Зелье из трав

Ты всегда была смыслом моего существования; Обожание тебя - моя религия...

Это история любви,

Которой нет равных;

Она заставила меня понять.,

Все хорошее и все плохое;

Она придала моей жизни свет,

Впоследствии погасший...

О, какой мрачной стала жизнь!

Без твоей любви мне жить не стоит.

Карлос Альмаран. История любви

Тристан до того, как он выпил зелье,- только рыцарь, убежденный в том, что выполняет перед королем свой долг. Он отправился за иноземной принцессой, добыл ее и теперь везет ее домой, к королю. Он надеется стать еще более знаменитым и завоевать еще большую любовь короля. Но, выпив этого странного вина, он стал смотреть в глаза Изольды так, словно «его терзали и раздирали на части». Весь его мир перевернулся, изменились все его ценности. До сих пор он был преданным вассалом своего короля, но с этого момента все его обязательства сгорели в пламени его страсти. Раньше его амбиции были направлены на то, чтобы стать прославленным рыцарем Корнуэльса. Теперь он готов поступиться всем, даже самой жизнью, ради одной ночи, проведенной в объятьях Изольды. Он слышит предостережения Бранжьены: «Это путь к смерти!» Но его разум и речь скованы страстью, и он может лишь ответить: «Что же, пусть придет смерть».

А что же Изольда? Она ненавидела Тристана, пока не выпила зелье. Он убил не только ее дядю, но и ее гордость, ибо завоевал ее, победил ее сердце, а затем ее предал. Но теперь, когда волшебное зелье распространилось по всему ее телу, она сказала: «Ты знаешь, что являешься моим господином и моим хозяином, а я твоей рабой».

Несмотря на то что эта сцена нам хорошо известна, поскольку мы переживали ее в своей жизни, в ней все-таки есть нечто странное. Тристан и Изольда «влюбились» друг в друга; мы бы очень удивились, если бы это случилось с кем-то другим. Они очарованы, намагничены мистическим полетом любви, существующей между ними. Они отделили и противопоставили своей человеческой сущности нечто иное; и это иное они видят сквозь чары волшебного вина. Их «любовь» - не обычная земная любовь, которая приходит по мере того, как люди все больше узнают друг друга. Символ нам говорит, что это любовь «магическая», «сверхъестественная», она не является ни личностной, ни добровольной, она приходит к любящим извне и овладевает ими против их воли. Это напоминает нам фразу, которую можно часто услышать: «Они влюблены в саму любовь».

Миф говорит о том, что романтическая любовь имеет те же черты, что и любовное зелье. Но любовное зелье одновременно является и естественным, и «сверхъестественным». Отчасти это вино и травы, которые имеют земную природу, символизирующую обычную человеческую сторону романтической любви. Но зелье изготовлено также при помощи магических заклинаний и колдовства. Что же в романтической любви может соответствовать этим символам?

Мы знаем, что в романе есть что-то необъяснимое. Обратившись к чувствам, которые бушуют внутри нас, мы понимаем, что это не просто стремление оказаться в обществе другого человека или сексуальное влечение и не та спокойная, ориентированная на партнера, совершенно не романтическая любовь, которую мы часто встречаем в стабильных браках или просто в ровных отношениях. Это нечто большее, нечто иное.

Влюбляясь, мы испытываем ощущение полноты, как если бы к нам вернулась отсутствующая наша часть. Мы ощущаем приподнятое настроение, словно внезапно поднялись над уровнем повседневности. Жизнь становится напряженной, порождая ощущение радости, экстаза и трансценденции.

В романтической любви мы ищем любовной одержимости, взлета в заоблачные выси, стремимся найти в своих возлюбленных окончательный смысл жизни и исполнение надежд. Мы заняты поисками ощущения целостности.

Если спросить, где еще мы можем найти все эти ощущения, мы получим удивительный и печальный ответ: в религиозном переживании. Когда мы ищем нечто большее, чем свое Эго, то есть когда мы заняты поисками совершенства, ощущения внутренней целостности и единства, когда мы страстно желаем подняться над рутиной и разобщенностью личной жизни к чему-то необычному и беспредельному, это и есть духовное влечение.

