…Обідрана, сиротою
Понад Дніпром плаче;
Тяжко-важко сиротині,
А ніхто не бачить…
Тілько ворог, що сміється..
Смійся, лютий враже!
Та не дуже, бо все гине, —
Слава не поляже;
Не поляже, а розкаже,
Що діялось в світі,
Чия правда, чия кривда
І чиї ми діти…
Т. Г. Шевченко
Она была исполнена печали,
И между тем, как шумны и резвы
Три отрока вокруг нее играли,
Ее уста задумчиво шептали:
«Несчастные! зачем родились вы?
Пойдете вы дорогою прямою,
И вам судьбы своей не избежать!»
Не омрачай веселья их тоскою,
Не плачь над ними, мученица-мать!
Но говори им с молодости ранней:
Есть времена, есть целые века,
В которые нет ничего желанней,
Прекраснее — тернового венка…
Н. А. Некрасов
Грязь чавкала под ногами уже второй час. Вадим шел, отставая на шаг от Шипа, полностью доверившись ему. Он тихо проклинал ботинки, к которым грязь липла с каким-то особым азартом, килограммовыми слоями. Наверное, или день был такой спокойный, или Зона отдала все свои силы на прорыв, но сегодня, за все время движения к Агропрому, ничего не произошло. Один раз вдали мелькнул кабан, но людьми он не заинтересовался. И один раз Вадим вдруг ощутил, как его накрыло волной липкого ужаса и смертельного холода. Шип, почувствовав то же самое, сказал, что где-то тут прячется бюрер, но и тому не было особого дела до людей. Даже гниющая листва вдоль дороги не пахла тленом так остро, как обычно. И Вадима стало в который раз глодать сомнение.
— Слушай, Шип, а может, мы неправильно поняли игрушки Сухого? Вот ведь что. В других местах «бенгальских огней» нет? Может, есть какая-то другая связь между этими артефактами?
— Ну, ты же это… сам решил. Одно могу сказать, я уже говорил, если бы мне нужно было набрать «огней», я бы полез на Агропром, а если бы «вспышка», то в «Янтарь». Так что решай сам. Мне не головоломки решать надо, а за дорогой следить, — сердито ответил Шип.
— Ладно, все равно ничего другого в голову не приходит. А мусолить сто раз одно и то же не хочется. — Вадим поправил свой ТОЗ, который все время сбивал с плеча рюкзак.
Они шли по разбитой бетонке, слева и справа тянулись черные, непонятно кем и когда вспаханные поля. От дороги их отделяла чахлая посадка, совершенно прозрачная и неживая. Казалось непонятным, как в этой вечной осени сохраняются редкие желтые листья на полуживых деревьях, они должны были облететь уже много раз.
— Стой. — Шип резко остановился. — Видишь?
Вадим и сам почувствовал что-то необычное. Мрачное растрескавшееся шоссе впереди, метрах в двадцати, вдруг становилось идеально ровным, как будто его построили два дня назад. Свежее покрытие играло мелкими вкраплениями искрящихся кристаллов. Даже свеженькая разметка сверкала белой краской. Такой отрезок, прямо как с рекламы «Дорстройтреста», тянулся метров шестьдесят.
— Не нравится это мне, — заявил Шип, ошарашенно вертя головой. — На таком шоссе никто и никогда разметок не делал.
— Не говори банальности. Даже мне понятно, что тут не пройти, — ответил Вадим. — Лучше скажи, по полю идти можно?
— А что поле? — растерянно спросил Шип. — Откуда я знаю?
— Блин, кто тут сталкер, ты или я? Да ведь поле — оно тоже в идеальном состоянии! Или у вас тут агрофирмы обосновались — пашут и боронят ежедневно?
— Ладно, ладно, расшумелся. — Шип внезапно обрел уверенность, полез в карман своих полуармейских штанов и достал горсть гаек. — Сейчас провешаем путь.
Выбрав гайку, сталкер примерился и кинул ее в лесопосадку метрах в десяти слева от дороги. Ничего необычного не произошло.
— Вот по лесопосадке и пойдем. Она нормально выглядит, — удовлетворенно сообщил сталкер.
— Только ты винтики-гаечки кидать не забывай, да? — Вадим сердито напомнил Шипу его обязанности.
— Да кину, кину. Вот дойдем до первой гайки, так и кину, — успокоил его сталкер, но пошел все-таки крайне осторожно, внимательно глядя под ноги.
После первой гайки последовала вторая, потом третья. Вроде бы путь был безопасен. Но от этого тревога внутри Вадима только росла.
