Последние минуты подготовки

КАМНИ НА СКЛОНЕ

ГДЕ ОРЛЫ И ОБЛАКА

В зеркале заднего вида

Бесконечная темнота нового колодца слегка померкла синими полосами небрежных строчек. Я оторвался от блокнота, оставив своего героя наедине с печальным открытием. За окном маячил жаркий перрон Саратова. Вторая ночь в поезде. Заботливо вымытая в туалете снаряга сушилась на третей полке в разобранном виде.

Был еще мимолетный вечер на морском побережье, где ребята, наблюдая погружающуюся в море луну, пытались понять, что с ними происходит, и выразить словами те ощущения, которые возникают в конце экспедиции. Скорее всего, они чувствовали легкую грусть, но не могли найти ей причину. Мои же чувства в этот раз были диаметрально противоположными. Арабика закончилась, но все еще только начинается.

Холодный ветер, и отражение в зеркале в туалете плацкартного вагона. В поезде время работает на нас: прошла минута – стал богаче – ближе к заведомой цели. Время в поезде никогда не идет за зря, потому что поезд движется – так я считал и успокаивал себя. Четверо суток в плацкарте, где Самара – всего лишь промежуточная станция – время стоянки 34 часа.

Родной город сразу почуял, что я вернулся с Арабики – традиционно летней экспедиции и подстроил очередную ловушку: пожелтевшие листья, желуди, барашки волн на речной глади. Город наивно полагал, что осень заставит меня остаться, во мне сработают привычные осенние рефлексы, и я сяду обрабатывать видео с поездки и монтировать ролики для осеннего Сейшна. Но я не поддался. Две стиральные машины упрямо полоскали изотермики. Рюкзак собрать проще, если ограничиться перечнем вещей, извлеченных из старого рюкзака.

И снова поезд. Длинный и распростертый во времени и пространстве. Где-то вагонов на десять впереди – две подруги из Оренбурга, но чтобы к ним добраться, нужно пересечь весь Узбекистан со столицей в виде вагона ресторана. Это был состав узбекского формирования, с одиноким российским последним вагоном.

Поезд весьма затянулся, особенно под конец – нелепое стояние раскаленного металлического кузова у условной линии, разделяющей государства.

Какой-то парень на Казахской границе уже после завершения всех процедур вышел в тамбур и плюнул в окошко, из-за чего имел конфликт с пограничниками, решенный в итоге мздой.

Поезд не хотел отпускать меня. Чрезмерно долго мы простояли на Узбекской границе, а затем перед самым Ташкентом, когда некоторые пассажиры уже вытащили свои тюки в тамбур, поезд вдруг встал и простоял около часа. Пришлось купить у проводницы чай, поскольку свой мы уже упаковали, и наслаждаться гостеприимностью плацкартного пространства.

 

Метаморфоза 20.12

В Ташкенте все преобразилось. Уральская экспедиция предстала перед нами в обновленной версии. Вместо суровых спелеологов старшего поколения с сединами и неизменными байками прошлых лет нас встретили миловидные девушки. Это было вообще очень странно для Уральцев. Обычно в азиатских экспедициях допустимым соотношением считалось следующее: одна девушка на три парня. А многие из очень древних и уважаемых на Урале спелеологов вообще отвергали женскую спелеологию как явление, считая женщину на корабле признаком несчастья. Девушки, в свою очередь, зачастую не желали мириться с существующим положением дел и стремились доказать свое право на существование в подземном мире крутыми мужскими подвигами.

Теперь мы шли по ночному Ташкенту в ресторан. Нас, троих парней с берегов Волги, окружали шестеро энергично настроенных девушек. Вялость и скука поезда рассеялась, и в меня стал постепенно перетекать энтузиазм и энергия свежих участников экспедиции.

В ресторане мы поели скромно и быстро. Вместо шумного застолья с бесконечными тостами, которое ожидало меня в Ташкенте в день приезда два года назад, я поднял фужер с прохладным компотом «за прекрасную метаморфозу окружающей реальности и удачное завершение безумного дня».

На самом деле, конечно, день не завершился. Девушки потом еще упаковывали привезенные нами сухари, а мы наслаждались удобствами гостиницы. Все-таки есть разница между чердаком с летним душем и дачным сортиром у тети Перузы в бюджетных самарских поездках и настоящим отелем с мылом, шампунем, душем, ванной, номером с постелью и кондиционером в экспедициях для взрослых дядек.

