Развитое государство на Востоке

 

Раннее государство “врастает” в развитое постепенно - хотя далеко не каждому это удается. Принципиальные отличия развитой политической государственной структуры от ранней сводятся к появлению двух новых институтов - системы принуждения и институционализованного закона, а также, как упоминалось, к дальнейшему развитию частнособственнических отношений.

Функция медиации лидера группы, старейшины и даже вождя в протогосударстве опиралась преимущественно или исключительно на его престиж и авторитет. Элементов принуждения и насилия, не говоря уже о законе, еще не было, хотя постепенно все это вызревало. Так, например, сакрализация правителя способствовала усилению его авторитета даже в условиях автоматической солидарности клановой структуры: сакрально санкционированная высшая воля вождя приобретала силу закона, не говоря уже о том, что сам такого рода закон на первых порах опирался на религиозно-моральную норму и не имел характера безличностного принуждения. Ритуальная форма закона становилась своего рода “ненасильственной формой насилия”, хотя параллельно с ней в обществе, уже хорошо знакомом с войнами и в немалой степени живущем за счет доходов от покоренных и зависимых народов, вызревали также и принуждение, даже насилие в своем неприкрытом виде, правда, пока еще только по отношению к чужим.

Появление внутри страны пленных иноплеменников, приобретавших статус рабов - вначале коллективных, позже также и частных, означало перенесение принуждения и насилия внутрь. Отсюда был теперь только шаг до использования уже сформировавшегося института принуждения по отношению не только к чужим, но и к взбунтовавшимся или проштрафившимся своим, от мятежного регионального администратора или владетеля удела до недовольных своим положением общинников либо горожан. Практика авторизованного насилия породила специально формулировавшуюся для удобств администрации систему регламентов наподобие той, что предложили в царствах чжоуского Китая реформаторы легистского толка. Именно таким образом, хотя и со многими вариантами, шел процесс вызревания институтов развитого государства.

Здесь важно заметить, что речь не должна ограничиваться упоминанием о принуждении, насилии, системе регламентов. Ведь соответствующим образом - в интересах государства, основанного на генеральном принципе власти-собственности, - институционализиро-вались и все остальные формы существования структуры, обслуживавшие сложившуюся социально-политическую данность. Это касается социальных (семейно-клановых, общинных, надобщинных) институтов, политических принципов (централизованная администрация, удельная знать), идеологии и т.п. И более всего сказанное заметно на примере упоминавшегося уже процесса приватизации - родного брата того, что привел в Средиземноморье к становлению античной структуры с господством частнособственнических отношений, опиравшихся на частное право, гражданское общество, республиканско-демократические формы правления, индивидуальные свободы и т.д. Всего этого в неевропейских структурах на аналогичном этаперазвития не возникло и возникнуть не могло. Почему же?

Казалось бы, все здесь должно было развиваться примерно так же, как и в античной Греции. Развивались товарно-денежные отношения. Под воздействием рыночных связей начинала интенсивно разлагаться земледельческая община, в которой все определеннее выделялись домохозяйства малых разделенных семей. Переделы земли в общине (там, где они были) становились все реже, пока не прекращались вовсе. В общинной деревне появлялись богатые и бедные семьи, много- и малоземельные. Часть хозяйств нищала и разорялась, появлялись безземельные, вынужденные арендовать чужую землю либоидтив батраки. Другие предпочитали перебраться на новые земли, освоить их и закрепить за собой. Словом, шел процесс накопления в руках индивидов материальных излишков и торговли ими, в результате чего возникали богатые торговцы и ростовщики, в кабалу к которым попадали неимущие. Казалось бы, еще немного - и набегающая на общество частнособственническая стихия с присущим ей размахом сметет все. Ведь не только богатые купцы, ростовщики, земледельцы, но даже и сами правители порой - в качестве частных лиц - приобретали у общины право на владение земельными участками. Разве все это не сближало ситуацию с античной?