Четвертая гайка по дуге ринулась сквозь деревья посадки. С хрустом ломаемых веток и пугающим хрипом с ближайшего ясеня рухнуло громадное существо. Вадим был готов поклясться, что только что на этом дереве никого не было. Падая, чудовище успело всей силы ударить лапой Шипа, отбросив его метров на пять вперед. Теперь монстр стоял между Вадимом и Юрием. Не обращая внимания на Малахова, который был гораздо ближе, он двинулся к Шипу.
Кровосос, Вадим его узнал по щупальцам на морде, медленно приближался к лежащему человеку. Правой лапой кровосос прижимал что-то к груди, Вадим не мог понять, что это. А разбираться не было времени. Грохнул выстрел ТОЗа, и голова монстра разлетелась кровавыми брызгами. Зверь, словно не замечая этого, как обезумевший робот приближался к Шипу. Еще два выстрела отсекли кровососу ноги и пробили в спине дыру в том месте, где могло быть сердце. Монстр прополз еще немного, загребая по земле свободной рукой, и, перевернувшись на спину, замер. Несмотря на то, что чудовище было уничтожено, Вадима все равно не отпускало неприятное ощущение, словно опасность не ушла, а только выросла. Его сковал бессознательный страх.
Малахов осторожно, с колотящимся сердцем, подошел к поверженному кровососу, прикладом ружья отбросил его лапу, которая прижимала что-то к груди. Это был сверток из старых тряпок. С чудовищным усилием, словно сквозь пелену, поглощающую сознание, Вадим попытался чуть подтолкнуть сверток ногой в надежде, что он развернется. Брать в руки кровавый ворох тряпок не хотелось. Но тот, прокатившись по листве, зашевелился и от движения развернулся. Внутри был младенец.
В ужасе Вадим отпрянул. И вовремя. Шип с остекленевшими глазами поднялся и пошел на Малахова, неуклюже пытаясь перекинуть автомат из-за спины. В голове у Вадима что-то щелкнуло, сказались многолетние тренировки, и он на мгновение проломился сквозь холодную темноту, окутавшую его сознание. Малахов осмотрелся и скорее по наитию, чем осознанно, выстрелил в смутное темное пятно на противоположной стороне шоссе. Раздался короткий хлюпающий возглас, почти скрытый в грохоте ружейного выстрела, и мир вокруг вернулся в обычное состояние. Шип стоял напротив и растерянно озирался. В грязных пеленках жалобно плакал младенец. Шел противный осенний моросящий дождь. Сталкер присел на корточки и несколько секунд смотрел в землю, время от времени потряхивая головой. За это время Вадим подобрал с земли младенца и перепеленал его в запасную трикотажную майку, которую достал из рюкзака. Потом он завернул ребенка во флисовое одеяло.
— Да, славно контролер порезвился. — Шип пришел в себя. — Посмотри, шоссе-то такое же, руины Парфенона, а не покрытие.
Вадим посмотрел на дорогу — и вправду на месте вылизанного и сверкающего куска дорожного полотна опять была разбитая бетонка. И еще Вадим увидел, как в посадке по ту сторону шоссе крадется человеческая фигура.
— Стой, стрелять буду, — заорал Вадим и выстрелил в воздух.
Человек, прятавшийся в деревьях, был невысокого роста, в удобной камуфляжной одежде явно какой-то солидной фирмы — она хорошо скрывала среди листвы и не болталась, как дешевая рыболовная или охотничья роба. Он задержался на минуту, а потом опять ринулся, пригнувшись, вдоль придорожных кустов.
— Стреляй гада! — закричал Шип.
— Не буду. Во-первых, жакан с большой вероятностью о кусты ударится, развернется и улетит черт-те куда. Во-вторых, на фиг нам человек? Нам бы с этим разобраться. — Вадим протянул Шипу запеленатого младенца. — Что это вообще может значить? Ведь ее не было на дереве. Как же мы прозевали?
— Во даешь! Да она же стелс-режим завела, и ее фиг увидишь. А вот это убить надо, — уверенно сказал Шип. — Не будь контролера, фиг бы она полезла на нас. И нянчила бы сейчас своего выродка.
— Кто она и почему надо убить ребенка? — Вадим с возмущением посмотрел на сталкера.
— Она — это самка кровососа! Вот кто. Они, когда детенышей кормят, не охотятся. И не ребенок это, обычный кровососий выблядок.
— А мне кажется, что обычный человеческий, — поморщившись, сказал Малахов.
