Отечественный опыт организации стадии, предшествующей судебному разбирательству

Для усвоения сущности и значения рассматриваемой стадии уголовного судопроизводства значительную ценность представляют сведения об историческом опыте, накопленном в процессе реализации российского уголовного судопроизводства, и сложившемся к настоящему времени опыте ряда зарубежных стран, о котором речь идет в следующем параграфе данной главы учебника.

В российском уголовном процессе данная стадия относится к числу, пожалуй, самых нестабильных, "многострадальных". Она значительно чаще, чем другие, подвергалась изменениям, нередко радикальным и совершенно непредсказуемым, а порой и необъяснимым.

В Уставе уголовного судопроизводства 1864 г. она была названа "предание суду". Весьма активная роль на этой стадии отводилась прокурору (чаще всего прокурору при окружном суде). Он, получив и изучив материалы предварительного следствия, при наличии необходимых оснований составлял обвинительный акт, и этот акт считался его заключением о предании суду (ст. 519 Устава). От суда не требовалось выносить специальное решение о предании суду. Получив обвинительный акт, он должен был в распорядительном заседании обсудить, "не требует ли дело каких-то особенных с его стороны распоряжений, и определить порядок, в котором оно (дело - К.Г.) подлежит дальнейшему производству" (ст. 527 и 547). Если вышестоящий прокурор (прокурор при судебной палате) не соглашался с обвинительным актом, то дело передавалось на рассмотрение судебной палаты (суда среднего звена общих судебных установлений), и она решала вопрос о предании суду (ст. 529 и 534).

В УПК 1922 и 1923 гг. данная стадия производства по уголовным делам тоже называлась "предание суду", но порядок решения вопросов предусматривался иной. В соответствии со ст. 222, 223 и 229 УПК 1923 г. (с изменениями, внесенными в октябре 1924 г.), если по делу не требовалось производства предварительного следствия и можно было ограничиться дознанием, решение о предании суду принимал следователь (в то время следователи состояли при судах).

Что касается дел, именовавшихся "следственными" (расследованных следователями), то по ним процедура принятия решения о предании суду выглядела сложнее: сначала прокурор, согласившийся с обвинительным заключением, "сообщал" суду о своем согласии и "предлагал" ему "утвердить таковое и предать обвиняемого суду"; при отсутствии возражений судья должен был собрать распорядительное заседание с участием сторон, и это заседание принимало определение "об утверждении обвинительного заключения и предании обвиняемого суду" (ст. 240).

Такая процедура была и сложной, и непоследовательной. Она подвергалась заслуженной критике, что неоднократно приводило к ее модификациям. К моменту принятия УПК 1960 г. вопрос о предании суду решался судом в коллегиальном составе на основании утвержденного прокурором обвинительного заключения, если оно не вызывало возражений у этого суда (данное правило не распространялось на дела частного обвинения).

По УПК 1960 г. решение о предании суду до мая 1992 г. принималось, как правило, единоличным судьей, которому предстояло впоследствии председательствовать при рассмотрении данного дела по существу. Коллегиально предание суду осуществлялось только в случаях: рассмотрения всех дел о преступлениях несовершеннолетних; при несогласии судьи с выводами обвинительного заключения; при необходимости изменения меры пресечения, избранной до направления дела в суд; рассмотрения дел о преступлениях, наказуемых смертной казнью. Обвинительное заключение во всех случаях утверждал прокурор, а не суд.

Однако после корректировки этих правил законами от 29 мая 1992 г. и от 16 июля 1993 г. стадия была полностью отдана единоличному судье. На него возложили приятие решений по всем вопросам и по всем категориям дел. Возникли проблемы и с наименованием данной стадии. До корректировки она называлась просто: "Предание суду". Но его изменили и присвоили весьма "неуклюжее" новое: "Полномочия судьи до судебного разбирательства дела и подготовительные действия к судебному заседанию". Такая "смена вывески" была данью "новым" для того времени (а по сути, хорошо забытым старым) веяниям в оценке роли суда в уголовном судопроизводстве. По мнению самых верных сторонников этих веяний, суд ни в коей мере не должен делать что-то такое, что дало бы малейший намек на то, что он в чем-то причастен к обвинительной функции.

Изменением заголовка гл. XX УПК 1960 г. было выражено намерение подчеркнуть, что суд не должен выполнять такую функцию. Поэтому-де ему не следует осуществлять предание суду, как это было раньше, поскольку решение о предании суду якобы равнозначно согласию с обвинительным заключением. Но этот довод трудно признать убедительным: предание суду никогда не означало и не означает принятия решения, хоть как-то предвосхищающего предстоящий вывод о виновности или невиновности подсудимого. Под ним всегда подразумевалось иное - решение подвергнуть данное дело разбирательству по существу, в результате чего и будет постановлен правосудный - законный, обоснованный и справедливый - приговор с выводами о виновности или невиновности, о мере наказания или об освобождении от него и т.д.