На самом деле все не так. Зарождавшуюся и даже быстро развивавшуюся частную собственность и обслуживавший ее далеко еще не огражденный правовым барьером рынок встречала давно институционализировавшаяся и принципиально враждебная рыночно-частнособственническим отношениям иная структура, командно-административная. Командно-административная структура, о которой идет речь, это и есть неевропейское государство, восточная деспотия по Гегелю или “азиатский” (а точнее – государственный) способ производства по Марксу. Принципиальное отличие этого государства от того, которое было типично для Европы с античности, отнюдь не сводится, как то может показаться на первый взгляд, к большей степени произвола или беззакония. Достаточно прочитать повествование Светония о римских цезарях, чтобы убедиться, что и произвола, и беззакония, и деспотической власти в античности было более чем достаточно: по жестокости и насилиям едва ли не любой из цезарей и особенно такой, как Нерон, могут сравняться с восточными владыками, а то и оставить многих из них позади. Дело совсем в ином.

Во-первых, в том, что мощная централизованная структура складывалась в неевропейском мире на протяжении тысячелетий не на основе рыночно-частнособственнических отношений. Привычная командно-административная форма отношений абсолютно подавляла и нарождавшуюся частную собственность, и робкий обслуживающий ее и не имевший ни свобод, ни гарантий, ни привилегий восточный рынок. Власть здесь была первоначалом. Власть, команда, администрирование довлели абсолютно, тогда как отношения собственности, необходимые для регулирования хозяйства, были явлением производным, вторичным по отношению к власти. А во-вторых, в античном мире даже в те времена, когда в политике, администрации, власти царил произвол, сближавшийся внешне с деспотизмом по-восточному, существовали уже опиравшиеся на развитую частную собственность и мощный свободный античный рынок отношения нового типа, рыночно-частнособственнические, существовали и ограждающие эти отношения нормы права (знаменитое Римское право). Традиции свободы, как экономической, так и правовой, политической, не были здесь пустым звуком, что и определяло во многом конечный итог противостояния свободы и произвола.

Разница между античной рыночно-частнособственнической и восточной командно-административной структурами сводится, таким образом, не к возможному объему произвола власти отдельно взятого деспота, а к принципиальной разнице самих структур как таковых. Если в системе рыночно-частнособственнических отношений в хозяйстве задает тон рынок, господствует частная собственность и все правовые нормы направлены на обеспечение наибольшего благоприятствования рынку и собственнику, то в системе административно-командных отношений задают тон администрация и команда сверху, для правящих верхов создается режим наибольшего благоприятствования, а рынок и собственники находятся в подчиненном, подконтрольном правящим верхам и администрации состоянии. Можно сказать и определеннее: ни рынок, ни частная собственность в восточной структуре не являются свободными и потому не имеют права быть уподобленными рынку и частной собственности в рыночно-частнособственнической европейской структуре.

На Востоке как норма существует квазирынок и квазисобственность, причем именно вследствие структурной неполноценности то и другое лишено внутренних потенций для самоусовершенствования. На Востоке рынок и собственник находятся в зависимости от государства и обслуживают нужды прежде всего правящего слоя. Государство же здесь твердо стоит над обществом и соответственно над экономикой общества, а его правящие слои, не будучи классом в привычном марксистском понимании этого термина (т.е. классом экономическим, классом, владеющим собственностью и реализующим это преимущество в собственных интересах), являются своего рода квазиклассом, ибо в конечном счете живут за счет достояния общества и выполняют в этом обществе функции господствующего класса.

И, что особенно важно подчеркнуть, эти функции правящие верхи традиционно выполняют не потому, что они узурпировали власть и навязали свою волю искусственно ослабленным собственникам, но именно потому, что они управляют обществом принципиально иным, чем европейское. Командно-административная структура опирается на принцип власти-собственности и генетически восходит к практике реципрокного взаимообмена, к традициям централизованной редистрибуции. Эта особенность способствует тому, что объективно может сложиться впечатление - тем более у того, кто привык к марксистской политэкономической системе понятий и логике анализа, - будто в рамках классической восточной структуры нет или почти нет места антагонизмам и эксплуатации. В самом деле, если правящие верхи заботятся об организации общества, включая и его экономику, то платой за их труд закономерно является упоминавшаяся уже рента-налог, выплачиваемая низами как натурой, так и отработками. А раз так, то перед нами естественная форма законного и необходимого для благосостояния и вообще для существования структуры в целом обмена деятельностью.