— А на кого еще ему быть похожему? Кровососы-то — они от кого произошли? Мутанты и скорее всего потомки местных. Дети у них поначалу, первые несколько месяцев, от наших не отличаются. А потом… Ну, что потом из них вырастает, ты видел. — Шип кивнул на труп кровососа.
— Я не готов убить нечто, не отличающееся от человеческого ребенка, — категорически ответил Малахов. — И тебе не дам. Оно что ест? Вернее, сосет?
— Как что? Молоко, вот посмотри, сиськи болтаются. — Шип опять кивнул в сторону убитого монстра.
— Уже валяются, — поправил его Малахов. — У тебя сгущенка есть?
— Не дам, — не очень уверенно сказал Шип. — И если ты такой сердобольный, то надо отнести его к доктору, тут есть один. Он всякую такую гадость у себя дома собирает. Идем посмотрим, что ты там на той стороне завалил. Хотя сто пудов — контролер.
Они осторожно перешли шоссе и подошли к убитому монстру. Вадим впервые видел такое чудовище. Внешне почти человек, но несуразная голова, сейчас, правда, размозженная, четырехпалые руки и отвратительная, покрытая мокнущими струпьями шкура придавали убитому существу омерзительный нереальный вид.
— Повезло, что ты ему в лоб попал, — заключил Шип, потыкав для собственной уверенности тушу палочкой. — А то бы помотал бы он нас по кочкам.
— Не повезло, а куда целился, туда и попал, — ответил Вадим. — А это что у него? На шее?
— Ерунда какая-то. Никогда не видел у контролеров ошейник. Слушай, так тут еще и поводок! Ну, ни хрена себе дела… — Шип поразился не на шутку.
Он оглянулся по сторонам, зачем-то стыдливо присыпал труп листвой и, кинув гайку, пошел на шоссе. Увидев, что Вадим стоит в нерешительности, махнул рукой:
— Ну что застрял, пойдем, спешить надо.
— Нет, надо ребенка забрать, я все-таки не могу его тут бросить, — отрицательно покачал головой Вадим.
— Тьфу ты, вот зануда. Иди бери! — Шип надеялся, что Малахов побрезгует брать с собой младенца.
— Ну, ты что, тупой? Гайку кинь! — Вадим и не подумал сдвинуться с места до тех пор, пока Шип проверит гайками, что там впереди.
— А… — уныло протянул Шип, жалея гайку. — Ну, на, кидаю.
По провешенному пути Вадим вернулся в посадку, за ним, храня верность сталкерскому долгу, поплелся Шип.
— Слушай, а если она не нападает, чем она тогда питается? — неожиданно для самого себя спросил Вадим.
— Самцы ей приносят еще теплые трупы. У них типа много мужей сразу. — Сталкер побледнел, осознав ситуацию, и с ужасом глянул на Малахова. — Делаем ноги!
Через полчаса они оба были уже достаточно далеко от этого места, рядом чернело здание Агропрома.
— Я так думаю, что в Агропроме сейчас никого нет. Там место спокойное. И у меня в подвале схрон есть. Переночуем, а утром к доктору. Сбагрим это, если до утра протянет. — Шип привык и перестал коситься на спеленатого кровососа в руках у Малахова.
А ребенок был на удивление спокоен. Всю дорогу он спал, предварительно нализавшись сгущенки, которую Вадим подсовывал ему на пальце. Чтобы было легче нести ребенка, Малахов сделал из одеяла импровизированный слинг и теперь отдаленно напоминал цыганку на базаре.
Шоссе было обычным шоссе, как все дороги в Зоне, — разбитым и запорошенным гнилыми листьями, и уже через полчаса исчезло чувство тревоги, которое не проходило с момента встречи с самкой кровососа.
— Да что за хрень. — Шип остановился как вкопанный. — Вон смотри.
У самой кромки дороги лежал труп.
— Интересно, давно он тут? — спросил Вадим.
— Не больше часа. Если дольше — его бы собаки уже истерзали. — Шип кинул гайку и, убедившись, что все в порядке, подошел к телу.
— От же ж! — воскликнул сталкер, перевернув лежащего ничком покойника. — Я так и знал!
Вадим подошел. Убитый неуловимо напоминал мумию. С тем только отличием, что это была мумия в камуфляжной форме, с автоматом за спиной и была она не черной и сухой, а вполне еще свежая. Только впавшие щеки и закатившиеся глаза в темных глубоких глазницах говорили о том, что человек умер странной смертью.
— Ты спрашивал про Байкалова? Не знаю, где он сейчас, но это дело его рук. Или не знаю, что там у него растет вместо рук! Ну, давай, позови его! Ты же его ищешь?! — Сталкер был в истерике. От крика проснулся младенец и тоненько захныкал.
