Конечно. Я, правда, не встречаюсь с читателями и специально книжек не подписываю. Но если Вам очень нужно, это можно сделать через издательство, которое выпустило интересующее Вас название. Пришлите им книгу, а в сопроводительном письме укажите, что автор обещал Вам ее надписать. Они со мною свяжутся, я подпишу, они отправят книгу обратно. Сложновато, но по-другому в обозримом будущем не получится. На публике в следующий раз я появлюсь не раньше сентября, когда будет Московская книжная ярмарка. И то не факт.
DeSenDeni:
- Григорий Шалвович, Вы бываете в стольном граде Киеве? И если да, то, как часто и можно ли получить в Киеве у Вас автограф? Уж очень хочется
Нет, не бываю. Я вообще в последнее время очень мало путешествую. Только если это нужно для работы.
Игорь Волков:
- Сколько лет Борису Акунину?
Если я не ошибаюсь, то "Азазель" появился в продаже 1 апреля 1998 года. То есть в этом (2008) году акунисты всего мира должны отмечать 10-летний юбилей проекта "Б.Акунин".
Но вот цитата из Ваших прошлогодних ответов читателям:
"Вопросы получены 29 марта, ответы отправлены 4 апреля. В промежутке, 1 апреля, отметил десятилетие проекта «Б.Акунин», который до сих пор жив в значительной степени благодаря вам."
Как это понимать? Я полагаю, что, возможно, дело было так. 1 апреля 1997 Вы придумали этот псевдоним и каким-то замечательным способом подгадали дату выпуска книги "Азазель" ровно на ту же дату год спустя.
Сегодня, понятное дело, любой издатель, с легкостью согласится на такой пустячок, как конкретная дата выхода книги Б.Акунина в его издательстве. Но 10 лет назад...
Значит, так. 1 апреля 1997 года из смутных идей и расчетов у меня в голове внезапно сложился проект «Б.Акунин». Этот момент я очень хорошо помню. К 15 мая «Азазель».был написан Через пару недель он попал в руки к Игорю Захарову, который собирался открывать собственное издательство. Ровно через 9 месяцев после этого, то есть в феврале 1998 года, вышел чахлый желто-коричневый томик. Недавно мы с издательством «Захаров» в узком кругу, без журналистов, отметили этот важный для нас юбилей.
Бэквокал:
- Григорий Шалвович, ведь правда же, что кличка вороны, которая жила в квартире Зеппа во время событий, описанных в "Младенце и черте", не случайно совпадает не только с именем названной в книге августейшей особы из царской семьи, но и с ником хозяйки сайта Fandorin.ru?
Неправда. Пусть гнусный немецкий шпион издевается над августейшими именами, дорогими сердцу всякого истинно русского человека. Но Сашу Антоненко я бы ему в обиду не дал.
Леша Карамазов:
- Здравствуйте, Григорий Шалвович! В литературе Вы явно питаете пристрастие к "саду расходящихся тропок": переиначили ход событий в драме Чехова и романе Достоевского, неоднократно высказывали желание переписать заново тот или иной опус Акунина. Скажите, не возникало ли подобных мыслей уже не о собственном (или чужом) тексте, а о собственной жизни? Кем бы стал Гриша Чхартишвили (уж простите за панибратство), не будь увлечения Японией или Григорий Шалвович, в зародыше подавивший мысль о Фандорине?
Всякое могло случиться. Я чуть было не сделался профессором японского университета. Чуть не стал издателем. Мог (страшно подумать) оказаться телевизионным деятелем. Это всё «тропки» из относительно недавнего времени, а в более отдаленном прошлом разброс был еще шире.
XARDek:
- Где-то читал, что писательскую карьеру принципиально начали как новый человек, т.е. не пользовались старыми связями. Расскажите поподробнее, как вам это удалось (и что, соответственно, в такой ситуации следует делать молодым писателям).
Начинать писательскую карьеру очень трудно. Нести рукопись, даже очень интересную, сразу в издательство – штука рискованная. Неизвестно, на кого попадешь. Могут сразу отбить руки, а потом окажется, что вам попался редактор-идиот, который ни черта не смыслит. Или предложат кабальный контракт. Всякое случается. Сегодня, если бы мне нужно было пройти этот путь с самого начала, я бы попробовал на первом этапе создать себе имя и репутацию публикациями в Интернете. Слава богу, сейчас есть эта замечательная легкодоступная среда, где все более или менее на равных. Кстати говоря, издательские скауты уже во всю рыщут по этим ресурсам, подыскивая новых авторов. Одно дело – идешь в издательство с улицы, в толпе психов и графоманов. И другое дело – тебя сами разыскали и что-то предлагают. Есть еще всякие литературные конкурсы, но это все равно что покупать лотерейный билет. Слишком много случайностей, вам неподвластных.
