Сравнение схем поведения в семье и обществе

Более конкретная клиническая часть этого исследования включает сравнение тех способов, посредством

которых «разрешающие» родители справляются с правонарушениями и поведенческими проблемами

своих детей-подростков и посредством которых с этими же проблемами справляется общество. Это та

эмоциональная проблема, в отношении которой терапевт и представитель общества занимают

заинтересованные, но существенно различные позиции. Это одна из наиболее распространенных

проблем нашего времени. Основное внимание в исследовании обращено на выявление того, что именно

родители и общество думают по поводу этой проблемы, как действуют и реагируют (или не действуют

и не реагируют), когда сталкиваются с нею непосредственно. Кроме того, анализируются симптомы

подростка. Длительный клинический опыт подобной работы помогает увидеть проблему достаточно

хорошо. Первичная клиническая

оценка того, как родители функционируют в своей расширенной семье, друг с другом и со своими

детьми, позволяет с достаточной степенью уверенности предсказать, кто из них будет хорошо

продвигаться в терапии, кто крайне медленно, а кто и вовсе не изменится или даже ухудшит свое

состояние. Годами я пользовался «шкалой дифференциации» в значительной степени интуитивно,

оценивая уровень функционирования на основе одного или нескольких интервью или же по итогам

терапии. Я работал со всеми социально-экономическими группами. В самом начале было много ошибок

в шкальных оценках. С приобретением опыта метод стал давать достаточно точные результаты, что

позволило считать его обоснованным клиническим подходом. Выяснилось, что одним из наилучших

прогностических показателей является тип и качество отношений матери с ее собственной матерью и

отношения материнской бабушки со своей матерью. Оценка уровня функционирования семьи включает

знание тех эмоциональных сил, которые действуют в данной семье, и представление о результатах

взаимодействия множества взаимосвязанных эмоциональных сил. Это совсем не такая быстрая и

простая процедура, как думают терапевты, не применяющие системного подхода. Важная часть

излагаемого исследования состоит в том, что на основе оценки семейной истории оказалось возможным

провести достаточно надежное сравнение различных уровней поведенческих проблем друг с другом и

со средним уровнем этих проблем в обществе.

Правонарушения и трудности поведения — это не новые проблемы. Они всегда существовали в

определенном проценте семей и хорошо известны клиницистам и социальным работникам. В последние

десятилетия отмечается значительное увеличение частоты возникновения этих проблем. Со стороны

клинической практики их прирост еще более впечатляющий. Частично он обеспечивается за счет

молодых людей, чья напряженность раньше выражалась скорее во внутренних проблемах, чем в

поведении. Клинически установлен тот факт, что необязательные и «разрешающие» родители в

ситуациях, которые требуют родительского контроля, автоматически переходят науро-

вень авторитарной жестокости, которая эквивалентна неуверенной позволительности другой стороны. В

последние десятилетия общество подчеркивает значительно большую необходимость понимания детей,

чем раньше, когда существовали установки на почитание и подчинение со стороны детей. Авторитарная

жестокость и вседозволенность — это разные выражения одного и того же уровня незрелости.

Проведенное исследование позволяет предположить, что изменяющиеся общественные отношения

создают среду, которая благоприятствует возникновению поведенческих проблем, которые раньше не

давали о себе знать. Перефразируя, можно сказать, что регресс увеличивает вероятность появления

человеческих проблем.

Ниже приводятся характеристики сверх меры потакающих родителей, которые я считаю особенно

важными. Большинство родителей уверены, что хотят самого лучшего для своих детей. С раннего

детства мать вкладывает всю себя в своего ребенка. Это определено базовым уровнем дифференциации

матери, достигнутым в ее родительской семье, уровнем тревожности матери во время беременности и

на протяжении первых лет жизни ее ребенка и той степенью, с которой ее тревожность реализуется в

заботе о ребенке. Степень и интенсивность материнской тревоги не одинаковы в отношении к каждому

из ее детей. Обычно есть разница в отношении к девочкам и мальчикам; часто мать выделяет одного из

детей и относится к нему иначе, чем к другим. Материнские мысли, беспокойства и чувства

воплощаются в том, что называется «уделять внимание» ребенку, на что ребенок реагирует, отдавая ей в

ответ то же «количество» своей души. Это прямо противоположно тому, как ведет себя мать с более

высоким уровнем дифференцированности. Она отдает себя настолько, насколько это необходимо

именно этому ребенку; ее забота о нем продиктована не материнской тревогой, а потребностями

ребенка. Материнская самоотдача программирует у ребенка такую «потребность в любви», которая

будет проявляться в его будущих отношениях. Этот объем потребности в любви обычно остается

постоянным на протяжении всей жизни. Степень взаимной «отдачи и получения» в ранних детско-

