Третья и наиболее действительная степень преследования - это параллельный марш к ближайшей цели отступления.

Каждая разбитая армия, естественно, имеет позади себя, ближе или дальше, такой пункт, достижение которого для нее имеет в этот момент существенное значение, потому ли, что дальнейшее отступление ее подвергается опасности, как, например, при наличии теснины, или же потому, что крайне важно, чтобы отступающий дошел раньше победителя до этого пункта, например, столицы, магазина и пр., или же, наконец, потому, что в этом пункте отступающая армия может снова приобрести способность сопротивляться, как, например, на укрепленной позиции, в районе соединения с другими отрядами и пр.

Если победитель направит свое движение по боковой дороге, ведущей к тому же пункту, то само собой ясно, насколько оно должно пагубным образом ускорять отступление побежденного, делая его сначала поспешным, а под конец обращая его в бегство. У побежденного остается тогда лишь три способа реагировать на это. Первый мог бы заключаться в том, чтобы самому броситься наперерез неприятелю и неожиданным нападением достигнуть вероятности успеха, на который в общем в положении побежденного рассчитывать трудно; это, очевидно, предполагает предприимчивость и отвагу в полководце и превосходные качества армии, которая хотя и побеждена, но не понесла полного поражения. Отсюда следует, что этот прием лишь крайне редко будет применяться побежденным.

Второй способ - это ускорение отступления. Но этого-то именно и хочет добиться победитель; такой прием легко ведет к чрезмерному утомлению армии, которая будет нести неслыханные потери толпами отставших, поломанными орудиями и повозками всякого рода.

Третий способ - это уклонение в сторону для того, чтобы обойти ближайшие пункты, где путь отступающей армии может быть перерезан, и совершать марш с меньшим напряжением сил, на более далеком расстоянии от неприятеля; таким путем поспешность отступления делается менее зловредной. Последний способ - самый дурной. На него надо смотреть как на новый заем, который делает неплатежеспособный должник и который ведет к еще большему расстройству его дел. Правда, бывают положения, когда этот прием можно рекомендовать, а в других случаях он представляется единственно возможным, имеются и примеры его успешности, но в общем несомненно, что на него наталкивает не столько ясное сознание, считающее, что этим путем можно вернее достигнуть своей цели, как другое, непозволительное, основание страх перед столкновением с неприятелем. Горе тому полководцу, который поддается этому чувству. Как бы ни пострадали моральные силы армии и как бы основательны ни были опасения оказаться в убытке при всякой встрече с неприятелем, однако это зло лишь усугубляется боязливым уклонением от всякой возможности такой встречи. Бонапарт в 1813 г. не перевел бы через Рейн и тех 30000-40000 человек, которые у него еще оставались после сражения под Ганау, если бы он уклонился от этого сражения и вздумал бы переправляться через Рейн у Маннгейма или Кобленца. Только при помощи небольших боев, подготовленных и проведенных с крайней тщательностью, при которых побежденный всегда в качестве обороняющегося может использовать выгоды местности, можно впервые поднять моральные силы армии.

Невероятным может показаться благодетельное влияние малейшего успеха. Но для такой попытки большинству полководцев приходится преодолеть самих себя; другой путь - путь уклонения - кажется на первый взгляд настолько легче, что большей частью его и предпочитают. Но как раз такое уклонение более всего способствует задачам победителя и часто кончается полной гибелью побежденного. Однако мы должны напомнить, что речь в данном случае идет о целой армии, а не об отдельном отряде, который, будучи отрезан, пытается путем обходного движения вновь присоединиться к остальным войскам. В последнем случае условия совсем иные, и удача достигается весьма часто. При этом беге наперегонки к намеченной цели важно, чтобы преследующая армия выделила отряд, который шел бы за преследуемыми по прямому пути, дабы подбирать все бросаемое ими и поддерживать в них то впечатление, которое всегда производит близость неприятеля. Последнее не было сделано Блюхером во время предпринятого им после сражения под Ватерлоо преследования, которое в других отношениях было образцовым.

Правда, такие марши ослабляют и преследующего, и их нельзя рекомендовать, если неприятельская армия отходит на новые крупные силы, если во главе ее стоит выдающийся полководец и если ее разгром еще не полностью подготовлен. Но там, где можно себе позволить применить этот способ, он действует, как мощная машина. Разбитая армия несет при этом несоразмерные потери больными и отставшими, вследствие постоянного страха перед гибелью дух ее падает и принижается; под конец не приходится и думать о каком-нибудь упорядоченном сопротивлении; каждый день теряются тысячи шлейных, даже без какого бы то ни было боя. В такой момент полного благополучия победителю нечего бояться разброски своих сил для того, чтобы увлечь в общий водоворот все находящееся в черте досягаемости его войск, отрезать отдельные отряды, захватить неподготовленные к обороне крепости, овладеть большими городами и пр. Он может позволить себе все, пока не создастся новая обстановка, и чем шире будет его размах, тем позднее наступит такая перемена. Войны Бонапарта дают нам много примеров таких блестящих действий, вызванных большими решающими победами и грандиозными преследованиями. Напомним хотя бы о сражениях под Иеной, Регенсбургом, Лейпцигом и Ватерлоо.

Глава тринадцатая.