Так ли все просто? Напомню, что разница между верхами и низами сводится не только к различиям в функциях (работают и те, и другиe - но каждый по-своему), но и к несходству в качестве жизни (бедные - богатые), а также к имманентному праву верхов командовать и к обязанности низов повиноваться. Так вот, если с точки зрения этих критериев обратиться к Востоку (имея в виду и идеи Mapкca об “азиатском” способе производства), то окажется, что в основe лежит власть администратора, основанная на отсутствии частной собственности. И далеко не случайно сам термин “командно-административная структура” вошел в активный научно-публицистический оборот в наши дни, когда объективно понадобилось выявить принципиальную разницу между двумя структурами - рыночно-частнособственнической и противостоящей ей социалистической, генетически восходящей к классической восточно-деспотической.

Итак, главное, что отличает верхи от низов, - это момент власти (команда, администрация). Абсолютная власть, породившая высшую и абсолютную (или верховную по Марксу) собственность в условиях отсутствия или ликвидации частной собственности и свободного рынка, - вот тот феномен, о котором идет речь. Возник он не случайно. Скорее, напротив, явился закономерным итогом многотысячелетней постепенной эволюции, законным плодом истории. Ведь особенностью всей системы отношений, связанных с описываемой структурой и обусловленных ею, являются ее исключительная устойчивость, стабильность, способность к автоматической регенерации (или, иначе, к самовоспроизводству), опирающиеся на веками отработанный комплекс защитных средств и институтов.

Строго говоря, и генеральный принцип обязательного реципрокного взаимообмена, и практика централизованной редистрибуции избыточного продукта и труда коллектива, и сакрализация возвысившегося над обществом вождя, правителя, и появление престижного потребления правящих верхов, и формирующаяся практика принуждения, и вся система идеологического обоснования статус-кво, опирающаяся на привычные нормы морали и религиозные установления, - все это являло собой мощную оборонительную систему, призванную решительно противостоять всему тому новому, что могло разрушить веками создававшийся и заботливо сохранявшийся баланс. Появление же рыночных связей, товарно-денежных отношений, накопление богатства в частных руках и иные связанные со всем этим результаты процесса приватизации колебали этот баланс, нанося ему чувствительные удары.

Разумеется, появление всего этого не было случайностью. Напротив, вызывалось жизненными потребностями развивавшегося, укрупнявшегося и усложнявшегося социального организма. Для нормального жизнеобеспечения такого организма необходима была стабильная и разветвленная кровеносная система - роль этой системы начали играть частная собственность и рынок в их урезанной, ублюдочной форме. В этом смысле можно сказать, что и подконтрольная власти частная собственность, и оскопленный ею же, администрацией, рынок были жизненно необходимы, отчего они и появились на свет. Но и собственность, и рынок в рамках классических восточных структур были оскоплены сразу же после своего появления на свет. Оскоплены потому, что этого требовали интересы высшей власти.

В самом деле, создававшийся обществом и количественно все возраставший совокупный продукт начинал в ощутимых и постепенно увеличивавшихся размерах миновать казну, т.е. сферу централизованной редистрибуции, и попадать в руки стоявших между производителями и казной частных собственников, что ослабляло структуру в целом, способствуя ее дезинтеграции. Конечно, одновременно с этим появление сферы частнособственнического хозяйства способствовало развитию, даже расцвету экономики, обогащению государства. Поэтому правящие верхи не могли не осознавать необходимости, даже желательности существования частных собственников и рынка. Однако они вместе с тем не могли и не желали мириться с тем, чтобы такого рода развитие шло по нарастающей, ибо это подрывало основы давно сложившейся властной, командно-административной структуры.

