С л о в а р ь

АЮННЫ – существа, родственные

фианьюккам, но более древние, чем они.

Никто не знает, откуда появились аюнны и,

наверное, так никто и не узнает: аюнны

никогда об этом не рассказывали – сколько

их помнят, они не произнесли ни единого

звука, не написали ни одного слова или

знака. Их глаза смотрят прямо перед собой,

но в них отражается вечность. Может быть,

эти удивительные существа принадлежат к

другим мирам – восприятия у нас

одинаковые, но ассоциируют аюнны всё иначе и

с другими предметами, может быть, для них

даже не существует предметов, а вместо них –

головокружительная и непрерывная игра

кратких впечатлений. Может быть. Однако

каждое их движение, каждое действие

наполнено глубочайшим смыслом. Раньше

аюнны считались бессмертными, но это не

так: ощущая себя существами недолговечными,

они и ведут себя соответственно – зная, что

каждое совершённое ими деяние может

оказаться последним. Смерть (или память о

смерти) наполняет аюнн возвышенными

чувствами и делает их жизнь ценной. Они

понимают, что нет лица, чьи черты не

сотрутся, подобно лицам, виденным во сне. Всё

у смертных имеет ценность – невозвратимую

и роковую. У бессмертных же, напротив,

всякий поступок – лишь отголосок других,

которые уже случились в прошлом или

случатся в будущем*. Величайшее счастье

знать это и балансировать между спокой-

ным мудрым созерцанием и каждодневным

упоением жизнью... Аюнны предвидят

будущее, заглядывая в него, будто в

прозрачный стакан с прозрачной водой –

их внутреннему взору доступно "дно

каждого события", его причина и следствие.

Поэтому одним из поразительных свойств,

которыми они обладают, является их

способность исцелять недуги – как физии-

ческие, так и душевные.

ВАР-РАХÁЛЫ – оборотни-перевёртыши,

соединяющие в себе две природы – звери-

ную и не-звериную (чаще всего – людскую):

каждый оборотень сам вправе решать – в

кого ему "обернуться". Вар-рахал имеет в

груди два сердца: когда бьётся звериное, он

– зверь, когда не-звериное – кто-то другой,

не-зверь. Для своего превращения

* – Хорхе Луис Борхес

оборотни используют эффект турбулент-

ной туманности, иначе говоря – во время

сильнейшего вращения их тела перестра-

иваются, сначала расщепляясь до микро-

частиц, а потом вновь соединяясь – в

клетки, в ткани, в кости и сосуды. Несколь-

ко мгновений – и перед вами уже стоит не-

что иное – совсем не то, что было минуту

назад... Когда-то очень давно все вар-раха-

лы были едины и принимали только два

вида: прекрасных варров и могучих, гроз-

ных раххов. Но ничто не пребывает в не-

зыблемости, всё течёт, всё изменяется. По-

степенно оборотни разделились на от-

дельные группы – очень несхожие и, более

того, нередко враждующие между собой:

ВУЛФЫ – вар-рахалы, избравшие для

себя внешние формы проявления в виде

волков (вулфов) и людей (но не идеальных

– варров, а самых простых – хонов). От

обычных волков и обычных людей их

можно отличить по золотисто-жёлтым

глазам, которые сохраняются и в том, и

другом образе. Вулфы мудры, спокойны и

миролюбивы. Они легко принимают дей-

ствительность, может быть, потому, что

интуитивно чувствуют: ничто реально не

существует. Мир – это серый туман, скры-

вающий и одновременно проявляющий Путь

каждого... А Мавул'х, один из самых известных

вождей вулфов, добавил бы: – Путь, который

чётче всего проступает посредине степи –

ровной цепочкой следов – это срединный путь,

путь гармонии и равновесия, линия, рано или

поздно замыкающая начало и конец. О досто-

инстве и смелости вулфов слагались

легенды, и самая впечатляющая из них –

это сказание о Мировом Столбе – Цстах

Ютм Кибаорг'хе – Камне выбора Пути,

около которого обязательно находится

Серый Страж – лучший вулф из рода вар-

рахалов. Роль вулфа в процессе избрания

Пути несколько занижена, но именно

Страж помогает путнику сделать осознан-

ный и своевременный выбор, наиболее со-

ответствующий ищущему в данный момент.

КÁТТЫ – часть вар-рахалов, которая в

силу своей эксцентричности и агрес-

сивности противопоставила себя вулфам,

избрав путь охотников и воинов-одиночек

– судьбу оборотней, живущих "самих по

себе". Их звериная сущность весьма

логично выразилась в образе свирепых

кошек – белоснежных, как горные верши-

382 Е.В.А. Дор

ны, на которых они поселились. Жизнь

каттов – это синее небо, огромное, дальше

некуда; это сверкающее великолепие снега; это

бурные потоки, несущиеся по ущельям где-то

там, далеко внизу, в одиночку; и самое главное –

азарт и хладнокровие погони, когда предсмер-

тный крик жертвы сливается с восторженным

рыком охотника. Катты противопоставляют

себя вулфам и презирают их жизненный

выбор, сами того не подозревая, что и они

тоже идут по срединному Пути: им подвла-

стны призрачные дороги сновидений. В

путешествиях по снам каттам нет равных.

Используя белый призрачный ветер, они

странствуют по чужим снам в поисках от-

ветов на свои вопросы – ответов, которых

нет и не может быть в реальном мире. Каттам

никто не нужен, они никого не слушают и

никому не помогают. Лишь однажды

каттиус Иллас Клааэн сделал исключение

для Дафэна: провёл его в страну сновиде-

ний – Соррнорм, где с ними и произошли

удивительнейшие, непредсказуемые собы-

тия, изменившие жизнь не только каттов,

но и всех, вар-рахалов вместе.

ПТИГÓНЫ – вар-рахалы, которые

больше всех остальных оборотней любили

пребывать в образе идеального человека –

варра, лишь изредка переходя в звериную

форму – рахха. Но однажды одному из

древних вар-рахалов приснилось, что он –

птица, свободно парящая в воздухе и не

ведающая ничего об оборотнях. Проснув-

шись, вар-рахал спросил себя: " А может

быть, я – всего лишь сон, который снится

пернатому летуну? Или мы оба – только

лишь сны друг друга?" Сказал и расхохо-

тался. С этого мгновения ощущение полёта

никогда уже не покидало его. Прошло

совсем немного времени, и вот как-то раз,

подойдя к краю пропасти, он раскинул в

стороны руки и прыгнул вперёд, принимая

не привычную форму рахха, а становясь

птицей. О нём говорили, что он сошёл с

ума, что он болен... Что ж, болезнь ока-

залась заразной, и его дети, внуки и пра..

