От издателей – вместо предисловия 5 страница

– Не совсем так, – возразил Ники. – Она и есть мустанг. Просто она возвращается к своей первоначальной личности. Правда, с самого начала эксперимента ее удерживал якорь. Якорь, – пояснил он для меня, – это нечто вроде долго действующего снотворного. Успокаивает нервы. Якорь приглушает все эмоциональные реакции.

Приятное окружение радовало меня, особенно если учесть, что предстояло на какое-то время здесь задержаться. Мне было весело в компании Операторов Гадли, и у меня даже зародилась надежда, что если их уговорить, они помогут Лесорубам освободить меня. Поздно вечером, когда я уже приготовилась ко сну, как-то незаметно исчез последний Оператор, который до этого еще оставался со мной. Прошло несколько мгновений, и женский голос зашептал мне на ухо:

– Я не работаю у Гадли, я живу в этом доме. Можешь звать меня Бабуля, меня все так зовут. Не тревожься, у нас тут живут очень славные люди, они будут приглядывать за тобой, да и я буду проведывать тебя, узнавать, все ли в порядке.

Голос как будто отдалился и затих, а я мирно уснула.

Не прошло и недели, как моих Западных Парней купил некий Оператор по имени Громила.

– Это подонок, – сообщил мне один из Операторов. – Но мы сделаем все возможное, чтобы защитить тебя.

Громила настроился на меня как-то утром, когда я завтракала. Показал он мне и свое изображение, что с его стороны было довольно необдуманно, поскольку его квартира была почти рядом с моей. Думаю, он хотел взять меня на испуг. Эта была настоящая гора с квадратным злобным лицом. Он уставился на меня холодным рыбьим взглядом, я смотрела таким же.

– С этим хлопот не оберешься, – прорычал он.

До меня как-то не сразу дошло, что под «этим» он имел в виду меня. Подобное вступление меня несколько обескуражило, но, собравшись с мыслями, напомнила, что участь «великого» Гадли может ожидать и его.

– Да у этой Вещи наглости хоть отбавляй, – возмутился Громила. ‑Оболванить ее!

Изображение и голос сразу пропали.

– Как ты его отбрила, просто чудо! – одобрил меня Оператор по имени Буравчик. – Я и сам об этом мечтал. Однако было бы лучше, если бы ты промолчала. Ничего хорошего тебе не светит, коль речь идет об оболванивании.

Ники совсем приуныл.

– Приказ есть приказ, только выполнять его не хочется. Бог его знает, во что ты превратишься после оболванивания.

Я насторожилась. Что же это такое – оболванивание по-операторски?

– Это определенная процедура, в результате которой у Вещи удаляется структурная решетка мозга и приходится ждать, пока вырастет новая, ‑ объяснил Ники. – В решетке хранятся твои поведенческие навыки, она похожа на те деревянные решетки, по которым вьются растения, отсюда и название. Новая решетка вырастает довольно быстро, но какие в ней будут заложены навыки, зависит от Операторов, которые будут отвечать за это дело.

– Да, компания у Громилы собралась разношерстная, – поддакнул Буравчик.

– Могут сделать из тебя конфетку, а могут набить голову мякиной.

– Давайте удалим только небольшой участок решетки, – предложил Оператор по имени Каток. – Может, Громила успокоится. У Буравчика родилась идея получше.

– Надо связаться с Увальнем.

Увалень пришел в восторг от рассказа о том, как я пообщалась с Громилой.

– Мне Эта Самая нравится такой, какая она есть. Оставьте ее решетку в покое. А Громилу я отговорю от оболванивания. Ники высказал явное облегчение.

– Этот Громила вполне мог сделать из тебя полного болвана. Это на него похоже, – произнес Ники. – А нам тогда хлопот полон рот. Чтобы получился полный болван, надо не только удалить решетку, но и постоянно соскабливать все, что будет вырастать заново. Болван полностью зависит от своего Оператора, ему нужно постоянно обо всем напоминать: когда помыться, почистить зубы, поесть. Чуть ли не дышать за него приходится.

