Карсавин, Ильин

В двадцатый век русская религиозная философия вступает так, что Семен Франк в 1916 году, как вы помните, с возмущением восклицает, что в России не существует науки о душе и нет вообще сколько-нибудь стоящих сочинений о ней. Хуже того, когда знакомишься с работами беженцев от советского режима, вроде того же Зеньковского или Яковенко, с удивлением обнаруживаешь странную тягу к научности и слепоту в отношении души. Даже поминая работу о душе других мыслителей, они тут же бегут мимо...

Наши знаменитые и сильно разрекламированные сейчас религиозные философы, вроде Булгакова, Флоренского, Е. Трубецкого, наделе были слишком сильно заняты политикой и, подобно славянофилам, в лучшем случае исследовали понятие духа, в частности, народного. Вероятно, это было верным в то бурное время, когда шла битва за Россию. Однако, о душе они не писали, а поминая ее, не определяли и вообще использовали как служебное и само собой разумеющееся понятие.

Тем не менее, русская эмиграция дала еще несколько сочинений, в которых, словно пробитый пулей боец, совершающий несколько шагов по инерции, пыталась поминать душу. Сочинения эти пониманию души ничего не добавляют, но о них стоит рассказать, чтобы иметь представление о том, как развивалась сама наука о душе. А развивалась она странно.

Лев Платонович Карсавин (1882—1952) завершил всю религиозную философию старой России, в сущности, отказав душе в праве на какое-либо самостоятельное существование.

Жизнь сложилась так, что ему не удалось сбежать от кошмара русской революции. Он не хотел уезжать из России после революции и долго оставался профессором Петроградского университета, создавая работы о философии религии. Но в 1922 году был арестован и выслан вместе с другими мыслителями из России. Он живет в Германии, потом переезжает в Париж. А в 1927 году принимает приглашение нового премьер-министра Литвы, который когда-то работал вместе с ним на Бестужевских курсах в Петербурге, и уезжает в Каунас. Глава 13. Завершение круга религиозной философии. Карсавин, Ильин

Он продолжает философские исследования и даже пишет работу «Поэма о смерти». Его биограф Л. Г. Филонова, считает, что в этой работе видно развитие его мысли, и я могу допустить, что двигался он к своей последней работе «О бессмертии души», написанной около 1951 года. Работе, написанной в советском лагере. Дело в том, что Литва была захвачена, а Карсавин в 1948 году был арестован органами, как «бывший», да к тому же еще и религиозный философ.

Как рассказывает Филонова:

«В следственной тюрьме в Ленинграде у него начался туберкулез. После суда Карсавин был переведен в лагерь инвалидов Абезь (где-то за полярным кругом — АШ). В лагере философ пережил необычайный духовный и творческий подъем. В этой связи вспоминаются его слова: "Тогда мысль и развивается, тогда и становится свободною, когда ее всемерно угнетают и преследуют "» (Филонова, с. 251).

Действительно, ограничение мысли является одним из важнейших орудий самосовершенствования и называется сосредоточением. Все духовные школы заставляют своих учеников собирать мысль и удерживать ее на чем-то слишком простом, чтобы оно могло непроизвольно захватывать внимание. Если это искусство осваивается, мысль перестает расползаться по поверхности сознания и пробивает себе путь в его глубины, увеличивая доступные ей пространства.

Мысль Карсавина обратилась и к понятию смерти. Но она пошла не по пути поиска бессмертия, а по пути борьбы с убийцами. И главное в нем — не созерцание, а отчетливое стремление показать, что его не удастся сломить.

Я не буду пересказывать статью. Она написана в ключе чисто научной философии, и, в действительности, Карсавин не говорит о душе, он занят тем, что философы называют душой, но чаще Я или личностью. К тому же в точности следуя обычаю не соответствовать в тексте названию работы. Чтобы было понятно, куда он двигался, приведу лишь одно его определение, которое считаю исчерпывающим:

«Итак, наше "я "— временствующее-пространствующее всеединство своих моментов, что можно выразить следующим образом: Е = а; Е = Ь; Е = т; Е — а + Ь + с +...+ т; а <> b; b <> с;... п <> т» (Карсавин, с. 262).