.внуки летали в небе, как будто бы так было

всегда. Мечтатели и фантазёры, они и

сейчас необычайно легки на подъём, в

общении приятны и никогда не доставля-

ют своим собеседникам неприятностей.

ЗМИУ’РРЫ – вар-рахалы, которые са-

мыми последними изменили привычный

облик варров и раххов. Они хладнокровно

наблюдали за тем, как их бывшие

родственники и знакомые преображались в

иных существ, наблюдали и ничего не

предпринимали, отрицая саму возмож-

ность хоть что-то изменить. Но бывает, что

и камень прорастает. Время – это река, ко-

торая струится и уносит, и эта река – живые

тела, мы сами, вар-рахалы, которые отрицают

превращение... но итог этого превращения –

вар-рахалы. Мир остаётся явью, а оборотень

всегда будет стремиться к трансформации.

Поток времени захватил последних из вар-

рахалов и преобразил их тела, вытягивая и

заключая в прочную чешую – броню, отде-

ляющую их от внешнего мира. Они спрята-

лись от всех, – думали, что надёжно, – но...

от себя не убежишь. Никто никогда не жил в

прошлом, как никто никогда не жил в будущем:

форма любой жизни – только настоящее.

Настал момент, и из потайных мест вышли

новые вар-рахалы – змиурры, чей внешний

вид претерпевает два изменения: первое –

многометровые ядовитые змеи с золотыми

пластинами чешуи, и второе – человекопо-

добные существа, с раздвоенным языком, с

вертикальными зрачками в змеиных глазах

и толстой шершавой кожей.

ВИ’ЙИ –...Каждый замок имеет свой воз-

раст и свою смерть. Когда приходит час

конца, его домовые, подвальные, коню-

шенные и каминные подвязывают подбо-

родки длинными космами, – чтобы слу-

чайно не улыбнуться, – и беззвучно, точно

в немом кино, выстраиваются по трое и на

цыпочках покидают своё отжившее при-

станище. Пусто место свято не бывает (или

не всякое пустое место – свято): через по-

ложенные сорок дней и девять ночей, в

ближайшее полнолуние, оно заселяется

новыми жильцами. Повезёт путникам, если

в развалины заползёт почтенный, добро-

порядочный земной глысть, который,

первым делом, уляжется спать в тронном

зале, долго и апатично; повезёт даже, если

там поселится мёртровойв, который будет

бродить ночами по близлежащим родовым

склепам, скрежеща зубами и вращая студе-

нистыми глазами – от него ещё можно спас-

тись заговорённым крестом или свежевы-

струганным колом, но... Но вот если в замок

прилетит вийя, да ещё не одна, а с сестрами,

то тогда следует бежать из этих мест за

тридевять земель, бежать не оглядываясь,

бросая нажитое и засеянное... Единствен-

ный, кто видел их, говорил с ними и

остался жив, был хардур Теолъзин. Он

описывает их так: "Вийя прекрасна. Вийя

обворожительна. Нет никого более велико-

лепного в убийственной тьме ночи!.. Когда

я открыл ржавые дворцовые ворота, и их

«КРИК ДАФЭНА» 383

стон тяжёлым звуком пал в бездонный мрак

замка, она вышла меня встречать. Нет, не

вышла, а выплыла, едва касаясь босыми

ступнями мраморного пола, порхая в

раздутом колоколом платье точно точёный

серебряный язычок. Ни единого звука не

издавал этот чудесный колокол, ни единого

слова не услышал я потом и от вийи.

Иссиня-чёрные волосы шёлковым покрыва-

лом обрамляли овал безукоризненного

лица с миниатюрными, почти детскими

чертами; высокая шея переходила в

покатые плечи; сложенные на талии руки –

такие белые, что казались почти прозрач-

ными, – оканчивались изящными кистями,

лишь синие ногти слегка портили

впечатление. И тоска – невыразимая тоска,

которая горела, пылала в её огромных

антрацитовых глазах, придавала её образу

такое необъяснимое, непередаваемое оча-

рование, что оно заставляло постоянно

слышать тихий отзвук её дыхания, хотя

гладкие полукружия грудей не шевели-

лись. Я протянул вперёд ладонь и создал на

ней знак великого перемирия, сверкнув-

ший в ночи слишком ярко, почти оскорби-

тельно, – вийя зашипела и отпрянула в

тень, – я тут же прикрыл его второй

ладонью и торопливо заговорил: о том, как

она красива, о том, что я хочу воспеть её

красоту в веках, о том, что я – хардур, и что

лучше меня это не сделает никто... Хардур?! –

молчаливо удивилась она, вскидывая тон-

кие брови, и неожиданно улыбнулась,

отчего выражение её лица стало жутким,

приблизилась ко мне и изучающе обошла

меня вокруг, перебирая в воздухе ножками.

Я едва сдержался, чтобы не поворачиваться

вслед, оставаясь к ней лицом к лицу.

Наконец, она замерла передо мной,

завороженно наблюдая, как рубиново

пульсирует кровь в моих подсвеченных

изнутри руках – теперь заулыбался я, скон-

центрировался, выдохнул и протянул сло-

женные ладони к вийе, настойчиво, во-

прошающе. Чёрная головка слегка, едва

заметно, благосклонно кивнула в ответ, а

уголки губ, подрагивая, поднялись ещё вы-

ше. Она, как и я, тоже протянула мне ла-

дошку и создала на ней голубой зигзаг зна-

ка временного согласия. Я надрезал себе

вену и напоил вийю кровью: договор был

подписан и оплачен. Я прожил с ней и её

сестрами целый месяц".

Этот случай уникален и является ис-

ключением из правил, ибо ни до, ни после

ни один человек – а Теользин, всё-таки, по

своему рождению был человеком! – не смог

остаться в живых, столкнувшись с вийями.

Они не знают сострадания, привязанностей

и страха. Они умны, проницательны и

коварны. Являясь, по сути, одной из

разновидностей вампирских сущностей –

аскувирами, вийи не могут не следовать

своему естеству, но делают это столь изящ-

но, выразительно и по-женски романтично,

что некоторые уставшие от жизни ищут

смерти именно в их объятиях: убийство в

исполнении вийи превращается в поэти-

ческую драму или в эротический танец, в

песню без слов, в пытку, в наслаждение, в

охоту или битву, в глубочайшие страдания,

приносящие с собой безошибочные прозре-

ния инстинкта – во всё, о чём только может

пожелать пришедший в замок. Смерть, как

утверждают вийи, – это лес дьявола, где

каждое дерево, каждая травинка уже давно

известны и сосчитаны, все смерти не раз

проиграны и доведены до гениального совер-

шенства, с какого-то момента они лишь

повторяются, будто вручаются редкой кра-

соты траурные букеты, составленные по

индивидуальному заказу. Вийи – великие

мастерицы в этом искусстве. Мастерицы,

отдающиеся процессу чужой смерти с

пристрастием близких родственниц,

которым завещано целое состояние.

