Квартира Московитцей, 19.00

Ну ладно, я здесь. Я побрилась, помылась, сделала отшелушивание, губки благополучно лежат в моем рюкзаке, – кажется, я готова.

Если не считать тошнотворного чувства, которое все никак не проходит.

У Московитцей просто сумасшедший дом. Майкл упаковывает вещи, а его мама, похоже, думает, что в Японии нет шампуня и туалетной бумаги. Она все пытается подсунуть Майклу в чемодан что‑нибудь в этом роде. Она и Майя, домработница Московитцей, съездили в Нью‑Джерси и закупили ему в поездку годичный запас всякой всячины типа семейных упаковок «тамс».

Майкл им:

– Мама, в Японии наверняка есть «тамс» или что‑нибудь подобное, мне не нужны семейные упаковки. И эта гигантская бутыль полоскания для рта – тоже.

Но доктор Московитц его не слушала, и когда Майкл вынимал что‑нибудь такое из чемодана, она тут же пыталась засунуть это обратно.

Вообще‑то это немного грустно. Я понимаю ее чувства. Ей просто хочется почувствовать, что она хоть как‑то контролирует ситуацию в мире, который стремительно скатывается к хаосу. И, похоже, обеспечивая сына запасом андацидов аж до следующего тысячелетия, мама Майкла чувствовала себя чуть менее беспомощной.

Мне хотелось сказать, что ей не о чем беспокоиться, потому что Майкл в конце концов не поедет в Японию, но я не могла – не могла же я поделиться своим планом с НЕЙ до того, как посвятила в него МАЙКЛА.

Вообще‑то я ему уже сказала, что мы улизнем из их дома, Майклу это не понравилось, он вечно боится разозлить моего папу, и я его понимаю ~ этого все должны бояться, особенно если вспомнить, что у папы под командованием есть элитное подразделение спецслужбы. Но я видела, что мне удалось его заинтриговать. Он только сказал:

– Ладно, дай я только найду свою куртку, она где‑то здесь, в комнате.

Он даже не знал, что куртка ему не понадобится.

Только что появилась Лилли, она вышла из своей комнаты с видеокамерой и говорит:

– А, ПД, очень хорошо, что ты здесь. Ну‑ка, быстро, назови несколько способов борьбы с глобальным потеплением. Как избежать климатической катастрофы, подобной тем, которые показаны в фильмах «Послезавтра» и «Категория 6»? Что бы ты сделала, если бы правила не только Дженовией, но и всем миром?

– Лилли, – сказала я, – у меня сейчас нет настроения участвовать в твоем телешоу.

– Это не для «Лилли рассказывает все как есть», а для твоей избирательной кампании. Ну‑ка, быстро, соберись с мыслями. Представь, что ты обращаешься к парламенту Дженовии.

Я вздохнула.

– Ну хорошо. Вместо того чтобы тратить ежегодно триста миллионов долларов на добычу и очистку органического топлива, я бы агитировала мировых лидеров потратить эти деньги на развитие альтернативных, экологически чистых источников энергии, например солнечной и ветровой, или на создание биотоплива.

– Хорошо, – сказала Лилли. – А еще?

– Это что, часть твоей кампании по запугиванию первокурсников, чтобы они проголосовали за меня из страха? – спросила я. – Вроде как я такая паникерша, что уже успела продумать, как поступать в случае большинства катастроф?

– Просто ответь на мой вопрос.

– Я бы помогла развивающимся странам, которые больше всего загрязняют среду, перейти на чистые источники энергии. И потребовала бы от производителей автомобилей выпускать только гибридные газо‑электрические машины и выкупить у населения все внедорожники, А еще ввести такие налоги, которые поощряют потребителей и бизнесменов переходить от органического топлива на солнечную или ветровую энергию.

– Великолепно. Почему у тебя такой странный вид?

Я поднесла руку к лицу. Я была предельно аккуратна с макияжем, так как Майкл будет видеть мое лицо очень близко. И мне не хотелось, чтобы был заметен макияж. Парни любят естественную внешность. Ну, во всяком случае, такие парни, как Майкл.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я. – В каком смысле странный?

Может, у меня на лице прыщ вскочил? Этого только не хватало – как раз тогда, когда мой бойфренд будет смотреть мне прямо в глаза, занимаясь со мной любовью, у меня на лбу вскочил большущий прыщ!