Здесь мы сталкиваемся с парадоксом, который нас поражает. Хотя вообще нам не следует особенно удивляться тому, что романтическая любовь связана с духовным влечением и даже с религиозным инстинктом, ибо мы уже знаем, как понималась куртуазная любовь в момент ее возникновения много веков назад. Мы считаем ее любовью духовной, любовью, одухотворяющей рыцаря и его даму и поднимающей их над обыденностью и приземленностью к переживаниям иного мира, переживаниям души и духа. Романтическая любовь началась как внутреннее странствие под воздействием духовного влечения; сегодня мы снова в романической любви бессознательно стремимся к такому же внутреннему странствию.

В символизме любовного зелья мы внезапно сталкиваемся с великим парадоксом и глубочайшим таинством нашей современной западной психологии. Мы ищем в романтической любви не только земной любви и человеческих отношений. Кроме этого, мы ищем в ней религиозные переживания и ощущение целостности. В этом состоит смысл магии, чар и сверхъестественной природы любовного зелья. Это уже совершенно иной мир, недоступный прямому восприятию. Это уже область психического, бессознательного. Это место, неизвестное нашему западному сознанию, где живут наши душа и дух. Душа и дух - психологические реальности, которые существуют в нашей психике независимо от нашего знания об этом. И там же, в бессознательном, живет Бог, независимо от способа его воплощения. Все, что существует «по ту сторону», в области бессознательного, Эго воспринимает как происходящее за пределами естественной человеческой реальности. Религиозное устремление и вдохновение означают поиск единой основы человеческой жизни, единство самости, живущей вне мира Эго, в бессознательном, в незримом просторе души и символа.

Таково значение этих символов в нашей истории, которое является тем заветным ключиком, открывающим путь к разгадке романтической любви.

Давайте вернемся на корабль Тристана. Вот и он сам, воспламененный волшебным вином. Откуда этот огонь в его глазах? Изольда находится рядом с ним, но его взгляд устремлен вдаль, в бесконечность. Он воспринимает не Изольду, а видение. Откуда эта дрожь в его членах? Войдя в келью святого Иоанна из Кросса, мы увидим тот же взгляд, то же мистическое созерцание. Переправившись через море в индийский храм, мы обнаружим там святого человека, пребывающего в таком же экстатическом трепете перед алтарем Шивы. Это тот же инстинкт, то же пламя страсти, которые приводят к тому же финалу - к трансценденции.

Романтическая любовь всегда была связана с духовным влечением. Это настолько очевидно, что не стоило бы упоминания, если бы мы не отворачивали свой взгляд и не пропускали очевидные истины. Если истина находится рядом, ее трудно заметить. Слушая любовные истории, поэзию, песни, дошедшие до нас со времен эпохи романтизма, мы можем лишь прийти к выводу, что влюбленный мужчина воспринимает женщину как символ чего-то универсального, духовного, вечного и трансцендентного. То, что он видит в женщине, заставляет его в конечном счете осознавать себя, понимать истинное значение жизни. Он видит особую открывающуюся в ней реальность; он чувствует себя гармоничным, благородным, утонченным, одухотворенным, воодушевленным, обновленным, лучшим из лучших, целостным мужчиной. Великие поэты-романтики не только не скрывают такой символизм - они воспевают его. Трубадуры и рыцари во времена Тристана делали это открыто. В отличие от нас, считающих себя чрезвычайно разумными, они полностью осознавали, что смотрят через призму романтической любви. Они сделали выбор в пользу того, чтобы не смотреть на женщину как на женщину, а превратить ее в символ вечной фемининности, души, божественной любви, духовного благородства и целостности. Мы можем обсуждать? является такой взгляд на женщину правильным или нет, следует боготворить женщину или нужно превратить ее в какой-то иной символ, наподобие иконы, с помощью которого мужчина-романтик может вступить в контакт с вечностью. Но в данный момент мы прежде всего должны понять, что все обстоит именно так.

В мексиканской песне о любви, взятой в качестве эпиграфа к этой главе, все это содержание сосредоточено в нескольких строках. На языке наивных поэтических откровений певец доносит до нас то, в чем мы часто не признаемся: «Ты всегда была смыслом моего существования. Обожание тебя - моя религия». Если человеческое бытие становится объектом такого обожания, когда возлюбленная обладает властью «проливать на нашу жизнь свет» или этот свет гасить, то возлюбленная становится для нас образом и символом Бога.