родительских отношениях

служит первым индикатором будущего уровня «дифференциации Я» ребенка. Родительско-детские

отношения могут оставаться в достаточно спокойном равновесии вплоть до юношеского возраста, когда

скованный семейными привязанностями ребенок попытается оторваться от родителей и вступает в

интенсивные отношения со сверстниками. Люди выбирают самых близких друзей из тех, у кого

«потребность в любви» выражена в той же степени, что и у них самих. В общении со сверстниками

обычно формируются группы, образующие сеть частично перекрывающихся кружков «ближайших

друзей». Эти компании подростков различаются по своему групповому уровню дифференциации. Чем

ниже уровень дифференциации группы, тем больше выражен ее протест против семьи и властных

структур. Они ощущают себя достаточно «крутыми», чтобы противостоять и семье, и обществу. На

этом уровне дифференциации противостояние означает следующее: шокировать других своей речью и

поведением и игнорировать правила, принятые в обществе. В отношениях с родителями молодежь

совершает поступки прежде всего под влиянием тревоги; она требует для себя прав и свобод, а также

материальных доказательств своей взрослости. Сначала родители противостоят молодежи, но без

твердой уверенности в своей правоте. Эмоционально они даже частично покупаются на аргументы

своих подросших детей и уступают их требованиям, чтобы снизить напряжение, надеясь таким образом

решить проблему. Это открывает дорогу новым, более серьезным требованиям и угрозам и может

продолжаться до того момента, пока родители не исчерпают свои возможности по удовлетворению

материальных запросов, а вызывающее поведение детей не перерастет в социальную проблему. Такие

подростки — мастера в распознавании слабостей своих родителей и общества, а также в предъявлении

своих прав в «борьбе за свободу». На этом уровне дифференциации понятие ответственности теряется и

родителями, и детьми.

Изучение методов, посредством которых общество пытается справиться с поведенческими проблемами,

явно подталкивает к тому, чтобы расширить наши знания о роли

семьи в социальной системе. В последние 20 лет позиция большинства общественных деятелей и

должностных лиц, которых общество уполномочило заниматься проблемами молодежи, становится все

более и более либеральной. Это относится как к местным чиновникам, так и к чиновникам более

высокого уровня, вплоть до национального. Фактически голосующий сегмент общества находится в

позиции озабоченного подростка, который перегружен тревогой и требует прав, а официальные лица —

в позиции неуверенного родителя, который уступает, чтобы смягчить тревогу. Официальные лица —

это учителя, директора школ и колледжей, советники — все те, кто имеет отношение к закону и

силовым структурам, включая полицию, суды и т. д. Прессинг со стороны общества в первую очередь

направлен на тех, кто не уверен в себе и наиболее уязвим для этого давления. Затем оно

распространяется и на других. Среди тех, кто находился на государственной службе в течение полных

20 лет, были люди, которые изменяли свои решения под давлением общества. Такие служащие, как

учителя и полицейские, готовы измениться в ответ на более либеральную политику директора или

начальника. Вновь избранные ответственные лица более склонны к разрешительной политике, чем

уходящие в отставку. Есть и такие, кто лучше дифференцирован, и те, кто все еще поддерживает

разумный уровень самодетерминации и кто по-прежнему старается функционировать в обществе, хотя

это скорее исключение, чем правило. Эти выводы — результат моих собственных наблюдений за

деятельностью официальных лиц в моей округе, многолетнего отслеживания процессов национального

уровня на основе информации из газет, журналов и книг, накопления материалов по отдельным

решениям и случаям, по которым имелось достаточно информации, чтобы сделать вывод о поведении

главных действующих лиц. Был накоплен богатый опыт работы с семьями, чтобы определить

характеристики различных уровней шкалы. Операциональные установки общества по важным спорным

вопросам сравнивались с известными функциональными уровнями семей. За последние 25 лет

оцененный по моей шкале средний уровень функционирования общества снизился на 10 пунктов.

Сравнение было-

сделано на материале тех вопросов, которые влияют на регрессию в семьях и в малых социальных

группах. Оно не включало тех изменений, которые могли бы быть напрямую связаны с текущими

прогрессивными переменами в обществе. Кривая регрессии имела свои локальные подъемы и спады, но

в общей ее динамике с конца 40-х до 60-х годов происходило медленное падение; более явный спуск —

с 1960 до 1964, резкое падение — с 1964 до 1969, а потом до 1972 г. мы наблюдаем постепенный

подъем. Затем кривая становится настолько переменчивой, что невозможно определить ее направление.

Когда кривую нанесли на диаграмму, подсчитанный уровень регрессии оказался весьма неожиданным.

Принимая во внимание тот факт, что большинство популяции укладывалось на шкале в 50-процентный

интервал, регрессия составила около 20% в процентных пунктах.