Основные направления исследования международных отношений после окончания «холодной воины».

Теория международных отношений как раздел современной политической науки сформировалась и развивалась в условиях биполярного мира. Это не могло не отразиться на концептуальных подходах и проблематике международно–политических исследований. Все значительные прогнозы развития международных отношений предполагали сохранение и в будущем примерно той же ситуации, которая существовала четыре десятилетия после окончания Второй мировой войны. Хотя некоторые политологи предсказывали вероятность изменений в системе международных отношений, ее эволюцию в сторону многополярности, они исходили из того, что обе сверхдержавы – СССР и США – по–прежнему будут играть важнейшую роль.

Реальные сдвиги в мировой политике оказались столь радикальными, сколь и неожиданными для большинства исследователей международных отношений. В одночасье рухнули многие теоретические концепции, казавшиеся незыблемыми. Политическая картина мира меняется столь стремительно, что научная мысль не всегда за ней успевает. Среди политологов наблюдается, с одной стороны, некоторая растерянность, а с другой – стремление хоть как–то объяснить новые мировые реалии и спрогнозировать динамику дальнейших изменений в мире.

Одна из первых попыток дать теоретическое обоснование связанных с окончанием «холодной войны» изменений была предпринята еще на рубеже 1980–1990–х гг. американским ученым и дипломатом Ф. Фукуямой. В своей нашумевшей работе «Конец истории» он выдвинул тезис о полном разрешении лежавшего в основе «холодной войны» конфликта двух идеологий – либеральной демократии и коммунизма. Коммунизм потерпел поражение, и открылись перспективы для торжества принципов либеральной демократии во всем мире. Следовательно, по мнению политолога, наступил «конец истории», т.е. состояние бесконфликтности. Точка зрения Фукуямы подверглась критике как идеалистическая и упрошенная.

Более серьезную дискуссию вызвала опубликованная в 1993 г. статья авторитетного современного политолога С. Хантингтона «Столкновение цивилизаций?». Ученый определяет цивилизации как социокультурные общности самого высшего ранга и как самый широкий уровень культурной идентичности людей. Для каждой цивилизации характерно наличие некоторых объективных признаков: общности истории, религии, языка, обычаев, особенностей функционирования социальных институтов, а также субъективной самоидентификации человека. Опираясь на работы А. Тойнби и других исследователей, С. Хантингтон выделяет восемь цивилизаций: западно–христианскую и православно–христианскую, исламскую, конфуцианскую, латиноамериканскую, индуистскую, японскую и африканскую. С его точки зрения, цивилизационный фактор в международных отношениях будет постоянно усиливаться. Данный вывод обосновывается таким образом. Во–первых, различия между цивилизациями, основу которых составляют религии, наиболее существенны, эти различия складывались столетиями и они сильнее, нежели между политическими режимами. Во–вторых, усиливается взаимодействие между народами разной цивилизационной принадлежности, что ведет как к росту цивилизационного самосознания, так и к пониманию различия между цивилизациями и общности в рамках своей цивилизации. В–третьих, возрастает роль религии, причем последняя проявляется нередко в форме фундаменталистских движений. В–четвертых, ослабевает влияние Запада в «незападных» странах, что находит выражение в процессах «девестернизации» местных элит и усиленном поиске собственных цивилизационных корней. В–пятых, культурные различия менее подвержены изменениям, чем экономические и политические, и, следовательно, менее способствуют компромиссным решениям. В–шестых, отмечается усиление экономического регионализма, неразрывно связанного с цивилизационным фактором, – культурно–религиозная схожесть лежит в основе многих экономических организаций и интеграционных группировок.

Воздействие цивилизационного фактора на мировую политику после окончания «холодной войны» С. Хантингтон видит в появлении синдрома «братских стран». Этот синдром заключается в ориентации государств во взаимоотношениях между собой уже не на общность идеологии и политической системы, а на цивилизационную близость. Кроме того, в качестве примера реальности цивилизационных различий он указывает на то, что основные конфликты последних лет происходят на линиях разлома между цивилизациями – там, где проходит граница соприкосновения цивилизационных полей (Балканы, Кавказ, Ближний Восток).

Прогнозируя будущее, С. Хантингтон приходит к выводу о неизбежности конфликта между западной и незападными цивилизациями, причем главную опасность для Запада может представлять конфуцианско–исламский блок – гипотетическая коалиция Китая с Ираном и рядом арабских и иных исламских государств. Политолог предлагает меры, которые, по его мнению, должны укрепить Запад перед новой нависшей над ним опасностью. Среди прочего он призывает обратить внимание на так называемые «расколотые страны», где правительства имеют прозападную ориентацию, но традиции, культура и история этих стран ничего общего с Западом не имеют. К таким странам С. Хантингтон относит Турцию, Мексику и Россию. От внешнеполитической ориентации последней в значительной степени будет зависеть характер международных отношений обозримого будущего, поэтому интересы Запада требуют расширения и поддержания сотрудничества с Россией.

