Алый мрак в небесной черни
Начертил пожаром грань.
Я пришел к твоей вечерне,
Полевая глухомань.
Нелегка моя кошница,
Но глаза синее дня.
Знаю, мать-земля черница
Все мы тесная родня.
Разошлись мы в даль и шири
Под лазоревым крылом.
Но сзовет нас из псалтыри
Заревой заре псалом.
И придем мы по равнинам
К правде сошьего креста
Светом книги голубиной
Напоить свои уста.
Сергей Есенин
Осеннее ненастье разыгралось словно напоследок. Резкий порывистый ветер гонял мокрые листья по кругу на площади у «Энергетика». Хлестали струи дождя, холодная вода текла по лицу, постоянно пытаясь проникнуть за воротник. Голые ветки ракит, посаженных давным-давно возле фонтанов, пригибались от сильного ветра до самой земли, будто пытаясь ухватиться за землю. В пустых окнах Дома культуры ветер выдувал тягучую унылую мелодию, казалось, там сидит большой и грустный зверь и играет на чудовищной пан-флейте. Мелодия смерти неслась над площадью, улетала далеко на север, теряясь в лесах Зоны.
Каждая ступенька перед главным входом в Дом культуры «Энергетик» давалась Вадиму с трудом. Куски битого стекла выскальзывали из-под подошв и мешали идти нормально. Приходилось делать маленькие, осторожные шажки, как по льду. Громада «Энергетика» приближалась неотвратимо, как айсберг. С каждым шагом удалялись звуки на площади, деревья и дом, удалялся весь мир, словно в здании ДК находилось что-то искривляющее и пространство, и время, и сознание. Последние шаги, которые отделяли от входа в Дом культуры, Вадим делал, как в тягучем киселе.
Вот уже окончились ступеньки, и до дверей в ДК, которые сейчас безжизненно валялись на бетоне, оставалось несколько метров. И тут пространство лопнуло. Вадим преодолел невидимую границу между Зоной и внутренним миром Дома культуры. Исчезли посторонние звуки, перестало скользить стекло и как ножом отрезало запахи с площади перед ДК. Вязкость мира тоже исчезла. Вадим вошел в «Энергетик».
Несмотря на мрачную погоду, в холле «Энергетика» было достаточно светло. Вадим, оглядевшись, подумал, что он впервые видит это помещение не через очки-коммуникаторы, а невооруженным глазом. Хруст битого стекла, сырой запах умирающей штукатурки, опадающая пестрая мозаика — ничего не изменилось здесь. Вадим хотел уже спуститься вниз, к помещению бывшей гардеробной, но какое-то смутное чувство подсказывало ему, что последовательность движения должна быть не такой, какой она была в прошлый визит.
Он застыл на минутку, набросил капюшон пси-защиты и стал прислушиваться. Казалось, только где-то вдали капала вода из прохудившейся крыши — больше ни один звук не нарушал спокойствие внутри Дома культуры. Но было что-то в этой тишине обманчивое и неправильное. Как будто это молчала смерть, схватившая в свои лапы все здание «Энергетика».
Вадим, ступая практически беззвучно, поднялся на галерею. Обойдя ее, он прошел к той части фойе, где прошлый раз схватился с неизвестными боевиками. Сегодня Вадим шел не скрываясь. На углу галереи он остановился и осмотрелся. В выбитых окнах была видна толпа зомби на площади, что-то активно обсуждающая с Байкаловым. Зрелище было таким забавным, что Вадим невольно улыбнулся. Впереди у выбитых рам уже не было стопок кафельных плит, видимо, за прошедшее время их все-таки украли. В большом количестве валялись на полу гильзы, напоминая о давнем бое. Они позеленели за это время от сырости и покрылись патиной. Двери в помещения были выломаны, и это помогло Малахову безошибочно определить, куда идти. В самой дальней комнате явно чувствовалось чье-то присутствие. Вадим собирался уже рывком преодолеть расстояние до той, дальней комнаты, как оттуда раздался голос.
— Заходите, господин Малахов, — неизвестный говорил на русском языке с легким акцентом.
Вадим опустил пистолет, подошел к дверному проему и стал напротив, так чтобы видеть все, что происходит внутри небольшой комнаты, в которой, видимо, когда-то был какой-то кружок рукоделия. На стенах сохранились плакаты, отображающие устройство швейной машинки «ОРША» с ножным приводом.
— Заходите, не стесняйтесь. Мы вас давно ждем. — Навстречу вышел мужчина средних лет в деловом костюме-тройке, в белоснежной рубашке и галстуке, завязанном лихим, модным узлом. Меня зовут Питер Антонов. Я один из канцлеров Высшего Совета. Проходите, проходите. Можете убрать, а можете не убирать ваше оружие, мы вам полностью доверяем.