 

Автобус

Утром мы попали в ловушку. Наш автобус пришел на заре. У нас не было ни завтрака, ни еды в дорогу, ни местных карманных денег. Да и магазины с ресторанами открывались намного позже. В гостинице мне не удалось раздобыть кипятка – мой термос ехал пустым. В прошлой раз путешествие на автобусе по Узбекистану мне далось крайне тяжело, и я опасался повторения этой грустной истории. Нарушение суточного режима и короткий сон, отсутствие еды, а главное горячего чая – все необходимые условия моего плохого самочувствия были соблюдены.

Завтрак был назначен на десять, и нам пришлось четыре часа коротать время, довольствуясь лишь водой. Автобус был комфортный с кондиционером, но кресла для сна были все равно непригодны.

В означенное время мы купили в магазине сникерсы и пряники. Стало несколько легче.

За окном простирался Узбекистан. Глинобитные одноэтажные дома светло-коричневого цвета, такие же заборы, ослики, тянущие маленькие тележки по обочинам дорог, разноцветные мотороллеры, камазы-фургоны с деревянными кузовами для перевозки арбузов и дынь, и выжженная солнцем бесконечная равнина.

Во второй половине дня наш автобус одолел высотный перевал, и в горной долине показался Байсун – маленький, забытый временем, пограничный город. Здесь нам предстояло провести две ночи, пройти регистрацию и окончательно завершить подготовку экспедиции.

Мы поселились у Салима в небольшой частой гостинице с двухэтажным домом и двориком, где можно удобно перебрать снаряжение.

Поскольку в этом году в экспедиции участвовало рекордное число девушек, были приняты соответствующие меры безопасности. Дамам запрещалось покидать пределы уютного дворика Салима категорически, парням же разрешалось выходить в город группами не менее двух человек для решения подготовительных вопросов экспедиции или за едой. Питались мы на территории гостиницы, отказавшись от походов в рестораны, дабы не привлекать излишнего внимания.

 

Последние минуты подготовки

Поздно вечером прибыли остальные участники экспедиции и верховное главнокомандование. Им удалось добраться до Байсуна из Екатеринбурга за день путем двух перелетов и одного авто переезда.

Теперь все участники были в сборе. Всего 29 человек. Экспедиция, организованная Уральцами, могла по праву называться международной: среди участников было двое итальянцев, испанец, немец и даже китаец. Работа предполагалась по трем направлениям. По сути это было три экспедиции в разные пещеры одного района. Группа «Оазис» под руководством Гоши Сапожникова собиралась работать в Фестивальной. В этой пещере, представляющей собой трехмерный лабиринт с несколькими уходящими глубоко вниз отдельными ветками, работы велись, можно сказать, регулярно – уже третий год после большого перерыва. В 2010 году мы работали в одной из таких веток. Вход в пещеру Фестивальная как, впрочем, и в другие пещеры находился на большой отвесной стене горы Ходжа-Гур-Гур-Ата. Но идти до этой пещеры было ближе всего.

Вторым направлением работы была пещера Дарк Стар. В прошлом году ее посетили первый раз после долгого перерыва и нашли в ней перспективную новую часть настолько большую, что даже пройти все не удалось (не то что составить карту). Дарк Стар была главным прорывом прошлой экспедиции и основным (центральным) направлением нынешней. Им занималась самая многочисленная группа «Центр». Забрасываться до Дарк Стар было несколько дальше чем до Фестивальной.

Третьим направлением, в котором предстояло принять участие и нашей (самарской) делегации, была пещера Улугбек. Она находилась дальше всего. В нее была организована всего одна или две итальянские экспедиции в каком-то девяносто-лохматом году. Группа наша называлась «динозавры», потому что где-то рядом Улугбеком были обнаружены следы настоящих динозавров (это не шутка и не утка – научный факт). Руководителем нашей группы, состоящей из восьми человек, был Сергей Терехин, с которым мы теперь все встретились и познакомились.