Меня охватил ужас. Какой же смысл в том, чтобы превращать Вещь в болвана?

– Операторы, например, используют их как болванки для шляп, ‑ объяснил Ники.

– Кстати, большинство знаменитых комиков – болваны. Взять хотя бы Боба Хоупа. Он только повторяет то, что подсказывает Оператор. Управлять им проще простого, никакая решетка не мешает. Для умного Оператора болван просто находка, все равно что собачка на поводке.

Мне все еще было не по себе. Пойму ли я, что со мной происходит, если какой-нибудь Оператор начнет меня оболванивать?

– Нет, – немедленно отреагировал Ники. – Это совсем не больно. Но если в твою голову заглянет другой Оператор, он сразу увидит следы операции. Кое-что ты и сама заметишь. Голова будет словно в тумане. Но не беспокойся, Увалень тебя отстоит.

На следующее утро я проснулась с острой болью в затылке. В панике я позвала Ники и Увальня, уверяя, что меня оболванивают. Оба немедленно подключились.

– Никто тебя не трогал, – успокоил меня Ники. – Думаю, это просто невралгия. Может, стоит купить грелку.

– Или бутылку виски, – хохотнул Увалень. Через минуту их голоса постепенно отдалились, а у меня в ухе послышался шепот Бабули:

– Вот два дурака! Отправляйся-ка к доктору, у тебя с шеей явно что-то неладно.

Еще до обеда у меня уже был адрес доктора. Заявился Буравчик и сообщил, что доктор – Оператор.

– Да не простой, а какой-то начальник. Он тебе может здорово помочь.

К моему удивлению, доктор оказался приятным, жизнерадостным человеком. Он определил у меня воспаление височного нерва в направлении к уху и шее.

– Хорошо, что вы вовремя обратились ко мне, – сказал доктор. – Если болезнь запустить, то могут быть очень неприятные осложнения.

Я вернулась домой с чувством благодарности Бабуле за ее хлопоты и сострадание.

Западные Парни часто оставляли меня одну, и у домашних Операторов вошло в привычку заглядывать ко мне в такие моменты. От них я узнала подробности о Рите, богине храма солнца, самом выдающемся экспонате в коллекции Гадли. А однажды я даже присутствовала на проработке, которую устроили для Риты.

– Рита всегда была прелестной Вещицей, – с симпатией заметила Смуглянка, одна из соседок. – Да вот беда – любит выпить. Муж у нее Оператор. Понадеялся, что Гадли выправит Риту, да и отдал ему Ритину хартию. Гадли, конечно, стал объяснять, что он затеял все это дело с солнечными картинками, чтобы напугать Риту и тем самым отвадить ее от бутылки. Такого проходимца, как Гадли, никогда не прищучишь, он всегда найдет отговорку, почему у него получился еще один придурок.

Как выяснилось из рассказов соседок, увидев изображение бога солнца, Рита бухнулась перед ним на колени, а потом соорудила в своей комнате алтарь. Через короткое время вместе с Ритой у этого алтаря отбивали лбы еще с десяток женщин. Солнцепоклонницы все прибывали, и в комнате стало тесновато, пришлось вместе с алтарем перебраться в гараж. Муж Риты готов был живьем съесть Гадли за его терапию, однако хартию тот так и не вернул.

Тут в рассказ вклинился чей-то голос:

– Смуглянка, ты с Этой Самой?

– Это ты, Салли? Заходи. Здесь только мы с Верой.

– Вы знаете? – начала Салли. – Камерон, Водила и Паук собираются в четыре часа устроить Рите проработку. Здесь где-то есть щеколда из квартиры Громилы в комнаты Этой Самой. Вот бы нам найти ее, мы могли бы настроиться и все послушать.