Это самое простое и точное описание того, что представляет собой романтическая любовь. Реальность, которая скрыта за романтической любовью,- это духовная жажда. Истина, которую западный мужчина непроизвольно и бессознательно ищет в романтической любви,- это внутренняя истина его души. Западный мужчина, не осознавая, зачастую против своего желания занимается поиском целостности, он неумолимо следует своему видению вселенского и вечного. Но именно образ женщины, который он воспринимает сквозь призму романтической любви, вдохновляет его на поиск и порождает его видение реальности.

Как же получилось, что современные мужчины не считаются с тем, что средневековые мужчины открыто прославляли и даже идеализировали? Это происходит потому, что мы осознанно не может найти места духовному подъему в своей жизни. Духовность вышла из моды, мы не понимаем, что она значит, и потому перестали считаться с этой человеческой потребностью. Наше сознание не интересует целостность, его интересует конечный результат, контроль над ситуацией и власть. Мы не верим в духовные потребности, а верим лишь в физиологические и сексуальные. Однако наше стремление к душе невольно находит дорогу в том месте, где мы никогда ее не искали,- в проекциях, идеалах, восторгах и отчаянии, страстях и желаниях романтической любви. В отсутствие другого канала, другой формы жизни в современной культуре наш религиозный инстинкт почти полностью исчез, удалился в укромное место, где ему позволено нелегально жить. Этим «местом» является романтическая любовь. Именно поэтому мы ощущаем абсолютную бессмысленность жизни, если мы не «влюблены», и поэтому романтическая любовь стала одной из величайших психологических сил в нашей западной культуре.

Мифы сплошь и рядом наполнены парадоксами, так как реальность сама по себе внутренне парадоксальна. В переводе с греческого слово «парадокс» означает «противоположное мнение» То есть парадокс отталкивается от наших привычных представлений о реальности. Мы рады поверить в то, что уже все знаем, все представляем, и поэтому истинный парадокс всегда причиняет боль. Парадокс находится в конфликте с нашими предрассудками, бросает вызов нашим предположениям и стоит перед лицом нашей коллективной «правды». Вот почему мы предпочитаем называть мифы «сказками» и рассказывать их детям. По той же причине мы любим объявлять мифы изумительными изобретениями примитивго разума, напоминающего разум ребенка. Если же мы отнесемся к мифам серьезно, как к определенным реальным утверждениям, чем они в действительности и являются, мы увидим, что все наши расхожие банальности и устоявшиеся понятия о том, что есть «истина», вызывают большие сомнения.

Искать в мифе мудрость - значит вернуться к первоматерии души. Все символы в снах и мифах появляются перед нами как парадоксы, главная цель и психологическая роль которых заключается в том, чтобы, прорвавшись через «известное», научить нас чему-то новому, находящемуся в бессознательном. Каждый раз, когда мы интерпретируем сон или миф, подтверждая свое собственное укоренившееся мнение, с нами происходит неприятность. Символы возникают из бессознательного не для того, чтобы сказать нам о том, что мы уже знаем, а затем, чтобы показать то, что нам еще следует узнать.

То же самое относится к любовному зелью. Насколько легче было бы объявить его фантастическим предрассудком примитивного сознания Двенадцатого столетия! Любовное зелье - это предпоследний парадокс! Трудно найти что-то еще, находящееся в более серьезном противоречии со здравым смыслом. А получается, что это Наш религиозный инстинкт, наши индивидуальные бессознательные поиски «другого мира», придающего романтической любви ее магию, неземную страсть и стремление к жизни в ином мире. Ничто больше не может так повредить нашему здравому смыслу.

Мы полагаем, что имеем представление о романтической любви, хотя в действительности ничего о ней не знаем. Мы считаем, что очень хорошо ее понимаем, хотя фактически она непостижима. Мы полагаем, что можем ею управлять, а в действительности она управляет нами. Наша культура предоставляет нам целый набор истин о романе, которые мы принимаем бессознательно и автоматически. Мы никогда не ставим их под сомнение и раздражаемся, если это делает кто-то еще. Но здесь мы сталкиваемся с парадоксом, который не можем обойти вниманием: романтическая любовь предполагает, переживания «другого мира» в опаляющем, всепоглощающем экстазе и потому приводит человека к ощущению психологической целостности, исполнению желаний и постижению смысла жизни.