– Нет, просто у тебя такой вид, будто ты очень нервничаешь. Словно тебя сейчас вырвет.

– О! – Слава богу, что не прыщ! – Не понимаю, о чем ты.

– ПД! – Лилли опустила камеру и с любопытством уставилась на меня. – Что происходит? Что ты затеяла? Чем вы с Майклом вообще занимаетесь сегодня вечером? Он сказал, что ты приготовила ему какой‑то сюрприз.

Слава богу, Майкл только что вышел из своей комнаты с джинсовой курткой в руке.

– Я готов.

Ах, если бы я могла сказать то же самое о себе!

9 сентября, четверг, 20.00, «Ритц»

Приходится писать быстро – пока Майкл дает чаевые официанту. Все идет отлично, мы' выбрались из дома так, что никто ничего не заподозрил. Майклу не нравится, что мы пробрались украдкой. Мне кажется, он думает, что моему папе ничего не стоит его убить – достаточно лишь сказать одно слово Королевской гвардии Дженовии. (На самом деле это не так, им не разрешается никого убивать, если официально не объявлена война.) Но он держался

с шутливой покорностью, во всяком случае до сих пор. Он думает, что у нас будет всего лишь романтический прощальный ужин на двоих в пустующем люксе бабушки (слава богу, в номере сделали уборку, а то я не смогла бы там оставаться, если бы в воздухе до сих пор висел стойкий запах «Шанель №5», как бывает во всех комнатах, где побывала моя бабушка). Майкл не знает, что я собираюсь подарить ему свое Драгоценное Сокровище.

Ох, он возвращается. Я брошу свою бомбу после обеда... в смысле секс‑бомбу.

Ой, кажется, есть такая песня, «Секс‑бомба».

9 сентября, четверг, 22.00, такси по дороге домой из отеля «Ритц»

Поверить не могу, что он...

О боже, как мне хотя бы написать об этом? Не могу! Я не в состоянии об этом даже ДУМАТЬ, не говоря уже о том, чтобы писать! Б такси очень темно, и я почти не вижу, что пишу. Мне бывает видно страницу, только когда такси, останавливаясь в пробке, оказывается рядом с уличным фонарем.

Но поскольку Эфраин Клайншмидт – так зовут таксиста, если верить его водительскому удостоверению, помещенному за пуленепробиваемым стеклом между ним и мной, – поехал не по Парк‑авеню, как я просила, а по Пятой, то мы останавливаемся очень часто.

И это хорошо. Нет, правда. Очень хорошо. Это означает, что я выплачусь как следует до того, как доберусь до мансарды, и мне не придется выдержать Большой Допрос со стороны мамы и мистера Дж., когда я войду, похожая на Кирстен Данст после сцены в горячей ванне в фильме «Прекрасная/Сумасшедшая». Ну, вы знаете. В истерических рыданиях и все такое.

Мой плач очень напрягает Эфраина Клайншмидта. Наверное, в его такси никогда еще не ехала рыдающая шестнадцатилетняя принцесса. Он то и дело поглядывает на меня в зеркало заднего вида и пытается протянуть мне «Клинекс» из коробки, которая лежит у него на приборной доске.

Как будто «Клинекс» мне поможет!

Мне может помочь только одно: если я запишу все это на бумаге более или менее связно, чтобы увидеть во всем этом хоть какой‑то смысл. Потому что смысла никакого нет. Вообще нет! Потому что этого не может быть, просто НЕ МОЖЕТ.

Но это произошло.

Я просто не понимаю, как Майкл мог вообще НЕ РАССКАЗАТЬ мне об этом. Я‑то думала, что у нас идеальные отношения.

Ну, может быть, не ИДЕАЛЬНЫЕ, потому что ИДЕАЛЬНЫХ отношений не бывает. Признаюсь, то, что связано с компьютерами, всегда нагоняло на меня скуку.

Но, по крайней мере, Майкл об этом знал и не нагонял на меня скуку этими разговорами. Во всяком случае, не очень.

А я знала, что на него нагоняет скуку все, что связано с уроками принцессы – всякие правила, кто, когда и как должен делать реверанс и все такое. Поэтому я старалась тоже его этим не грузить.

Но в остальном я думала, у нас хорошие отношения. ОТКРЫТЫЕ. Отношения, при которых мы могли рассказывать друг другу все что угодно и не иметь друг от друга секретов.