– Это я устрою, – пообещала Смуглянка. – Эта Самая, садись в гостиной на диван. Там как раз и находится щеколда. Тебя настроят на квартиру Громилы, а мы настроимся на тебя и будем в курсе всех событий.

Я попросила объяснить, о какой щеколде идет речь.

– Это подслушивающий луч, – объяснила Вера. – Делается это мысленно. Большинство Операторов запирают свои Вещи на щеколду, когда те засыпают. А ребята Громилы орудуют отмычками. Вот почему они всегда во время бесед усаживают тебя на диван: тогда им не нужен удлинитель.

Ровно в четыре я расположилась на диване. Перед моими глазами появилось изображение трех незнакомых лиц. Одно было смуглое и хищное.

– Это Паук, – пояснила Смуглянка.

Под подбородком у Паука виднелся галстук-бабочка кричащего оттенка.

– Интересно, почему они собираются ее прорабатывать? – спросила Вера.

– Да у Риты опять появились сомнения, – откликнулась Салли. – Какая подлость все-таки! Если бы они оставили Риту в покое, она давно бросила бы все эти солнечные глупости. Но как только у нее появляются сомнения, они тут же берут ее в оборот.

Способность видеть и слышать у женщин оказалась выше, чем у меня. Но они мне рассказывали то, что я не смогла уловить. Лица мне были видны хорошо, я заметила, что Операторы стоят у окна.

Смуглянка объяснила:

– Рита живет в доме как раз напротив квартиры Громилы, поэтому они работают через окно. По существующим правилам, если у Вещи появились сомнения относительно той мании, которая была успешно внушена ей Операторами, Вещи дается шанс избавиться от этой мании. Устраивается проработка, и Вещь начинают по очереди убеждать те, кто за, и те, кто против мании.

Сегодня Паук попытается доказать Рите, что бог солнца на самом деле существует, а Камерон попытается уверить Риту в том, что весь этот бред про солнце не что иное, как мания. А какая роль у Водилы, я не знаю.

– Он будет вести счет, – сказала Салли. – Наверное, Ритин муж пожаловался в городской совет, и те затребовали официальный протокол подсчета очков.

– А Ритиного мужа видишь? – спросила Вера.

– Нет, – ответила Салли. – Бьюсь об заклад, что он сидит у какой-нибудь другой щеколды. Тихо, тихо! Хочу изучить их приемы. До чего же головастый мужик этот Паук!

Я слышала комментарии Смуглянки и ее подружек, но не уловила ни одного слова из проработки. Смуглянка подытожила:

– Дело обстоит так. Камерон пытался убедить Риту в нелепости самой мысли о том, что бог солнца выберет для общения какую-то жалкую Вещь. Рита совсем сникла, и Камерон был на грани победы. Но тут за Риту взялся Паук и сказал, что даже солнцу нужно поклонение смертных, чтобы утвердиться в своей божественности, и что Рита должна исполниться благодарности и смирения за то, что она стала избранной. Вот по этому руслу он и направил Ритино ощущение собственной ничтожности. Какая ни есть, а все перемена. Раньше Рита слишком воображала насчет своего храма, а теперь станет смирная, как овечка.

– Бедняжка, – вздохнула Салли. – Когда же ее мужу удастся получить хартию обратно?

– Не раньше чем через полгода, – ответила Вера. – Боюсь, что как только он вылечит ее от этого бреда, она снова запьет. И охота ему столько возиться с этой Вещью, не понимаю.

– Но ведь у них дети, – возразила Салли. – Я вообще считаю, что Операторам не следует жениться на Вещах. Никогда не знаешь, что от этого брака родится. Даже если получатся Вещи, все равно их жалко, ведь они свои.

Я заметила, что подслушивающий луч доходит до самой середины моей кровати. Значит, они могут следить за мной ночью, если я не сплю. Наверное, на луче всю ночь кто-то дежурит, чтобы я не сбежала.

Мое отношение к богине солнца было довольно неопределенным, но остальные опыты Гадли приводили меня в бешенство.