Завершающий итог всей философии Карсавина относительно души, который я считаю выражением предельной силы духа, заключен вот в этих словах:

«Нет отвлеченной бесплотной души, и нет ее бессмертия. Идея бессмертной души — наследие эллинистической философии, освоенное массою христиан, несмотря на то, что обещана им сверхэмпирическая жизнь преображенного духовно-телесного существа. Да и самое душу до Декарта представляли себе именно как духовно-телесное существо, подобное земному человеку, только несравненно более совершенное.

Защищаемых нами взглядов нисколько не колеблют ни вульгарные, ни научные, ни легко- и глубокомысленные опровержения бессмертия души. Ведь для нас существует не бесплотная душа, а телесно-духовное "Я"; и утверждаем мы не Круг четвертый. Научная и духовная философия — Слой второй

бессмертие его, а усовершающее его земную жизнь-чрез-смерть его воскресение, которое совпадает с его рождением от Бога и совершенным, преодолевающим свое несовершенство существованием» (Карсавин, с. 283).

Как видите, тут взгляды Карсавина близки к философии Федорова, которого я не разбираю, поскольку душа его не интересовала, а занят он был тем, как люди воскреснут в конце времен по зову Бога в прежних телах. Собственные взгляды Карсавина на смерть и богоборческий в каком-то смысле порыв отказаться от бессмертия, чтобы прервать дурную бесконечность рождений, я разбирать не буду. Он впечатляет, но относится не к этому моему исследованию.

Однако завершу я этот круг своего путешествия светом открывающегося выхода. В 1953 году другой русский философ, творящий за рубежом, ровесник Карсавина — Иван Александрович Ильин (1882—1954) — пишет в Париже свой завершающий труд «Аксиомы религиозного опыта».

Работа эта точно так же болеет научностью и какой-то неопределенностью. Будто религиозного философа разрывают потребности и науку делать, и политику вершить. И о душе он в ней прямо так и не говорит, хотя она вся построена на рассуждениях, вытекающих из понятия души, которое Ильин не раскрывает. Оно для него как-то само собой разумеется, либо он давал ему определение в какой-то из ранних работ, которые мне не удалось достать.

Но при этом в книге есть глава, названная «О религиозном очищении». Конечно, это очищение души нравственное, освобождение «от того плена, в котором она находится у ничтожного и дурного» (Ильин, с. 300). Но при этом душа, похоже, имеет этот плен в себе, как свои содержания!

«Очищение души от недуховных, ничтожных содержаний есть постоянная потребность человечества всех религий и всех исповеданий» (Там же, с. 306).

Из этого уже можно было бы вывести и понятие души, которое используется Ильиным. Но оно явно содержит противоречия, пусть даже и естественные или необходимые. Поэтому я не буду сейчас этим заниматься. Я посвящу этой его статье отдельное исследование в следующем томе, где буду описывать прикладное очищение.

Сейчас же для меня важнее всего то, что русская религиозная философия отчетливо признавала возможность очищения души. То ли как сознания, то ли как бестелесного, духовно-телесного или тонкотелесного существа. Неважно. Очищение души возможно. Или считается возможным, что и ощущается естественным для русского языка хотя бы в рамках христианского мировоззрения.