ВИЛИКÓЙШИ – о происхождении вили-

койш хардур Теользин записал такие слова:

"Никто не может сказать точно в какой

момент появился род женщин-виликойш.

Однажды утром, в столетие великой миг-

рации птигонов, первая из них вступила на

порог Ульдроэля, и тот приветствовал её

как старую знакомую, трижды хлопнув

праздничным полотнищем башенного

флага. Её осанка и рост соответствовали

торжественности момента, а размеренная

поступь позволяла без труда выдержать

должную паузу, ибо по мере каждого дви-

жения всё большее количество зрителей

собиралось на верхних галереях". Несмотря

на свой внушительный, громоздкий вид,

виликойши добры и впечатлительны,

мягки телом и душой, напоминают непо-

воротливых тучных коров, которые думают

о себе, что они – женщины, думают настоль-

ко ярко и талантливо, что никто и никогда

не встречал их мужского пола. Сразу двух

виликойш, одновременно, можно увидеть

только после родильного акта. Это весьма

занимательное зрелище: сначала, следуя

внутреннему циклу, шесть объёмных

женских грудей набухают и начинают

384 Е.В.А. Дор

источать тёмное вязкое молоко, просту-

пающее мокрыми пятнами сквозь одежду;

живот тяжелеет и округляется, едва не

касаясь земли; виликойша беспокоится,

ходит, часто дышит, но едва наступает

ближайшее утро, она, как пингвин с за-

жатым между лапами яйцом, осторожно

бредёт прочь – прочь в поисках густого ту-

мана, погружается в него, точно в кипящий

кисель, постепенно тая в нём всеми своими

неохватными формами, размываясь пят-

ном, тенью, ничем... Затем громко поёт в

тумане, призывно, ритмично, будто

маршируя на параде, снова шумно дышит

как бы сразу из нескольких мест, а потом

враз затихает и тут же появляется, ведя за

руку самою себя, но лишь сухую и пока

стройную. Первые дни они не разлучаются:

новорожденная, встав молитвенно на коле-

ни, всё время сосёт, по очереди прикла-

дываясь к материнским грудям, складывая

язык лодочкой и подлизывая убегающие

драгоценные капли; кормилица же опять

поёт, но нежно, воркующе, умиротворённо,

и ласкает свою дочь по голове, придер-

живая её за затылок, чтобы та не прекра-

щала есть. Та и не перестает, а напротив

делает это всё интенсивнее, жадно обхва-

тывая ртом уже не только сосок, но и часть

груди, при этом руками оглаживает и мнёт

другие, заставляя их вновь и вновь набухать

и истекать душистой влагой. Так проходит

день. Новая виликойша толстеет и практи-

чески сравнивается размерами с матерью,

но всё равно не оставляет своего занятия.

Хотя молоко теперь почти не выделяется,

она, так же как и раньше, старательно

втягивает губами, как в длительном

поцелуе, обхватывая сосок внутри рта язы-

ком. Её руки – едва не руки опытной лю-

бовницы – творят немыслимое, во всём

следуя малейшим настроениям слившихся

тел. Мать уже не поёт, а звучно, гулко

стонет, запрокидывая лицо, пока, наконец,

не разражается, выплёскиваясь на мощном

выдохе, облегчённым гортанным криком.

Они медленно разжимают объятия и долго-

долго, не мигая, запоминающе-страстно

смотрят друг на друга... После этого, ничего

не говоря, женщины расходятся в разные

стороны и больше никогда не встречаются.

Тех, кто посмеет помешать священному

акту любви виликойш, указом великого

Совета – кто бы это ни был по званию и ро-

ду! – отводят в Мёртвый Лес и, распяв

между двумя окаменевшими деревьями,

оставляют на потеху кикимрухам. Об этом

и думать больно, ибо их изощрённые фан-

тазии никогда не иссякают.

ГЛЫСТИ – гигантские подземные черви,

обладающие зачатками разума, что делает

их неповоротливыми тугодумами и люби-

телями простых "земных" радостей: если

они хотят есть, то неторопливо и обстоя-

тельно поглощают всё подряд, при этом,

они – не хищники, нет, но если кто-то ока-

зывается на пути их перемалывающего

трёхлепесткового жвала – что ж, будет пе-

ремолот и он, а впоследствии выдавлен ко-

ричневым желе через задний выводной

шланг; глысти предпочитают долгий сон

долгому путешествию, но место для этого

ищут тщательно и придирчиво, особенно

нравится им, как скользят сегменты их

толстого тяжелого тела по прохладным

полированным плитам старых замков, и

если находится таковой – свободный, то

они тут же стараются занять его, сворачи-

ваясь огромными кольцами прямо в трон-

ном зале. К сожалению, в виду своих гас-

трономических пристрастий очень скоро

глысти приводят замок в полную негод-

ность, загаживая несказанно, слегка недо-

умевают и с досадой покидают его в поис-

ках нового пристанища. Будь они чуть-чуть

умнее и не так ленивы... но, слава Лесу,

этого никогда не случится. А замок? Да

хрумм с этим замком! Найдутся другие!

ГНÓМЫ – маленькие человечки, жители

подземных недр - очень разговорчивые,

непоседливые, трудолюбивые и хозяйст-

венные: у них всё под контролем – и драго-

ценный самоцвет, и бурый гранит, и лю-

бимая гномиха с гномчатами. Ростом гно-

мы – едва больше пятилетнего хона, но на-

делены сверхъестественной силой и нео-

быкновенными ремесленными талантами:

за что бы ни брались, всё у них получается

преотлично. Живут и работают они боль-

шими семьями – кланами, в которых почи-

таются все предки, вплоть до тысяча вось-

мого колена. К собственному огромному

неудовольствию, несколько тысячелетий

назад гномам пришлось вступить в войну с

грольхами, которые захватили большую

часть подземных пещер. И если бы не по-

мощь их старших родственников – гнорлей,

– гномы, наверное, давно бы уже проиг-

рали эту битву.

ГНÓРЛИ – старшие родственники гномов –

тоже жители подземных недр, но в три раза

выше их ростом, крупного, крепкого

телосложения и молчаливого, непривет-

«КРИК ДАФЭНА» 385

ливого нрава. Когда-то в незапамятные

времена не было ни гномов, ни гнорлей, а

только – дикие карлики. Они жили глубоко

под землёй и никогда не выходили наружу:

гора была для них и домом, и пищей, и

идолом. Своих умерших они переплавляли

в драгоценные камни, а младенцев

называли несуществующими именами.