Взять хотя бы Костелло, девочку лет пятнадцати. Ярко выраженный интраверт. Гадли выиграл ее хартию и превратил девчонку в еще одну уродину для своей коллекции. И самое обидное, что орудием ему послужил английский язык. Девочка поглощала книгу за книгой.

– Гадли убедил девчушку в том, что земная жизнь лишь чистилище, ‑ рассказывала Смуглянка, – а земля населена душами, ищущими путь на небеса. Все людские невзгоды только очищают человека и делают его совершеннее. Настроив ее на такой лад, он уверил девочку в том, что во всех книгах и газетах содержатся зашифрованные послания одних дьяволов другим. Так они общаются друг с другом. Он совсем запутал ей мозги, объяснив этот код. Например, для обозначения душ используются слова «маленький», «малыш», «зверюшка». А слова «рыбак», «рыболов» – закодированное слово «черт». Звукосочетание «ай» указывает на муки, насылаемые дьяволом, например: «майка», «каравай».

– Мне кажется, сам Гадли комплексует на почве религии, – заметила я.

– Да нет, – возразила Смуглянка. – Просто это такая тема, где Гадли легче всего развернуться. Что ни говори, а девчушка-то совсем свихнулась. Миссис Костелло просто в отчаянии. Она уже обращалась в городской совет, но Гадли, как всегда, выкрутился.

У многих подростков бывают проблемы с нервами. Как правило, с возрастом все проходит. Надо же было этому негодяю так искалечить девочке жизнь.

Смуглянка сочувственно закивала.

– После того как Гадли смылся, миссис Костелло все время держит девочку на лекарствах и оберегает от всяких треволнений. Малышка и вправду на грани помешательства.

Я решила расспросить Ники о девочке Костелло.

– Откуда ты это узнала? – насторожился он. – Небось от этих квочек, соседок твоих? Хочу тебя предостеречь. На этом участке работает Щит по имени Вышибала. Он в хороших отношениях с миссис Костелло и пытается уговорить Громилу вернуть ей дочкину хартию. Кроме того, он подал прошение о расследовании, чтобы заполучить эту хартию. Как мы предполагаем, он приведет в пример тебя, чтобы показать, что в конце концов может сделать с девочкой Громила. Поостерегись, если здесь появится Вышибала и начнет вынюхивать.

Как‑то вечером ко мне заглянула миссис Костелло и привела с собой Вышибалу. С кулаками у этого человека все в порядке, подумалось мне. Такого лучше иметь в друзьях. Сама миссис Костелло произвела на меня весьма приятное впечатление. В ней была какая-то утонченная чувствительность, что редко встречается у Операторов, а ее горе тронуло меня до глубины сердца. Я почти все рассказала Вышибале о себе, правда, полностью умолчав о Лесорубах. Мне хотелось, чтобы до него дошло, что моя собственная жизнь в опасности и мое заветное желание – выйти из эксперимента. Однако меня совсем не устраивает перспектива быть уничтоженной только потому, что я узнала о существовании Операторов.

– Что за глупости! – возмутился Вышибала. – Да любой Оператор в любое время может использовать амнезию, чтобы отбить тебе память. Не позволяй Западным Парням морочить тебе голову. Твоя жизнь их совсем не волнует. Они за себя беспокоятся. А потом, тебе только кажется, что ты много знаешь об Операторах. На самом деле, это капля в море. Главное, что примет во внимание совет – это то, что ты не проронила ни слова ни одной из Вещей о том, что знаешь.

Вечером ко мне пришел Плющ, Оператор от Лесорубов, и сообщил, что слушание моего дела откладывается. Совет запросил все подробности обо мне, и Лесорубы сильно подозревают, что на это потребуется не меньше месяца.

– Откуда же они возьмут эти сведения?