Идеальным в сложившихся обстоятельствах было бы такое сочетание государственной и частнособственнической форм хозяйства, при котором приоритет первой был бы вне сомнений. Вот почему вне зависимости от того, в какой степени каждый из представителей правящих кругов лично был втянут в сферу рыночно-частнособственни-ческих отношений (покупая земли у общин, вкладывая деньги в торговлю и т.п.), все они в целом, как квазикласс (государство-класс по М.А. Чешкову), вынуждены были действовать единодушно и достаточно жестко по отношению к собственнику. Отвечая за нормальное функционирование системы, в рамках которой и благодаря которой они господствовали, правящие верхи вынуждены были выступать за нейтрализацию дезинтегрирующей тенденции, т.е. за строгий контроль и суровые ограничения частнособственнической стихии, без чего нельзя было и думать о достижении оптимального сосуществования с ней. В разных структурах это противостояние принимало различные формы, как это будет видно из дальнейшего изложения.

Противостояние, о котором идет речь, сводилось к выработке строго фиксированной нормы, призванной регламентировать частнособственнический сектор, обеспечить верховный контроль государства и безусловный примат административной власти над отношениями собственности. Практически это означало, что в обществе не существовало системы строгих индивидуальных прав и гарантий интересов собственника, как то имело место в античной Европе. Как раз напротив - собственники были подавлены и поставлены в зависимость от носителя власти, от произвола администрации, причем наиболее преуспевшие из них нередко расплачивались за это конфискацией имущества, а то и жизнью, благо формальный предлог для этого найти было несложно. Первая заповедь частного предпринимателя в неевропейских структурах - вовремя дать взятку кому следует и “не высовываться”. Это, естественно, не могло не тормозить свободного развития частной экономики и препятствовало разгулу частнособственнической стихии.

Казалось бы, все сказанное может означать, что с ослаблением централизованного контроля в моменты кризиса ситуация должна была радикально меняться в пользу собственника. Это, однако, не так. Динамика функционирования централизованного государства в неевропейском мире убедительно опровергает подобного рода посылку. Конечно, ослабление власти центра способствовало усилению региональных администраторов и удельной знати, что нередко приводило к феномену феодализации (речь идет о социально-политической раздробленности и связанных с ней явлениях и институтах). Но это никак не означало создания благоприятных условий для частного сектора. Во-первых, государь меньшего масштаба оставался все тем же государем, с таким же аппаратом власти и теми же принципами администрации. А во-вторых, даже тогда, когда и на региональном уровне власть слабела, а общество оказывалось в состоянии дезинтеграции, следствием всего этого были упадок хозяйства, натурализация его, а то и кризис, восстания обнищавшего люда, завоевания воинственных соседей. Все это никак не способствовало расцвету частной экономики, скорее напротив - богатые собственники подвергались экспроприации в первую очередь. Словом, история Востока свидетельствует о том, что расцветала частнособственническая экономика только в условиях стабильности и сильной власти центра со всеми ее контролирующими функциями, включая жесткий административный контроль над экономикой всей страны.

Важно оговориться, что взаимоотношения государственной власти с частными собственниками бывали порой достаточно сложны, особенно если учесть, что в ряде конкретных модификаций командно-административной структуры, например в общинно-кастовой Индии, богатые собственники земли в общинах порой оказывались в положении посредников между правящими верхами и производящими низами, становясь тем самым экономическим фундаментом государства. Но эта особенность взаимоотношений вполне вписывается в рассмотренную выше систему взаимосвязей между властью и собственностью: власть доминирует над собственниками, собственники содержат власть, власть контролирует и ограничивает собственность. Собственность в рамках такого рода структуры не в состоянии уцелеть без патроната со стороны властей.

Таким образом, сущность неевропейской модели в том, что частная собственность здесь, даже появившись и укрепившись, всегда была второстепенной и никогда не была защищена от произвола власти какими-нибудь привилегиями либо гарантиями, свободами или правами. Альтернативой господству частной собственности здесь была власть-собственность. Функции господствующего класса выполняли организованные в аппарат власти верхи общества. И еще. Если в антично-капиталистической структуре государство, как на том настаивает марксизм, было надстройкой над базисом и орудием в руках господствующего класса, т.е. общество там безусловно стояло над служившим ему государством, то в неевропейских обществах все было прямо наоборот. Государство здесь абсолютно довлело над обществом и потому было, если продолжать пользоваться привычными терминами истмата, субъектом производственных отношений и важнейшим элементом базиса.