Взглядом карлики двигали скалы, при этом

никогда не уставали, не отдыхали и не

ложились спать. Возможности их были

безграничны, как земные недра у них под

ногами. Однажды жизнь для карликов по-

теряла всякий смысл: они могли всё, но ничего

не хотели. Тогда они решили уйти туда,

откуда, по их мнению, пришли – вглубь

земли: так глубоко, как только можно. Был

сложен огромный костёр, в который они

положили всё, чем владели. Казалось, даже

легенды об этом странном народе были

преданы пламени, разве что только их

сердца остались биться в груди. Но не

успел догореть огонь, как в освещенный

круг вышли двое: маленький – для карлика

– толстенький румяный подросток, слиш-

ком живой и радостный для такого гло-

бального путешествия, как уход из мира, и

высокий – для карлика – угрюмый мужчи-

на, точно вырубленный из скалы, его глаза

горели красными углями: слишком живые

и грозные, чтобы закрыться навсегда. "Мы

хотим остаться! Ещё не знаем – почему, но

чувствуем, что должны это сделать!" – хо-

ром проговорили они. Как ни странно, все

их родичи единодушно согласились. Более

того, к отщепенцам присоединились две

юные карлицы, которые позже произвели

на свет с десятка два детей, причём – у

маленького карлика рождались только

маленькие, такие же толстенькие и

румяные, как он сам, а у рослого карлика –

появились дети исключительно большого

роста, сильные, свирепые и немногослов-

ные, как и их родитель. Самое интересное,

что потомки этих двух непроизвольно воз-

никших родов, сочетаясь браком между

собой, не смогли родить ни одного ребёнка,

поэтому попытки образовать единый клан

вскоре прекратились, и образовалось два

независимых – гномы и гнорли. Гномы заня-

лись некогда привычным занятием: добы-

вали драгоценные камни и золото и

создавали из них поистине великолепные

вещи – украшения и оружие. А гнорли,

используя это оружие, весьма успешно от-

воевали у грольхов несколько уровней

подземных лабиринтов. Узнав, что прави-

тели и стражи пещерного города Лабиа

Тхун – синие йокли – тоже противостоят

грольхам, гнорли заключили с ними дого-

вор: теперь _____могучие карлики защищают не

только свои владения, но и прекрасный

подземный город, со всеми прилегающими

к нему окрестностями.

ГРÓЛЬХИ – бывшие жители погибшей зве-

зды Урдир, нынешние жители планеты

Земля. Грольхи представляют из себя небо-

льших уродливых созданий с серой мато-

вой кожей, лысой головой и длинными

руками, свисающими ниже колен. Несмо-

тря на невзрачный вид, это весьма прозор-

ливые, хитрые и жестокие существа, для

достижения своих целей не останавливаю-

щиеся ни перед кем и ни перед чем. У

грольхов нет друзей, да они и не ищут

привязанностей – только выгоду. От них

можно ждать любой подлости: предатель-

ства, обмана или даже нападения, однако

всё равно находятся те, которые желают их

сомнительного общества и помощи – даже

такие мудрые, как дриальдальдинна Эвил

Сийна Хаэлл. Это очень опасно, и для

дриальдальдинны сотрудничество с гроль-

хами окончилось столь же печально, сколь

и во всех предыдущих случаях, когда кто-

нибудь мнил себя "великим" и думал, что

ему всё подвластно – даже грольхи.

ГУУ’РСЫ – наземные йокли, не спускаю-

щиеся в бездну подземного Лабиринта и не

бывающие даже в Лабиа Тхуне. Синие

йокли подземного города никогда не виде

ли своих братьев, потому что те были ук-

радены из родовых пещер, будучи ещё

внутри яиц. Двести восемьдесят восемь лет

назад произошло страшное землетрясение:

погибло множество подземных жителей, но

самое опасное – треснул каменный свод

подземного города, и одна из свисающих с

потолка пирамид рухнула прямо на здания

внизу. Оставшиеся в живых бросились

раскапывать погребённых под гигантским

завалом. Йокли на летающих жабах

поднялись в воздух и торопливо заделыва-

ли расширяющийся разлом. Благодаря

всеобщим усилиям последствия катастро-

фы удалось ликвидировать очень быстро,

но... Синие стражи не учли один очень

важный момент: дело в том, что в родовых

пещерах, где находились их жёны, дети и

ещё "невысиженные" яйца, осталось всего

несколько охранников. Их давние враги –

грольхи, которые, скорее всего, и устроили

землетрясение, – ворвались туда и убили

386 Е.В.А. Дор

всех, кто попался им под руку, за исключе

нием семьи главного йокля Равэйка, – взя-

той в плен, уведенной в лабораторию

грольха Ра-Руха и позже заключенной во

временные стаббы, – и нескольких яиц,

предназначенных на опыты. Вот из этих-то

яиц, вынесенных на поверхность земли, и

вылупились гуурсы. Солнечный свет и

свежий воздух непоправимо изменили их

внешний вид, сделав уродливыми, непро-

порциональными созданиями, перемещав-

шимися, точно звери, на четвереньках. У

них были длинные хвосты, которые при-

шлось через какое-то время отрезать и об-

рубок прижечь: чтобы заставить гуурсов

ходить вертикально, и главное – дабы раз-

будить в них разум. Удивительно, но эта

процедура помогла – гуурсы действительно

будто "проснулись ото сна" (с этого дня

ритуал "обрезания-прижигания" плотно

укоренился среди них, и все молодые сам-

цы до сих пор делают это). Грольхи попы-

тались создать из гуурсов своих новых слуг,

но у них ничего не вышло: трансформиро-

вались только тела бедных "йоклей", их же

разбуженный дух не сломился. Тогда было

решено убить непокорных пленников. Так

и случилось бы, если не подоспели б гнор-

ли и не порубили б "зловредных серых че-

ловечков". Но, увы – враги повержены, а их

жертвы так навсегда и остались жить у

подножия гор, тяготясь своим внешним

видом и не желая обременять собой под-

земных родственников... Что ж, даже бла-

городные порывы иногда бывают ошибоч-

ными: ведь йокли были готовы принять гу-

урсов в любом виде (хоть никогда их и не

видели), и когда те, наконец, согласились

спуститься под землю, оказалось, что еде

лать это уже невозможно – прошло слиш-

ком много времени: их лёгкие адаптирова-

лись к внешнему воздуху и в подземном -

сворачивались и высыхали. Вот так из-

лишние душевные метания и необоснованные

страхи могут стать непреодолимым пре-

пятствием, образовавшемся практически на

пустом месте! Йокли под-земные и на-

земные, всё-таки, встретились, но жить со-

обща им так и не довелось...

ДАРАИ’НЫ – маленькие помощники дри-

ад, похожие на крошечные белые колпачки.