– От Операторов, что были с тобой знакомы, и от фирмы, где ты работала, – ответил Плюш. – Наш адвокат советует тебе немедля отправить в фирму заявление об уходе. Твое руководство само окажется на крючке, и если тебя к моменту запроса уже не будет в штате, характеристика, скорее всего, окажется положительной. Ведь твое участие в эксперименте ложится малоприятной тенью и на них.

Тем же вечером я отправила телеграфом свое заявление об уходе. Сделала я это с сожалением, поскольку предполагала вернуться на работу спустя какое-то время. Дома меня встретил голос Хинтона:

– Слава Богу, наконец-то ты навсегда разделалась с этим заведением.

Мне на мгновение вспомнился Берт, и я пожалела, что не вижу голову Хинтона. С удовольствием запустила бы в нее чем-нибудь.

– Возвращается Мудрец, – сообщил мне Ники. – Его ждут сегодня вечером. Он тебе понравится. Когда-то он входил в нашу организацию и отлично ладил с Гадли. Паук его просто боготворит, это он попросил Мудреца вернуться, как только Гадли сбежал.

Скажи мне кто твой друг… А если друг – Паук, то это уже вызывает сомнения, у меня во всяком случае. Но я все-таки решила не настраивать себя заранее против Мудреца. На деле он оказался такой обаятельной личностью, что сразу покорил меня.

Сразу же по прибытии Мудрец заявился ко мне в сопровождении почти всех знакомых Операторов. В нашей беседе я описала ему свое состояние подопытной морской свинки в клетке и посетовала на то, что мои финансы тают, как мартовский снег, и несправедливо возлагать на меня все расходы по проведению эксперимента.

– Дело еще больше осложняется тем, – продолжала я, – что я живу не просто в клетке, а в кривой клетке. Операторы даже не представляют в полной мере, как я страдаю от этого эксперимента. Я живу в двойном мире. Это все равно что жить повседневной жизнью на земле и в то же время через волшебное зеркало видеть все, что происходит на Луне.

В ответ Мудрец нарисовал несколько картинок, изображающих морскую свинку в клетке. Вот она стоит на задних лапках и спорит о чем‑то с врачами в белых халатах. А вот она забилась в уголок, пересчитывает мелочь в кошельке и жалуется, что скоро на еду не хватит. Рисунки были очень остроумные, а свинка вызывала симпатию. Итак, Мудрец, как и остальные Операторы, считает меня забавной. Учитывая обстоятельства, и это неплохо, вряд ли стоит надеяться на большее. Моя личная судьба вызвала у Мудреца довольно отстраненную реакцию.

– Клетка не только ограничивает, она же и защищает. Мирясь с Операторами, ты избавлена от малоприятного общения с Вещами. Ты недооцениваешь выигрышность своего положения. Жаль, что в тебе нет философской жилки, ты вся занята насущными проблемами. Тебе не хватает перспективного видения. Одного не могу понять: кто додумался выбрать для эксперимента Вещь с самым неподходящим для этого характером?

– Но ведь она – самая типичная американская Вещь, – возразил Ники. – Именно поэтому Гадли остановил на ней свой выбор. А потом эта Вещь умеет держать язык за зубами, и мы были спокойны насчет того, что она не растрезвонит обо всем другим Вещам.

– Может, ее личность и типична для Америки в том смысле, что в сложных ситуациях она проявляет волю и желание действовать, все же не пытайтесь меня убедить, что Гадли интересовала лишь реакция американских Вещей на то, что ими управляют Операторы.

– Именно это и было одной из его целей, – вставил Проныра. – У него вызвали беспокойство исследования, которые ведутся в одном из университетов. Ему показалось, что они настолько продвинулись, что могли подойти вплотную к истине. Хотя, честно говоря, зная характер американцев, можно допустить, что, даже наткнувшись на истину, они просто в нее не поверят.

– Ну, и как же Гадли собирался завершить эксперимент? ‑ поинтересовался Мудрец.