Именно в этом - ключ к структуре традиционных неевропейских обществ. Без этого трудно рассчитывать на адекватное понимание сути Востока, как древнего, так и современного.

 

(Васильев Л.С. История Востока: В 2 т. Т. 1. М., 1993)

 

 

НОРМАТИВНОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ

ПОВЕДЕНИЯ ЛЮДЕЙ

В ДРЕВНЕЙШИЕ ВРЕМЕНА

 

Обязательным атрибутом любой социальной системы является наличие социального регулирования поведения людей и определенных социальных норм. Появление социальных норм - правил поведения связано с переходом от одной животной стадности к человеческому обществу. Жизнь людей, семьи, племени строго регламентировалась. Правила поведения, возникшие стихийно под влиянием здравого смысла, постепенно закреплялись в сознании людей, многократно повторялись и превращались в традиции, обычаи, признававшиеся всем обществом. Примером такого обычая может служить талион (от лат.: возмездие, достигаемое путем нанесения равного ущерба). Из стремления самозащиты вытекала необходимость мстить за вред, нанесенный роду. Древние скандинавы давали клятву: “Годы превратят скорлупу устрицы в пыль, пройдет еще тысяча лет, но месть не перестанет пылать в моем сердце”. Кровная месть не знала никаких ограничений, не была соразмерна причиненному обидчиком вреду и не знала индивидуальной ответственности. У гиляков известны случаи кровной мести медведю, задравшему человека. Все взрослое население по следам медведя-убийцы устремлялось в тайгу. Убив медведя, гиляки выбивали ему зубы, кололи ножом, яростно осыпая ругательствами. В снятую медвежью шкуру заворачивали тело убитого гиляка, сажали его на корточки на нарты, под сиденье подкладывали медвежью голову и так везли в селение. Затем хоронили убитого и медведя вместе. Талион же ограничивал кровную месть, упорядочивал ее. Так, племена южных австралийцев прежде всего посылали послов к обидчикам с предупреждением, чтобы те готовились к мести. Обе стороны встречались в назначенное время в условном месте. Ставилось условие, что, как только один из виновной группы будет поражен копьем, битва прекратится. Состоявшийся поединок сводился к тому, что группа обидчиков, вооруженная только щитами, выступала вперед и защищалась от бросаемых в нее родичами убитого копий, пока один из защищавшихся не был поражен копьем. Тогда вождь обиженной группы бросал в воздух зажженный кусок коры, который он держал наготове, и сражение прекращалось.

 

Извлечение: Коран

 

Сура 5. Трапеза 49 (45)

И предписали Мы им в ней, что душа - за душу, и око - за око, и нос - за нос, и ухо - за ухо, и зуб - за зуб и раны – отмщение. А кто пожертвует это милостыней, то это - искупление за него. А кто судит не потому, что низвел Аллах, те – несправедливы.

 

В предписании Корана содержится наиболее распространенная формула талиона. Месть в сознании первобытного человека не была обязанностью. Это была честь, которой добивались. В основе талиона лежит специфическое для первобытного сознания представление о справедливости. Например, степень точности приравнивания ущерба демонстрируют правила одного из африканских племен, согласно которым месть над убийцей осуществлялась лишь тогда, когда он достигал возраста убитого. Сформировалось традиционное предписание, по которому преступника не наказывали до излечения пострадавшего, чтобы адекватно повреждению определить и наказание.

Позднее появляется система выкупов - своеобразный прейскурант, в котором детализируется выкуп самых различных преступлений.

В V в. в Ирландии появляется сборник, в котором говорится, что преступление может быть выкуплено уплатой денежной суммы. Мерой ценности вначале являлась рабыня, а впоследствии - три козы. Сборник действовал почти до XVII в.

 

Извлечения: Правда Этельберта (прибл. 600 г.)