Сверху у каждого имеется ещё один кол-

пачок поменьше, вроде головы, и пара

полупрозрачных ручек-крылышек, кото-

рыми они необыкновенно ловко могут и

посадить семечко, и убрать опавшие лис-

тья, и перелететь с места на место. При

этом колпачки издают шелестящий звук,

напоминающий тихое тактичное пере-

шептывание, что является их формой об-

щения между собой. Дараины заботятся о

семенах и зёрнах растений, охраняя их и

наполняя силой: им ведомы процессы

превращения семени в дерево или цветок.

Если бы не дараины, то тёмные силы могли

бы вмешаться, преобразовывая раститель-

ный мир в хищную, ненасытную флору,

пожирающую всё вокруг... Это напоминает

тайные замыслы грольхов, и если бы

маленькие труженики были бы одни, то,

наверное, так бы и случилось, но – слава

Лесу! – это не будет никогда.

ДРАКАКУ’РДЫ – боевые красные урдро-

вые драконы Хэ, с длинным, почти змеи-

ным телом и головой, увенчанной восемью

рогами. Каждая из четырёх лап Хэ закан-

чивается пятью когтями, изогнутыми точно

ножи тибетских гурхов. Спят дракакурды в

глубоких заброшенных колодцах, где

сворачиваются на дне тугой спиралью – го-

лова в самом центре, серебряные глаза ус-

тремлены в далёкое небесное окно: они ни-

когда не закрываются, и от этого кажется,

что красные драконы всё время на страже

и, следовательно, неуязвимы. Как только

первый луч солнца дотягивается до дна ко-

лодца и касается алых зрачков серебряных

глаз, тело Хэ расправляется, точно свёрну-

тая пружина, и выстреливает вверх, как

стрела, выпущенная из лука... Стоит ли

говорить, что первых дракакурдов поймали

именно в этот момент: сруб колодца за-

тянули тройной металлической сеткой,

куда и попался ничего непонимающий,

только что проснувшийся молодой самец.

Красные Хэ – умные, свободолюбивые и

бесстрашные существа, и приручить их

оказалось трудно: это смогли сделать толь-

ко подземные йокли - с величайшим терпением

и любовью. И не было в последующие времена

лучшего товарища в бою, чем "красные чешуй-

чатые бойцы" - преданные, неутомимые и сооб-

разительные... На лоб каждого дракакурда

прикреплялся жемчужный урдр, с помо-

щью которого воин во время боя мог

мысленно общаться со своим драконом,

направляя его и отдавая ему команды.

Когда Хэ достигал в длину девятнадцати

метров, воин-наездник снимал с его лба

урдр и отпускал на волю ветру и лунному

свету – летать в небе, подчиняясь только

зову сердца и брачному гону, и, найдя себе

подругу, воспитывать новорожденных дра-

кончиков, чтобы не перевелся род красных

«КРИК ДАФЭНА» 387

драконов, могучих и великолепных. И вот

однажды один красный Хэ по имени

Тункир, будучи отпущенным на волю и

воспитавший несколько поколений своих

детей, неожиданно вернулся назад к своему

бывшему наезднику, причём вместе со

своими двумя подросшими сыновьями –

Зигохом и Зикрром. Они первыми стали

"дракакурдами по призванию, по собствен-

ному выбору", и через пару лет их примеру

последовали другие Хэ. Сейчас уже никто и

не вспоминает те времена, когда прихо-

дилось ловить и приручать боевых урдро-

вых драконов, кто-то даже воспринимает

это сказкой или, более того, – ложью. Дей-

ствительно, трудно представить себе, что

тридцатиметровый красавец-дракакурд

мог быть пойманным какой-то сеткой и

начал бы слушаться небольшого изящного

йокля, пусть даже и с такой грозной репу-

тацией! Что ж, согласимся – конечно же,

огнедышащие гиганты сами выбирают себе

седоков – напарников по сражению, – ко-

нечно же, так было всегда и, само собой

разумеется, всегда будет!

ДРИÁДЫ – лесные девы, дриады или дри-

альдальдинны, – изначальные сущности

Великого Леса, несущие на себе почётные

права и обязанности покровительства, за-

щиты и заботы о всех деревьях, произрас-

тающих на земле – прошлой, нынешней и

грядущей. Жизнь дриады полностью и не-

разрывно связана с деревом, её породив-

шим. Младшие дриады, или гамадриады, как

правило, живут не более двухсот лет,

рождаясь и погибая вместе с деревом. Они

нежны, пугливы, беззащитны и, чаще всего,

не вступают в контакт с людьми, видя в них

источник опасности. Гамадриады не могут

далеко удаляться от своего родительского

дерева, фактически являясь зависимыми

территориально. Внешне они напоминают

девочек-подростков, хрупких, с короткими

пушистыми волосами, ореолом окружаю-

щими их головки, и, как правило, не носят

никакой одежды за исключением цветоч-

ных венков и бус.

Некоторые же деревья легко доживают

до пятисот и более лет. Связанные с ними

махадриады называются старшими или

дриальдальдиннами. Их количество очень

незначительно: по всей земле едва можно

насчитать более трех десятков тысяч таких

долгожительниц. Они обладают куда более

широкими возможностями и привилеги-

ями и способны накапливать опыт и обу-

чаться, что ставит их на несколько ступеней

выше гамадриад и даёт шанс выйти на

более высокий уровень эволюции. По мере

своего развития дриальдальдинна может

распространить влияние с одного дерева на

целую рощу и даже лес. В этом случае,

живущие там гамадриады и иные обита-

тели переходят в непосредственное подчи-

нение своих старших "сестёр".

ДЭЛЬФÁИСЫ – прекрасные девушки,

красотой сравнимые с кораллами и жемчуга-

ми, обитающие в море и изредка выходя-

щие на берег. Они живут на недосягаемой

глубине в таинственном городе Фэй Синалъ

– городе, про который знает каждая рыба,

но ни одна из рыб в нём никогда не бывала:

диковинные существа, парящие в плотных

потоках его улиц, скорее похожи на

диковинных животных – птиц, зверей и

насекомых, – полупрозрачных созданий,

переливающихся всеми цветами радуги.

Сияющие сферы домов, точно драго-

ценные камни, усыпали скалистое дно.

Между ними протянулась паутина мостов –

ажурное серебристое кружево. Посреди

города высится удивительное сооружение –

королевский дворец. Он напоминает ги-

гантскую раковину-пурителлу, поставлен-

ную вертикально и упирающуюся на дно

своими длинными отростками – изящество

и великолепие линий, сверкающая феерия

праздника... Где-то неизмеримо далеко

вверху сутулые волны сполна изведали океан

одиночества: волны находят волну только на

берегу. Люди надёжно скрывают печаль и Наде-

жду за вуалью мелких забот. Не больше мига

дается встречным прохожим, чтобы схвати-

ться за руки*. Шёлковая поверхность океана

никогда не откроет им тайну чудесного

города, где каждый житель – путешествен-

ник и поэт, влюблённый и любимый, родитель

и ребёнок, – тот, перед кем открыты и все

богатства морского дна, и странная жизнь

на далёком берегу. Девушки-дэльфайсы и

юноши-дэльфайны часто покидают свой

прекрасный дом. Их родители уже не ищут

опасностей и приключений и остаются в

Фай Синале – ждать своих непослушных

детей. Дэльфайны не уплывают далеко:

они, чаще всего, катаются на подводных

течениях и охотятся на гигантских

маракул, приманивая их на запах свежего

рыбьего мяса. Дэльфайсы же охоту не

признают и острых ощущений ищут на

берегу, развлекаясь совсем иначе: молодые

* – Юрий Смирнов. Энциклопедия чувств.