Я понятия не имела, что Майкл скрывал от меня ТАКОЕ все время, пока мы с ним встречались.

А его отговорка, что, мол, я не спрашивала, это просто ЧУШЬ. Прошу прощения, но это просто... – О ГОСПОДИ, НЕТ, ЭФРАИН КЛАЙНШМИДТ, НЕТ, МНЕ НЕ НУЖНЫ НОСОВЫЕ ПЛАТКИ – просто глупо. Парень не может не рассказывать своей девушке такие вещи, даже если она никогда не спрашивала просто потому, что подразумевает...

Хотя я могла бы догадаться. О чем я только думала??? Майкл слишком горячий, чтобы жить без...

Ладно. Все ясно. Хорошо.

Все шло прекрасно. По крайней мере, Я ДУМАЛА, что все идет прекрасно. У меня даже прошла тошнота. Правда, я не могла много есть, для себя я заказала тунца с салатом из артишоков, бобов и лука‑порея с тертым пармезаном, а для Майкла цыпленка а la moutarde, свежий горошек, карликовые луковички, карликовую морковь и гороховый соус «капучино», плюс на десерт для нас обоих одну на двоих порцию шоколадного мусса. Я засомневалась насчет лука‑порея, но у меня было с собой полоскание для рта, поскольку я очень нервничала из‑за того, что мне предстоит делать.

Но Майкл был рядом, я видела его шею, а значит, его феромоны меня успокаивали, поэтому я расслабилась и успокоилась. Когда дело дошло до шоколадного мусса, у меня появилось ощущение, что я на самом деле смогу довести все это до конца.

И вот, собравшись с храбростью, я начала:

– Майкл, помнишь то время, когда мама с мистером Дж. уехали в Индиану, и мне пришлось остаться одной в номере в «Плазе»? Я тогда пригласила в гости Лилли, Тину и всех остальных, а не только одного тебя, и ты ужасно разозлился?

– Я не разозлился, – уточнил Майкл.

– Ку да, но ты был разочарован, что я не пригласила тебя ОДНОГО.

– Да, – сказал Майкл, – это правда.

– Ну так вот, сегодня в моем распоряжении весь этот гостиничный номер, – сказала я. – И я пригласила только тебя, а на Лилли и других ребят.

– Знаешь, – сказал Майкл, улыбаясь, – я в некотором роде это заметил. Но на всякий случай не стал ничего говорить – вдруг девушки придут после обеда?

– С какой стати они должны прийти после обеда?

– Я пошутил. Я догадывался, что они не придут. Но с тобой иногда трудно предугадать, что будет.

– А‑а. В общем, дело в том... – Господи, мне было УЖАСНО трудно это сказать, но я должна была. Я ХОТЕЛА. Я чувствовала, что готова сделать Это. – Я помню. Я говорила, что хочу подождать с сексом до выпускного вечера, но я много над этим думала и решила, что уже к этому готова. Сегодня вечером.

Я ожидала, что Майкл удивится сильнее. Наверное, он обо всем уже догадался, ведь мы проскользнули за спиной моего телохранителя и ужинаем вдвоем в гостиничном номере.

А потом он сказал нечто такое, что совершенно выбило меня из колеи. (В тот момент я еще не знала, что это лишь ПЕРВАЯ из МНОГИХ вещей, которые Майкл скажет, и которые меня совершенно выбьют из колеи.)

– Миа, – сказал Майкл. – Ты уверена? Мне казалось, ты была очень решительно настроена насчет ночи после выпускного, и я не хочу, чтобы ты передумала только потому, что я на какое‑то время уезжаю, и ты боишься, что я... гм, свяжусь с какой‑нибудь гейшей, как ты говорила.

!!!!!!!!!!!

Я, естественно, опешила:

– Э‑э... что?

Давайте смотреть правде в глаза: Майкл довольно недвусмысленно выражался насчет своего желания... э‑э... ко мне. Он сомневался в искренности моего предложения? Меня это просто ошеломило.

Не говоря уже о том, что он все еще не бросил меня на кровать и не объявил, что теперь он точно не поедет ни в какую Японию.

– Я знаю. – У Майкла был такой вид, как будто ему было больно физически. – Просто я... понимаешь, я не хочу, чтобы это произошло по неправильным причинам. Например, потому, что ты считаешь, что если мы это сделаем, то я передумаю насчет поездки.