— Тихо-тихо. — Малахов покачал ребенка на руках. — Не ори. Увидим Байкалова — будем разбираться. Веди лучше в свой схрон, не век же мне этому кровососенку нянькой быть.
Тут звякнул сигнал наладонника Шипа.
— Ну, вот — сразу новость повесили. «Агропром, погиб сталкер Пуля». — Шип сунул палм Малахову под нос для убедительности. — А я и не знал Пулю. Слыхал, пару раз про него мужики говорили. Типа он смысл жизни тут искал. Вот и нашел.
До самого входа в Агропром они молчали. Изредка Вадим качал неспокойно спящего малыша, когда тот начинал попискивать. Каждый раз Шип смотрел на это с нескрываемым отвращением. Словно Малахов ковырялся в своей заднице на сцене Большого театра во время премьеры.
Шип подходил к комплексу Агропрома осторожно, останавливаясь чуть ли не через каждые пять метров. Вадим понял, что сталкер шел ко входу, который прятался под короткой галереей с давно разбитыми стеклами. Вдали краснела громада дымовой трубы, выделяясь на фоне серых коробок НИИ. Протиснувшись в узкий проход, который образовывали пять бетонных плит, сложенных аккуратно одна на другую, слева, и гора прямоугольных блоков, сваленных справа, Шип остановился нескольких шагах от входа.
Газовая труба, сохранившая на себе желтую краску, огибала проход, украшая его, как арка портала. В глубине, уже по ту сторону галереи, стояли ржавые ворота с приоткрытыми створками, за ними виднелось большое свободное пространство вроде зала или ангара.
— Вот если ворота эти пройдем, то тогда, считай, уже дома, — прошептал Шип.
— А гайку кинуть?
— Тут нельзя. — Юрий строго покачал головой. — Можно такого накидать.
— А что делать?
— Обычно отмычку посылают. Он должен подойти и посмотреть, что там в зале. Так что ты иди! — беззастенчиво заявил сталкер.
— Подожди, кто кого нанял? — удивился Вадим. — Ты ведешь. Ты и веди.
— Если там со мной что случится, ты мне не поможешь, а если с тобой, то я что-нибудь придумаю. Наверное. — Логика сталкера была безукоризненна.
— Черт с тобой. Вот возьми только ребенка. — Малахов протянул сверток Шипу. Тот отдернул руки как от огня.
— Нет! Держи эту гадость при себе!
— Тогда иди сам!
На лице сталкера читалось невероятное отвращение. Его лысина засияла розовым из-под сдвинутого на затылок капюшона.
— Ладно, но это в последний раз! — Шип взял в руки ребенка, словно гремучую змею.
— В первый, — сказал Малахов и, достав из кобуры свой «Таурус», более уместный в этом случае, шагнул к воротам.
Хрустнул под ногами битый бетон и стеклянное крошево. Вадим подошел к воротам и заглянул внутрь зала.
Здесь когда-то располагался склад. Сейчас в большом помещении не было ничего, кроме нескольких разбитых деревянных поддонов, обломков бетона, стекла и пластика и обрывков бумажных мешков. Вадим внимательно осмотрел ворота и, убедившись в том, что это обычные ржавые металлические створки на таких же ржавых петлях, потянул правую на себя. Она, вместо того чтобы открыться, с грохотом рухнула на бетон.
— Ты что, идиот! — заорал Шип. — Кто же ворота трогает!
— Упс, — спокойно сказал Вадим.
Упавшая створка открыла вид на весь склад, теперь его можно было лучше рассмотреть. Ничего не вызывало беспокойство. Изнутри пахнуло теплой сыростью и запахом битума. Свет в помещение с трудом прорывался из узких окон под потолком, стекла в них, на удивление, были целыми. Пара опорных колонн поросли ржавым пухом, впрочем, не больше и не меньше, чем это встречалось обычно. А одна из колонн стояла, не касаясь ни потолка, ни пола. С такими сведениями Вадим и вернулся к Шипу. Сталкер взбесился.
— Ты что, угробить нас решил? Ты вернулся ко мне той же дорогой! — даже не выслушав, стал ругаться Шип. — Что нам теперь делать?
— Ну, видишь — вернулся. Выжил. И что? А что я должен был делать? Орать тебе оттуда? — Вадим спустил курок револьвера и спрятал его.
— Мог бы и проорать! Что там?
— Мне там одна колонна не нравится. — Вадим показал большим пальцем себе за спину, в сторону входа.
— Да нормально. Я знаю, о чем ты. Она всегда такая. Что еще?