388 Е.В.А. Дор

рыбаки и одинокие туристы так и не

узнают, куда же пропадают их очарова-

тельные подруги после весьма бурно про-

ведённых дней. Те же, насладившись "лю-

бовью", возвращаются на морское дно,

чтобы однажды всплыть в каком-нибудь

новом месте и отдаться страсти с новыми

партнёрами из рода людей – такими чуж-

дыми и такими притягательными.

ЗУРПÁРШИ – хранители страны сновиде-

ний Соррнорм, представляющие собой

единый симбиоз – некую прозрачную по-

движную субстанцию, обладающую разу-

мом и колоссальной силой. Лишь благода-

ря их могучей воле страна Соррнорм су-

ществует в цельном и гармоничном виде,

не разодранная на куски и не погруженная

в туман безумия и больного воображения.

Ни один из её жителей не видел зурпар-

шей – хозяев этого мира, но их присутствие

ощущается во всём: в неожиданном

сиреневом снегопаде и в одиноко бегущей

собаке, в горящих окнах ночных домов и в

ветре... в тумане-траве-деревьях-людях – во

всём, чего только коснётся взгляд. Взгляд

путника, пришедшего сюда на час или на

всю оставшуюся жизнь.

ИИ’ЧИ – горные птицы, четырёхногие,

длинношеие и клюво-зубые. Если добыть

яйцо иича или только что вылупившегося

птенца, то можно легко приручить этого

удивительного и очень симпатичного

"птица", так как запечатление родителя

происходит у него в первые три дня: ро-

дился, увидел и... полюбил. Да-да, полю-

бил! Потому что иичи способны на долгую

и трепетную привязанность – к собствен-

ной матери или к тому, кто окажется на её

месте. Самки высиживают птенцов три

месяца, и если кто-то покушается на их

драгоценные яйца, то "мамаши" самоот-

верженно бросаются защищать своё гнездо,

даже если на него нападает бешеный

геркатт. Существует мнение, что иичи

умеют разговаривать, но так как они сами

не спешат налаживать контакты с окружа-

ющими, то подтверждения этой их спо-

собности пока нет. Вааль Силь Хаэлл счи-

тает, что иичи не разговаривают нарочно, дабы

не нарушать своей привычной жизни: уеди-

нение в горах способствует философскому

взгляду на вещи, и кто знает, о чём думает

иич, неподвижно замерший у края пропас-

ти и мечтательно смотрящий на проплыва-

ющие мимо облака?

ИНДÓХРЫ – лесные курицы (курры), ра-

зумные, но неговорящие: не от глупости, а

от лени, ибо основное их занятие – это бес-

конечное высиживание очередного яйца,

которое они обхватывают крыльями, при-

жимают к груди, тщательно зарывая в тёп-

лые перья воротника, и укачивают его, ба-

юкают, мечтательно полуприкрыв глаза.

Считается, что они "выдумывают" себе

птенца, каждый раз надеясь на рождение

чудо-индохра.

ИПАХÓНДРИИ – жирные неповоротливые

существа, которые умеют думать не только

"головой, но и животом". Они считают, что

у них два мозга: один – в черепной коробке,

а другой – в брюшной полости; оба в оди-

наковой мере подвержены волнениям,

радостям, горестям, страхам и тревогам...

Впрочем, люди порой тоже сообщают о

чём-то подобном, мол, испугался – живот

сводит судорога; порадовался – возникает звер-

ский аппетит. Ипахондрии же заявляют,

что их внутренности, ко всему прочему,

обладают незаурядной памятью и даже

чувством юмора. Стенки их желудков

покрыты неким серым веществом, предста-

вляющим скопление нервных клеток, а

извилины кишок полностью повторяют все

изгибы извилин головного мозга. Думать

сразу двумя "местами", несомненно, очень

удобно, но иногда кажется, что

ипахондрии смакуют жизнь, как хорошее

изысканное блюдо – со всеми последующи-

ми выводами и соответственными пищева-

рительными эффектами.

ЙÓКЛИ – хранители подземного города

Лабиа Тхун, синие ящероподобные суще-

ства. Их лёгкие устроены таким образом,

что дышать йокли могут только подземным

воздухом, не тревожимым ни ветром, ни

солнцем, ни дождём. Говорят, что их род

пошёл от гигантского подземного Змея –

Нага Исфоира, способного оживлять мёрт-

вых и менять свой внешний вид. Однажды,

обернувшись молодым воином, Исфоир

вышел на поверхность земли и около входа

в свой лабиринт встретил прекрасную

девушку, которая молилась горным духам,

прося у них удачу и богатство. Увидев

юношу, чудесным образом вышедшего

прямо из скалы, она приняла его за

подземное божество, что, впрочем, было

чистой правдой, и пала перед ним ниц (в

весьма соблазнительной позе). Исфоир

внял её мольбам, и с тех пор люди, жившие

поблизости стали находить драгоценные

камни, лежавшие около горы, как обычные

«КРИК ДАФЭНА» 389

булыжники. Девушку же он увёл к себе –

под землю и сделал своей женой. Через

положенные девять месяцев красавица

родила ему, но не младенца, а одиннадцать

змеиных яиц. Придя в ужас от того, что

породило её чрево, она впала в транс и к

закату умерла. А из яиц вылупились синие

ящероподобные существа, которых позже

назвали йоклями. Йокли "получились" муд-

рыми и рассудительными, как их отец, и

такими же красивыми, как их мать. Красота

же, как известно, принимает самые непред-

сказуемые формы: синие ящерицы – изящ-

ные, лёгкие и стремительные, с гордой

царственной осанкой и пристальным

взглядом выпуклых глаз – были прекрасны.