– Он не успел проработать детали, – ответил Ники. – Предполагалось, что когда сознание будет полностью перестроено в должном направлении, Вещь будет помещена в соответствующее медицинское учреждение, откуда ей пришлось бы выбираться самостоятельно. Ее рассказ обо всем, что она знает, мог вызвать самые разнообразные последствия. Бред душевнобольного человека, зафиксированный прежде чем университет выступит с публикациями на эту тему, подорвет доверие к этим «открытиям». Правда, были некоторые опасения. В общении с психиатрами эта Вещь могла и не разговориться, понимая, что все ее слова будут приняты за бред сумасшедшей.

Когда все ушли, я задумалась над планом Гадли и над тем, продолжит ли его Громила. Из раздумий меня вывел шелестящий голосок Бабули:

– Послушай, детка. Одно дело рассказать все это в психбольнице, и совсем другое – посоветоваться с частным психиатром, к которому ты придешь на прием и которому заплатишь. Пойми наконец, что твое молчание – золото для Громилы. Эксперимент прекратят, как только ты заговоришь. Полистай телефонный справочник, найди доктора, договорись о приеме и отправляйся к нему.

Полистав страницы, где указывались адреса, я наугад выбрала имя.

– Вот еще что. Быстренько где-нибудь запиши следующее: «Если я потеряю память, следует запомнить одно: никогда, ни при каких обстоятельствах я не вернусь в фирму, где я работала».

– А почему я должна потерять память? – спросила я.

– Это один из немногих способов оставить тебя в живых. Даже если Лесорубам удастся отстоять тебя на слушании, боюсь, что судья вынесет приговор об амнезии.

Когда Бабуля оставила меня, я подумала, почему она так отговаривает меня от возвращения на прежнюю работу. Причина, наверное, в Берте. Они его никогда не любили. Все это не обещало мне ничего хорошего. Хотя у меня и появились некоторые надежды вырваться из клетки, знакомый мне мир был уже разрушен в силу неподвластных мне обстоятельств. Если мне суждено вернуться в мир Вещей, придется строить свою жизнь заново.

Как-то днем ко мне заскочил Ники, чтобы сообщить, что ко мне прикрепили на постоянную работу Простака.

– Я его попросил особо позаботиться о твоем быте. Ты что-то становишься беспамятной. Сегодня утром забыла почистить зубы, а на ночь забыла накрутить бигуди. Следи за собой. А то будешь ходить распустехой.

Пришлось с огорчением признаться, что Ники прав. Я и вправду стала подзабывать даже об элементарной личной гигиене. В голову пришла страшная мысль.

– Именно так, – вздохнул Ники. – Тебя уже частично оболванили. На этом настоял Громила, а Паук как-то ночью выполнил его приказ, когда ты спала. Ты уже утратила кое-что из своих навыков. Да ты не расстраивайся. Как только вырастет новая решетка, появятся новые навыки. А Простак позаботится, чтобы выросло все что надо.

Оболванили. Меня словно громом ударило. А вдруг Паук перестарается и превратит меня в законченного болвана? Большими буквами я записала на бумажке номер телефона доктора и прикрепила на стенку у аппарата. Если память все больше станет отказывать мне, пойду к доктору и обо всем ему расскажу.

Простаку было не больше девятнадцати. Умом он не блистал, зато нрава был доброго и кроткого. В первый же день своей работы он уговорил меня выйти на прогулку и повел в направлении кинотеатра.

– Давай отвлечемся, – предложил он.

Не доходя до театра, Простак попросил подождать его.

– Мне надо вернуться обратно, навестить кое-кого, в двух кварталах отсюда. А ты иди до угла, зайдешь там в кафетерий и выпьешь содовой.

В кафетерии я заказала солодовый напиток.

– Что ты делаешь? – раздался незнакомый голос у меня в голове.

– Пью солодовый напиток, – подумала я.

– Кто это сказал? – переспросил голос.