— Ну, пуха там немножко. И все. Ничего я особенного не увидел. Вот нашел штучку! — Вадим протянул сталкеру артефакт, который он походя подобрал у ворот. — Что это? «Огонь»?
— Ну, ты везунчик! — искренне обрадовался Шип. — Считай, «бенгальский огонь» у нас в кармане. Прячь. Кстати, а дед не сидел на поддоне в центре зала? — Голос Шипа дрогнул.
— Нет, не сидел. Там вообще никакого деда не было. А что, часто сидит?
— Да пока еще ни разу его не видели, — сказал Шип и протянул детеныша Малахову. — Забирай своего.
— Это не мой. У меня свой есть далеко отсюда. Надеюсь, его тоже не обижают. А во-вторых, ты что, не видишь, ребенок уписался. Перепеленать не мог?
— Ой, блииин. — Шип только сейчас заметил, что вся его куртка мокрая. — Он что, литрами сцыт? Блин, говорил — прибить это отродье надо! Как я теперь пойду?
— Ну, не ходи. Нам надо бы, кстати, побыстрее. Если не перепеленать, он разорется.
Малахов опоздал с этими словами. Над всем Агропромом раздался обиженный, полный глубокого возмущения и справедливых требований плач младенца. Орал он так, что было ясно — чего-чего, а сил у него много.
— Идем, черт с тобой! — прошипел Шип.
Но пошел он не той дорогой, которой только что ходил в разведку Вадим, а взял чуть левее и приблизился к воротам по дуге. В зале он немедленно свернул направо и, стараясь не касаться стенки, подошел к двери. За ней находилась лестница, ведущая в подвал. Вадим еле поспевал за сталкером. На лестнице Шип достал фонарь и осветил уходящие вниз ступеньки. Темноту бетонных сводов прорезал синеватый свет фонаря. Спускаться пришлось несколько пролетов. Дальше начинался длинный подземный коридор. Пол его был усыпан сорванными хлорвиниловыми квадратами, когда-то служившими покрытием. Сейчас они тихо хрустели и крошились под подошвами ботинок. В подвале было сухо, и затхлый, стоялый воздух был насыщен обычными подвальными запахами — крысиного помета, ржавых водопроводных труб и вечной вони битума из гидроизоляции.
Шип остановился у железной двери и отпер ее ключом, который он выудил из кармана.
— Мой схрон, заходи, — слегка церемонно пригласил сталкер.
Узкий луч фонарика выхватил кучу книг, ящики, но рассмотреть подробно, что же там за дверями, было невозможно. Войдя все-таки первым, Юрий зажег керосиновую лампу, и помещение залил слабый, дрожащий желтый свет. Это была небольшая комната с громадным топчаном посередине и горой армейских ящиков вдоль стен. Впрочем, одна из стен была полностью закрыта полками с книгами.
— Ты много читаешь? — удивился Вадим.
— Да нет… Я просто… — Тут Шип замялся. — Ехал я себе из издательства, вез остатки на слив. Заехал на Щербаковскую. Потом очнулся в Зоне с кучей книг. Ничего не помню. Так и остался тут.
— Надо меньше пить, — заключил Малахов. Давай спать укладываться. Только этого надо накормить.
Шип, повозмущавшись немного, все-таки помог покормить младенца.
Когда детеныш заснул, Шип вдруг стал показывать свои реликвии. Там были и книги, которые он когда-то издавал, и сборники его стихов. Малахов сказал, что почитает их потом, на досуге.
Потом сталкер вспомнил, что они ничего не ели. Он долго копался в своих заначках, перебирал консервные банки. Вадим, который устал настолько, что забыл о еде, сначала хотел возразить, но все-таки дождался, когда Шип наконец выберет нужную банку, нарежет хлеба и сделает бутерброды. Лосось в собственном соку оказался в самый раз. Сталкер, подумав, достал из-за книг на полке чекушку водки. Водка пошла на «ура». Когда все было съедено и выпито, Малахов начал готовить себе ночлег, но тут увидел на полу большую стопку журналов «Ukrainian wireless news» за 1913 год.
— О, а эта фигня тебе зачем? — развеселился Вадим. — Оно же ни на что не годится!
— Ну, — Шип смутился, — я-то знаю, что это вещь бесполезная и бессмысленная. Но думал, что можно на туалетную бумагу пустить. У нас же с этим туго.
— Ну и?
— Все руки не доходят выкинуть, — уклончиво ответил сталкер. И видя, что Вадим ждет конкретного ответа, добавил: — Оно даже как туалетная бумага не работает. Не ра-бо-та-ет!