Если нас все это как-то захватило, значит, нечто произошло; романтическая любовь - это таинство. Это громадная энергия, прорывающаяся из неизведанных и непредсказуемых глубин бессознательного, то есть из той части нашей личности, которую мы не видим, не понимаем и не можем объяснить простым здравым смыслом. Подобно любовному зелью, она увлекает нас против воли, переворачивает с ног на голову, кардинально изменяет всю нашу жизнь, наши привязанности. Мы забываем о своих планах, отрекаемся от своих убеждений и сворачиваем с того пути, по которому шли до сих пор.

Именно такая неуправляемость романтической любви дает нам заветный ключ к разгадке ее истинной природы. Эмоционально переполняющая человека, восторженная влюбленность - это событие, происходящее с ним на глубинных уровнях бессознательного. Человек его не планирует, не управляет им и даже не понимает его: оно просто случается, и все.

Эго мужчины, выросшего в западной культуре, сталкивается с множеством неприятностей, связанных с романтической любовью, так как по определению она не поддается никакому контролю. Она неконтролируема потому что мы тайно и бессознательно хотим, чтобы она была восторженной и возвышалась над ограничивающим рационализмом маленького, сжатого мира нашего Эго. Такой разрыв привычных связей и трансценденция Эго-сознания представляет собой «религиозное переживание», которое, по существу, мы ищем. На Западе мужчина приучен к тому, что Эго должно держать под контролем все, что находится внутри и вокруг него. Единственная оставшаяся в жизни сила, разрушающая нашу иллюзию «контроля» и заставляющая человека увидеть, что существует нечто вне рамок его понимания и контроля,- это романтическая любовь. Официальная религия и церковь давно уже не нарушают иллюзии, будто западный человек контролирует свою жизнь. Он либо сводит свою религиозную веру до банальности, либо вообще ее игнорирует. Он ищет свою душу не в религии, не в духовном переживании и не в своей внутренней жизни. Ту трансценденцию, то таинство, то откровение он ищет в женщине. Он просто приговорен к тому, чтобы влюбиться.

Мы сделали такое желчное замечание в отношении современной религии отчасти потому, что все относящееся к религии для большинства из нас начинает терять смысл. Карл Густав Юнг открыл подход, который возвращает нас к религиозным корням и в котором психика ощущается как душа, как реальность. Он обнаружил, что психологическая структура личности включает в себя независимую «религиозную» функцию. Это вовсе не говорит о необходимости следовать определенным вероучениям или догмам. Речь идет о том, что каждый человек появляется на свет с врожденным психологическим стремлением найти смысл жизни, испытать ощущение единения. Юнг определил, что большая часть жителей Запада, несмотря на свою сознательную веру только в материальное и рациональное, видит сны и фантазии, переполненные символами определенных качеств, которые люди стремились найти в религиозной жизни. Эти символы содержали в себе смысл целостности и видение мира, превышающего по своим масштабам мир Эго.

Можно взглянуть на географию своей психики и по-новому понять религиозную сторону жизни. Это та же способность к религиозному переживанию, но описанная на другом языке. Мы видим, что Эго, так называемое сознание, напоминает остров в огромном океане психики. Вне его, в океане бытия, за пределами мира Эго и того, что оно знает и может видеть, находятся отсутствующие части единой самости. Мы являемся психологическими существами: большая часть нашей сущности - не материальное тело, а психика, самую значительную долю которой составляет бессознательное. Несмотря на то, что говорит популярная психология, неизвестные и бессознательные части в человеке значительно превосходят его осознанную часть. Мы не получаем ощущения смысла, значимости, целостности и исполнения желаний в пределах крошечного мира Эго. Мы ощущаем, что вне его существует нечто многократно превосходящее Эго, хотя и не знаем ни того, где нужно искать, ни того, что именно мы ищем.

То, что мы ищем, проявляет себя как символ; он прорывается из глубоких слоев психики в образе, который древние называли божественным образом. Божественный образ возникает из глубины нашей души, свидетельствуя о глубоко

Укоренившемся стремлении к целостности и единству. Этот спонтанно возникающий образ, отпечаток которого мы видим, становится основным источником нашей интуиции, которая должна быть в чем-то сильнее Эго, собирающего в одно целое события внешней жизни и внутренние феномены, и которая открывает для нас смысл жизни. Она рождает в нас ощущение возможности интуитивного видения.