Тут я просто оторопело уставилась на него, потому что... в общем, мне не верилось, что все это происходит на самом деле!!! Майкл был готов сделать Это, а потом все равно уехать!!!!! Мне стало ясно, он, как и Тина, решил, будто я только для того предложила ему заняться сладкой нежной любовью, чтобы доказать, что он меня достоин. И чтобы, когда он улетит в другое полушарие, у него бы остались приятные воспоминания.

Извините, но это не так. СОВЕРШЕННО НЕ ТАК!

– Гм, – сказала я, потому что совсем растерялась, – Нет. Я не поэтому передумала насчет ночи после выпускного. СОВСЕМ не поэтому.

– Правда? – По лицу Майкла было видно, что он мне НИСКОЛЬКО не поверил. – То есть, если мы сегодня займемся любовью, ты не рассердишься, если завтра я улечу в Японию?

– Нет, – сказала я. Я была уверена, что мои ноздри раздуваются, как сумасшедшие, потому что это было полное вранье. Но я надеялась, что в номере недостаточно светло, и Майкл этого не заметит. – Но я... пожалуй, меня немножко удивляет, что ты по‑прежнему хочешь уехать. Учитывая... сам знаешь. Секс. Со мной. И возможность заниматься им регулярно.

– Миа, – сказал Майкл, – я же тебе говорил, что отчасти уезжаю ради НАС, Чтобы люди вроде твоей бабушки перестали спрашивать: «Почему она с НИМ? Она же принцесса, а он – просто какой‑то парень, с которым она училась в одной школе».

– Понимаю, – сказала я. Я пыталась вести себя как взрослая, но, признаться, мне хотелось плакать. И дело было не только в том, что, судя по всему Майкл, все равно уехал бы в Японию, даже если бы мы с ним сделали Это. Просто у меня появилось ощущение, что мы все‑таки не сделаем Это сегодня, потому что на самом деле настроение было испорчено, и я была очень разочарована.

Ведь в каком‑то смысле я ждала этого момента с нетерпением. Если, конечно, отвлечься от моего тошнотворного ощущения.

– Я знаю, ты считаешь, будто должен доказать, что достоин меня и все такое, – продолжала я, даже не понимая толком, что говорю. Я просто пыталась спасти ситуацию. Я надеялась, что еще есть шанс и если мы все‑таки займемся Этим Делом, то Майкл в конце концов передумает. Вдруг он просто не знает, от чего отказывается? – Согласна, твой хирургический робот‑манипулятор очень важная штука. Но мне кажется, МЫ важнее. НАША ЛЮБОВЬ важнее. И я думаю, что если бы мы отдали друг другу Драгоценное Сокровище своей девственности, это было бы самым мощным выражением нашей любви.

А Майкл спросил:

– ЧТО драгоценное?

Ну вот, с мальчишками всегда так, они НИЧЕГО не знают. Они знают языки программирования и Ьйп1, разбираются в хирургических роботах‑манипуляторах, но как насчет того, что действительно важно? Об этом они мало что знают.

– Драгоценное Сокровище девственности, – повторила я. – Я думала, что мы должны отдать его друг другу. Сейчас. Сегодня.

И тут Майкл сказал ТАКОЕ, что я просто оторопела. По сравнению с тем, что он сказал, все прочее – то, что он завтра улетает в Японию независимо оттого, займемся ли мы сейчас сексом, – это просто ПУСТЯКИ! А сказал он вот что:

– Миа... – Он посмотрел на меня как на сумасшедшую. – Я отдал свое... как ты его назвала... Драгоценное Сокровище... давным‑давно.

!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Поначалу я подумала, что неправильно его поняла. Наверное, потому, что когда он это говорил, он СМЕЯЛСЯ. Ясное дело, никто не станет смеяться, говоря, что отдал Драгоценное Сокровище своей невинности. Никто, кто говорит это ВСЕРЬЕЗ. Но когда я посмотрела на Майкла, он перестал смеяться и сказал:

– Погоди. В чем 'дело? Почему ты на меня так смотришь?

И тут у меня мороз прошел по коже,

– Майкл, – сказала я. У меня было ощущение, как будто кто‑то резко переключил кондиционер на температуру на десять градусов ниже. – Ты не девственник?

А он мне:

– Конечно, нет. И ты это знаешь.