Вадим, с трудом сохраняя спокойствие, вошел. За дверными откосами никого не было. Всего в помещении находились четыре человека. В этой комнате царили роскошь и гламур. Пахло дорогими сигарами, смесью элитной мужской и дамской парфюмерии и хорошо выделанной кожей. Освещение было не стандартным дрожащим потоком белого света от люминесцентных ламп на потолке. Здесь словно поработал дизайнер, подсветив каждый уголок так, чтобы создать уют и легкую, романтическую таинственность. Хозяева сидели вокруг большого стола из резного мореного дуба времен Людовика XIV. Стол украшал большой чернильный прибор из горного хрусталя, мягко играя бликами на гранях. Рядом под плакатом со швейной машинкой стояла большая скульптура из эбенового дерева — черный пудель держал в зубах золотую сахарную косточку, густо обсыпанную бриллиантами средней величины.
— Присаживайтесь, вы устали, — не унимался Антонов. — Я вам пока представлю остальных.
Вадим сел на невесть откуда взявшееся здесь мягкое кресло, обитое буйволовой шкурой, недалеко от входа. Именно от этого кресла и исходил запах изысканно обработанной кожи.
— Итак, разрешите вам представить: Метью Гордон, тоже канцлер, председатель Высшего Совета. — Сухощавый мужчина с серебряным ежиком волос в военной форме без знаков различия коротко кивнул. — А вот рядом с ним мадам магистр.
— Сильвия Тарантини. — Дама с альпийским загаром, напудренная и хранящая на лице маску пренебрежения, только дрогнула губами в ответ, называя свое имя.
— А это, — Антонов указал рукой на иссиня-черного негра, который здесь выглядел просто феерически, — наш кенийский друг, магистр и профессор Нуамано Нкаа. Я позволю себе говорить с вами от имени нашего ордена. Я хоть и прожил всю жизнь в Канаде, все равно остаюсь русским и бережно храню язык своей родины. Итак, я рад, что нам наконец удалось встретиться лично. — Антонов был сама любезность. — Вы, я так подозреваю, уже достаточно много выяснили о нашей организации от вашего друга, который сейчас развлекается на площади. Так что, я думаю, между нами не должно быть тайн.
— Давайте начнем с того, что вы сначала ответите на мои вопросы. — Малахов не дал Антонову продолжить речь.
Питер Антонов бросил быстрый взгляд на своих коллег и, получив молчаливое согласие, закивал:
— Конечно, конечно! Сегодня мы ответим на любой ваш вопрос.
— Ваша организация имеет отношение к серии ритуальных убийств в Киеве, которые я расследовал?
— Нет, что вы, что вы! Никакого! Как вы могли подумать? Дело в том, что мы, конечно, в курсе вашей деятельности вне Зоны, и поэтому я могу с полной уверенностью сказать — нет, тут мы ни при чем. Все дело в том, что у простых людей складывается превратное мнение о нас. Ну, какие мы кровососы? Какие клыки и убиенные женщины? Просто тот юноша со сложной фамилией, — Антонов взял со стола бумажку и прочел: — Колохатенко. Видите, я тщательно готовился к встрече с вами. Так вот, юноша думал, что членом нашего братства можно стать, проявив вампирские способности, сведения о которых он почерпнул из вульгарных романов. Он случайно, повторяю, случайно, получил информацию о нас и захотел быть среди избранных. Более того, убил без всякой пользы невинную девочку.
— А с пользой можно было? — с сарказмом спросил Вадим.
— Да, убивать с пользой не только можно, но и нужно, — без тени смущения ответил Антонов. — Обратитесь к истории. Итак, дальше вопросы? Или это уже все?
— Нет, почему же? Зачем вам было нужно не просто сорвать нашу миссию в прошлом году, но и уничтожить именно меня? — Вадим достал из кармана сигаретную пачку, но она оказалась пустая.
Антонов немедленно подхватил со стола золотую коробочку и, открыв, протянул Вадиму. Малахов только мельком успел заметить название сигарет — «Treasurer». Он взял одну, с золотым фильтром, изящную красиво обрезанную сигарету. Вадим долго искал зажигалку по карманам, не обращая внимания на то, что ему уже услужливо предложили огонь, и, найдя, спокойно закурил. Вадим тянул время, демонстрируя Антонову, что ответ ему безразличен. Выпустив струю дыма вертикально вверх, он вопросительно посмотрел на вампира.