В полном составе на базе в Байсуне мы занимались тем, чем и участники других направлений, а именно – подбирали и упаковывали снаряжение, переливали бензин в пластиковые бутылки, считали уши и карабины, заматывали скотчем хрупкие вещи и т.д., и т.п. Также мы совершали закупки продуктов и воды и ждали регистрации. Наши пещеры располагались в пограничной зоне, где без регистрации находиться запрещалось.

Приезд иностранцев, несомненно, большое событие в жизни маленького провинциального узбекского города, в который совсем недавно провели железную дорогу и построили вокзал. Наше появление на рынке Байсуна имело примерно такой же эффект как, если бы по улицам Самары стал расхаживать Бред Пит в компании Брюса Уиллиса и Арнольда Шварценеггера или даже прилетели бы инопланетяне – примерно столь же редкое и маловероятное событие. Особенно мы привлекали внимание у узбекских мальчишек, которые, демонстрируя свое владение русским языком, наперебой здоровались с нами. Второй фразой обычно являлось: «как тебя зовут?». Взрослые тоже едва сдерживали любопытство и то и дело вступали в разговор. Их любимый вопрос был: «Откуда вы приехали». Словно божества или ангелы мы нисходили с Олимпа к тому или иному торговцу и покупали его товар. Если мы останавливались, чтобы обсудить закупки, нас словно комары окружали любопытные мальчишки, начинали внимательно рассматривать и, кажется, были готовы разорвать на лоскуточки. И даже в отделении милиции, где мы проходили регистрацию, люди в форме не упускали возможности общения с иностранцами. Такое событие в их жизни случается раз в год, все остальное – серые будни города, в котором ничего не происходит.

Кабинет, где проходила регистрация, представлял собой кирпичную постройку без штукатурки, у которой отсутствовала одна стена – вместо нее был сад. Крыша была незатейливо покрыта шифером. Бетонный пол – чисто выметен. В углу находился деревянный стол, за ним сидели два милиционера. Переводчик задавал вопросы, тщетно скрывая свое любопытство под маской официальности.

Наконец все бумаги были оформлены, продукты докуплены, снаряжение запаковано, и мы ранним предрассветным утром, наскоро перекусив, погрузились в кузов большого грузовика. Грузовик был марки Зил, а водителя звали Урал. Это позволяло играть словами: «ну что, когда Урал приедет… Какой Урал, нас на Зиле повезут».

 

Старт

Зил устремился вперед и вверх. Иностранцы были в восторге от автомобильной прогулки. Дорога здесь относительно хорошая (по сравнению с Арабикой), и доехали мы сравнительно быстро. Вскоре впереди среди живописных хвойных деревьев, называемых арчей, мы увидели наших ишаков и несколько молодых парней – погонщиков. Все кинулись пересчитывать осликов, поскольку от этого зависело, какую часть груза мы потащим на своих спинах. И к всеобщей радости их оказалось восемнадцать. Это число превосходило все ожидания.

Главный друг спелеологов в экспедициях в этот район – это Садык. Дружба зародилась много лет назад, когда спелеологи обнаружили и достали на поверхность из пещеры Бой-Булок останки местного учителя Мустафы, который ушел в пещеру и упал с уступа. Учитель – почетная профессия в местных горных селениях. Даже сегодня в узбекских деревнях здание школы резко отличается от остальных построек в хорошую сторону. Садык живет в Дюболо – это маленькое таджикское поселение в горах на границе Таджикистана и Узбекистана. Именно через Садыка осуществляется столь необходимая для посещения пограничного района регистрация. Этот немолодой уже человек находит в себе силы каждый год спуститься с гор в районный центр и провести как минимум целый рабочий день в скучных кабинетах местной бюрократической машины. Также Садык занимается заброской на осликах и принимает спелеологов в своем гостеприимном доме на обратном пути. Естественно спелеологи не остаются в долгу и помимо щедрой суммы дарят ему подарки (в этом году – новый спальник). Также оставляют лишние продукты и не очень нужные вещи: батарейки, сапоги, ботинки, штаны и так далее, что, в условиях удаленности от цивилизации и магазинов, возможно, важнее бумажных купюр.

Своих осликов у Садыка немного – штук восемь наверное – поскольку в хозяйстве больше не требуется, а содержать их накладно, поэтому перед приездом спелеологов он собирает тягловую силу по соседям из Дюболо, а может и из соседних селений.