!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

На что я, естественно, ответила:

– НЕТ, Я ЭТОГО НЕ ЗНАЮ. О ЧЕМ ТЫ ГОВОРИШЬ?

Тогда Майкл, кажется, встревожился. Наверное, потому что я так громко орала. Но мне было все равно, потому что

!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

– Ну, – сказал Майкл, – наверное, мы действительно никогда это не обсуждали. Но мне кажется, не велика важность...

– ТЫ УЖЕ ЗАНИМАЛСЯ СЕКСОМ И ДУМАЕШЬ, ЧТО ЭТО НЕ ВЕЛИКА ВАЖНОСТЬ? ЧТО ЭТО НЕ НАСТОЛЬКО ВАЖНОЕ СОБЫТИЕ, ЧТОБЫ РАССКАЗАТЬ О НЕМ ТВОЕЙ ДЕВУШКЕ?????

Честное слово – понимаю, это звучит жалко, – я была готова расплакаться. Потому что... его Драгоценное Сокровище... и он отдал его кому‑то другому! И ему даже в голову не приходило, что это достаточно важно, и следовало рассказать об этом мне!

– Это было еще до того, как мы с тобой стали встречаться, – Теперь у Майкла был такой вид, будто он по‑настоящему испугался. Не сказать, чтобы меня это взволновало. – Я не думал... это было так давно...

– КТО? – Я орала и ничего не могла с этим.поделать. Я желала знать, кто она. Я понимала, что веду себя не очень‑то красиво. Наверняка Тика держалась совсем по‑другому, когда Борис со слезами признался ей, что Лилли трогала у него Эту Штуку.

Но я правда ничего не могла с собой поделать.

– КТО ОНА?

– Та, с кем я занимался сексом? – Майкл недоуменно моргал. – Пожалуй, я лучше не буду тебе говорить, а то вдруг ты попытаешься ее убить или сделаешь еще что‑нибудь в этом роде. У тебя сейчас, знаешь ли, глаза бешено вращаются в глазницах.

– КТО ОНА?????

– Господи, да успокойся, это была Джудит. – Майкл больше не казался испуганным. Теперь вид у него был просто раздраженный. – Да что с тобой? Это ничего не значило, мы просто занимались сексом. Это было еще до того, как я узнал, что нравлюсь тебе, так какая тебе разница?

– Джудит?

Мысли в моей голове лихорадочно носились и сталкивались одна с другой, как будто мозг превратился в гигантский полигон для гонок на выживание.

– ДЖУДИТ ГЕРШНЕР!!! ТЫ ЗАНИМАЛСЯ СЕКСОМ С ДЖУДИТ ГЕРШНЕР????? ТЫ ГОВОРИЛ, ЧТО ВЫ С НЕЙ ПРОСТО ДРУЗЬЯ!!!!!

– Мы и были друзьями, – Майкл встал. Я тоже. Мы стояли друг против друга в противоположных частях комнаты и орали. Во всяком случае, я кричала. А Майкл просто говорил. – Но мы были друзьями, которые иногда кувыркались в постели.

– Ты мне говорил, что не встречаешься с ней! Ты говорил, что у нее есть парень.

– Я и не встречался, – настаивал Майкл. – И у нее был парень. Но...

– Но ЧТО?

– Но… – Майкл пожал плечами. – Я не знаю. Это ничего не значило, Я тебе уже сказал.

– Вот как, правда? – Мне просто не верилось, что Майкл и Джудит Гершнер... ведь я общалась с Джудит Гершнер! Ну, вообще‑то мы с ней не дружили, но я с ней разговаривала.

И все это время я понятия не имела, что она ЗНАЕТ моего парня в физическом смысле. Это ей, а не мне он отдал свое Драгоценное Сокровище. Мне он уже его не отдаст.

Ведь отдав это Сокровище, ты не можешь вернуть его обратно и отдать кому‑то другому, кто, может быть, тебе нравится больше, или кого ты даже любишь. Нет. В Тининой книжке сказано все правильно. Оно исчезло.

ИСЧЕЗЛО.

– А ДЖУДИТ тоже так считала? – Я слышала собственный крик. – ДЖУДИТ тоже думала, что вы просто занимались сексом? Или она была в тебя влюблена? Она знала, что отдает тебе свое Драгоценное Сокровище, а ты потом отвернешься от нее и станешь встречаться со мной?