— Никто вашу миссию не срывал. Вернее, мы просто пытались защитить наши завоевания здесь, в Зоне. — Голос Антонова чуть дрогнул, как будто он чего-то неуловимо испугался, словно произошло нечто, чего он не ожидал. — А вас тоже никто не уничтожал. Нам было необходимо получить полный контроль над вашими перемещениями. И заметьте, нам ничего толком не удалось. Ваша прогулка по Зоне стоила нам, нашему ордену, очень дорого. Здесь речь не идет о материальных потерях, мы себе позволяем ни в чем не ограничивать затраты. Вопрос в стратегических потерях инициативы и сфер влияния. Неужели вы думаете, что мы не понимали, что ваш Центр никогда не допустит гибели ключевого сотрудника.
— Зачем я вам? — спросил Вадим.
— Ну как зачем. Мы не хотим повторения истории девяносто седьмого года в Казакистане, простите, в Казахстане, — с напускными учительскими нотками в голосе ответил магистр.
— Что вы имеете в виду? — Вадиму показалось, что Антонов бредит.
— Одна из задач нашего ордена — предупредить любое противодействие появлению высшего создания. Вы один раз уже помешали. Вот мы и следим за вами с тех пор. Чтобы не дать вам совершить еще раз такую же ошибку.
— А не проще было просто меня пристукнуть арматуриной в собственном подъезде? — спросил Малахов, улыбнувшись даме, которая, видимо, не совсем понимала, о чем говорят.
— Вы сожалеете, что мы так не поступили? — Антонов тоже улыбнулся.
— Это сложный вопрос, — не смутился Вадим. — Попробуй вы меня убить раньше, неизвестно, чем бы все кончилось.
— Вот именно, вы сами все прекрасно поняли. А теперь вы совершенно безопасны. Вы даже будете иметь шанс присутствовать при появлении высшего.
— А зачем вы подделали документы на имя президента России, датированные двумя годами позже? И откуда там резолюция президента?
Антонов поморщился, словно съел муху, и опять посмотрел на своих. У тех на лицах тоже сквозило удивление.
— Вот видите, вы, оказывается, информированы гораздо больше, чем мы ожидали, — с кислой миной и некоторой грустью в голосе сказал Антонов. — Ну что же, мы должны подстраховываться на тот случай, если бы дела пошли не так, как нам нужно. К следующему вероятному приходу высшего мы должны были полностью прикрыть ваш Центр. Ведь очевидно, что, сорвись сегодняшнее мероприятие, нам бы пришлось опять готовить новое. Ведь с большой вероятностью вы бы уже лично вернулись в свой Центр к своей группе к тому времени. И естественно, необходимо было подстраховать вашу деятельность в составе гипотетически возрожденного Центра. Вот попади такой документ, который сейчас хранится в канцелярии, в 2014 году кому-нибудь? Бумажка простая, а эффект получился бы взрывной, если не сказать — кумулятивный.
— А вы уверены, что сегодня не сорвется? — Вадим внутренне собрался, понимая, что отсюда его никто не выпустит живым.
— Абсолютно, — уверенно ответил Антонов.
— Тогда еще вопрос, — не отставал Вадим.
— Да, пожалуйста, ваши вопросы для нас очень важны! — улыбнулся Антонов. — Видимо, даже больше, чем вам ответы на них.
— Итак, нынешнее состояние Зоны, комиссары в каждом ключевом месте, сошедшие с ума птицы, контролеры на цепочке, ну, не мне вам рассказывать, это как-то связано с вами?
— Ну, это, скажем, побочный эффект нашего присутствия, — уклончиво ответил Антонов.
— Зачем?
— Видите ли, уважаемый господин Малахов, для каждого процесса необходим спусковой механизм. Вы же сами прекрасно понимаете, что есть живую или не прожаренную курицу очень неудобно. Страх — это именно то состояние индивида, которое отличает нас от других. Чем больше у других страха, тем сильнее мы. Процесс передачи энергии от подавленной страхом жертвы намного проще и приятнее. Я доходчиво объясняю, да?
— Доходчивее некуда. Погибшие в Зоне сталкеры, те, которые умерли странной смертью за последнее время… Тоже ваша работа?
— Это не работа, господин Малахов! — развел руками Антонов. — Нам же надо чем-то питаться, вы понимаете, в каком смысле я это говорю. Приход высшего требует от нас максимального сосредоточения и невероятных усилий!
— А вне Зоны тоже такое бывает?
— Скажите, вы никогда не состояли в «Гринписе»? Не ходили с плакатами — руки прочь от скота, не дадим убивать коровок? — Антонов занервничал. — Люди для нас — не более чем скот. Ну не все, я присутствующих не имею в виду.