Вот так завершился этот круг моего путешествия по мирам души. Он явно привел к выходу из философского пространства и ко входу в собственно богословие. Если религиозные философы правы и очищение души в Христианстве возможно, то ответы и надо искать в Христианском учении. И в первую очередь, я бы хотел найти в нем ответ на вопрос: что такое душа, которую мы собираемся очищать? КРУГ ПЯТЫЙ. ТЕОЛОГИЯ, ИЛИ БОГОСЛОВИЕ

 

Слой первый. Внешний 315

Слой второй. Современное богословие 345

Слой третий. Богословие прежней России 398

 

Религиозная философия прямо привела меня к началу следующего круга исследований, который связан с религиозным пониманием души. Религиозное понимание излагается в трех видах сочинений. Во-первых, это канонические тексты. Для Христианства — Библия и Евангелие, включающее послания апостолов. Во-вторых, это святоотческие сочинения. И наконец, это своеобразная церковная наука, именуемая Теологией — наукой о Боге.

В сущности, и теология как наука, и всё вместе может быть названо по-русски Богословием. Но уж если быть до конца последовательным, надо привести два определения, которые позволят увидеть это понятие в развитии.

Философский Энциклопедический Словарь дает такое определение:

«Теология — (от греч. theos — Бог и logos — учение) — богословие, учение о Боге. В узком смысле, в отличие от религиозной философии, — система догм христианского вероучения. Различают: историческую (история церкви, догм, теологии, "библиоведение "); систематическую (догматика, катехетика, литур-гика) теологию.

По существу, теология находится в оппозиции метафизике, поскольку она также высказывается и о последних вещах, и о сущности мира и человека. Но в средние века, когда метафизика находилась под влиянием теологии и даже рассматривалась как ее "служанка ", отношение переменилось: метафизика стала размышлять о последних вещах по сравнению с теологией более тонким и стоящим ближе к истине способом, ибо она свободна от персонализма, с необходимостью извращающего истину, ибо она более абстрактна и свободна от образов и аллегорий, искажающих истину, ибо она более чиста и стремится только к истине, а не к препятствующему поискам истины господству над душой (пусть даже во имя спасения души)».

Если вспомнить, как потом Наука рвала эту самую бедную Метафизику в клочья, объявляя ее антинаучной и вообще уводящей от истины, то становится ясно, что все последние выражения — лишь способ показать Теологию неверной в степени. Неверна даже относительно неверного!

Да и какое, собственно, имеет значение для истины стремление к господству над душами? Если исходные понятия истинны у того, кто стремится к этому господству, то истина все равно за ним. С точки зрения чистоты философского рассуждения, имело бы значение лишь прямое утверждение, что ради господства или спасения душ Теология искажает истину. Но философы этого не утверждают, а значит, все их «умные» рассуждения есть лишь политические игры, имеющие целью тонко опорочить врага. Это недостойно того, кто действительно ищет истины, а не победы своего лагеря.

Если истина в религии, а не в науке, значит, она в религии, а не в науке. Для искателя истины ценностью является истина, а не религия или наука. Для ученого же, как чаще всего и для богослова, правящей ценностью являются наука или религия, истина же — лишь средство утверждения правоты. Разменная монета в борьбе за власть над теми же самыми душами и умами. Круг пятый. Теология, или Богословие

Поэтому я оставлю науку и приведу определение Богословия из Православного богословского словаря 1912 года издания.

«Богословие. Слово "Богословие ", заимствованное христианскими писателями от древних греков, употребляется в настоящее время в очень широком значении. У древних учителей церкви "Богословие" в этимологическом отношении означало: слово о Боге, слово от Бога, а у иных — слово к Богу. Употреблялось же оно в разные времена не в одинаково широком значении.

Усвоив это слово от древних греков (классические писатели обозначали этим словом первоначально мифологическое учение о богах, а со времени Аристотеля — и философское учение о Божестве, теологами же называли древних поэтов — Гомера, Гесиода, Орфея, сложивших поэмы о богах и составивших образцы молитвенных гимнов), учители церкви на первых порах называли так лишь Св. Писание, ибо оно есть слово о Боге и от Бога; Ветхий Завет — Богословием ветхим, Новый — новым Богословием, а всех писателей того и другого завета, апостолов и пророков — богословами.