– Во‑первых, – сказал Майкл, – если ты не перестанешь говорить «Драгоценное Сокровище», я начну ругаться нехорошими словами. Во‑вторых, как я уже сказал, мы с ней просто развлекались, она не была в меня влюблена, а я не был влюблен в нее. Да я даже не был у нее первым!

Я почувствовала, что бледнею.

– О БОЖЕ! Ты предохранялся? Вдруг она тебя чем‑нибудь заразила?

– Ничем она меня не заразила! Естественно, я предохранялся! Я вообще не понимаю» почему ты раздуваешь из мухи слона. Я же тебе не изменял, это было еще до того, как ты стала посылать мне анонимные любовные послания. Я понятия не имел, что нравлюсь тебе. Если бы я знал...

– Если бы знал, то что? – закричала я. – Ты бы не отдал свое Драгоценное Сокровище Джудит?

– Я просил тебя не называть это так. Но в общем, да.

– Выходит, это Я во всем виновата? – завизжала я. – Это я виновата, что ты отдал свою невинность кому‑то другому, а не мне? Потому что я была застенчивой???

– Я этого не говорил.

– Знаешь ли, вместо того, чтобы спать с Джудит Гершнер, ты мог сказать мне, что я тебе нравлюсь.

– Зачем? – возразил Майкл. – Если мне не изменяет память, ты тогда встречалась с Кении Шоутером.

Я ахнула.

– НО ОН МНЕ НЕ НРАВИЛСЯ!

– Откуда я знал? Ты утверждала, что Джош Рихтер тебе тоже не нравился, но похоже, ты хорошо притворялась.

Я ахнула еще громче. ДЖОШ РИХТЕР? Ему хватает наглости приплести сюда ДЖОША РИХТЕРА? БРОСИТЬ ЭТО ИМЯ МНЕ В ЛИЦО?

– Ты довольно долго общалась с Кенни, – продолжал Майкл. – Почему? Ведь он тебе не нравился, как ты утверждаешь. Но я ничего не имею против, в конце концов ты образумилась. Я не виноват, что ты не спешила признаться мне в своих чувствах, просто я не хотел напрасно ждать неизвестно чего.

– По‑твоему, теперь я должна ждать, пока ты будешь где‑то там в Японии искать себя? – заорала я.

Майкл совсем растерялся.

– Это не имеет никакого отношения к моей поездке в Японию. Не понимаю, о чем ты вообще говоришь?

– О КЛАРНЕТИСТАХ! – Я не хотела орать, но все равно орала. Я правда не хотела, но внутри все кипело и я ничего не могла с собой поделать. И опять мой рот выдавал слова сам по себе, независимо от мозга. – Ты уезжаешь в Японию и рассчитываешь, что я буду каждую субботу сидеть в одиночестве, дожидаясь, когда ты вернешься? А что если я НЕ ХОЧУ ждать тебя в одиночестве? Такое тебе никогда не приходило в голову?

– Миа, – Майкл вдруг заговорил очень тихо, – Что ты говоришь?

– Я говорю, что мне всего шестнадцать лет, – выпалила я, не успев подумать. – А ты уезжаешь на целый год. ИЛИ ДАЖЕ БОЛЬШЕ. И с твоей стороны несправедливо ожидать, что я буду торчать дома, как дурацкая монашка, пока ты развлекаешься с какой‑нибудь японской КЛАРНЕТИСТКОЙ!

– Миа. – Майкл покачал головой. – С этой кларнетисткой ты меня совсем с толку сбила. Я понятия не имею, о чем речь. Но что касается того, что ты будешь сидеть дома, как дурацкая монашка... об этом я тебя никогда не просил. Вообще‑то я не думал, что тебе ЗАХОЧЕТСЯ встречаться с другими, пока меня не будет – лично у меня нет ни малейшего желания встречаться с другими, пока я в отъезде, – но если ты хочешь, то, наверное, с моей стороны было бы несправедливо возражать. Вот только я думал... – Не знаю, что Майкл собирался сказать дальше, но он передумал это говорить и просто покачал головой. – Ладно, неважно. Послушай, если ты ЭТОГО хочешь...

Но я‑то хотела НЕ ЭТОГО!!!!! Этого я хотела меньше всего на свете.

Но было не похоже, чтобы я получила хоть что‑нибудь из того, чего хочу. Я хотела, чтобы мы с Майклом подарили друг другу наше Драгоценное Сокровище – извиняюсь, занялись любовью – сегодня вечером, а потом бы он сказал, что передумал и завтра не уезжает ни в какую Японию.

