И психологического исследования

Л.С. Выготский

МЕТОДИКА РЕФЛЕКСОЛОГИЧЕСКОГО

И ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

 

Методика рефлексологического исследования человека подошла сейчас к поворотному пункту своего развития. Необходимость (и неизбежность) поворота в линии развития проистекает из несоответствия между огромнейшими задачами изучения всего поведения человека, которые рефлексология себе ставит, с одной стороны, и теми скромными и скудными средствами для решения их, которые дает классический эксперимент воспитания условного (секреторного или двигательного) рефлекса, — с другой. Несоответствие это обнаруживается все яснее и яснее по мере того, как рефлексология переходит от изучения наиболее элементарных связей человека со средой (соотносительной деятельности в ее примитивнейших формах и явлениях) к исследованию сложнейших и разнообразнейших взаимоотношений, без которых не может быть разгадано поведение человека в его главнейших законах.

Здесь, за сферой элементарного и примитивного, рефлексологии оставалось только общее голое утверждение, равно применимое ко всем формам поведения, что они представляют собой системы условных рефлексов. Но ни специфических особенностей каждой системы, ни законов сочетания условных рефлексов в системы поведения, ни сложнейших взаимодействий и отражений одних систем на другие не улавливало это общее, чересчур общее положение, и даже не открывало дороги к научному решению этих вопросов. Отсюда декларативный, схематический характер рефлексологических работ там, где они ставят и решают проблемы поведения человека в сколько-нибудь сложном виде.

Классическая рефлексология остается при разработке универсального научного принципа, мирового закона дарвиновского значения и все приводит к одному знаменателю. И именно потому что принцип этот слишком всеобъемлющ и универсален, он не дает прямого средства для науки судить о его частных и индивидуальных формах. В конце концов для конкретной науки о человеческом поведении так же невозможно ограничиться им, как конкретной физике нельзя ограничиться одним принципом всемирного тяготения. Нужны весы, нужны свои приборы и методы, чтобы на основе общего принципа признать конкретный, вещественный, ограниченный земной мир. Так же обстоит дело и в рефлексологии. Все толкает науку о поведении человека выйти за пределы классического эксперимента и искать другие средства познания.

И сейчас уже не только обозначилась ясно тенденция к расширению рефлексологической методики, но и наметилась та линия, по которой это расширение пойдет. Она направлена в сторону все большего сближения и в конечном пункте окончательного слияния с приемами исследования, давно установленными в экспериментальной психологии. Хотя это звучит парадоксально относительно столь враждующих дисциплин, хотя на этот счет в среде самих рефлексологов нет полного единодушия и они совершенно по-разному расценивают экспериментальную психологию, несмотря на все это, об этом слиянии, о создании единой методики исследования поведения человека, а следовательно, и единой научной дисциплины о нем можно говорить как о совершающемся на наших глазах факте.

Краткая история этого сближения такова. Первоначально электрокожное раздражение наносилось на подошву, чем вызывался оборонительный рефлекс стопы или всей ноги. В дальнейшем В. П. Протопопов (1923) в процессе работы ввел очень существенное изменение — заменил ногу кистью руки, полагая, что гораздо выгоднее выбрать в качестве критерия реакции именно руку, как наиболее совершенный ответный аппарат, более тонко приспособленный к ориентировочным реакциям на воздействие среды, чем нога. Он же чрезвычайно убедительно аргументирует важность подходящего выбора ответного аппарата для реакции. В самом деле, очевидно, что если выбрать в качестве ответного аппарата у заики или немого его речевой аппарат, или у собаки ту конечность, соответствующий корковый двигательный центр которой удален, или вообще мало и плохо приспособленный для соответствующего типа реакции аппарат (нога человека для хватательных движений), то во всех этих случаях мы немногого добьемся в изучении быстроты, точности и совершенства ориентировки, хотя анализаторная и сочетательная функции нервной системы сохранены в полной силе. И действительно, опыт показал, говорит Протопопов, что образование условных рефлексов в руках достигается гораздо скорее, дифференцировка получается также скорее и держится более прочно (1923, с. 22). При этом изменении методика рефлексологического эксперимента начинает чрезвычайно походить на психологическую. Рука испытуемого кладется на стол свободно, и пальцы его касаются пластинки, через которую пропускается электрический ток.

Итак, если в изучении рефлексов человека пойти дальше установления всеобщего принципа и задаться целью изучить различного рода реакции, определяющие поведение, окажется решающе важным фактором выбор реагирующего органа. «Человек и животное имеют в своем распоряжении много отвечающих аппаратов, но они, несомненно, отвечают на разнородные раздражители среды теми, которые у них больше развиты и больше приспособлены для данного случая»,— говорит Протопопов (там же, с. 18). «Человек убегает от опасности ногами, защищается руками и т. д. Конечно, можно развить и в стопе оборонительный сочетательный рефлекс, но если нужно исследовать не только сочетательную функцию больших полушарий самое по себе (общий принцип.— Л. В.), но и устанавливать степень быстроты, точности и совершенства ориентировки, то для этого рода исследований не безразлично окажется, какой ответный аппарат избрать для наблюдения» (там же).