В общем, непросто было, наверное, ему настрелять еще десять ишаков, но Садык постарался, поэтому теперь мы шли по горам в комфортных условиях – несли только 15 кг личных вещей, а все самое тяжелое – продукты и общественное снаряжение перемещалось на ишаках.

В первый день идти было непросто, несмотря на акклиматизацию на Арабике – сказывалась бессонная ночь и ранний подъем.

Каждый год заброска происходит по новой дороге, более простой чем предыдущая. Машина подняла нас на высоту более двух километров, затем мы набрали еще, взобравшись на хребет по тропинке, где гоняют скот. Потом стали спускаться к поляне, с легким сожалением теряя драгоценную высоту, но зато, приближаясь к нашей заветной цели – отвесной стене Ходжа-Гур-Гур-Ата, в которой малозаметной норкой чернел Священный грот, высотой шестьдесят метров.

Временами тропа становилась труднопроходимой для ишаков, и нам приходилось помогать осликам, подталкивая их и затаскивая на уступы. В прошлом году на заброске один ишак сорвался и укатился по склону вниз метров на сорок вместе с поклажей, но чудом остался жив. В этот раз все обошлось благополучно, лишь пара самых слабых осликов не смогла одолеть финальный подъем, и их пришлось разгрузить.

Процесс приготовления ужина представлял собой весьма любопытную логистическую и кулинарную задачу. Нужно накормить 29 человек, но в наличии имелись лишь котелки объемом не более трех литров, то есть на четверых-пятерых человек. Дело в том, что в экспедиции предполагалось питаться небольшими группами, но на заброске было решено кушать всем вместе. Примусов было достаточное количество, но дежурному приходилось следить сразу за пятью котелочками.

В азиатских экспедициях готовят только на бензине, газом не пользуются, наверное, чтобы не тащить обратно пустые баллоны. В Узбекистане достать бензин непросто. Своего топлива в стране нет, большинство автомобилей работают на газу. Переливать газ из одного баллона в другой умеет, наверное, каждый водитель. Для примусов хорошо использовать специальный бензин «калоша», но достать таковой в нужном объеме не удалось, поэтому был куплен обычный А-80. Примуса капризничали, жутко чадили и быстро окрашивали чистые котелки черной и пачкающей все вокруг сажей, прибавляя хлопот дежурному. Но, несмотря на все эти сложности, после пары часов борьбы с огнем и жонглирования котелками, ужин все-таки появился к величайшей радости всех участников.

Далее нам предстояло нести груз самостоятельно, поскольку исчезала тропа, и осликам было уже не пройти.

 

Тридцать спартанцев (точнее двадцать девять)

 

Как будто мертвый, лежит партнер твой.

И ладно – черт с ним, пускай лежит.

Не оплошать бы. Бог хочет шайбу.

Бог на трибуне. Он не простит.

В. Высоцкий

На утро мы снова двинулись в путь, но прежде чем продолжить рассказ – небольшое отступление, без которого дальнейшее поведение некоторых героев повествования может показаться несколько нелогичным.

Организатором экспедиции был уральский клуб СГС. Дело в том, что самарский и уральский взгляды на спелеологию весьма отличаются, и порой меня удивляет тот факт, как люди со столь разными мировоззрениями могут принимать участие в одной экспедиции. Сначала несколько слов об уральской спелеологии и клубе СГС преимущественно для самарских читателей. (Если я в чем-то ошибся или не так понял, просьба уральских коллег не судить строго и по возможности меня поправить).

В Екатеринбурге – городе, несколько превышающем Самару по численности населения, существует одна единственная спелеологическая организация – СГС – Свердловская городская спелеосекция. Если в Самаре, к примеру, начинающий и амбициозный исследователь подземного мира из спелеоСГАУ не доволен общей концепцией клуба или кем-то из руководителей, он может попробовать свои силы в одном из других клубов («Жигули» или клубе Гос. Университета) или даже сколотить свою спелеологическую банду, команду или шайку. Такие случаи были неоднократно, и не являются нонсенсом в нашей спелео практике. Самарские клубы весьма отличаются друг от друга. По сути, ты выбираешь не только клуб, но и стиль спелеологии…

В Екатеринбурге все иначе – клуб выбирают единожды, когда приходят в спелеологию.