Юнг считает, что наша потребность к исследованию неизвестного, возникающая из бессознательного, и наша потребность в религиозной жизни - по своей сути одна и та же потребность. Она хорошо известна еще с древних времен:

«Познание человека - это первый шаг к целостности, а познание Бога - это абсолютная целостность». Климент Александрийский говорит в своей «Педагогике»: «Таким образом, оказывается, что величайшей наукой является познание человеком самого себя, ибо, если человек знает себя, он знает Бога». А Моноимос в своем письме к Теофрасту пишет: «Ищи его вне себя и узнай, кто же может овладевать всем, что существует внутри тебя, ибо ты говоришь: мой Бог, мой дух, мое понимание, моя душа, мое тело; пытайся узнать, почему ты печалишься и веселишься, любишь и ненавидишь... приходишь в ярость, осознавая, что этого делать не следует, и влюбляешься, понимая, что это напрасно. И если ты хорошо вникнешь в эти вещи, ты найдешь Его в себе, одного и Множество».

В прежние времена житель Запада переживал божественный образ через религию, мистическое созерцание, ритуал, который до сих пор сохраняет для него некую символическую силу, в образе исторической церкви, в откровениях Священного Писания, святых, в обществе единоверцев. Однако в последнее время он потерял этот древний сосуд с хранящимся там божественным образом. Если мы спросим себя, почему это произошло, то отчасти найдем ответ в истории о Тристане: патриархальность в нашем обществе по своему происхождению составляет лишь часть мышления, которая направлена на развитие маскулинности за счет фемининности, а в итоге - за счет целостности. Такое жесткое, изолированное сознание почти непроницаемо. Мы защищаемся от бессознательного, от чувств, от фемининности, от своей души. Единственным уязвимым местом, где душа может проникнуть сквозь современный защитный панцирь, является наша любовь.

Символический смысл любовного зелья заключается в том, что сверхъестественный мир через романтическую любовь внезапно вторгается в мир природный. Огонь спускается с небес! Мир души и духа, переполняющая энергия религиозных переживаний нашей души внезапно вторгаются в обычный мир человеческих отношений. Все, чего мы страстно желали, видение конечного смысла и целостности, внезапно открываются нам в образе иного человеческого создания.

Происходит моментальное открытие, состоящее в том, что наше инстинктивное стремление к целостности мы полностью спроецировали на нашу любовь. Мы извлекли божественный образ из храма, спустили его с небес и внезапно перенесли его в центр взаимоотношений двух человек. Магические чары любовного зелья несут в себе это невероятное превращение человеческих инстинктов и моментальное перераспределение и перенаправление человеческих энергий. Когда мы чувствуем, что нами овладела любовь, что мы находимся во власти некой избыточной силы, мы открываем заново свою религиозную жизнь. Как только мы в кого-то «влюбляемся», мир становится для нас настолько ярким и наполненным множеством смыслов, что никакой обычный человек вознаградить нас уже не может. Но, когда «влюбленность» проходит, мир сразу становится мрачным и пустым, несмотря на то что мы остаемся теми же человеческими существами, которые совсем недавно испытывали этот восторг.

Вот почему в своих взаимоотношениях мужчина и женщина предъявляют друг другу такие невыполнимые требования. Мы действительно верим в то, что простой смертный может взять на себя ответственность и сделать нашу жизнь целостной, осчастливить нас, придав жизни ощущение значимости, интенсивности и экстаза! Кто-то сказал: «Мудрость начинается с крепких объятия очевидности». Если мы перестанем испытывать воздействие любовного зелья и рассмотрим его как символ, тогда мы, по всей вероятности, очнемся, чтобы спокойно взглянуть на то, что происходит. Продолжая путешествие вместе с Тристаном и Изольдой, мы будем вместе с ними проживать жизнь, которую проживали все любовники, выпившие любовное зелье. Нам будет становиться все яснее, как мы смешали свою духовную жажду - стремление к божеству - с обычными человеческими отношениями. В этом заключается тайна познания, скрытая за таинством романтической любви: как жить с этими двумя мощными энергиями, признавая каждую из них, ибо мы так самозабвенно их смешали, что получили опасную смесь - любовное зелье.