Отношения с Россией находятся и в центре внимания другого известного американского политолога – 3. Бжезинского. В своей книге «Без контроля. Глобальный беспорядок на пороге XXI века», опубликованной в 1993 г., он также пытается дать прогноз развития международных отношений после окончания «холодной войны». Однако в отличие от цивилизационного подхода С. Хантингтона подход 3. Бжезинского основан на традиционных геополитических принципах. По его мнению, распад Советского Союза привел к геополитическому вакууму в сердцевине Евразии, что является главной причиной конфликтности по периметру всего постсоветского геополитического пространства. Вместе с активизацией ислама и объективной неспособностью США обеспечить контроль над ситуацией в регионе Среднего Востока это ведет к появлению огромной зоны нестабильности, которая может охватить часть Юго–Восточной Европы, Средний Восток и район Персидского залива, а также южную часть бывшего Советского Союза. Внутри этой, по словам политолога, «воронки водоворота насилия» имеется множество узлов потенциальных конфликтов, несущих угрозу всему миру. Степень угрозы возрастает, поскольку существует возможность вовлечения в конфликт других стран и прежде всего Китая (под сомнение ставится соблюдение этой страной режима нераспространения ядерного оружия).

Главную же угрозу американский политолог видит в возобновлении имперской политики России. Не веря в необратимость демократических преобразований в нашей стране, он считает неизбежным возврат к попыткам «возрождения империи». Такая ориентация российской внешней политики, по мнению 36. Бжезинского, опасна для Соединенных Штатов, ей необходимо всячески противодействовать. Поэтому в ряде статей и выступлений последних лет он развивает идею об Украине как геополитическом противовесе России, основанную на убеждении, что главное условие возрождения «российской империи» заключается в поглощении Россией Украины.

Хотя многие положения последних работ 36. Бжезинского отражают сложившиеся международные реалии, нельзя не обратить внимание на его откровенно антироссийскую позицию. Это наводит на мысль, что в основе негативного отношения 36. Бжезинского к СССР в годы «холодной войны» лежало не только неприятие коммунизма как идеологии.

Для полноты картины приведем еще один прогноз о будущей роли нашей страны в системе международных отношений известного американского политолога И. Валлерстайна. Его внешнеполитическая концепция часто определяется как неомарксистская. Такая характеристика справедлива лишь в том отношении, что, подобно к. Марксу, И. Валлерстайн видит главную детерминанту политики, в данном случае международной, в экономике. В своей основе международные отношения, по И. Валлерстайну, есть прежде всего отношения экономические. Главная категория его анализа – «современная мир–система», не сводимая к отдельным государствам. Объединяет эту систему единая капиталистическая «мир–экономика», возникновение которой политолог относит приблизительно к 1500 г. Каждое государство занимает в «мир–системе» определенное место, изменить его чрезвычайно трудно, а подчас просто невозможно. Логика капиталистической «мир–экономики» неизбежно воспроизводит деление стран мира на «ядро» и «периферию», причем первое всегда находится в привилегированном положении по отношению ко второй. Государства, входящие в состав ядра капиталистической «мир–системы», имеют возможность жить за счет эксплуатации периферии. Такой порядок не изменится никогда, поскольку он вытекает из самой сущности «мир–экономики».

Помимо государств, входящих в состав ядра или периферии, существуют еще и полупериферийные государства. Они не входят в состав ядра «мир–системы», но и не относятся целиком к периферии. Таким типичным полупериферийным государством, по мнению И. Валлерстайна, была Россия начиная с реформ Петра I и Екатерины II. Несмотря на эти и последующие попытки реформирования, России не удалось войти в состав ядра, но одновременно она сумела избежать участи периферийных стран, ставших в большинстве колониальными придатками ведущих государств мира. Традиционный «товар», определяющий место и роль России в «мир–системе», – ее геополитическая мощь и военная сила. Именно данные факторы заставляли считаться с Россией другие государства и позволяли ей иметь статус «сверхдержавы». Принципиально не изменили ситуацию и годы Советской власти. Как считает И. Валлерстайн, перемены в отдельной стране или даже в группе стран не способны оказать влияние на фундаментальные свойства «мир–системы». С его точки зрения, мировая система социализма была полной фикцией, поскольку определяли логику мирового экономического развития законы капиталистического рынка.

Будущее мира после окончания «холодной войны» И. Валлерстайн склонен рисовать в мрачных тонах. В отличие от С. Хантингтона причины грядущих конфликтов он видит не в цивилизационных, а в экономических факторах. Политолог полагает, что уже в начале XXI в. можно ожидать вызовов и даже прямых нападений государств маргинализированного, бедного и отсталого Юга на богатый Север, а также захватнических войн между самими государствами Юга, может быть с применением ядерного оружия.

Нестабильными будут и отношения внутри самого ядра «мир–системы». Экономическая конкуренция выявляет в ней три основных центра силы – США, Японию и объединенную Европу. Но в дальнейшем неизбежно объединение США и Японии в единый блок, имеющий антиевропейскую направленность. Неизбежным считает И. Валлерстайн и использование этим блоком Китая для расширения своих возможностей в конкурентной борьбе с европейскими странами. В такой ситуации противовесом альянсу США с Японией и Китаем может стать создание российско–европейского блока. Россия снова будет востребована в ее традиционной роли – центра геополитического и военного могущества. Хотя сегодня потенциал России ослаблен, И. Валлерстайн не сомневается, что он будет вскоре восстановлен.