Их тяга к справедливости и порядку приве-

ла к тому, что они стали непревзой-

дёнными бойцами, и постепенно слава о

них распространилась по всему подземно-

му миру, достигнув и знаменитого города

Лабиа Тхун. В те времена там царил хаос:

ежедневно прибывали и уезжали сотни

путешественников; каждый делал то, что

хотел, никоим образом не считаясь с окру-

жающими. Постоянные жители Лабиа Тху-

на посовещались и послали к йоклям

делегацию с просьбой "принять на себя

широкие полномочия управляющих и охранни-

ков, дабы принести, наконец, мир и спокой-

ствие на улицы города". Во избежание недо-

разумений новым правителям был назначен

испытательный срок – три года, – но когда

он прошёл, об этом так никто и не

вспомнил: Лабиа Тхун стал тем, чем он

является и по сей день – цивилизованным

городом, где строго соблюдаются правила,

и каждый уважает своего соседа: никто ни-

кого не ест, не мучает и не обкрадывает...

Впрочем, говорят – хорошо не просто там, где

нас нет, а где нас никогда и не было!

КАОРХÁРЫ – Род каорхаров пошёл от

знаменитого коня-огня Эзлилиса – волшеб-

ного скакуна, от поступи которого дрожала

земля и вскипала вода, он никогда не спал,

ел очень редко (только листья дерева Бо),

умел танцевать под шум водопада, а в грозу

догонял молнии. Другими конями он не

интересовался вовсе, лишь однажды

обратил своё внимание на дикую кобылицу

– сахарнобелую, темноглазую Соллейх – с

гривой, точно белое покрывало невесты. У

светлой, как ясный день, Соллейх родился

единственный жеребёнок – чёрный, точно

самая непроглядная ночь. Во время родов

на кобылицу напали волки. Убив ослабе-

вшую мать, они утащили новорожденного.

Разгневанный жеребец, которого в тот

момент не было рядом, бросился искать

своего сына и в ярости затоптал не одну

стаю волков. Но когда он, всё-таки, нашёл

его, то в ужасе увидел, что чёрный же

ребёнок отбрасывает волчью тень, копытца

превратились в когтистые лапы, а во рту

показались первые зубы – острые, как ши-

ла. Сын смотрел на своего отца, не узнавая.

Не обращая на это внимания, Эзлилис увёл

его с собой – на гору Гирнар, где долго кор-

мил серебряно-золотыми плодами. Через

год из жеребёнка вырос великолепный конь

– Каорхар – сильный и не укротимый; вот

только лапы и зубы у него так и остались

волчьими. Он мог есть и траву, и живую

плоть, в драке ему не было равных: своих

соперников он свирепо рвал на части.

Кобылицы исправно рожали от него

жеребят – сплошь чёрных и зубастых. Пос-

тепенно обычные табуны покинули подно-

жие горы Гирнар, и там стали царствовать

только каорхары. Эзлилис давно оставил

свой странный род, и его удивительный

сын Каорхар уже тысячу лет, как рассыпал-

ся в прах. Нынешние же "кони" – его

прапра...внуки – уже не столь дики и

своенравны, однако поймать и укротить

каорхара могут лишь самые отчаянные.

КИКИМОРРЫ – кто-то путает их с киким-

рухами, но это – головоногие поедатели пога-

нок, обитающие в самой непроходимой

чаще великого Леса: болото же они терпеть

не могут и стараются там никогда не

появляться. Взрослая кикиморра имеет

большую вытянутую голову, одновременно

похожую и на голову хучча, и на голову

мартышки-магота. Голова крепится на

крошечном тельце – промежуточном звене

между ней и длинными трёхсуставчатыми

конечностями: тремя руками и тремя нога-

ми. Столь гротескный внешний вид, как ни

странно, не является отталкивающим, пото-

му что кикиморра вся сплошь покрыта

красивой пепельной шерстью. Основным

их занятием считается выращивание и

поедание "грибов пей-ой-тля", ничтожная

часть которых может стать смертельной для

большинства живых существ. Удивительно,

но у людей, особенно у молодых хонов,

отвар из этих грибов вызывает живые

объёмные картинки, столь занимательные,

что человек, попробовавший "пей-ой-тля",

жаждет повторять сей опыт нескончаемо.

Нескончаемо – увы! – не получается, так

как через не которое время он теряет разум,

а после и жизнь. Однако страшная перспе-

390 Е.В.А. Дор

ктива безумия и смерти не останавливает

юных глупцов, ищущих острых ощущений.

Что ж, их никчёмная жизнь – это их ник-

чёмная жизнь! Вся проблема в том, что

кикиморры не хотят делиться ни с ними,

ни с кем-нибудь другим. Выращивая поган-

ки почти с материнской заботой, они их не

менее трепетно охраняют. В этом им помо-

гают пауки-вывертыши – хуччи, – готовые

и напугать, и даже скушать незадачливого

"грибника", а иногда и случайного путни-

ка.

Как только поганки созревают, нали-

ваясь сладкими ядами-соками, их тонкие

ножки окрашиваются розовым, а шляпки

закручиваются по краям. С этого момента

их можно собирать и вялить... Глупые хоны

их варят! Нет-нет! Нельзя ни в коем случае!..

Кикиморры утверждают, что в варёном

виде у "грибов пей-ой-тля" пропадает и

фантастический вкус, и ценнейшая полез-

ность. Употребляя их правильно пригото-

вленными, есть шанс погрузиться в феерию

ощущений – как в вереницу вздохов-воспо-

минаний, как в глубину блаженного вдох-

новения, как в оргию созидания, как во

тьму, как в ослепляющий свет... как в

жизнь... как в смерть.

КИКИМРУ’ХИ – болотные старухи – в от-

личие от трясинников никогда не погру-

жаются в зловонные глубины, хоть и живут

на болотах, в самых отдалённых местах

страшных Чёрных топей. Днём кикимрухи

спят, рассевшись по кочкам, как по на-

сестам, ночью – расчёсывают пальцами во-

лосы своего тела, плевками умывают лица,

натирают подмышки зелёным илом и от-

правляются на охоту. Плоские перепонча-

тые стопы позволяют им беспрепятственно

скользить по поверхности болота, широкие

подвижные ноздри легко улавливают запа-

хи... Поверьте – даже лягушки пахнут... не

то, что жирные и вкусные ипахондрии!

Болотные старухи не брезгуют никем и

ничем – ни лягушками, ни всеми остальны-

ми. Тем не менее, если случится заблудить-

ся в топях, к примеру, человеку, кикимрухи

не убивают его сразу, а отводят в Мёртвый

Лес, где, распяв между окаменевшими

деревьями, долго и обстоятельно мучают и

только лишь потом съедают то, что от него

остаётся. Эта привычка кикимрух не оста-

лась без должного внимания высочайших

инстанций: лесной Совет постановил "не

мешать им, а наоборот – приводить к ним

осуждённых преступников и отдавать на

казнь". И старухи сыты, и провинившимся –

по заслугам! А повинную голову, как

известно, и кикимрухи не грызут.