— Это почему же я вам не подхожу? Не вкусный? — делано возмутился Вадим.
— Вы сродни нам. Только в ином смысле. И у вас не развиты такие способности, как у нас. Вы находитесь на первой ступени развития и движения к высшим кругам живых существ, — патетика так и хлестала из Антонова.
— Тогда еще один вопрос, вернемся к случаю в Киеве. Ведь тот молодой юноша искал некое сообщество вампиров, не так ли? Понятно, что он где-то о вас узнал. Такие утечки информации у вашего сообщества бывают? Да еще, видимо…
— Погодите, можете не продолжать. Во-первых, утечка была очень умело организована нашими врагами. Во-вторых, мы тысячи лет держим наше присутствие среди вас в таком секрете, что все равно никакой утечке никто не поверит. Тут неплохо работает легенда о якобы пьющих кровь вампирах. Нам так хорошо удалось внедрить эту сказку в мозг людей, что теперь любой обыватель, даже отъявленный материалист и циник, вполне допускает существование вампиров. Это ведь как просто. Чем несуразнее ложь, тем больше в нее верят. Из глупой страшилки, которую когда-то придумал простой человек, нам удалось создать несуществующую субкультуру, в которую верят миллионы. Ну и пусть охотятся на кровососущих графов, а мы останемся в тени. Вы просто представить не можете, каких денег стоило добиться того, чтобы книги о лубочных вампирах продавались в каждом ларьке. По всему миру! А еще есть и кинематограф…
— Ничего не понимаю, зачем вам тогда Зона, если вы и вне ее можете так же прекрасно и питаться, и править миром, и ждать прихода своего Вельзевула, извините за выражение? В чем смысл? В чем здесь фишка? — Вадим, которому понравились вампирские сигареты, совершенно нахально взял золотую пачку со стола и, вытащив еще одну сигарету, положил упаковку себе в карман. Естественно, Малахов хотел своей напускной брутальностью, которая была также и во внешнем виде, небрежной позе, нарочито наброшенном капюшоне, хоть как-то сорвать напускной лоск с хозяев этой гламурной комнаты.
Тут дама, хранившая практически все время невозмутимость, вежливо кашлянула и показала на часы.
— Да, нам пора, дорогой господин Малахов. — И без всяких объяснений Антонов подошел и приблизил руки к голове Вадима.
Вадим почувствовал легкую тупую боль и резким ударом отбросил руки вампира. Антонов отскочил, его лицо выражало неподдельный ужас. Остальные, сидевшие за столом, тоже подскочили. Метью Гордон потянулся к кобуре. Вадим не видел оружия у Гордона, пока тот сидел. Выбирать не приходилось. Два выстрела положили на пол Метью и негра, который запутался в складках своего африканского балахона, явно пытаясь достать пистолет.
— Что у вас получилось не так, господин Антонов? — Вадим перевел на него оружие.
— Я понимаю теперь, что все с вами оказалось сложнее. Я никогда не видел позитивиста такой степени закрытости.
— Позитивиста?
— Ну, считайте, что вы наш антипод. Но такие, как вы, никогда не создавали никакой организованной структуры, вот и не смогли развить свои способности. То, что я не раздавил вас в секунду, я, канцлер, который может в мгновение из простого смертного сделать высушенную мумию, свидетельствует о том, что мы действительно в вас ошиблись.
Губы Антонова дрожали, он водил кончиками тонких пальцев по краю стола, словно пытаясь нарисовать какой-то узор.
— Никто никогда не мог предположить, что в простом смертном может прятаться высший позитивист. Подумайте, если вы согласитесь стать членом нашего ордена, каких высот вы сможете достичь! Ваше присутствие в наших рядах будет компенсацией с избытком смерти двух канцлеров, — продолжал Антонов, и с каждым словом в его голосе все больше звучала уверенность.
Если бы не многолетняя подготовка, то Вадим бы и не заметил, как дама, которая за секунду до этого села, то ли от ужаса, то ли от усталости, достала из сумочки оружие. Вадим не знал на сто процентов, что это оружие, но щелчок замочка сработал как детонатор. Двумя выстрелами, почти слившимися в один длинный хлопок, Малахов застрелил и Антонова, и даму. Почему-то совесть ему подсказывала, что он прав.
— Вот об этом, суки, ролик снимите и покажите на заседании ООН, — буркнул Вадим себе под нос.
Он обвел глазами помещение, потом на всякий случай выломал у пуделя из пасти кость и засунул ее в карман. Не оборачиваясь, Малахов вышел из комнаты и, словно влекомый каким-то потусторонним зовом, пошел по галерее и спустился вниз, к гардеробной.
