Я начал замечать, что то там, то сям в парке люди начали поднимать с травы свои одеяла и я подумал, что мы определенно гоним их из парка. Но к моему удивлению, большинство из них подходили ближе к нам, усаживаясь где кто мог, чтобы лучше видеть и слышать. Имея перед собой публику, я овладел собой. Я обратно подошел к микрофону, выбрал одного человека в толпе в желтой рубахе, впялил в него мои глаза и направил на него всю мою проповедь.
Вдруг я слышу ясный, из далека доносящийся женский голос:
"Дорогой, не будет ли это Демос Шакариян?"
Мои глаза начали поиски в толпе. Вот она там в толпе, указывала на меня, около продуктовой корзинки, а около нее, жмурясь, как близорукий, сидел мужчина, у которого мы на днях купили наэлектризованный забор.
"Не может быть, чтобы это был Шакариян", сказал он, после некоторого молчания.
Порывшись в кармане своей рубахи, он вынул очки.
"Что ты скажешь? Да, это он, Шакариян!"
Воротник рубахи резал мне глотку. Микрофон стал мокрым и скользким в моих руках.
Я услыхал плач и подумал, не плачу ли я. Я глянул вниз, а там возле моей маленькой платформы стоял человек в желтой рубахе, со слезами текущими по лицу.
"О, вы правы, брат, вы правы!" Плакал он. "Бог был так добрым ко мне".
Я с удивлением посмотрел на него. К счастью Роза не растерялась и пригласила его взойти на платформу. Он взял запотевший микрофон из моих рук и в длинной речи рассказал о своих материальных успехах и личных неудачах. Небольшая группка людей перешла улицу и окружила платформу.
"Такой и мой опыт", сказал другой человек, который поднялся три ступени на платформу. Я забыл о громкоговорителе и о человеке, который продал мне забор. Я думал лишь о чуде, которое сотворил Господь в Линкольн Парке. Когда мы укладывали в конце собрания наши вещи в ящик, шесть душ вручили свою жизнь Господу в этот вечер.
Три месяца подряд: июнь, июль и август в 1940 году мы держали такого же порядка собрания по воскресеньям. Мы начинали на участке против парка в два часа дня и продолжали до пяти или шести вечера. Мы скоро установили обычай. Иногда на собраниях появлялось несколько крикунов и несколько успокоителей, поддерживающих нас. В среде наших друзей был один человек, которого Господь недавно избавил от рабства алкоголю. Некоторые из них подходили к платформе, правда, немногие, может быть четыре, десять, двенадцать. С некоторыми из них мы старались поддерживать общение, а о других мы не знали, какая перемена произошла в их жизни.
Если внешние результаты этих воскресных собраний после обеда трудно было определить, то внутренние, в моем случае, были весьма ясны. Я шел на собрания с опасением о моем личном достоинстве, а уходил из собраний с сознанием, что я ничто, и у меня нет достоинства. На мои опасения, что кто-то из моих знакомых увидит меня, Господь ответил тем, что каждое воскресенье после обеда приходили люди, с которыми я на неделе имел торговые дела.
Бог как будто бы говорил: ты унизил себя перед этим человеком. Еще одним стало меньше для тебя заботиться о том, чтобы сохранить твое достоинство.
Позже, когда я встречался с моими знакомыми в Львином клубе или в клубе Кивание, обычно в начале обеда, то была или странная тишина или взрыв смеха. Не больше.
Никакой торговой катастрофы не случилось, которую я себе неясно представлял. К концу лета я выучил урок, которого_ никогда не забуду: "Что люди думают о нас", это большей частью пугало нашего собственного себялюбия.
Того же лета мы пережили сопротивление нашей активности со стороны, с которой мы с Розой меньше всего ожидали, со стороны церкви на Глез улице. Старейшины церкви на Глез улице почему то посчитали наши собрания в парке своего рода "прогулкой", летней затеей молодежи. И так как эти собрания продолжались каждый воскресный день, то старшее поколение в церкви запротестовало против них.
В августе, на утреннем воскресном собрании, один из старейшин выступил и от имени всей церкви, предупредив нас относительно собраний в Линкольн Парке.
"Это неправильно", заявил он, потрясая своей седой бородой от волнения. "Это не армянский обычай!"
И мне сразу стало ясно, что он был прав. Я представил себе Армению, маленькую, обороняющуюся страну, которая столетиями льнула к единой правде, выдерживая порабощения и преследования. Всегда окруженная сильнейшими, неверующими народами, находя свою силу во внутреннем сосредоточии.
