Глава 11. Рациональное доказательство бессмертия души. Кудрявцев-Платонов

К девяностым годам русская религиозная наука о душе подошла работой «Бессмертие души» профессора Московской Духовной Академии Кудрявцева.

Виктор Дмитриевич Кудрявцев (1828—1891) был яркой фигурой в церковной иерархии России. Обучаясь в Духовной Академии, он получал стипендию митрополита Платона, за что получил право прибавлять к своему имени Платонов. Таких Платоновых в истории религиозной мысли встречается несколько. Закончил он Академию в 1852 году, а уже в пятьдесят четвертом, после смерти Голубинского, занимает место своего Учителя, возглавляя кафедру философии.

Историки философии, например, Зеньковский, считают, что Кудрявцев-Платонов входит в философскую школу Голубинского, относя к ней и помощника и преемника Кудрявцева Алексея Введенского.

На мой взгляд, за этим мнением присутствует какая-то странная слепота даже у религиозных философов. Я уже рассказывал, что протоиерей Зеньковский, высоко оценивая собственно философские работы Семена Франка, просто не заметил его книгу о душе. Вот так и о Голубинском он пишет много, но душа его не интересует. Соответственно, когда он говорит о том, что Кудрявцев перенял у Голубинского, звучит много философских и богословских выражений, но о душе среди них нет ни слова:

«Для него, как и для всей школы Голубинского (имеем в виду В. Д. Кудрявцева-Платонова, Еп. Никанора и Алексея И. Введенского) типичен онтологизм, укоренение всех духовных движений человека в Боге, как "Бесконечном существе"» (Зеньковский. История, т. 1, ч. 2, с. 110).

Не думайте, что это черта одного Зеньковского. Помощник и преемник с 1887 года на посту заведующего кафедрой философии Алексей Иванович Введенский точно так же слепнет, как только дело доходит до учения о душе. Глава 11. Рациональное док-во бессмертия души. Кудрявцев-Платонов

На годичном поминовении Кудрявцева он произнесет речь, в которой читал стихи, наверное, свои. Там звучало:

«Учитель и друг,

Жил ты, и верилось в русскую силу,

И верилось в русской души красоту»... (Введенский. О жизненно..., с. 79).

Но через год после этого он напишет большую статью «О характере, составе и значении философии В. Д. Кудрявцева-Платонова». В ней он расскажет все то, что сказал Зеньковский, но подробно, на семидесяти страницах. Он перечислит чуть ли не все работы Кудрявцева и последовательно будет двигаться по тому плану его работ, по которому они будут изданы в 1894 году в виде внушительного трехтомника. А завершаться этот трехтомник будет работой 1885—86 года «Бессмертие души».

Если учесть, что Введенский занимает кафедру в 1887 году, это означает, что перед нами философское завещание учителя своему ученику. Введенский расскажет обо всех предшествующих этому завещанию работах, а по поводу его сделает сноску: «Из Рациональной психологии В. Д. напечатал только одну монографию "Бессмертие души "; остальные же части ее изложил кратко в учебнике. Поэтому мы и опускаем ее здесь» (Введенский. О характере, с. 48). Я могу только разводить руками. Как, как могло уложиться такое в головах русских философов?! Почему науку о душе стало можно просто опускать из рассмотрения? Единственное предположение — она была слишком русской, а если обратиться к стихотворению Введенского, имела отношение лишь к русской красоте, но не к силе.

И тут я должен сказать, что Кудрявцев, возможно, очень заслужено получил эту оценку в конце своей жизни. На мой взгляд, он был не просто религиозным философом, а церковным бойцом. Мне кажется, что он всю жизнь выполнял какой-то заказ своего сообщества, за что и получал должности и почет. Это не умаляет оценки его способностей. Как раз за способность философствовать он и был избран этим воинником Церкви. Но при этом он вовсе не был продолжателем школы Голубинского, если мы вспомним, что для того главным было внутреннее делание. Зеньковский приводит о Голубинском такую историю:

«У Герцена (Дневник, запись от 18янв. 1844 г.) читаем, что будто бы "мит-роп. Филарет поручил Голубинскому опровергнуть Гегеля; Голубинский отвечал, что ему не совладать с берлинским великаном и что он не может его безусловно опровергнуть. Филарет требовал, чтобы он восстал, по крайней мере, против тех сторон, с которыми он не согласен. Но Голубинский отвечал, что Гегель так последователен, что нужно или все отвергнуть или все принять ".

В этой записи ясно отражаются слухи, которые распространялись в Москве, но что здесь верно, очень трудно сказать» (Зеньковский. История, т. 1, ч. 2, с. 106).

Действительно, проверить подлинность этой записи невозможно, но ясно видно, что Церковные иерархи были озабочены в середине девятнад- Круг четвертый. Научная и духовная философия — Слой второй

цатого века борьбой с разрушающими церковную идеологию философиями и наукой. И видно, конечно, не только в том, что их враги, вроде Герцена, распространяли про них вот такие байки, но и в том, что творится с самой религиозной философией. Видно как раз на примере творчества Кудрявцева, что является свидетельством безусловным.

С одной стороны, Кудрявцев явно выводится в официальные философы Церкви. «В 1861—1862 вел занятия по курсу метафизики и логики с наследником — цесаревичем Николаем Александровичем. В начале 80-х годов приглашен в числе немногих академических профессоров в Комитет по преобразованию духовных учебных заведений. В конце 80-х годов по поручению Синода составил новые программы философских наук для семинарий и сами учебники применительно к этим программам» (Алексеев. Философы, с. 507).

