из нас должность выше и работа ответственнее, - отворачивает голову, не давая целовать ее в щеку. Что ж, куда могу дотянуться - целую шейку и чувствую, как попадаю на те самые точки. Улыбаюсь.
- Такая дурочка, - говорю, - такая маленькая обидчивая дурочка, - шепчу на ухо, - кто таких дурочек только в директора берет?
Она возмущается, начинает вырываться, но я сильнее, держу крепко, поворачиваю лицо к себе, целую в губы. Прижимается, сама целует, обнимает.
Какая же глупенькая, Боже мой.
- А еще врешь, что старше меня, - смеюсь, - судя по твоему поведению, тебе не больше пяти лет, - продолжаю смеяться, но она уже не обижается.
- Тебе она нравится? - спрашивает.
- Кто? - не понимаю. Кажется, секс все-таки будет, по крайней мере, мои руки уже ласкают напряженные сосочки, и меня никто не отталкивает.
- Эта шлюшка из бухгалтерии, - обиженно.
- Как тебе только компанию доверили, глупышка, - целую ее, - прекраснейшая женщина из всех, кого я только видел, позволяет прикасаться к ней, зачем мне кто-то еще?
Либо я полный кретин, - думаю, - либо она действительно меня ревнует.
***
Сегодня утром ее подушка снова была испачкана кровью.
Лучше кого бы то ни было в этом мире понимаю, что я не врач, и никогда в жизни больше не смогу быть врачом, но я, несмотря на это, веду пациента уже несколько месяцев. Самого сложного, самого важного и самого ответственного пациента в моей жизни, мою Алечку.
"Свежие продукты" заказали нашей фирме еще один модуль, поэтому долгожданное прекращение отношений с Верой Анатольевной и Дмитрием, к моему огромнейшему сожалению не случилось. Если мы случайно встречались с Дмитрием в офисе нашей компании, а он как специально еженедельно тратил время на то, чтобы потрепать нервы моей Але, мужчина не спускал с меня глаз. Смотрел очень долго, иногда обращался в манере: "сбегай, попроси Нинок, чтобы кофейку мне принесла" или "метнись в машину, кажется, я оставил там папку с документами"... В общем, старался всячески унизить, особенно при Але. Следуя правилу "клиент всегда прав", я исполнял его просьбы-приказы, наблюдая победоносный взгляд мужчины, обращенный ко всем присутствующим, а в особенности к моей девушке. Этот взгляд как бы говорил: ну и на кого ты меня променяла, идиотка?
Подавляющему большинству людей необходимо унизить кого-нибудь, чтобы доказать свое превосходство, утвердить свой статус.
Как-то вечером мы очень подробно обсудили этот момент с Алей, после чего она начала относиться проще.
- Эй, мальчик, - обращается ко мне Дмитрий. Мы находимся в переговорной, я настраиваю оборудование для презентации. Он всегда обращается ко мне "мальчик", хотя в отцы мне не годится. На вид этому мужчине чуть больше сорока. Подтянут, в дорогом костюме, чисто выбрит. Производит впечатление блестящего бизнесмена, коим, впрочем, и является.
- Извините, я сейчас очень занят, - отвечаю, тестируя работу проектора. Через пятнадцать минут приедут партнеры "Свежих продуктов", которые тоже хотят купить программу, которую мы разрабатываем. Аля сидит напротив меня, облокотившись на спинку стула и закинув ногу на ногу. Читает материалы, которые будет презентовать. В кабинете находятся еще несколько аналитиков и ведущие разработчики.
Сергей смотрит на наручные часы, вздыхает, читает что-то в телефоне.
- Они в пробке, - объявляет на весь кабинет, - задерживаются на пятнадцать минут. Как там тебя? - явно обращается ко мне, я поднимаю голову, - да, ты. Успеешь все там настроить. Сбегай до Нины, попроси ручку с красной пастой и зеленый маркер. Надеюсь, ты не перепутаешь? - поднимает брови, улыбается. Свидетели сего диалога тоже улыбаются, но мне это безразлично. Я смотрю на Алю, которая отрывает взгляд от бумаг и смотрит на Дмитрия. Потом на меня. Я медленно ей киваю, напоминая, о чем мы говорили несколько дней назад. Она секунду сомневается, потом кивает в ответ, подмигивает, насмешливо улыбается, бросает косой взгляд в сторону моего обидчика и возвращается к чтению.