Если бы нам с Розой было сказано смотреть на людей, то мы решили бы теперь быть самостоятельными. Первый раз в нашей жизни мы столкнулись с генерацией наших родителей. Людей, которых мы видели прошлым летом в Линкольн Парке на одеялах, было гораздо больше, чем мы их себе представляли и во многом больше нуждающихся.
В сентябре дни стали холоднее, толпы народа уменьшились в парке и мы решили прекратить наши собрания. Молочное предприятие занимало все больше и больше моего врамени, так как я готовился к новому способу продажи молока. Почему, я спрашивал себя, не начать доставку молока по дороге Рилаенс номер три? Мы сможем продавать наш продукт на один цент дешевле на литре молока, чем берут поставщики на дом или продают в лавочках.
Чтобы осведомить об этом публику, мы сделали Большое Открытие, с присущей ей рекламой. Объявления в газетах, объявления по радио, летучки по почте. А в молочной - плакаты, музыка и известные развлекатели. Торговое дело началось очень хорошо и так продолжалось с успехом. Немедленно мне пришла в голову мысль начать такие пункты по всему Калифорнийскому штату. Это сделает нас богатыми.
Но самым удачным предприятием, создавшим богатство Шакариянов, было наше новое мукомольное дело.
Вряд ли я мог представить себе, что ситуацию эту можно сравнить с часовой бомбой.
Казалось, что мукомольное дело было натуральной необходимостью в развитии молочных продуктов. Молочная корова съедала в сутки девять килограмм зерна и 15 килограмм сена. Если помножить это на три тысячи коров, которых мы в недалеком будущем надеялись иметь, то получалась неимоверная цифра зерна и сена на каждый день.
Все прошлые годы мы покупали зерно из местной мельницы. Затем мы мешали зерно сами по формуле, которую мы установили, дающей наилучшее качество молока.
Результаты были настолько хороши, что соседние молочники часто спрашивали отца:
"Исаак, не мог ли бы ты продать нам твою смесь?"
"Почему нет", отвечал отец.
Нам казалось, что это будет следующим логическим 4 шагом в нашем предприятии.
Мы сможем покупать зерно в большом количестве и таким образом уменьшаться расходы в нашем молочном деле. С возрастающей потребностью мы сами будем молоть и таким образом еще больше уменьшать наши расходы. Одновременно мы сможем иметь небольшой доход от продажи зерна другим молочникам.
Итак, с большими ожиданиями мы начали наше новое предприятие. Мы приобрели мельницу недалеко от одной нашей фермы с тремя двадцати метровыми элеваторами, применяемые раньше для хранения кукурузного силоса. Мы их освободили, вымыли и укрепили новым слоем цемента.
Я предвидел прекрасную будущность для нашего нового дела. Южно-Пасифик железнодорожная линия проходила мимо этих элеваторов. До этого зерно всегда разгружалось из товарных вагонов в элеваторы весьма сложной системой грузовых машин, буравом и вручную лопатой. В первый год нашей мельничной операции я усовершенствовал систему перегрузки зерна в элеваторы способом огромных вакуумов. По старой системе три человека работали целый день, чтобы выгрузить сорокатонный вагон зерна. По новой системе один человек производил эту работу в два с половиною часа. Мы сократили наши расходы на 80 процентов и произвели немалое движение среди индустриалистов.
Я любил посещать мельницу. Гуденье машин, шум вакуумов, постукиванье колес товарных вагонов и даже мучная пыль, которая ложилась на крышу моего черного Кадилака - все это опьяняюще действовало на меня.
И все же, хочу сказать, что это новое предприятие было для меня большой ловушкой.
Я начал заниматься новыми товарами. Товары эти бешено колебались в ценах. Те, кто занимается торговлей овса, пшеницы, ячменя, могут заработать и потерять огромные суммы денег в несколько часов. На Вол Стрит в Нью Йорке только специалисты занимаются этим делом. Но фермер, который имеет дело с физическим зерном, также до некоторой степени спекулирует, хочет он этого или нет.
А это случается таким образом: Я, например, покупаю зерно первого июля, с условием доставки на следующую осень. Я плачу за зерно цену текущего месяца, зная, что цена на продукт, возможно, к времени доставки перемениться. Если я уплатил за зерно в июле по два доллара за пятьдесят килограмм, а к осени цены снизились до одного доллара и пятьдесят центов, то я потерпел урон. А если цены поднялись до двух долларов и пятьдесят центов, то я заработал. Чтобы быть хорошим мельником, необходимо было делать большую закупку зерна, предвидя повышение цены, или не покупать, зная, что цены понизятся.
Теорию этого дела я уже знал зимой 1940-41 года. Мне еще предстояло научиться на практике.