33. Если вцепятся в волосы - 50 скэттов в возмещение.

36. Если проломает череп, пусть уплатит 10 шиллингов.

45. Если проткнет нос, пусть уплатит 9 шиллингов.

51. За передние четыре зуба, за каждый – 6 шиллингов, за ближний к ним зуб - 4 шиллинга, за следующий 3 шиллинга и далее - шиллинг за каждый зуб.

59. Если от удара станет синяк вне одежды, пусть уплатит 30 скэттов.

60. Если они (синяки) под одеждой, пусть уплатит за каждый 20 скэттов.

 

По законам англосаксонского королевства выкуп за жизнь короля был в 36 раз выше выкупа за жизнь лица низшего сословия.

Зарождение представлений о справедливости, равенстве связывают с тотемистическими ритуалами. Вожак (он же жрец, отец) делил животное ножом на части и раздавал всем членам сообщества. Доля каждого означала его меру сопричастности к общей судьбе. В дальнейшем эта доля (меры) при дележе тотемного животного модифицировалась в абстрактную категорию меры.

Мера - ключевое понятие нормативной регуляции.

В ритуальном разделе тотемного животного наряду с мерой зарождалось и представление о выборе и жребии. Позднее жребий означал часть каждого в судьбе, вес его доли жизни и смерти, его дел на весах судьбы. Так появился образ весов как символа сакраментального (священного) права, равенства, правосудия и божественной справедливости.

Социальные нормы древних находили свое выражение в мифах, которые выполняли наряду с ритуалами и обрядами нормативно-регулятивную и информационную функции. В мифах закреплялись нормы семейно-брачных отношений, половые, пищевые, возрастные запреты. Из мифов люди узнавали о хороших и дурных образцах поведения. Юноши, ожидая перевода в группу взрослых, знакомились с мифами и сопровождавшими их обрядами и таким образом изучали и усваивали социальные нормы общества.

Мифы являлись формой обоснования и оправдания сложившихся норм и социального порядка в целом.

Первоисточником правил человеческого поведения и человеческих установлений являлся бог. Так, древние египтяне, индусы, евреи, греки свое право и законодательство выводили непосредственно от богов или их ставленников - героев и законодателей. По религиозно-мифологическим представлениям древних евреев бог находился в особом договорном отношении со всем еврейским народом. Он - верховный законодатель, правитель и судья. По священному учению евреев законы еврейского народа Моисей получил непосредственно от бога.

Древняя регламентация общественной жизни имела существенные особенности. Она знала три способа регулирования: запрет, дозволение, обязывание. Силу обычаев и их общеобязательность обеспечивала система религиозных запретов - табу. Табу - полинезийское слово, не поддающееся однозначному переводу на современный язык. Табу - комплекс представлений о запрете и связан с переживанием чувства страха. От наиболее поздних религиозных, моральных и правовых запретов табу отличается своей иррациональностью, отсутствием всякого обоснования. В обществах собирателей, охотников и рыболовов запрещалось нарушать разделение функций между мужчинами и женщинами, взрослыми и детьми; запрещались убийство, телесные повреждения, систематическая ложь, кровосмешение, колдовство, которое осуществлялось только специальными людьми, и т.п.

Постепенно система запретов развивается и приобретает новый уровень, связанный прежде всего с земледелием. Земледелием невозможно было заниматься без астрологических знаний. Одним из вкладов в общую сокровищницу человеческой культуры явилось создание календарей. Агрокалендари по дням расписывали всю жизнь каждого члена раннеземледельческой общины. Возникает аппарат контроля за соблюдением агрокалендарей (жрецы), агрокалендари объявляются и считаются священными. Их толкователями выступают жрецы. Нарушение предписаний календаря считается оскорблением богов, которые суть действующие лица календаря. Подражание их действиям и есть исполнение нормативных указаний календаря. Появляются указания, что делать “должно”, что делать “можно”, а что делать “нельзя”. Этот новый способ регулирования и подготавливает возникновение права.

 

(Ильин А.В., Морозова С.А. Из истории права. СПб., 1996)