Со мной было тоже негладко. Ирония заключалась в том, что я очень хорошо знал большинство деятелей журнально-издательского мира, но не мог воспользоваться этими связями. Интернета (во всяком случае литературного) тогда еще почти не существовало. Два первых издательства (крупное и среднее), куда я через посредника обратился, ответили мне, что исторический детектив никому в России не нужен и не интересен, все хотят читать про Бешеного и про Настю Каменскую. Рукопись «Азазеля» даже не взяли читать. Я послал текст по почте в литературный журнал «Звезда», но оттуда вообще не ответили. Тогда я отдал текст Захарову, взяв с него слово, что он будет молчать. Игорь Валентинович роман взял, но он был человеком в издательском бизнесе неопытным, не имел средств для рекламы. Первые четыре романа продавались очень плохо. Меня держали две вещи: во-первых, упрямство, а во-вторых, ни с чем не сравнимое удовольствие, которое я получал от сочинительства.
sara hope:
- Каково Ваше отношение к весне? Как к времени года, как к состоянию души?
По-моему, весна не хуже других времен года. Не думаю, что состояние моей души зависит от температуры и влажности воздуха.
SM:
- Акунисты в своем фанатизме (не спорю, что достойным лучшего применения) обнаружили, что Ваши произведения постепенно завоевывают мир. Порывшись в интернете, мы нашли переводы романов Акунина на следующие языки: английский, болгарский, венгерский, вьетнамский, голландский, греческий, грузинский, датский, иврит, исландский, испанский, итальянский, каталонский, китайский, латышский, литовский, немецкий, норвежский, польский, португальский, румынский, сербский, словенский, турецкий, украинский, финский, французский, хорватский, чешский, шведский, эстонский и японский. Мы охватили полный масштаб или что-то пропустили?
Что-то пропустили. Я насчитал в Вашем списке 32 позиции, а их не то 35, не то 36.
- Вас удивляет такой масштаб Вашей популярности? Не задумываетесь иногда: про своих-то ясно, но вот что вьетнамцы-то в "Азазеле" понять и оценить могут? По Вашим собственным наблюдениям - где Вы, кроме России, пользуетесь наибольшим успехом? И насколько он велик?
Вьетнамский «Азазель» - пиратский. Во Вьетнаме есть другой издатель, у которого со мною контракт. Как-то они там между собой разбираются. А вообще-то насчет моей всемирной популярности – это, мягко говоря, преувеличение. Особенно похвастать нечем. Неплохо продаются книжки в Англии, где они пару раз даже попадали в лондонский Top Five, в Германии и почему-то в Польше. В главной книжной лавке мира, США, ни одна моя книжка не поднималась выше сорок какой-то позиции. Для переводного романа это считается расчудесно, но повода для гордости как-то не дает. Но Вы правы. Когда я сочинял «Азазеля» или «Гамбит», мне и в голову не приходило, что эти игры вокруг русской классики пригодны для перевода. Так что удивляться, пожалуй, все же есть чему.
- Удается ли проглядеть иногда иностранные переводы, естественно - на те языки, которыми Вы владеете? Насколько часто возникают претензии к качеству? Можете привести примеры смешных или курьезных переводов? А какие переводы понравились больше всего?
Все переводы, которые я могу авторизовать, были хорошие или очень хорошие. Ляпы, естественно, бывают. Тексты ведь непростые. Особенно жалко переводчиков, кому достается «Любовник Смерти». Мне присылают длинные списки вопросов, я на них отвечаю. Как мысли черные ко мне придут, я люблю почитать вслух украинский, болгарский или чешский перевод. Обманчивая схожесть слов и идиом пробуждают во мне славянофильство. Когда Бежецкая называет Эраста Петровича «бiдолашним хлопчиком», а он любуется ее «снiжно-молочной шкiрой», у меня поднимается настроение.
- Названия Ваших книг часто меняют в зарубежных изданиях, иногда - весьма радикально ("Группа убийц "Падшие ангелы", "Мертвец в салон-вагоне", "Русский покер"). Это не раздражает? У вас есть какие-то права, связанные с корректированием переводов или изменением названий?
Очень раздражает. Особенно в немецком случае. В первый контракт я по неопытности не включил пункт об утверждении названия. Знаете, как первоначально они назвали роман «Статский советник»? «Злодей с Невского проспекта». Это уж после моих протестов возник «салон-вагон». По крайней мере, не сообщают прямо на обложке, что убийца – садовник.
Муза:
- Не хочется удручать Вас нудными вопросами по-поводу Ваших произведений, поэтому задам такой вопрос: Как Вы считаете, Григорий Шалвович, странно ли читать постоянно только одного автора и категорически отвергать и даже испытывать отвращение к огромной армии других современных писателей?
Конечно, странно.
Mr. Fish:
- Скажите, а тот факт, что о Путилине писал Добрый (Роман Добрый, он же Роман Лукич Антропов), а о Фандорине - Злой (Акунин) - это случайное совпадение?
Абсолютно случайное. Книга Доброго впервые попала ко мне в руки сравнительно недавно. По правде говоря, не такого масштаба был литератор, чтобы играть с ним в антипода.