Но, сказав а, надо сказать и бэ. Протопопову приходится признать, что и здесь реформа остановиться не может. «Человек обладает гораздо более развитым эффекторным аппаратом в той же двигательной сфере (чем рука), с помощью которого он устанавливает несравненно более широкую связь свою с окружающим миром,— я разумею здесь речевой аппарат. Я полагаю вполне уже возможным и целесообразным при рефлексологических исследованиях перейти к пользованию и речью объекта, рассматривая последнюю как частный случай тех условных связей, которые определяют взаимоотношение человека с окружающей средой через двигательную его сферу» (там же, с. 22). Что речь необходимо рассматривать как систему условных рефлексов, об этом говорить долго не приходится — это для рефлексологии почти азбучная истина. Выгоды, которые принесет для рефлексологии пользование речью, в смысле расширения и углубления круга изучаемых явлений, тоже очевидны для всякого.

Итак, в качестве ответного реагирующего аппарата разногласий и расхождений с психологией больше нет. И. П. Павлов указывал на выгодность выбора именно слюнного секреторного рефлекса у собаки, как наименее произвольного, сознательного. Это и было чрезвычайно важно, пока речь шла о разгадке самого принципа условных рефлексов, «психической слюны» при виде пищи. Но новые задачи требуют и новых средств, продвижение вперед заставляет менять путевую карту.

Второе и более важное обстоятельство заключается в том, что сама же методика рефлексологии наткнулась на некоторые факты, которые прекрасно известны всякому ребенку. Процесс дифференцировки рефлекса у человека достигается нескоро. Много времени уходит на то, чтобы выработанный рефлекс из генерализированного стал дифференцированным, т. е. чтобы человек научился реагировать только на основной раздражитель, а на посторонние реакция тормозилась. И вот оказалось, что воздействуя на объекты соответственно подходящей речью, можно способствовать как торможению, так и возбуждению условных реакций. Если человеку объяснить, что только один определенный звук будет сочетаться с током, а другие — нет, дифференцировка вырабатывается сразу. Речью можно вызвать торможение и условных рефлексов на основной раздражитель и даже безусловного рефлекса на ток — стоит только сказать испытуемому, чтобы он не отдергивал руку.

Итак, в методику опыта вводится «соответственно подходящая речь» для выработки дифференцировки. То же самое средство годится не только для вызывания торможения, но и для возбуждения рефлекторной деятельности. «Если мы на словах предложим объекту отдергивать кисть его руки на какой-либо определенный сигнал», то эффект будет нисколько не хуже, чем при отдергивании руки при пропускании тока через пластинку. Протопопов полагает, что мы всегда возбудим желаемую нам реакцию. Очевидно, что и отдергивание руки по словесному уговору с испытуемым, с точки зрения рефлексологии, есть условный рефлекс. И вся разница между этой условной реакцией и другой, выработанной с рефлекса на ток, исчерпывается тем, что здесь мы имеем вторичный условный рефлекс а там — первичный. Но и Протопопов признает, что это обстоятельство говорит скорее в пользу именно такой методики. «Несомненно,— говорит он,— рефлексологические исследования на человеке в будущем должны вестись главным образом с помощью вторичных условных рефлексов» (там же, с. 22). И в самом деле, разве не оче­видно, что существеннейшим моментом — и количественно, и качественно — в поведении человека при анализе окажутся именно суперрефлексы и именно они объяснят поведение в его статике и его динамике? Но при этих двух допущениях: 1) возбуждения и ограничения (дифференцировки) реакции при помощи словесной инструкции, 2) пользования всеми видами реакций, в том числе и словесной, речевой,— мы вступаем всецело в область методики экспериментальной психологии.

В. П. Протопопов дважды в цитированной исторической статье останавливается на этом. Он говорит: «Постановка опытов в данном случае... вполне идентична с той, которая издавна применяется в экспериментальной психологии при исследовании так называемой простой психической реакции». Далее включаются «разнообразнейшие модификации в постановке опытов, например, возможно в рефлексологических целях применить и так называемый ассоциативный эксперимент и, пользуясь им, учитывать не только настоящее объекта, но и открывать следы прежних раздражений, включая и заторможенные» (там же).

Переходя с такой решительностью от классического эксперимента рефлексологии к богатейшему разнообразию психологической экспериментатики, на которой и до сих пор лежит запрет для физиологов, намечая с большой смелостью новые пути и методы рефлексологии, Протопопов все же при всей высокой оценке психологического эксперимента оставляет недоговоренными два чрезвычайно существенных пункта, обоснованию и защите которых посвящена настоящая статья.