Ключевой постулат гештальт-терапии построен на идее контакта. Человеческое существо в основе своей есть контакт, творческое или консервативное отношение в среде. Интенциональность существует в наличии другого и посредством наличия другого. Терапевтическая встреча является встречей интенци-ональностей, где каждому нужен другой и каждый проясняет другого. Благодаря встрече интенциональность принимает форму интенций.
Желая расширить спектр языковых возможностей, которые позволили бы рассуждать в терминах поля, не впадая при этом в солипсизм, в одной из предшествующих глав я использовал понятие потенциал или ресурс, affordance76. Этот неологизм придуман Гибсо-ном77, отцом эко-психологии, на основе глагола to afford, который можно перевести как «иметь средства для того, чтобы сделать что-то». Данное понятие, таким образом, обозначает некоторую характеристику, которая касается одновременно «организма» и «среды», фундаментальных свойств, детерминирующих способ, которым «объект» может быть использован. Стул служит тому, чтобы на нем сидеть. Его ресурс, его поддержка, его аффорданс позволяет мне увидеть себя сидящим на стуле в связи с моими интенциями, восприятиями и возможностями.
Ресурс работает в терапевтической сессии, как во всякой другой ситуации. Пациент воспринимает психотерапевта и его поддержку, которая мобилизует определенные «употребления», которые ему можно придать, и аннулирует другие. Мое восприятие стула мо-
76 См. раздел «От поля к ситуации».
77 Gibson J. J. The Ecological Approach to Visual Perception.
Boston, 1979.
144 Жан-Мари Робин
жет вызвать во мне желание сесть; если мне надо достать что-то с верхней полки моего книжного шкафа, я восприму некоторый ряд ресурсов в ситуации: я могу встать на стул или тумбочку. Я даже мог бы сформировать необычные возможности: я могу встать на телефонный справочник или воспользоваться как лестницей кем-то, кто есть в комнате. Контакт со средой открывает мне глаза на самого себя и актуализирует некоторые из моих потенциальных возможностей, а я со своей стороны наделяю среду потенциальными возможностями, которые до сих пор, может быть, не использовались. Но такое приписывание свойств тем не менее принимает в расчет возможности объекта: я не могу воспринять калькулятор, который лежит на моем столе, как средство, которое может мне помочь достать что-то с высокой этажерки. «Ситуации не вызывают наших действий, но не и представляют собой простой фон, на котором мы реализуем наши намерения. Мы воспринимаем ситуацию только в зависимости от наших реальных способностей и желания действовать», — писал Йоас78. В ходе терапевтической встречи осознанно или неосознанно мы выступает друг для друга важной составной частью ситуации.
Воздействие другого
То, что присутствие другого человека на меня влияет, диктуют здравый смысл и жизненный опыт. Влиять — значит, дать почувствовать, представить, помыслить, умозаключить, почувствовать телесно и эмоционально. Даже отсутствие реакции с моей стороны — если я не реагирую — и моя индифферентность не являются чистым продуктом моей воли или моего выбора. Мое переживание — это связь. Конечно, оно свя-
78 Joas H. La creativite de l'agir. P., 1999.
Быть в присутствии другого 145
зано с моей интенциональностью, но также — с присутствием другого и его собственными намерениями.
Моя рабочая гипотеза заключается в том, что осознание моего переживания в ситуации «здесь и теперь» и есть главный инструмент понимания интенцио-нальности другого. Соблазнительно сопоставить это утверждение со словами Перлза и Гудмена, сказанными об эмоциях. Они пишут так: «Эмоция есть непосредственное и интегрирующее осознание отношения организма и среды. И как таковая она является функцией поля... В череде фигур и фонов эмоции берут верх над силой желаний и устремлений... [Они] когнитивные средства... единственный источник информации о состоянии поля организм/среда»79.
То, что я чувствую в присутствии другого, таким образом, указывает на то, что есть в поле: это то, что говорит обо мне, это говорит о другом, это говорит о ситуации, это говорит об атмосфере, это говорит о нашей встрече. Я полностью присоединяюсь к Перлзу и Гудмену в признании того факта, что эмоции в когнитивном смысле подвержены ошибкам; однако эмоции можно исправить, их можно культивировать и истончать. И прежде всего об эмоциях можно говорить как о признаках того, что есть.
Приведу следующий пример. Женщина, которая была у меня в терапевтической группе, заговорила невнятно, почти бессвязно, и это сопровождалось разными вегетативными проявлениями, звукоподражаниями и косноязычием. Чем больше я старался ее понять, тем меньше понимал. Единственной информацией, за которую в этот момент я мог зацепиться, было мое переживание, которое мало-помалу принимало форму желания ее обнять (как я, наверное, поступил бы, будь на ее месте ребенок) и одновременно —
79 Perls F., Hefferline R., Goodman P. Op. cit., p. 255-257.
| 146 |
Жан-Мари Робин
желания ее ударить. Когда я ей об этом сказал, она успокоилась и начала рассказывать о том, как плохо с ней обращались в детстве, чего никогда не упоминала прежде. Эта была смесь насилия и нежности. В эту сторону ее смутно подталкивала ее интенциональ-ность или интенциональность ситуации.