– Эта Вещь сказала, – ответил второй голос. – А если тебя интересует, что делаю я, то я смотрю на ее решетку. Не решетка, а черт знает что, в первый раз такое вижу. Догадываешься, кто это? Эта Самая, что принадлежит Громиле.

– Дай взглянуть, – произнес первый голос.

– Ни доски, ни перекрытия, ни крышки, – изумился второй голос. – На одной петле держится.

– Похоже, череп у нее почти все время открыт, – заметил первый. – Смотри-ка, когда ее спрашиваешь, она разговаривает.

– А ну, пошли отсюда ко всем чертям, – прогремел голос Простака.

– Ба, да это Простак, – воскликнул первый. – Сейчас мы его заблокируем и как следует разглядим эту Вещицу.

– Черт! – раздался негодующий голос Простака и исчез.

Не зная, то ли мне бежать к дому, то ли остаться на месте, после некоторого колебания я выбрала последнее, надеясь побольше разузнать о Громиле, о котором Западные Парни в основном помалкивали.

– Ой, меня пришибли, – неожиданно застонал первый. – Выдыхаюсь. Сам пришибить не могу, у меня заряд кончился.

– Зато я могу, – откликнулся второй. – Я совсем недавно зарядился на полную катушку. А ну, тронь меня, узнаешь почем фунт пороху.

Прошло несколько мгновений, и у меня в ушах раздались его отчаянные вопли.

– Наконец-то отделались, – произнес Простак. – Мать честная! Об Этой Самой уже столько народу знает, что с ней по городу спокойно не пройдешь. Обязательно кто-нибудь привяжется.

– Кому еще башку пришибить? Желающие есть? – раздался чей-то пронзительный голос.

– Это мой дружок Фриско, – усмехнулся Простак. – Это я к нему забегал. Он один из лучших пришибал в городе, а у самого черепок такой крепкий, что и целой ораве Операторов с ним не справиться.

– Эти два хмыря из банды Конроя, – произнес Фриско. – Могут вернуться с подмогой. А куда ты с этой Вещью направляешься?

– Мы привыкли называть ее Эта Самая, – поправил Простак. – Увалень считает, что так покрасивее звучит, не хочет ее обижать. Он велел мне сводить ее в кино, вот мы туда и идем. Только боюсь, эти битые горшки вернутся и мне не сдобровать.

– Я иду с вами, – благородно предложил Фриско. – Все равно делать нечего.

В кино меня ожидал приятный сюрприз: показывали диснеевскую «Исчезающую прерию».

– Ладно, вы любуйтесь на зверюшек, а я буду держать ухо востро, ‑ произнес Фриско.

Не успели промелькнуть первые кадры, как возвратились исполненные жаждой мщения Операторы Конроя. Первым свидетельством их успеха был отчаянный крик Простака:

– Они меня достали. Выхожу из строя. Послушай, Эта Самая… Его голос внезапно оборвался.

– Эта Самая, оставайся на месте, – крикнул Фриско. – Сейчас я разнесу этих типов по кочкам.

В ушах у меня поднялся невообразимый гвалт. Я окаменела в своем кресле и ждала, что будет дальше. Пронзительный голос Фриско перекрывал весь этот бедлам. Я решила, что, пока я его слышу, дела обстоят не так уж плохо. Голоса стали понемногу стихать. Вскоре только один орущий голос Фриско звучал у меня в ушах, да и тот начал постепенно успокаиваться.

– Хорошо, что я зарядился под завязку, – сообщил он мне, весьма довольный собой. – Ну и задал я жару этой шайке. Не одна голова будет болеть этой ночью в команде Конроя. Ты сиди тут, а я пойду позвоню Простаку. Он сейчас у Громилы.

Фильм подходил к концу, когда я заметила, что уже более часа не слышала голоса Фриско. Я так обрадовалась тишине, что осталась на следующий сеанс. Отлично отдохнув, я вернулась домой. У самого порога квартиры голос Фриско произнес:

– Вот и доставил тебя в целости и сохранности. Да и к тому же отлично выспался. До встречи.