А с другой, все его творчество, как раз до середины семидесятых, когда, наконец, мысли о бессмертии души посетили его, посвящено одному — война, война с наукой. Все его работы — это постоянное и бесконечное опровержение всего, что заявила современная, в первую очередь, материалистическая наука. Все доводы, которые мы сейчас можем привести против сциентизма, как идеологии простонаучности, были высказаны профессором Кудрявцевым. Высказаны умно, философично и предельно скучно. Но это потому, наверное, что мне, как человеку современному, они ничего не дают. Жизнь ушла.

И единственная работа, которая оправдывает потраченное на его изучение время, как раз это выкинутое его школой «Бессмертие души».

Что надо сразу отметить, Кудрявцев за десятилетия философских боев окончательно загнал себя в шкуру профессионального философа. Ее-то и воспринимали философской школой его последователи. Наверное, ни он, ни другие философы не заметили Великого предательства, с которого начиналась эта работа. И в этом признак того, что к девяностым годам и религиозная философия предала себя, в погоне за светской наукой:

«Едва ли в области философии есть какой-либо вопрос, решение которого находилось бы в такой тесной и существенной связи с решением других важнейших философских проблем, как вопрос о бессмертии души человека. Не по простому обычаю и не вследствие известной только систематики философских учений этот вопрос большею частью ставится в конце метафизики, как ее завершение. Есть тому и другая, более важная причина.

Истина бессмертия души есть результат цельного философского миросозерцания и научное обоснование ее возможно только тогда, когда будет принято такое миросозерцание, когда будут выяснены и прочно установлены понятия о существе мира физического и духовного и об абсолютном начале того и другого» (Кудрявцев-Платонов, с. 138).

Истина не может быть результатом. Ни мировоззрения, ни науки. Она просто есть. Ее можно видеть, но нельзя выводить и даже доказывать. Тем более, научно обосновывать. Истина может только описываться. Это совершенно непонятно ученым, но это очевидно мистикам. Глава 11. Рациональное док-во бессмертия души. Кудрявцев-Платонов

Кудрявцев заигрался в войну с наукой и потерял очевидность, из которой рождалось христианство. Его последователи так были увлечены этой игрой, что не заметили предательства. И признаком этого является Указатель имен, приложенный издателями к его собранию сочинений. Там нет ни одного русского имени! Это все — война с проникновением Науки в Россию. Самый научный из церковных писателей девятнадцатого века по праву может быть назван мракобесом!

Но бог с ней, с его войной. А что с душою?

А душу он, по скудоумию академическому, вознамерился доказать.

«Идея бессмертия души прежде всего не есть факт внешнего опыта и не может быть доказана эмпирическим путем; чтобы какое-либо доказательство истины бессмертия души имело силу, необходимо предположить, что есть факты, недоступные внешнему опыту и что подтверждение этих фактов единственно возможным путем рационального доказательства имеет полную гносеологическую состоятельность» (Там же, с. 139).

Единственно возможным для себя путем познания души он считал рациональное доказательство ее бытия и бессмертия!

И полторы сотни страниц умно и обоснованно доказывает, что все «аргументы» врагов несостоятельны. Врагов души, хотелось сказать мне, но меня остановило сомнение: а является ли Кудрявцев ее защитником? И вообще, есть ли ему дело до души, или он лишь выполняет очередной заказ Церкви, опровергая материализм?

Честно признаюсь, работа эта написана хорошо и заслуживает того, чтобы войти важной частью в науку о душе. Меня она печалит лишь тем, что ее пишет человек, вроде бы, религиозный, а пишет при этом строго научно и исключительно бездушно. Он рационален до кончика пера, которым водит по листу выданной ему в канцелярии Духовной Академии бумаги.

Я все-таки хотел пересказать его работу, но не смог выделить чего-то яркого и берущего за душу. У меня сложилось впечатление, что ее надо читать как учебник, описывающий историю развития понятия души, но для того, чтобы брать знания, а не познавать себя. И сам Кудрявцев оправдал мои сомнения в последнем абзаце, объяснив, почему из такого обильного текста не получается выделить что-то, что заставило бы читателей самих изучить остальную работу.

«Вообще о доказательствах бессмертия души должно заметить, что все они соединены существенною внутреннею связью и служат одно необходимым предположением другого, так что полное рациональное понятие о бессмертии души есть общий результат всех их, причем невозможно исключительное возвышение какого-либо из них, с умалением или отрицанием значения других; при таком умалении и самое возвышаемое доказательство неизбежно много бы потеряло в своей силе» (Там же, с. 279).

Вот о какой силе горевал Алексей Введенский в своем стихотворении! Но ведь он прямо связывал в этом посмертном напутствии силу эту с душой, очевидно, самого Кудрявцева-Платонова. И я начинаю подозревать, что к концу девятнадцатого века понятие души стало меняться в русской религиозной философии вслед за политическими интересами Церкви. Круг четвертый. Научная и духовная философия — Слой второй

Уходил мистицизм, уходила потребность непосредственного созерцания души, их замещал поиск русской силы. Явно это был «социальный запрос» вызванный поражением в Крымской войне 1854—55 годов, после которого недовольство в русском обществе выплеснулось в развитие свободомыслия как научного, так и революционного. И Церкви стало не до души.

Время самопознания закончилось, началось время битвы за силу. В итоге в лоне Церкви рождаются воины, бьющиеся за наукообразную, а значит, модную доказательность религиозных понятий, а в светском обществе рождаются воины, сражающиеся за религиозность и православие, не будучи на то уполномочены, или даже несмотря на порицания Церковных властей. После Кудрявцева-Платонова в России идет вырождение религиозной философии либо в подражание науке, либо в странную религиозность Булгакова, Флоренского, Франка...