Потом именем "Богословия " стали называть, кроме Св. Писания, и всякое учение об истинах христианских, и в этом значении оно иногда употреблялось обширнее — в приложении к учению о Боге и богопочитании вообще; иногда теснее — в приложении к учению о Пресвятой Троице, в каком смысле назван богословом св. Григорий, арх. Константинопольский; иногда еще теснее в приложении к учению собственно о Боге Слове, в каковом смысле назван богословом св. апостол Иоанн.

Наконец, уже в XII веке под именем Богословия стали разуметь в школах систематическое и учебное изложение всех христианских истин о Боге и бого-почтении» (Полный, т. 1).

К настоящему времени Богословие в последнем значении развилось в такое множество частных наук, что огромный «Теологический энциклопедический словарь» под редакцией Уолтера Элвелла просто не рискует давать общее определение Теологии или Богословия и пишет сразу о частных тео-логиях.

А известный американский теолог Пауль Тиллих в 1950 году объясняет сложности современной Теологии необходимостью для Церкви приспосабливаться к меняющимся условиям современного мира.

«Теология как функция христианской церкви должна служить потребности церкви. Предполагается, что теологическая система должна удовлетворять двум основным потребностям: утверждать истину христианской Вести и толковать эту истину для каждого нового поколения.

Теология находится в постоянном движении между двумя полюсами — между лежащей в ее основании вечной истиной и той временной ситуацией, в которой эта вечная истина должна восприниматься» (Тиллих, т. 1.с. 11).

Что значит утверждать истину, — я не понимаю. Если вспомнить историю христианства, то утверждалась она тем, что инакомыслящих просто вырезали, иногда целыми народами, и в итоге оставались лишь те, кто видел мир так, как предписывала Церковь. Если вспомнить и все бесконечные церковные споры, то и Церковь никогда не видела Весть как Весть, а до- Теология, или Богословие

пускала какие-то искажения, которые постоянно подправлялись следующими поколениями ее идеологов.

Иными словами, утверждение истины по-христиански — это воздействие на сознание, позволяющее всем христианам иметь одинаковые образы, которые принято считать истинными. То есть верить в их истинность. Если исходное учение описывает действительно истину, тогда они истинны. Но в таком случае Церковь и теология не имеют к их истинности никакого отношения. Они лишь живут около этой истины, позволяя ей существовать в нашем мире как некоему знанию.

Собственно говоря, моя точка зрения не расходится с утверждениями самих учителей церкви, которые сами отчетливо заявляют, что живут в грехе и лжи, а истина только у Бога. Иначе говоря, если в Христианстве и есть где-то истина, то только в первоисточниках, которые перелагаются и объясняются богословами. И, в каком-то смысле, права вся европейская Реформация, жестко отказавшаяся несколько веков назад от помощи римской католической церкви в общении с Богом и сократившая число своих книг до канонических текстов, а труды всех богословов объявившая ложью.

Однако, если следовать по их пути, то оказываешься порой в полном недоумении относительно вопросов, которые тебя занимают. Найти какие-то ответы в Библии чаще всего чрезвычайно сложно, и нужно обладать завидной памятью и эрудицией, чтобы рискнуть на такой поиск. Поэтому помощь знающего человека очень нужна. Что происходит, когда берешь в качестве такого путеводителя кого-нибудь из отцов Реформации?

Я покажу это на примере современного переложения учения отца Реформации доктора Мартина Лютера, сделанном в Финляндии Маркку Ся-реля. Как вы понимаете, меня занимает вопрос о том, что такое душа. И естественно, я начинаю поиск с самых популярных и доступных изданий. И вот я беру в руки «Краткий катехизис Лютера», расходящийся по Европе и России бесчисленными тиражами, и ищу. И нахожу лишь одно место, которое может мне помочь. Это раздел «Жизнь вечная». Катехизис был составлен Лютером в виде вопросов и ответов, и ответы эти порой убийственны для всякого поиска, потому что они утверждают истину с жесткостью ранней Реформации.