Но оказалось, у Майкла больше нет его Драгоценного Сокровища, и оставаться в Америке он тоже не собирается, независимо оттого, буду я с ним спать или нет.

Я ОТСТУПИЛА ОТ СВОИХ ФЕМИНИСТСКИХ ПРИНЦИПОВ И ПРЕДЛОЖИЛА ЛЕЧЬ С НИМ В ПОСТЕЛЬ СЕГОДНЯ, А НЕ ПОСЛЕ ВЫПУСКНОГО ВЕЧЕРА, КАК ХОТЕЛА, А ОН, ПО СУТИ, ОТВЕТИЛ: «НЕТ, СПАСИБО». Ну, может, не совсем так, но почти. Неужели он всерьез рассчитывает» что я ему это прощу?

Я просто посмотрела на него и сказала:

– Да, Майкл, именно так. Потому что, если ты все время, пока у нас с тобой были отношения, скрывал от меня такое, я невольно задаюсь вопросом, что у нас вообще были за отношения на самом деле. Ты не был со мной честен...

– ДА ТЫ НИКОГДА МЕНЯ НЕ СПРАШИВАЛА! – Вот ТЕПЕРЬ Майкл тоже заорал. – Я даже не знал, что это имеет для тебя какое‑то значение! Не представляю, откуда вообще взялась эта хренотень насчет Драгоценного Сокровища!

Но было поздно. Слишком поздно.

– И то, что ты так охотно уезжаешь в ДРУГУЮ СТРАНУ, – продолжала я, – лишний раз доказывает, наши отношения всегда не так уж много для тебя значили.

– Миа, – Майкл покачал головой. Только один раз. Он больше не кричал. – Не делай этого.

Но что мне еще было делать? ЧТО???

Я подняла руки и сняла с шеи ожерелье из снежинок. То самое, которое Майкл подарил мне на мой пятнадцатый день рождения. Я протянула ожерелье Майклу – прямо как Арвин протянула свое ожерелье Арагорну в качестве прощального подарка, чтобы он помнил ее, пока будет бороться, чтобы вернуть себе трон и завоевать расположение ее отца.

Только я возвращала Майклу ожерелье, не затем, чтобы он хранил его на память обо мне.

Просто я больше не хотела, чтобы оно было у меня.

Потому что эти снежинки вдруг стали напоминать мне о том, кто еще был на тех танцах, – Джудит Гершнер. Ну да, она была с другим парнем, похоже, она вообще встречается со многими парнями. Но все равно.

Суть в том, что у Арагорна и Арвин все было совсем по‑другому. Потому что Арагорн никогда не занимался Этим Делом с девушкой, которая клонирует плодовых мушек. И не врал потом об этом.

Да, конечно, Майкл не совсем мне врал. Он просто не сказал правду. Но все равно,

Он НИЧЕГО МНЕ НЕ СКАЗАЛ. А что ЕЩЕ он мне не рассказал??? КАК Я СМОГУ ЕМУ ДОВЕРЯТЬ, КОГДА ОН УЕДЕТ В ЯПОНИЮ???

– Миа, – сказал Майкл совсем другим тоном. Он говорил не как Арагорн, задыхаясь от волнения, а так, будто ему хотелось ударить меня по лицу. Я знала, что этого он бы никогда не сделал. Но все равно. Вид у него был очень рассерженный. – Не. Делай. Этого,

– Прощай, Майкл, – сказала я, всхлипывая.

А ЧТО ЕЩЕ МНЕ ОСТАВАЛОСЬ СКАЗАТЬ?

Я уронила ожерелье на пол – Майкл его так и не взял – и выбежала из номера, пока совсем не захлебнулась в собственных слезах.

Ну вот, Эфраин Клайншмидт затормозил перед нашим домом и ждет от меня семнадцать долларов. Я дам ему двадцадку, а сдачу оставлю на чай. Уж это‑то он заслужил – по крайней мере, за «Клинекс». Которым, кстати, я в конце концов воспользовалась, потому что никак не могла перестать плакать. Теперь я НИ ЗА ЧТО не смогу скрыть от мамы, что произошло. Конечно, если она еще не будет спать, когда я войду.

Если это и есть самоактуализация, то вот что я скажу: я была гораздо счастливее до того, как самоактуализировалась.