КОРНЕВИКИ ’ – живые коряги, имеющие

зачатки разума. Говорят, что первые из них

отделились от знаменитого дерева Бо,

которое и по сей день растёт на горе Гир-

нар. Как все знают, это исполинское дерево

живое, и не ветер шевелит его ветки, которые

точно руки могут приветливо замахать другу

издалека или метко ударить, исхлестать

неприятеля. Каждое столетие на дереве

созревают волшебные яблоки: с одной

стороны – серебряные, с другой – золотые,

– яблоки необыкновенной целительной

силы, способные продлить жизнь любого

существа. Рассказывают так же, что

однажды на вершине дерева Бо Кащей

Бессмертный спрятал сундук со своей

смертью. За нею и пришёл на гору Гирнар

царевич И-Ван Петхуррис Ан. Дерево

самоотверженно защищало доверенный

ему артефакт, но злодей-царевич жестоко

расправился со своим противником,

отрубив ему мечом-кладенцом множество

нижних веток – из ран тут же обильно

хлынул золотой сок, – и дерево бы погибло,

изошло влагой, но подоспел кайшр и

исцелил его. Только отрубленного назад не

приставишь – увы! И всё же, отделённые от

ствола ветки не высохли, а превратились в

смешных нелепых созданий, которые

сначала пытались закапываться одним

концом в землю и укореняться, – не

прижились! – а потом стали "перекати-по-

лем": небольшими скрипучими корягами с

сучками вместо рук и ног, на которых они

весьма бойко передвигались по лесу после

того, как покинули гору Гирнар. Корне-

вики совсем не похожи на своего знамени-

того прародителя, однако унаследовали его

способность оставаться верным другу и

непримиримым к врагу. Поэтому тот, кто

подружиться с живой корягой, обретёт себе

преданного спутника в любых своих при-

ключениях.

Раз в сто лет какой-нибудь из корне-

виков выпускает молодые зелёные побеги и

пытается плодоносить – безуспешно! Не-

сколько мелких цветков на одинокой ветке

так никогда и не превращаются в завязи.

Лишь однажды – кажется, тысячу лет назад

– самая крупная коряга не только зацвела,

но и, поднатужившись, вдруг выродила

яблочко-дичок, крохотное – с напёрсток, но

с одного бока, как и положено, –

серебряное, а с другого – золотое. Радость

корневика была кратковременна, так как

«КРИК ДАФЭНА» 391

через пару дней на него напала стая пиаль-

винов, и пока он отмахивался от наглецов,

один из самцов налету склюнул драгоцен-

ный плод. От горя и оскорбления корневик

чуть не высох, а удачливый пиальвин

претерпел весьма интересную трансформа-

цию: его крылья укоротились, а хвост

наоборот – вытянулся и распушился: перья

приобрели необыкновенно яркую окраску,

переливаясь всеми цветами радуги. От

клюва до кончика хвоста побежали ог-

ненные волны. Пиальвин засиял, как само-

цвет, на который упал солнечный луч, и

тряханул перьями – брызнули искры, во-

круг заплясали солнечные зайчики. Кор-

невик в ужасе бросился прочь: подумал, что

случился пожар. Новоявленная же "золотая

птица" огляделась на остальных пи-

альвинов, замерших в оцепенении рядом, и

победно загоготала. Случилась сия история

в незапамятные времена, а тот удивитель-

ный пиальвин жив и по сей день. От него

пошёл род жар-птиц. Корневики же теперь

уходят цвести на гору Гирнар, усаживаются

вокруг дерева Бо и благоговейно раскачи-

ваются из стороны в сторону, поскрипывая

сучками-руками. Дерево защищает их от

любых неожиданных нападений, но за

многие столетия ни на одной из коряг так и

не завязались плоды.

ЛÁБИА ТХУ’Н – подземный город-

портал, многоуровневый транссингулярный ла-

биринт с выходами – временными колод-

цами, и входами – охраняемыми вратами с

односторонним потоком. Открыт для всех,

кто способен воспринимать его сингал-

ляпсную философию одномоментного проявле-

ния разновременных сущностей – как правила

хорошего тона. Город весьма надёжно охра-

няется синими стражами – йоклями – суще-

ствами, чьи жизненные позиции выража-

ются словами: равновесие, порядок и спра-

ведливость. А с теми, кто не согласен

подчиняться всеобщим правилам, стражи

поступают решительно: либо выдворяют из

города, либо (если происходит что-нибудь

ужасное) отправляют _____"выше" уровнем – в

подземную тюрьму-"каторгу", где преступ-

ников ждёт суровое наказание.

И хотя сам по себе, Лабиа Тхун есть

явление уникальное и не поддающееся

обычному пониманию, но на уровне га-

лактическом он – всего лишь один из многих

и многих транссингулярных порталов, при-

званных обеспечивать интеграцию "высших

порядков". Для обычного существа Лабиа

Тхун – это город, некое место, где можно

побывать и даже благополучно существо-

вать, что, впрочем, и делают многочислен-

ные путники, вольно или невольно поте-

рявшиеся в чередующейся бесконечности

переходов-порталов, из которых, за редчай-

шими исключениями, выхода практически

нет. Такое жестокое правило, видимо,

призвано изолировать миры обычного,

материального свойства (долг которых –

медленное развитие и скучное движение по

орбитам и траекториям) от некоего полума-

териального потока, в природе своей имеющего

петлю, турбулент или ленту Мёбиуса. Лабиа

Тхун – это территория-"карантин", где

происходит глобальный обмен информа-

цией, и коммуникация между мирами

нашей необозримой Вселенной: кто-то

прибыл и, увидев город, остался; кто-то,

поговорив в кафе с вновь прибывшим,

вдруг собрался и прыгнул в портал. Иног-

да, как в случае с Ра-Рухом, кого-то

вышвыривают в открывшееся "окно" на-

сильно – и поминай, как звали! Но никто и

никогда не узнает, что есть "избранные",

которых Седое Кольцо исторгает из себя в

какой-нибудь из обычных миров, и этот

несчастный (либо счастливчик) оседает там

навсегда, не имея представления – где

найти следующее "окно". Но большинство,

путешествуя по Седому Кольцу (так рели-

гия Лабиа Тхуна называет промежуточное

место между городами-порталами, где мало

кто помнит себя... и то, что на страшной

скорости проносится мимо), попадает в

очередной город-конгломерат, кишащий

вынужденными паломниками Вселенной.

Религия Лабиа Тхуна считает, что основной

итог странника – это Седое Кольцо, где следу-

ет остаться и осознанно раствориться в Его

турбулентной петле (для этого необходима

вера, намерение и особые психические

тренировки: без этих позиций Кольцо

вытолкнет из себя неизменно любого – в

очередной город-портал). Многие полагают,

что россказни о Кольце – это бред, но куда

же ещё податься бесконечно плутающему

горемыке, забывшему свою родину –

потерянный Рай? Существует "Писание

Седого Кольца&quo