СГС самостоятельная организация, существующая на средства участников, независимо от каких либо бюджетных структур (университета, например). В прошлом году клубу исполнилось 50 лет! Вы можете сказать: «Ну и что? Самарской спелеологии не намного меньше!». Но кого из основателей самарской спелеологии вы знаете и сможете узнать в лицо? А я вот был на пятидесятилетии СГС и видел всех их своими глазами – начиная от самых первых уже глубоких дедушек и бабушек – всего почти триста человек. Здесь свято чтят традиции предков и, возможно, поэтому клуб просуществовал полвека.

Старшие товарищи активно участвуют и помогают клубу и сегодня. Многие спелеологи старшего поколения, которым возраст уже не позволяет выбраться в пещеры, продолжают заниматься спелеологией заочно, искренне болея и оказывая помощь, в том числе и спонсорскую, экспедициям. «Круто!» – скажете вы. Но у медали имеется и обратная сторона. В подготовке и помощи экспедиции участвует большое количество людей, поэтому участникам никак нельзя обмануть надежды. Это дело чести. И, если в самарской экспедиции, которую мы проводим исключительно для себя, мы можем, столкнувшись со сложным препятствием или поддавшись слабости и лени, в любой момент повернуть обратно, то участник уральской экспедиции чувствует себя словно боксер на ринге или гладиатор на арене. Тут уже нет дороги назад – нужно принять бой, нужно драться. Ну, представьте себе гладиатора, который, выйдя на арену и оценив противника, на глазах у тысяч зрителей говорит: «что-то мне неохота, что-то я боюсь». Если сказать такое, второй раз на арену тебя уже не пустят. Поэтому ни гладиатор, ни боксер на ринге о таких вещах, разумеется, не задумываются. Они сосредоточены на технике боя. А решение драться или сдаться, точнее – драться любой ценой приходит задолго до экспедиции. Вот вам первое кардинальное отличие спелеологических мировоззрений.

Все участники экспедиции – это гладиаторы на огромной подземной арене. Каждый должен драться до последнего, каждый должен выкладываться по максимуму. Сами экспедиции, а также тренировки молодежи и спортивный настрой, на мой взгляд, напоминают Спарту.

Из всех развлечений и отдыха допускается только алкоголь. Это тоже большая и важная традиция, отказаться от которой было бы святотатством. Существует 15 тостов СГС, которые произносятся в строго определенной последовательности. Представляю ваше удивление или недоумение, но действительно, так оно и есть, я ничего не выдумывал. Я и сам сначала не мог поверить и тем более понять, пока не побывал на юбилее СГС и не увидел все своими глазами.

В этих экспедициях не бывает слишком легко и просто. Если тебе легко, значит ты не выкладываешься полностью, халтуришь, проще говоря. И еще в уральских экспедициях никогда не откладывают на завтра какую-либо работу, которую можно сделать сегодня.

Именно поэтому мы перенесли лагерь с высоты 2700 метров на 3400 уже на следующий день, то есть на сутки раньше срока, хотя это несколько противоречило учебникам по альпинизму, в коих рекомендуется для успешной акклиматизации ночевать (спать и отдыхать) на низкой высоте, а выходы совершать на более высокую.

Я знал обо всех этих гладиаторских боях заранее, и поэтому постарался подготовиться и морально, и физически. Двухнедельная акклиматизация на Арабике дала свои результаты. По горам я шел легко. При транспортировке груза я предпочитал сходить два раза с легким рюкзаком, чем один раз с тяжелым. Идти с большим грузом было неприятно (в отличие от легкого рюкзака, где само движение доставляло удовольствие), резко учащался пульс – я боялся перегрузить сердце. Да и для спины и коленей большие нагрузки вряд ли полезны. На один рейс уходило около двух часов. Мы поднялись, нашли место под палатку, поставили ее, отдохнув при этом, оставили Катю Яцуценко обустраивать лагерь и отправились во второй рейс. На этот раз взяли чуть больше груза, пыхтели как паровозы, но все-таки выбрались. Подъем сначала шел по приятной тропе, а затем уходил круто наверх по гребню. Этот участок давался особенно тяжело.