Охрипший, но знакомый голос Простака произнес:

– Спасибо, Фриско. Заходи, Эта Самая. Ночью с тобой побудет Каток. Я совсем не в форме.

Каток с интересом выслушал мой рассказ о битве Фриско с подручными Конроя.

– А что Фриско имел в виду, когда сказал, что зарядился под завязку? – спросила я.

– Наверное, он только что принял дозу препарата. С его помощью Операторы пришибают друг друга. В каждой аптеке продаются такие маленькие таблеточки. Чтобы зарядиться энергией, Оператор принимает сразу несколько штук.

Я вспомнила разговор конроевых Операторов.

– Они сказали, что у меня череп на одной петле держится.

– Верно, – подтвердил Каток.

Перед моими глазами появился рисунок головы.

– Чтобы было понятно, смотри на картинку. Когда мозг у Вещи открывается на петле, его наружные клетки плотно закрыты, за исключением небольшого участка на самой макушке.

На картинке из головы словно невидимым ножом вынули тонкий ломтик, как будто это был пирог.

– Если мозг открывают широко, то открываются и остальные клетки.

Дырка от ломтика на рисунке постепенно превратилась в зияющую дыру на три четверти головы.

– Когда мозг так распахнут, в него могут легко пробраться десятки Операторов. У Вещи, которую используют в качестве приманки, мозг всегда нараспашку. На такую вещь Операторы слетаются, как мухи на мед. Тут уж их ничем не остановить.

– Люди Конроя сказали, что у меня голова не прикрыта ни дощечкой, ни какой-нибудь покрышкой.

– Конечно, нет, – подтвердил Каток. – Все эти доски и перекрытия означают процессы, с помощью которых клетки запечатывают, чтобы они стали недоступными для Операторов. Само собой, необходимость в перекрытии отпадает, если мозг можно запереть, то есть его закрывают и запирают с помощью особого мыслительного кода, который известен только работающему с Вещью Оператору. Большинство Операторов оберегают свои Вещи, держа их головы на запоре.

– А что, моя голова так сильно повреждена, что ее уже нельзя закрыть?

– Если начистоту, то думаю, что сильно. Да ты не отчаивайся. Не так, так эдак, а любую голову починить можно.

– Каток, а ты не можешь показать мне рисунок решетки?

Внутри изображающего голову крута Каток нарисовал кружок поменьше, зазор составлял сантиметра два-три.

– Вот это и есть решетка. Иногда она бывает и пошире, в зависимости от необходимых Вещи навыков. У тебя они соскоблили часть решетки по бокам. Как правило, с помощью навыков большинство Вещей вполне справляются с повседневными делами, если Оператору нужно отлучиться. Знала бы ты, как на удивление мало думают Вещи. Большинство из них просто слепо выполняют программы, тщательно разработанные для них Операторами. Когда соскабливают решетку, Вещь замечает, что ей становится труднее думать. На самом деле мыслительные способности ни в коей мере не страдают. Просто Вещь привыкла больше полагаться на свои навыки, чем на разум.

– Насколько нужно соскоблить решетку, чтобы получился полный болван?

Перед глазами возник еще один рисунок головы. На этот раз внутренняя линия находилась в самом верху черепной коробки и расстояние до стенок черепа было около полусантиметра.

– Это болван с макушечным узлом, – пояснил Каток. – Стоит Оператору глянуть на такого, как ему ясно, что эта Вещь абсолютно не отвечает за свои поступки. Вещью управляют ее навыки. А когда у нее остается только мыслительная способность, из нее может вить веревки даже самый слабенький Оператор. Самостоятельное мышление у Вещи весьма ограничено.

– Насколько ограничено?

– Скажу прямо, – решительно заключил Каток, – если бы не Операторы, Вещи до сих пор сидели бы по своим пещерам.