«248. На каком основании ты веришь, что есть вечная жизнь?

Верую, что существует вечная жизнь, потому что святая Библия так свидетельствует» (Краткий катехизис, с. 195).

Всё, на этом можно было бы и остановиться, потому что дальше соваться с вопросами ощущается просто опасным. Но, очевидно, находились дураки, которые постоянно совались, и доктор Лютер дал еще несколько пояснений.

«249. Какова она, вечная жизнь?

Жизнь вечная — это невыразимо дивное блаженство, покой, праведность, радость и слава, когда мы можем созерцать Агнца Божия лицом к лицу, будучи свободными от греха и его проклятия. Вечная жизнь, по природе своей, есть жизнь духовная. Когда тело наше будет осияно славою, у него не будет времен- Круг пятый. Теология, или Богословие

ных нужд. На небесах не вкушают земной пищи и нет там супружества, а мы уподобимся ангелам» (Там же).

Уж лучше бы он молчал. Теперь вопросов появилось неизмеримо больше. Во-первых, что такое «слава»? Явно видно, что это не то, что понимаю под ней я, потому что мое понятие славы никак не убирает «временные нужды». Значит, это иносказание, а это плохо, потому что теперь я начинаю сомневаться во всех сказанных Лютером словах. Они все похожи на иносказания.

К тому же, он заговорил о «природе» вечной жизни, сказав, что она духовна. А что это значит? Значит ли это, что мы будем жить вечно не в телах, а в духовных телах? Но я смутно помню, что апостол Павел говорил о том, что мы воскреснем во плоти. В какой плоти? Раз не в той, которой нужна земная пища, то что такое плоть? И как мы уподобимся ангелам? Только в том, что у нас не будет супружества, или мы им уподобимся и нашими новыми телами? Ну, и последнее, а что же с душой? Ведь меня долго убеждали, что выживет именно она?!

Чуть дальше Лютер объясняет:

«251. Что произойдет с верующим при временной смерти?

После смерти тело верующего также превратится в прах, то есть подвергнется тлению, но душу его Святой Дух упокоит у Христа» (Там же, с. 196).

Так это значит, что тело, которое по природе своей духовно, и есть душа? А для того, чтобы оно обрело эту жизнь, нужно лишь, чтобы оно было «осияно славою». Что это значит? Судя по последовательности событий, это некое «оправдание» после смерти, признание моей души праведной, то есть верующей в соответствии с тем, что от меня требовали.

«252. Что произойдет в последний день с душой и телом верующего?

Когда Святой Дух в последний день пробудит умерших, тогда и тело верующего, соединившись с душой, сможет пребывать со Христом в вечной радости и славе» (Там же, с. 197).

Всё, о душе больше ни слова. Разбираться со ссылкой на слова апостола Павла я сейчас не буду. Этому особое место. Мне нужно было лишь показать, что дает ищущему ответы популярная теология, когда речь заходит о душе.

В сущности, самое бытовое понятие: душа — это некое духовное тело, пребывающее при жизни внутри тела плотского, а по смерти остающееся живым и идущее либо в ад, либо к ногам Божиим славить Агнца.

Но что такое душа?

Мне не остается ничего другого, как принять, что в Христианстве либо нет ответа на этот вопрос, либо он хорошо спрятан от непосвященных. Я избираю второе и начинаю обычный поиск, исследуя все слои этого круга. И начну, как обычно, с самых доступных словарей и богословских изданий для простого народа. Это значит, что по кругу Богословия мне придется путешествовать от настоящего в прошлое, туда, где скрываются самые истоки христианских понятий о душе. Кстати, это приведет меня и к следующему кругу понятий, созданному античностью. СЛОИ ПЕРВЫЙ. ВНЕШНИЙ