Затем мы вскипятили чай, чтобы восстановить потерю жидкости на переходе. Воду я старался не пить – мне это удавалось. Сказывалась то ли акклиматизация, то ли какие-то врожденные особенности организма. Я обходился тремя глотками на переходе, когда другие хлебали литрами, зато на привалах наверстывал упущенное горячим зеленым чаем.

Время позволяло после небольшого отдыха сделать третий рейс, на который отважились мы втроем: я, Андрей Афанасьев и Гульназ – молодая спортсменка из Уфы. Участники остальных групп делали два тяжелых рейса. Последних из них мы догнали на крутом подъеме на гребне. Это были девушки, тоже гладиаторы, которые продолжали бой на исходе сил и несмотря ни на что. Андрею пришлось вернуться и почти силой отнять у отважных дам трансы и утащить их (и дам, и трансы в лагерь), иначе девушки готовы были пасть на поле боя.

Вечерело. Солнце зашло за стену, которая была теперь совсем близко. Из соседней долины подул холодный злой ветер. Я окинул взором поле брани – оно представляло печальное зрелище – потери, несомненно, были немалые. Отважный рыцарь Сергей Терехин получил ранение в брюшную полость еще с утра и теперь пытался заткнуть рану рулоном бумаги. Все иностранные паладины полегли. Себастьян из Цюриха, который еще совсем недавно на втором рейсе вместе с нами штурмовал склон, теперь валялся, схватившись руками за голову. Отовсюду слышались вздохи и стоны.

Неожиданно нагрянули пастухи, и всем девушкам была дана команда – прятаться в палатки. Я пытался добыть у завхоза экспедиции ужин для нашей группы «динозавров», чтобы избежать длительной коллективной готовки. Парни хотели напоить пастухов чаем. Для этого нужно было развести примус, который на ветру никак не мог прогреться. Думаю, пастухи посмеивались над нашим чудом техники – примусом. Я бы на их месте точно бы посмеялся. Они вполне обходились без чая в горах. В наш лагерь их привело любопытство. Попив чаю, пастухи ушли. Но тут произошло событие, которое немало напугало меня и остальных – заболела Лена.

В болезни не было ничего необычного – с плохим самочувствием валялась треть экспедиционного состава. За больными можно было поухаживать, согреть им чаю, но можно обойтись и без этих мер. Они лежали, отдыхали, и было ясно, что к завтрашнему дню они оклемаются.

С Леной же все обстояло несколько страшнее. Я нашел ее, лежащей в палатке, свернувшуюся калачиком, дрожащую со слезами на глазах – она задыхалась, она не могла говорить. Дышала очень часто, но не могла отдышаться. Лена не чувствовала кистей рук и пальцев ног, и, казалось вот-вот потеряет сознание.

Лена была нашим доктором. Второй доктор Оля осталась на поляне на 2700 метрах с больным Гошей Сапожниковым.

Я укутал Лену спальниками, поднял всеобщую тревогу, насколько это было возможно, и стал искать аптечку. Что именно из медикаментов мне нужно, я не знал, но решил первым делом померить давление. Время, казалось, ползло ужасно медленно. Все очень долго вникали в ситуацию, недопустимо долго и недопустимо медленно. Наконец, все мобилизовались. Катя готовила чай, Сергей Терехин пришел в палатку, чтобы помочь. С соседнего холма, где расположилась палатка группы «центр», прибежал руководитель экспедиции Вадим. Я долго не мог услышать тоны – мешали разговоры и ветер, качавший палатку. Процедуру измерения произвел Вадим. Давление было в норме, пульс выше 160 ударов. Связались по рации с доктором Олей. Она сказала «Тепло, покой, забота и надо подождать, а на ночь лучше спуститься метров на двести ниже» – в общем, ничего конкретного – никакой чудо-таблетки. Мы попытались выяснить у Лены, какие препараты из аптечки ей можно вколоть, если она потеряет сознание. Она в ответ мотала головой. Подоспел черный чай с сахаром. Постепенно Лену отпускало – вернулись чувствительность рук и дар речи. Еще минут через сорок Лена возвратилась к жизни целиком.

Ночь прошла беспокойная – мы опасались рецидива и возвращения горной болезни. Часа в два ночи мы кипятили чай в тусклом свете бледной луны.