О молитве

Многие искушены думать, что они больше не молятся, когда прекращают наслаждаться некоторым удовольствием в молитве. Но, если они взвесят то, что совершенная молитва это лишь другое имя для любви к Богу, то они станут не обманутыми. Молитва не состоит из приятных чувств, ни в обаятельности возбужденного воображения, ни в том просвещении интеллекта, который легко постигает возвышенные истины в Боге, ни даже в некотором утешении от взирания на Бога: все это - внешние дары от Его руки, при отсутствии которых, любовь может существовать даже более полно, поскольку душа может тогда направлять себя только и исключительно к Богу, а не к Его делам милосердия.

Это любовь голой верой, которая является смертью природы нашего «я», потому что не оставляет ей никакой поддержки; и когда мы убеждены, что все потеряно, то это и есть самое свидетельство, что все обретено. Чистая любовь находится только в воле; это не сентиментальная любовь, ибо воображение не имеет никакой части в ней; она любит, если можно так выразиться, без чувств, как и вера верит без видения. Мы не должны бояться того, что эта любовь мнимая, так как ничто не может быть меньше и проще, чем просто воля отделенная от всякого воображения. Чем более вполне разумны и духовны действия наших умов, тем ближе они, не только к действительности, но и к совершенству, которого Бог требует от нас: их действие более совершенно; вера вполне задействована, а смирение сохранено.

Такая любовь целомудренна, ибо это - любовь к Богу в Нем и для Него; мы прилеплены к Нему, но не ради удовольствия, которое Он дарит нам; мы следуем за Ним, но не для хлебов и рыб.

«Что!» - скажут некоторые, «она может действовать простой волей, чтобы быть соединенным с Богом, и в этом все благочестие?» Как мы можем быть уверены, что такая воля не просто идея, трюк воображения, нечто вместо истинного желания души? Я должен действительно верить, что это был обман, если она не была родителем верности во всех известных случаях; ибо доброе дерево приносит добрые плоды и истинная воля делает нас истинно серьезными и прилежными в выполнении воли Божией; но все же она совместимо в этой жизни с небольшими оплошностями, которые допускаются Богом, чтобы душа смирилась. Если мы имеем только эти небольшие ежедневные немощи, то не воспрепятствуем извлечению из них надлежащего плода, то есть смирение.

Истинная добродетель и чистая любовь пребывает только в воле. Не велико дело всегда желать Высшего Добродетеля всякий раз, когда Он виден и держать разум устойчиво направленным на Него и возвращать всякий раз, когда он блуждает; то есть желать не намеренно, но согласно своего настроения; короче говоря, при отсутствии всякого заметного удовольствия, остается ли все еще то же самое содержание в духе покорного и непрерывного всесожжения? Думайте это ничего не стоит - подавить все нелегкие проявления самолюбия и продвигаться вперед непрерывно без знания куда мы идем и не останавливаться, отложить мысли собственного удовлетворения, или по крайней мере, думать о себе, как нам бы подобало думать о других, следовать Провидению в течение данного момента, и дальше? Не кажется ли это самой смертью ветхого Адама, нежели прекрасные чувства, в которых мы живем фактически при размышлении только о себе или во внешних делах, выполняя которые, мы поздравляем себя в своих успехах? Это своего рода неверность к простой вере, когда мы желаем быть непрерывно уверенными, что мы преуспеваем; но это, фактически, желание знать то, что мы делаем, чего бы нам никогда не следовало бы замечать, и невежество в том, что является волей Божией. Это пустяк, между прочим, рассуждать о нашем пути таким образом. Самый безопасный и самый короткий курс - это отказаться, забыть и отвергнуть себя и через верность Богу не думать об этом. Это и есть всякое благочестие, в том, чтобы уйти от себя и самолюбия, чтобы войти в Бога.

Относительно ненамеренных блужданий можно сказать, что они не являются препятствием любить, поскольку любовь пребывает в воле и она только блуждает когда хочет блуждать. Как только мы чувствуем это, мы смиряем их немедленно и возвращаемся к Богу, и таким образом, в то время как внешние чувства спят, сердце бодрствует; любовь не знает перерывов. Чуткий отец не всегда думает о своем сына; он думает и размышляет о тысячи вещей, не связанных с ним, но они не перекрывают его отеческую привязанность; всегда, когда его мысли обращаются снова к его дитя, он любит и чувствует в глубинах своей души, что хотя он и прекращал думать о нем, он ни на миг не бросал любить его. Таковой должна быть наша любовь к нашему Небесному Отцу; любовь простая, доверчивая, уверенной в Нем и без беспокойства.

Если наше воображение взяло крылья и наши мысли блуждают, то не будем обескуражены; все это не "сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и тихого духа," как св. Петр говорит. (1Петр 3:4) Давайте лишь поворачивать наши мысли всякий раз, когда мы это можем к лицу Возлюбленного без беспокойства о наших блужданиях. Когда Ему будет угодно дать нам сохранять постоянное ощущение Его присутствия с нами, Он так и поступит.

Он иногда удаляет его для нашего продвижения вперед; это приводит нас ко многим воображениям, которые являются настоящим безумием, отклоняя наш разум от простого и прямого взирания на Бога и удаляя нас от чистой веры.

Мы часто ищем в этих размышлениях место отдыха для нашего самолюбия и утешение, доказывающих, что мы пытаемся извлечь из них что-то для себя; и таким образом сердечность наших чувств начинает блуждать. Напротив, мы никогда не молимся так чисто, как во время искушения думать, что мы не молимся вообще. Мы боимся, что мы молимся плохо, но мы должны бояться только быть оставленным опустошению греховной природы, философской неверности, ища постоянно проявлений собственных дел в вере; короче говоря, нетерпеливым желаниям утешения в видении и чувствах.

Нет более жестокого наказания, чем это состояние чистой веры без сознании поддержки; и поэтому оно кажется мне наиболее эффективным, наиболее распинающим и наименее иллюзорным. Странное искушение! Мы ждем нетерпеливо чувственного утешения от опасения, не раскаявшись вполне! О! Почему мы не считаем отказ от этого утешения, которое мы так соблазнены настоятельно искать, как доказательством нашего нераскаяния? Помните нашего Господа, оставленного Отцом на кресте: всякое чувство, всякое размышление, что Его Бог мог бы скрыться от Него, ушли; это был действительно последний удар, который пал на мужа скорбей, смерть жертвы!

Никогда нам не следует так отказываться от себя для Бога, как когда Он, как нам кажется, отказывается от нас. Будем наслаждаться светом и утешением, когда Ему угодно дать его нам, но не будем прилепляться к Его дарам, но к Нему; и когда Он погружает нас в ночь Чистой Веры, будем все же продвигаться через агонизирующую тьму.

Моменты в этой скорби весьма ценны; душа обеспокоена и все же находится в мире; не только Бог скрылся от нее, но и она сама скрылась от себя, что все стало верой; она обескуражена, но однако непоколебима в желании перенести все, что Бог может выбрать для ее испытания; она желает все, принимает все, и даже неприятности, которые испытывают веру, и таким образом в самом сердце бури, глубинные воды таинственно спокойны и пребывают в мире, потому что воля едина с Богом. Благословен Господь, Который творит такие великие дела в нас, несмотря на наше недостоинство!